ИнтерВер

 

Девушка на визо-панели, неспешно шедшая по белой пустоте, была одета в платье цвета морской волны. Узоры сакуры переливались серебром на голубой ткани и создавали впечатление колышущихся цветов. На заднем плане складывались изображения людей, разбивались на мелкие осколки, срывались в вихре и вновь собирались. Девушка говорила: "…время не может ждать. Оно бесценно. Зачем тратить столь необходимое нашей жизни богатство? Тысячи лет люди упускали время в попытках украсить себя. Каждый день уходили часы, лишь для того, чтобы стать ближе к совершенству, ближе к своему идеалу. Искусство изменять свою внешность оттачивалось годами, как и ценности, и взгляды. Современным женщинам и мужчинам важен внешний вид намного больше, нежели раньше. Однако теперь есть способ этого избежать. Теперь за небольшую плату можно изменить свою внешность и не беспокоиться о мелочах. Не нужно больше бояться за то, что смазался грим, или потекла тушь. Все это в прошлом. Компания "Прогресс Индастриз" представляет абсолютно новый проект, позволяющий забыть о множестве флаконов в ванной — лицевая коррекция…". Девушка элегантно выставила в сторону левую ногу. Шлица на платье раскрылась, оголив колено и голень. При этом правая рука девушки взметнулась вверх и над ней стали складываться изображения лиц людей. Каждое лицо — абсолютный идеал. Ничего лишнего.

Девушка улыбнулась, опустила руку, и начала что-то говорить, но Скульптор выключил звук. Слишком много слов. Слишком много эффектов и пафоса. Но ему нравилась эта девушка из ролика. Она была действительно красивой. И красивой в прямом смысле слова, не подверженной коррекции. Их стало слишком мало, таких людей на экранах. Тех, кто не ходят к Мастерам. Все стремятся выглядеть ближе к своим идеалам красоты, особенно актеры-визо. Что ж, это их дело и их выбор. Кто может их судить?

Скульптор посмотрел в окно, сквозь вертикальные жалюзи, на заходящее солнце. Оно расплылось оранжево-красным пятном по океанскому горизонту, и его свет всё быстрее утекал из опаленных перин-облаков. Еще час или полтора, и станет совсем темно. Тогда можно будет расслабиться. Восемь операций за этот день — слишком много работаешь, дружок. Еще две и лимит. Максимум разрешено проводить десять операций за десять часов работы, с девяти утра до семи вечера. Но минимум — три. Если провести больше десяти, то есть риск спалить себе всю электронику. Если провести меньше, то обленишься в конец, и в итоге тебя разберут, каким бы ценным ни был. Последнее Скульптору не грозило, а вот первое всегда маячило где-то впереди, совсем недалеко. Такие как он, Мастера, всегда изводили себя работой. Восемь, девять, десять операций в день. А некоторые продолжали и ночью, по тройному тарифу. "Вот интересно, как сильно они себе систему расшатали, не сбоят во время сна?" — думал он, уставившись на уплывающее за горизонт солнце. До закрытия ещё 01:27:54... 01:27:53... 01:27:52... Через десять минут кто-нибудь придёт. Один из постоянных клиентов. Они всегда приходят по вечерам.

Девушка на визо-панели исчезла, и началась трансляция с выставки "Нейропротез 2082". Была бы возможность переключить канал, давно бы переключил, но правила не позволяют. Официальный канал компании. Вечно крутят передачи о достижения в областях био— и кибертехнологий, или рекламу на ту же тему. Скульптор вышел из-за прилавка, сел на диван для посетителей, закинув ногу на ногу, и уставился в панель, на новенький протез руки. Титанохромное основание, весь блестит в свете софитов. Ведущий показывает, как может двигаться протез. Очень эластично, плавно, практически настоящая рука. Искусственные мышцы из нейрополимерной синтетики сокращаются как настоящие. У Мастеров протезы на пять или шесть поколений совершенней, чем все эти игрушки. Как далеко ушел прогресс от гласности?

Двери клиники открылись. Лицо вошедшей женщины блестело и переливалось на свету, будто намазанное маслом, и казалось таким же гладким, как пластикат.

— О, Мэтр! — воскликнула женщина, кинувшись к Скульптору. — Мэтр, я так рада, что не застала вас за работой! Ведь вы скоро закрываетесь, и я решила, что вы можете быть заняты, и что времени на меня может не хватить, а мне надо, очень надо убрать пару лишних вещей. И вы знаете, Мэтр, я так спешила к вам, так спешила! Все боялась, что лимит закончится, и я опоздаю, а завтра на работу, на совещание и я…

— Добрый вечер, мадам Ранат, — учтиво прервал ее Скульптор, не меняя позы. — Вы всегда так боитесь опоздать, что выверяете каждую минуту. У меня нет более пунктуального клиента, чем вы. — Он встал и направился к прилавку.

Мадам Ранат засмеялась, как смеются престарелые женщины, старающиеся скрыть недостатки своего настоящего писклявого смеха. При этом мадам старалась прикрыть верхней губой зубы — возрастная привычка.

— Мэтр, вы мне льстите. Я вовсе не пунктуальна, а просто боюсь опоздать. Ведь если я не уберу те две ужасные родинки, то завтра на конференции это будет провал…

— Не переживайте. Вы будете идеальны, как всегда.

— О, Мэтр, спасибо вам большое, спасибо. Будь на вашем месте другой Мастер, он бы не утешал меня так. Мэтр, вы такой галантный, такой вежливый!

Скульптор, оформляя договор, искоса посмотрел на неё. Мадам Ранат Можари была уже в возрасте. В шестьдесят три года она выглядела на сорок, при этом всегда выдавала свой истинный возраст манерами. Женщина из той породы старушек, которые считают себя молодыми в душе и всё ещё хорошенькими снаружи, она всё время одевалась по последнему веянию моды. Облегающие джинсы из кремовой коллекции Dani Dafi, розовая блузка Karingar-tu, туфли от Christian Lablo. Розовая сумочка Gumanetto неизменно на сгибе локтя, большие чёрные очки той же коллекции, и, конечно, завивка длинных волос а-ля лже-блонди. Её походка, якобы от бедра, смешивалась с ревматизмом колен и простудой поясницы, поэтому иногда мадам напоминала хромающую утку. Возможно, скоро она закажет дополнительную коррекцию. Такие женщины (а в прочем, и мужчины тоже) встречались всегда и никуда не денутся, и будут постоянно ходить к Скульптору на коррекцию. Пусть ходят — их тело, их жизнь. В любом случае, скоро возраст начнёт прорываться сквозь эту бесчувственную маску.

— Прошу, ваш договор. — Скульптор положил на прилавок прозрачную планшетку со светящимся на ней текстом договора.

Мадам Ранат улыбнулась, кокетливо прищурившись, и сказала:

— Я, наверное, вас сейчас удивлю, Мэтр. Завтра важное заседание, надо выглядеть действительно хорошо. Просто на все сто. Поэтому я хотела бы подписать "договор риска".

Скульптор улыбнулся, и, не шевелясь, смотрел ей в глаза пару секунд.

— Это он и есть.

— Правда?! — Искреннее удивление отразилось на лице мадам. — А как вы узнали?!

— Завтра ведь важное заседание, и я подумал, что вы захотите добавить к внешности ещё и утончённые манеры.

— Ах, Мэтр, вы воистину мастер! Мастер своего дела! Как я рада, что именно вы будете меня оперировать! — восклицала она, не глядя ставя свою подпись и оттиски пальцев на планшетке.

Он улыбнулся в ответ. Пусть восхищается. Не нужно ей знать, что он изменил договор, пока смотрел на неё. Хочется старушке быть более элегантной (по её меркам, естественно) — да будет так. Если потом что-то случиться, пусть пеняет на себя. "Договор риска" надо читать.

Стена за спиной Скульптора отъехала в сторону, и в коридоре зажегся свет.

— Прошу за мной.

Мастер повёл женщину по белому коридору в операционную. Ох уж все эти корпоративные премудрости со стилем и цветом. Вечно коридоры — белые, спальни — черные, а кабинеты — серые.

Только дверь операционной открылась, мадам Ранат уверенным шагом направилась к "саркофагу PIMalbern". Больше ей идти было не к чему: "саркофаг", высокий стул, небольшая тумбочка и зеркало во всю стену. Титановый цилиндр "саркофага" лежал на ножках. Крышка цилиндра открылась, и мадам тут же улеглась внутрь, сняв перед этим туфли, очки и положив на пол сумочку. Скульптор же достал из тумбочки шприц-пистолет.

— До встречи в зазеркалье, — улыбнулся он мадам и вколол препарат.

Ранат тут же обмякла, склонив голову на бок, всхрапнула. Не то в ответ, не то по привычке. Крышка "саркофага" закрылась. Формально операция началась. Но Скульптор, вместо того, чтобы открыть голоинтерфейс, уселся на стул и достал пачку сигарет. Закурил, проглотил дым. Легочные фильтры автоматически отчистили воздух и выпустили испарения через "жабры". Мастер сидел, наблюдая за сизым дымком, с силой выходившим из его шеи. Со стороны это выглядело поразительно глупо. Ещё затяжка. Он сидел и теперь разглядывал себя: высок, гибок, с широкими плечами, лицо вытянутое и угловатое. Волосы белые, зачёсаны назад, но передние пряди всегда непослушны, падают на лицо. Скульптор терпеть не мог светлые и обожал тёмные тона. Чёрные брюки Volerois из немнущейся ткани, рубашка из чёрного шёлка Interior и той же модели фиолетового цвета жилетка-тройка, украшенная серебристыми цветками сакуры. Чёрные туфли из кожи аллигатора от Marco Tulur. Для пущего шика он всегда закатывал рукава по локоть, дабы показать посетителям свои кибернетические протезы рук (тоже чёрные, на вольфрамо-титаливой основе). Клиент ведётся. "Уж этот человек точно чепухой не занимается". И правильно делает, что так думает.

Скульптор докурил сигарету, выкинул её в мусорный бак, что был встроен в пол и скрывался за панелью. Зрачки автоматически настроились на нужный спектр. Перед Мастером всплыло огромное белое окно, на котором крупно высветилось: "ОБЪЕКТ 7828. ИЗМЕНЕНИЕ: ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАСТРОЙКИ. ИЗМЕНЕНИЕ: МИМИЧЕСКОЙ ПРИВЫЧКИ. ИЗМЕНЕНИЕ: ДВИГАТЕЛЬНОЙ ПРИВЫЧКИ. ИЗМЕНЕНИЕ: КОЖНОЙ ПИГМЕНТАЦИИ. КОРРЕКЦИЯ: ЛИЦЕВОЙ ОБЛАСТИ, ТОРСО-ПЛЕЧЕВОГО ПОЯСА, ТАЗО-БЕДРЕННОГО ПОЯСА". "Проклятый "договор риска", — выругался Скульптор про себя, — кто его только выдумал". Надпись исчезла, и окно наклонилось назад на 45 градусов, образовав тем самым некое подобие чертёжного стола — рабочее поле. Скульптор махнул рукой — над всем полем замелькали разные образы. Одни были в виде статических изображений, другие — как недлинные ролики. Некоторые крутились как фотографии и видеоряды на дисплее, другие являлись полноценными 3D моделями. Они пропадали и исчезали. Иногда появлялись одни и те же. Прокручивались заново, только с небольшими изменениями. А иногда без изменений. Множество, бесконечное множество разных картин. Это были мысли мадам Ранат. То, о чем она постоянно думала, какие моменты из жизни прокручивала, о чем фантазировала. В человеческой голове постоянно роятся миллионы разных образов, идей, надумок. Человек может даже не догадываться, что сейчас обрабатывает его мозг. И всё это разом очутилось перед ним. Несколько раз Скульптор видел предстоящее собрание-конференцию-заседание. Похоже, мадам и правда сильно переживала из-за него. Но вот, что мелькало намного чаще, так это сам Скульптор. Ох, сколько было разной пошлости в голове этой старушки… Как правило о сексе думали почти все его клиентки. Они просто включали Мастера в свой рацион извращений и постоянного доминирования. У мужчин же крутились более рациональные и темные мысли. Сколько раз Скульптор видел, как ему стреляют в голову те или иные клиенты.

Но за всей этой ментальной чехардой в голове мадам пряталось кое-что очень важно. То, что не давало ей покоя, когда она ложилась в "саркофаг". Её идеал, ради которого пришла. Он скользил через все мысли, словно тонкая серебряная нить, связывающая их воедино. Именно его Мастера и должны вычислять. Скульптор начал по одному выкидывать лишние мысли-картинки, оставляя только те, на которых так или иначе появлялась сама Ранат. А таких мыслей у человека не много. Психология заставляет думать так же, как видеть — глазами, от первого лица. Человеку просто не нужно воспроизводить себя. Однако бывает, что это ограничение замыкает в мозгу, и человек ясно видит своё лицо со стороны. Чаще всего это случается во время снов, когда фантазия, комплексы, беспокойства и желания вырываются на свободу. Их-то и вылавливал Скульптор. Он выкидывал ненужные образы, собирая необходимые. Частичка за кусочком безжизненный макет тела мадам Ранат приобретал необходимый вид. Вот уже готовы нос, глаза, губы и зубы. Вот уши. Щёки. Лоб, волосы, шея, плечи и груди. Руки, талия, бёдра, ноги. Ещё немного, и образ готов. Главное во время этой части операции не сорваться во "внутренний мир" клиента, ведь если свалишься, то горе тебе, Мастер. Засосёт тебя, самоуверенного и эгоистичного, в бесконечный водоворот галлюцинаций чужого человека, и никогда больше не увидишь ты реального мира…

Доделав Идеал Ранат, Мастер повернулся на стуле и открыл новую рабочую область, такую же, как прежнюю. На неё он вывел текущую модель мадам. Скульптор внимательно посмотрел на оба образа, выделяя существенные различия.

— Ах, мадам Ранат. Карга ты старая. То тебе нужна эта родинка, то не нужна, — устало произнёс он. Девятая операция, почти лимит.

Мастер набрал воздух в лёгкие и продержал его там какое-то время. Тяжёлый выдох. Глаза закрыты. Начинается. Кончики пальцев на обеих руках сузились, превратились в некое подобие когтей, на профессиональном жаргоне — кисти. На области открылись палитра цветов, настройки цветности, фильтрация, корректорские резинки, линейки, ножницы. Образовались слоевые накладки и настройки отображения.

Скульптор открыл глаза. Руки сорвались с места. Краски и фильтры, широкие мазки и тонкие коррекции, отображение теневых областей, наложение слоев. Мастер вертел текущую модель мадам из стороны в сторону, накладывая слоевые макеты, фильтрации, редактируя цветовую гамму. Он замазывал ненужные детали и подрисовывал необходимые. Менял ей пигмент кожи, цвет губ, подводку век, цвет волос. Утончал брови и высветлял нос. Закрашивал морщинки и ямочки. Как капля за каплей образует океан, так пиксель за пикселем собиралось полная текущая модель мадам. Всё ближе к фантазии. Всё дальше от реальности.

Он редактировал её, пока текущая модель не стала идентична желаемой. Когда внешняя коррекция завершилась, началась внутренняя коррекция. В силу вступил "договор риска" — договор, по которому ни корпорация, ни Мастер не несут ответственности в любом психологическом отклонении после операции.

Зрачки перешли в другой спектр видения, и резко исчезло всё вокруг. Пропала рабочая панель, пропал "саркофаг", пропала комната. Пропал весь мир. Скульптор оказался среди бесконечной паутины из аксоновых цепей, нервных клеток и бегающих туда-сюда сигнальных импульсов. Именно тут будет проходить значительная часть операции.

Весь смысл внутренней коррекции был именно в изменении поведения человека опять же к его идеалу, а это включало и изменение двигательной привычки мышц, изменение психологической модели поведения и модели восприятия. Лишь умелым Мастерам давали право на проведение операций по "договору риска". Тяжелее всего было преодолеть сопротивление моторной секции мозга к перестановке нейронов, но мадам уже давно ходила к Скульптору, поэтому много времени это не заняло. Человеческий организм самой природой запрограммирован отторгать любые механические изменения, будь то заноза в пальце, или перестройка нейронных цепей в мозгу…

…Скульптор очнулся, сидя на стуле и автоматически настраивая конфигурацию текущей модели. Побочным эффектом внутренней коррекции был сброс настроек глазных линз, из-за чего любой свет будто засвечивал оптику. Зрачки не реагировали на внешние раздражители две секунды, — время перезагрузки системы, — и только потом автофокусировка настроила их на необходимый спектр. Скульптор не любил автофокусировку. Как правило, любой предмет, резко мелькнувший перед глазами (машина, например) мог сбить настройки, что доставляло немало хлопот. Поэтому он всегда держал глаза в режиме "ручного управления".

Последние штрихи на уже готовом полотне. И всё равно чувство, что чего-то не хватает. Чего-то невесомого и неуловимого. Как будто не витает душа в произведении. Ох уж эти профессиональные привычки. После каждого погружения всегда кажется, что ты не Мастер, а настоящий художник.

Рабочие панели закрылись, оставив только проекцию готовой текущей модели. Она отъехала от стула Мастера, увеличилась до реальных размеров и начала крутиться вокруг своей оси. Скульптор снова закурил. Он внимательно осматривал её, всё, что сотворил с чужим телом: каждый видимый изгиб, что он сгладил; каждую складку, что распрямил; осматривал её прическу, и верхнюю и нижнюю; скат её плеч; подъём её груди; длину и бархат ног. Первыми уставами запрещалось менять внешность, лишь корректировать. Но с развитием технологий PIMalbern и введением "договора риска" запрет смягчился, и многие Мастера в рамках "договора" начали менять черты тел. Немного. Совсем чуть-чуть, доводя их до той грани, когда любой знающий будет испытывать напряжения — вроде тот человек, а вроде и не тот.

Модель зашагала на месте, создавая образ походки. От бедра, как на подиуме, отводя руки чуть назад. Остановилась. Задвигала губами, имитируя разговор. Замолчала и принялась делать различные движения, как бы беря предметы, ставя их, бросая, используя. Скульптор следил за моделью, и ему постепенно становилось дурно от того, что он наблюдает женщину шестидесяти лет, по средствам искусственной коррекции изменившая себя, заключившая в другую оболочку, стёршая себя прежнюю и, возродившись заново, чтобы через месяц вернуться назад и погибнуть под грузом своих фантазий и желаний. Чтобы уйти из настоящего мира до самого конца и оставить после себя лишь пустую оболочку, что двигается так, как велит мода и врождённый комплекс красоты.

Зрачки переключились на реальный спектр. "Саркофаг", повинуясь приказу Мастера, с шумом выпустил пар и открылся. Рассеялся морозный дым. Мадам медленно встала и повернулась к зеркалу. Несколько мгновений ничего не происходило. Ранат любовалось своим лицо. О чём она думает? О том, как сильно помолодела. Или вдруг поняла, что убежала за видением и всё это напрасно, как ни крути. Мадам медленно и изящно провела по щеке, улыбнулась. Да, она думало о том, как молодо выглядит в свои годы.

— Мэтр, вы — волшебник… — прошептала она. Ещё раз провела по щеке и повернулась. — Вы чудотворец, Мэтр, лучший… — И, подхватив свои вещи, выбежала из операционной.

Ранат теперь крутилась перед зеркалом в приёмном холле, цокая и тихо хихикая. При этом она пыталась повторить позу девушки из рекламы виагры, что недавно запустили в эфир. Довольно неприличную позу, надо сказать. Но не столько поза мадам привлекла внимание Мастера, сколько новое лицо, появившееся в холле. Молодая девушка стояла у визо-панели и, разинув рот, смотрела на неё. Немного странно было видеть её в таком виде.

Скульптор взял всё ту же планшетку для договоров и, проведя несколько раз по ней пальцем, протянул Ранат. Та схватила планшетку, черкнула, не глядя подпись.

— Мэтр, вы безусловно лучший! Как же я вас люблю! — всплеснула руками она.

— Удачи на вашей конференции, мадам Ранат, — улыбнулся он в ответ.

Но мадам его уже не слышала. С неописуемой лёгкостью она пронеслась мимо девушки к выходу и выпорхнула из здания. Куда только ревматизм делся? А девушка даже не обратила на неё внимания. Она вообще ни на что не обращала внимания.

До чего же она была странная. Одета в обычные синие джинсы непонятной марки, кожаную куртку с геометрической молнией, толстовку под ней — простую, белую, — и простые серенькие кроссовки. Такие как она не ходят к Мастерам. А если и ходят, то уж точно так не одеваются. Скульптор смотрел на неё из-за прилавка и оценивал профиль. Красивая. Не изменённая. Линии лица гладкие, но не подтёртые, имеющие некоторые лишние изгибы (по мнению многих). Волосы, цвета осенних листьев, подстрижены до плеч, но не уложены, а скорее не слишком старательно расчёсаны. Нос, губы, глаза, брови — так, как должен выглядеть человек.

Скульптор вышел из-за прилавка и встал у неё за спиной, даже не пытаясь скрыть своего присутствия. Но девушка не обратила на него никакого внимания. Мастер посмотрел на визо-панель — очередная передача от ПИ, про кибер-имплантацию глаз. Видимо картинка происходившего на "экране" так увлекла девушку, что она совсем выпала из реальности. Мастер чуть наклонился вперёд, чтобы позвать, но почувствовал её запах: сладковатая смесь запаха женщины и духов. Совсем не навязчивый, но очень приятный, заставляющий вдохнуть ещё…

Однако он проигнорировал это желание.

— Вам помочь?

Девушка вздрогнула и обернулась.

— Ой, Господи, вы меня напугали, — вздохнула она. Чисто, изящно.

— Надо же было вытащить вас оттуда, — улыбнулся Скульптор.

— Да, я немного засмотрелась на… экран, — девушка убрала челку, было упавшую на глаза.

— Мягко сказано.

Она хихикнула, но всё же отступила на шаг. Оба замолчали. Девушка неуверенно переминалась с ноги на ногу, в то время, как Скульптор смотрел на неё. Да, она была действительно красива. Именно действительно, а ни как-нибудь ещё. Кожа нежно-персикового цвета, и не подрумянена. Губы алые, но не накрашенные. Глаза большие, зеленовато-серые, но не подведённые. Ни намёка на косметику — чистая красота.

— А я вот пришла… — начала она, поглядывая на Скульптора, высившегося над ней. Осеклась, глубоко вдохнула и выдала: — Тут делают лицевую коррекцию?

Мастер лишь улыбнулся в ответ.

— Да, глупый вопрос, — девушка снова убрала прядку волос с лица.

— Не нервничайте. Вы ведь не к дантисту пришли.

— Вы, я так понимаю…

— Скульптор, да, — он зашёл назад за прилавок и настроил глаза на спектр голо-изображений. Всплыло белое окно запроса. — Как вас зовут?

— Касдейя, — и неуверенно добавила, — Парменида.

Мастер начал печатать на только ему видимой клавиатуре.

— Гречанка? — спросил он, не оборачиваясь.

— Нет. Я из Англии.

Скульптор ухмыльнулся.

— А вас как зовут? — спросила Касдейя после минуты молчания.

— Скульптор, мастер, мэтр, хирург, доктор. Зовите, как хотите.

— А настоящее имя секретно? — с укором в голосе спросили она.

Мастер замер на мгновение.

— Авалон, — ответил он. — Файнелис.

— Немец?

— Из Франции, — ухмыльнулся Скульптор. Он перешёл в реальный спектр, взял планшетку, настроил её и протянул Касдейе. — Прошу. Перечень услуг, предоставляемых нашей компанией.

Девушка взяла планшетку.

— И что, это всё… реально? — спросила она, после недолгого изучения прайс-листа.

— Реально.

— И вы можете менять людей так, как они хотят?

— Могу.

— Ух… — девушка отвела прядку волос за ушко. — Эм… я даже не знаю…

— Думали это всё просто враньё по визо, Касдейя? Очередная пластическая клиника с уклоном в косметологию?

— Если честно — да, — призналась он, читая прайс дальше.

— Не вы первая так думали. Выбрали что-нибудь?

— Эм… Обычную коррекцию? — Касдейя скорчила гримасу, которая должна была выражать сомнение. На деле вышла довольно милая рожица.

— Конечно, — Мастер забрал планшетку, махнул над ней, побил пальцами по поверхности и положил на прилавок. — Прошу. Ваш договор, — и пододвинул планшетку к девушке. — Нужно лишь расписаться здесь и оставить отпечаток большого пальца тут.

Касдейя потянулась за ней, но Скульптор придержал договор.

— Только один вопрос… — "Дьявол, что я несу? — пронеслась мысль у него в голове. — Какой ещё вопрос? Она клиент, а ты Мастер. Не говори с клиентами. Это не твоего ума дело, почему и зачем. В любом случае можешь узнать всё прямо на столе". — Зачем? — Слова сами слетели с губ.

Девушка смотрела на Мастера несколько секунд, то ли сомневаясь в необходимости ответа, не то, сомневаясь в самом Мастере.

— А так ли необходим ответ? — Отвечать вопросом на вопрос — это не вежливо, дорогая…

— Решайте сами, — пожал плечами Скульптор, при этом отпустив планшетку.

— Я пришла сюда, — Касдейя сложила на груди руки, — потому что решила попробовать. Все вокруг сделали коррекцию. Все мои подруги, некоторые друзья. Коллеги на работе. Даже сестра. И после коррекции они все стали выглядеть лучше, а некоторые даже вести себя по-другому. И все говорят одно и то же, как сговорились: "Лицевая коррекция — это будущее всего человечества!", "Прогресс Индастиз дала нам шанс стать лучше!". Вот я и решила посмотреть, что же это за коррекция такая, о которой на всех углах кричат. А теперь, если позволите, ответьте на мой вопрос. Почему вы спросили?

— Я, — Мастер задумался. — Я просто считаю, что вам не нужна никакая коррекция.

— Почему? — А вот удивленное лицо девушке определённо удалось.

— Я видел много людей. И тех, кому нужна коррекция, и тех, кто просто следовал за трендом. У большинства всегда есть причина. У остатков — деньги и банальная внешность. У вас же, Касдейя, нет ни причин, ни необходимости. Вам коррекция нужна так же, как здоровому человеку костыль. Вы и без того прекрасны.

Правая бровь девушки поползла вверх, при этом цвет лица приобретал румяный оттенок. Девушка недоверчиво посмотрела на Мастера.

— Ты многих клиентов так отговариваешь?

— Только тех, кому она не нужна.

— А что будет, если я сделаю коррекцию?

— Ты станешь ещё красивей.

Касдейя залилась краской.

— Заманчивые перспективы. Что же меня остановит?

— Много вещей. Например, тот факт, что коррекция может вызвать рак кожи.

— Правда?

— Да. Это написано в самом низу договора, в графе "побочные эффекты", шрифтом больше, чем основной текст.

— И почему так много людей делают коррекцию?

— Редко бывает, что кто-то читает договор. А тот, кто читает, всё равно делает. Шанс заболевания слишком мал.

— Ты перечишь сам себе, Авалон, — она улыбнулась. — Сначала ты делал упор на рак, теперь же говоришь, что шанс заболевания слишком мал. Не очень-то убеждает.

— Я просто говорю правду. В любом случае я могу отказаться тебя оперировать. У меня есть на это право. Тогда ты будешь вынуждена пойти к другому Мастеру, но при этом подвергнешься большему риску, чем со мной. Ведь ты не просто так пришла именно в мою клинику.

— И почему ты так решил?

— Особа, до этого никогда не посещавшая салоны корректуры, приходит в клинику к одному из самых опытных Мастеров. Случайность? Не думаю. Меня посоветовал один из клиентов.

Касдейя рассмеялась.

— Ладно, ты меня раскусил. Мне про тебя напели, что ты чуть ли не Господь-Бог в искусстве редактирования людей.

— И правильно сделали.

— От скромности не помрёшь.

— Не помру.

Молчание. Опять игра в гляделки. Что же было в этой девушке, что заставило Скульптора так говорить, так вести себя? Красота? Простота, может быть?

— Операцию делать, значит, не будешь? — прервала минуту затишья Касдейя. Авалон покачал головой. — А хоть разубеждать собираешься?

— Собираюсь, коли есть такая возможность.

— Возможность есть.

Авалон посмотрел на часы. Через двадцать минут заканчивалась смена.

— Я скоро закроюсь, — констатировал он, закрывая все голо-окна.

— У нас вся ночь впереди, — девушка скрестила руки на груди.

— И всю ночь собираешься так простоять?

— Если придётся.

Скульптор посмотрел на неё. Касдейя явно никуда не собиралась. Хорошо. Авалон махнул рукой в сторону входной двери и витрин — те тут же закрылись стальными пластинами, — и пошёл по направлению в дальний угол. Девушка поначалу не понявшая, что делает Мастер, сильно удивилась раскрывшемуся внутрь углу, за которым оказалась винтовая лестница, уходившая наверх.

— Тут хочешь остаться? — спросил Авалон у самой лестницы. Касдейя помялась и пошла за Скульптором.

Лестница привела в просторное помещение, по размерам сопоставимое со средним спортивным залом в фитнес-клубе, разделённое несколькими перегородками из красного дуба. "Комната", в которую она вошла, являлась чем-то вроде гостиной. У окна, что во всю стену простиралось по левую руку, раскинулись пышные заросли цветов вперемешку с домашними пальмами. Окно уходило за дальнюю перегородку, за которой виднелась большая кровать. Видимо окно было панорамным. За двумя другими перегородками вырисовывались очертания столов, стульев, диванов. Кажется в дальней "комнате" располагался кабинет, а в той, что ближе к лестнице — кухня, в которой и скрылся Авалон.

В гостиной царил приятный полумрак. Последние лучи заходящего солнца, проходя сквозь рощицу у окна, падали на кожаные диваны и стеклянный кофейный столик. Вся комната будто полыхала в огне. И всё так было красиво: несколько кресел и диванов вокруг столика; большой стол для обедов, но без стульев; большая визо-панель напротив дивана. Несколько мягких ковров на полу — можно было пройтись босиком. На стенах изображения цветущей вишни в разных тонах. Чаще в серебре и золоте.

— А у тебя здесь красиво, — громко сказала Касдейя, обходя комнату.

— Скромно, я бы сказал, — ответил Авалон из кухни. — Большинство моих друзей живёт намного роскошнее. В пентхаусах и загородных особняках. Хочешь кофе?

— Хочу. А ты почему так не живешь?

— А мне незачем. Потребности у меня скромные. Гостей водить не люблю. — Он вышел в гостиную с двумя дымящимися кружками. Запах кофе быстро наполнил комнату. Авалон поставил кружки на столик, а сам развалился на диване, по привычке закинув ногу за ногу и положив руку на спинку. — Мне хватает и этого маленького оазиса среди пустыни нашего города.

— И ты совсем никуда не выходишь? — Касдейя встала напротив окна, наблюдая за заходящим солнцем. Его свет был уже настолько слаб, что совсем не слепил глаза.

— Конечно, выхожу, — улыбнулся Авалон. — Это глупо — сидеть взаперти. В "четырёх стенах" появляется много мыслей, обдумывая которые можно заработать СИПП. Мыслить без основания — губительна. Так говорили мудрецы древности.

— Мудрецы древности так говорили об учении. — Ксдейя села в кресло и взяла кружку. — Это слова Конфуция: "учение без мысли — бесплодно, а мысль без учения — опасна".

— Вариантов много и все правдивы, — парировал Авалон.

— Правдив лишь тот, в который веришь, — улыбнулась девушка, и отпила из кружки. — Как вкусно. Давно не пила такого кофе.

— Для Мастеров всё только самое лучшее.

Ксдейя снова улыбнулась. Как же она красива.

— А что такое СИПП?

— Синдром Искажённого/Потерянного Пути. Психологи ПИ выявили его в прошлом году. Проще говоря, СИПП — это непонимание, что есть реальность, а что есть сон, ирреальность. Хотя он может развиться и не от "четырёх стен". Много людей в нашем мире живут с таким симптомом. В постоянном заключении у своих желаний и фантазий. За ними они не видят истинного происходящего вокруг. Такие "розовые очки", снять которые не хватает духу у многих.

— А ты, значит, живёшь без "розовых очков"? — она снова отпила кофе.

— Я лишь тот, кто играет в художника. Так что да, я живу без розовых. Я живу с "синими очками". Немножко отличаюсь от других, но всё равно не в силах уйти от волны.

— И что же заставило тебя так думать?

— Человеческое нутро. Люди превратились в стадный организм. Бизоны бегут в одном направлении и на всех одна мысль — "где бы найти еду?". Люди ничем не лучше. Идут туда, куда велит мода, куда велят сильные мира сего.

— Опасные вещи говоришь, Мастер.

— Мои родители дрались на баррикадах плечом к плечу с Ричардом Грейсоном. Они умерли за его идеи. Почему я должен предавать их? Даже в такой малости, как убеждения.

— Потому что ты живёшь в другое время и работаешь на компанию, по вине которой они погибли.

— Не ПИ виновата в революции, — вздохнул Авалон. — Мы, люди виноваты. Мы сами себя загнали в ловушку постоянного потребления, отдали в руки алчущих. Любой дурак на их месте постарался бы выжать из общества все соки. Почему же винить должны их?

— В любом случае все мы как-то задеты Высокой революцией. Мой отец был в рядах правительственных войск. Кто знает, может именно он стрелял в твоих родителей.

— Может. А может, и нет. Тебе не кажется, что мы зашли куда-то не туда? Уж больно быстро разрослась наша дискуссия на такие высокопарные темы.

— Кажется, но я не против, — Касдейя откинулась на спинку кресла.

Авалон уставился в окно, на последние блики солнца, на его умирающий силуэт.

— И почему его прозвали Синим городом? Ведь так много других цветов, — пробормотал он.

— Что?

Мастер посмотрел на девушку.

— Знаешь, как работает лицевое корректирование?

— Нет.

— Если пройти вглубь этого здания, то попадёшь в операционную. Там почти пусто, только стул, небольшая тумбочка со снотворным и "саркофаг PIMalbern". Всю операцию проводит "саркофаг", а я лишь управляющий администратор. "Саркофаг" — это уникальная в своём роде разработка, позволяющая при помощи нейрополимерных связей конструировать живую ткань так, как тебе хочется. Переделке может подлежать буквально всё — от кожи, до нейронов мозга, перестраивание цепей которых может изменить поведение человека, моторные привычки его мышц, и даже оси восприятия окружающего мира. Это невероятно тяжёлая и сложная работа. Один неверный шаг и человека можно превратить не то, что в овощ, а просто уничтожить его жизнь под корень. И всё это позволяет делать эта машина — "PIMalbern".

Касдейя, сидевшая до этого вполне свободно, вся сосредоточилась, напряглась, и стала похожа на кошку перед прыжком.

— В прайсе говорилось о том, что любая коррекция проводится в соответствии с желаниями клиента. Это как?

— "PIMalbern". Он дает возможность… увидеть, о чём думает человек.

— То есть, прочитать мысли?

— Да.

— Такое возможно?

— Такое было возможно ещё в двадцатом веке. Тогда была разработана теория, что человеческий мозг, снабжённый всеми необходимыми ресурсами для существования, может быть подключён к компьютеру и помещён в виртуальную реальность…

— Теория "мозга в бочке" Патнэма. Знаю, — кивнула Касдейя.

— Так вот. Из этой теории родилась другая. Если мозг можно было поместить в виртуальную реальность, то не составляло труда исследовать его реакцию на те или иные ситуации, картины, явления. После этого, когда реакция на все базовые ситуации и явления были изучены, можно было просто снимать энцефалограмму и сверять её данные с данными реакции, полученных ранее. Это была самая первая попытка. "PIMalbern" действует по той же схеме, только с более серьёзными доработками. В итоге вся работа Мастеров заключается в выявлении из всего роя мыслей человека образа, что ему более всего мил и подгонки под него. А у человека очень много мыслей… разных мыслей.

— И о чём же думают люди?

— Зависит от возраста. Более молодые заняты своими фантазиями и мечтаниями. Их заботят проблемы денег, моды, популярности и самореализации в той или иной сфере. Зрелые люди думают о работе, семье, тех же деньгах. А люди в возрасте обеспокоены своими болезнями, опять же деньгами и внуками, если такие имеются.

— А есть какая-нибудь общая мысль у всех людей? Та, о которой ты говорил мне раньше.

— Есть, — Авалон замолчал.

— И? что это за мысль? — наконец спросила Касдейя.

Мастер поднял на неё глаза.

— Прислушайся к себе. В тебе "они" тоже есть.

— Те же деньги. И… секс.

— Правильно, — Авалон улыбнулся. — Основа основ. То, что движет всем человеческим родом на протяжении всего его существования. Реализация себя и своих желаний к развитию, и продолжение рода. Но так как в нас есть ещё несколько аспектов, которые нельзя упускать из виду — лень и банальный страх перед неизведанным, то всё это вытекает в самые простые варианты решения. Деньги и секс. Вот это и приходится мне всегда выгребать из голов клиентов, чтобы добраться до заветной модели.

— Какой модели?

— Модели желаемого вида человека. У каждого она есть. Мы видим себя такими, какими хотим видеть. "Розовые очки" — здесь их начало. А уже потом всё уходит в видение окружающего мира. Если захочешь снять их, то в первую очередь постарайся увидеть себя настоящего, а не выдуманный тобой манекен.

— Выходит, ты тоже не видишь себя.

— Мало кто видит. Нужно слишком много усилий для преодоления такого рубежа. Гораздо проще закрыться от всего мира и переживать всё в одиночку, никогда никого не подпуская. Так делают многие. Они скрываются за масками благополучия и радости, никогда не давая другим шанса увидеть себя. Все, абсолютно все сначала придумывают себя, потом придумывают образы окружающих, и уже потом начинают строить отношения, даже не стараясь что-то увидеть. Потому жизнь для многих кажется такой сложной. Мы создаём образ и начинаем любить и принимать его, а потом, когда вдруг выясняется, что он не соответствует построенной нами действительности, мы закрываемся ещё сильней и говорим, что жизнь сложна. Нет, просто люди стали очень сложными. Те, кто так не делает, кто "снял розовые очки", тот либо будет забит стихией, как отщепенец, либо вольётся в число лидеров всего и вся. Третьего не дано. Жить в обществе и быть отличным от общества невозможно.

— Слишком угрюмая теория, — Касдейя снова откинулась на спинку. Её лицо приобрело тёмно-синий оттенок, и левая сторона полностью терялась в тени. — Это же жуткий цинизм. Жить в обществе и быть от него отличным нельзя, это верно, но кто говорит о тотальном сходстве? То, что ты называешь "розовыми очками" не что иное, как внутренний мир, без которого не было бы ничего. Без него мы бы застряли где-нибудь в средних веках без желания двигаться дальше. Что бы было, если бы люди не надевали маски и не мечтали о других "Я"? Не было бы развития. Не было бы стремления изменить себя под это "Я", а заодно и желания изменить весь мир вокруг. И вся эта жизнь, которая якобы есть простота, по-твоему, не что иное, как взаимоотношение людей-масок друг с другом. Не будь сложности в этих отношениях, не было бы ничего, что нужно преодолевать. Не будет никакой мотивации. Как я уже говорила — полный застой. Вот и выбирай: либо, как ты говоришь, закрываться дальше и придерживаться всё той же циничной философии, либо перестать считать всех стадом и начать уже видеть хорошее в обществе.

— А если уже нет сил верить в такое?

— Это слова женщины, застрявшей в переходном возрасте. Поверь мне. Я женщина и у меня был переходный возраст. Даже если ты всерьёз так думаешь, то, какое право ты имеешь клеить ярлык на всех людей?

— По праву знания их внутреннего я.

— Ты видел только малую часть, песчинку от всех. И, судя по этой даме, что ты оперировал до меня, далеко не самую лучшую песчинку.

Авалон смотрел на неё, и в слабом свете луны она казалась полным идеалом, который пожелала бы любая из его клиенток. Ни одной лишней линии, ни одного чужого оттенка. Касдейя так естественно сидела в кресле, так элегантно поглаживала правое ухо. Какая грация, манеры…

Он встал, махнул пару раз, зажигая свет и опуская жалюзи на окнах, взял кружки со столика.

— Ты чего-нибудь ещё хочешь? Поесть? Или может вина?

— Вина, — ответила она, разглядывая его руки,

Авалон вышел на "кухню", сполоснул кружки в раковине и поставил их на верхнюю полку сушилки, после чего взял из бара бутылку Красного и пару бокалов.

— Слушай, а что ты всё время делаешь своими руками? — спросила Касдейя.

— Управляю домом. Разве не понятно? — ответил он, открывая бутылку и наполняя бокалы.

— Что, прямо таки всем домом?

— Да, — он вышел из кухни и протянул один из бокалов девушке. Та сразу отпила. — Весь дом находит в моей власти. Я знаю, что происходит в его самом дальнем углу.

— И для этого тебе нужны эти кибернетические руки?

— Нет, они для работы. В них встроены основные датчики управления голо-окнами.

— Это что-то вроде НКИ?

— Да, что-то вроде. Только настроенного на определённый спектр видения.

— В каком смысле?

— Ты не увидишь ничего без специальных глазных имплантов.

— У тебя и глаза… — но тут она осеклась. Авалон перешёл в другой режим зрения, чтобы она увидела изменения глаз. Оба зрачка стали красными, при этом Скульптор мог видеть все электрические цепи дома. Целая паутина поползла по стенам и потолку. — Они стали другого цвета, — пробормотала девушка.

— Всего лишь переключил их в противоположный режим, — он перешёл в реальный спектр, и комната снова обрела свойственные ей цвета.

— А руки? Какого это жить с такими руками? Ты ими что-нибудь чувствуешь?

— Чувствую. К кончикам пальцев и ладоням подведены сети рецепторов, которые реагируют на любые внешние раздражители. Даже если я просто положу на стол руку, они сработают и пошлют сигнал к нервным узлам, как и у обычных рук. А потом этот сигнал пройдёт по всему позвоночному столбу и поступит в мозг, сообщая, что на ладони воздействует некая материя. Если честно, то я уже и не помню, как это жить с нормальными руками. Эти ничуть не хуже, а наоборот, даже лучше. Они сделаны из вольфрамо-титаливых сплавов — кости и внешняя обшивка, и нейрополимеров, которые исполняют роль мускулов, сокращаясь от обычных электрических импульсов. По сути, они работают от того же от чего и обычные — от проходящих по электроактивным полимерным цепям импульсов, посылаемых мозгом. Всё работает, не нарушая внутренних систем организма.

— Если всё так хорошо, то почему же подобные импланты не поставят всем желающим?

— Есть серьёзный риск отторжения имплантов организмом.

— Но у тебя же они стоят.

— У меня особая генная структура, которая позволяет нейронным клеткам сращиваться с протезами. Все Мастера такие.

— Я читала, что организм может принять инородный объект, и даже привыкнуть к нему.

— Может, если объект будет небольшим. И если он будет один. Но организм обычного человека вряд ли справится с таким количеством, как у меня.

— И много у тебя их?

— Руки, Ноги, глаза, импланты мозга, нервной системы, почти все внутренние органы. Даже кости усилены вольфрамо-титалием. Сейчас я скорее машина, нежели человек.

— Знаешь что? — Касдейя поставила бокал на столик и подалась вперёд. — Ты живое доказательство неуклонного движения технологического прогресса вперёд. Доказательство пользы "розовых очков". — Она улыбнулась.

Авалон смотрел на неё не дольше двух секунд, потом быстро подался вперёд и, положа руку ей на щёку, поцеловал. Касдейя даже не дёрнулась. Её губы, мягкие и горячие, слились с его губами, приняли их. Она сомкнула руки у Авалона за шеей и потянула его вверх, принуждая встать. И когда они оба уже стояли, он отстранился. Посмотрел на неё, такую желанную.

— И что же ты? Этика не позволяет? — усмехнулась девушка.

— Да пошло оно! — рыкнул Авалон, подхватил Касдейю и понес её в спальню.

По пути девушка, не отлучаясь от губ Мастера, начала снимать с него и с себя одежду. Дорожка из гостиной в спальню прочертили его шёлковый жилет и её толстовка, чёрная рубашка и белая футболка, туфли, кроссовки, носки белые-чёрные…

…Тупой вибрирующий звук отдавался в голове колокольным эхом. Система охраны обнаружила незаконное проникновение и пыталась предупредить хозяина. Но Авалон уже не спал, а наблюдал с восьми разных точек действия нарушителя в холле. Он встал с кровати, оделся невпопад и посмотрел в окно, на заполненное восходящим солнцем небо. Облака с опалёнными краями мирно плыли в сторону города, ближе к центру и небоскрёбам корпораций. Бескрайний океан сверкал всё ярче, чем ближе подходил к горизонту. Синий город был, далеко не синим. Так его прозвал давным-давно один путешественник, заглянувший на пару ночей. Он приехал рано утром, когда солнце ещё только давало о себе знать на востоке, луна не ушла совсем, а сам город уже выключил свои разноцветные неоновые огни. В предрассветной дымке путешественник увидел то, чего не замечали все остальные: синеющие туманные миражи, что витали между зданий, и загорающиеся от поднимающегося солнца свечки-небоскрёбы. "Он очень красив, ваш синий город" — сказал путешественник швейцару отеля, где он остановился. Швейцар рассказал это своим друзьям, те в свою очередь другим, а те другим. Так и появилось это второе имя — Синий город.

Авалон переключился на камеры в холле и с минуту наблюдал за тем, как Касдейя пытается обойти системы защиты заказной планшетки. Она успешно прошла сквозь первую из пяти защитных матриц, пробилась через вторую, но алгоритм третей остался почти нетронутым. Обычная защита от воров — первые две системы плёвые, для завлечения, а потом настоящие матрицы. Мало кто останавливается или проходит за третью матрицу.

И тут Мастер совершил то, чего делать не хотел, против чего восстало всё его нутро. Он отключил систему защиту, позволив девушке добраться до договора. Касдейя сначала осмотрела планшетку, потом проверила подлинность договора (как ей показалось, проверила), а потом оглянулась в сторону лестницы на второй этаж.

Скульптор перешёл в реальный спектр и пошел в холл.

— Почему ты открыл доступ? — спросила Касдейя, когда он спустился.

— Потому что ты хочешь.

— Ну, а всё же, почему?

— Я уже сказал. Ты хочешь. И это не моё дело. Каждый сам распоряжается собой.

— Да. В любом случае ты не поймёшь. — Девушка опустила глаза.

— А мне и не зачем. У всех свои причины. Судить и клеить ярлыки я не имею права.

Он отвёл Касдейю в операционную, уложил в "саркофаг", вколол препарат и шепнул на ушко: "не бойся. Я встречу тебя на той стороне". Она уснула, видя чистую улыбку Мастера. А он даже не закурил перед началом операции, пренебрег своей традицией, чтобы полностью сосредоточиться на ней. Открылись панели, вышли на них картинки-мысли девушки, и, увидев их, Мастер оцепенел. Тысячи образов прокручивались в голове Касдей, и только один стержень был у них. Авалон. За мечтами о работе, семейных отношениях, планах на будущее и картинами её друга мелькало лицо Мастера. Он улыбнулся и поймал один из таких закулисных образов. На статической картинке был изображен по пояс голый Скульптор. Его лицо и тело погрузилось во мрак, и только титаливые руки отражали свет луны. Авалон выбросил этот образ, затем выбросил другой, и следующий. Вскоре на экран вышла внутренняя Касдейя, а через несколько минут и реальная модель. Теперь он уже не красил, изменял и фильтровал. Он ваял, как ваяют истинные мастера, превращающие куски мрамора в произведения искусства. И совсем скоро перед ним стояла женщина похожая на Касдейю и в то же время отличная. Неописуемая красавица, будущая пленительная сердец мужчин и женщин.

"Саркофаг" раскрылся, и на свет вышла та женщина, но теперь уже реальная. Касдейя посмотрела в зеркало. Девушка приложила руки к губам, онемев от удивления: совсем другая.

— Боже, это реально… — выдохнула она и медленно двинулась к выходу.

Авалон проводил Касдейю до дверей. На самом выходе она обернулась.

— Спасибо тебе и прощай, — сказала девушка, перед тем, как выти.

— До скорой встречи, — ответил закрывающейся двери Скульптор.