Пустыня прошедших дней

 

Пустыня прошедших дней

Звезда Денна скрылась за горизонтом, и вся Тадберия погрузилась в ночную мглу. Тот факт, что все невзгоды, накопившиеся за день, благополучно ушли в историю не принёс Яну Анохину ни капли радости. Ведь он знал наперёд, что, как только первые лучи Денны развеют ночной мрак, и на Тадберии наступит утро, новые неприятности не заставят себя долго ждать. На лучшее надеяться просто не приходилось, ведь, по прихоти судьбы ему пришлось носить рабский ошейник...

Хотя так было не всегда. Пять лет назад выпускник "Межзвёздной Инженерной Академии" Ян Анохин полагал, что перед ним лежит вся вселенная. Но юношеским мечтам не суждено было воплотиться в жизнь. Ведь скучная работа инженера-геолога в тюремной колонии на богом забытой планете Тадберии оказалась мало похожа на будни бесстрашного астронавта. Время шло своим чередом, и даже повседневная рутина стала приносить удовольствие.

Но размеренный ход жизни не продлился долго. Неприятности посыпались одна за другой сразу после того, как в колонию доставили с виду ничем не примечательного заключённого Габара Муртузова. Никто тогда не воспринял в серьёз этого космического басмача, мнившего себя потомком самого Тимучина. А зря, морально деградирующие заключённые быстро прониклись идеями этого безумного фанатика, ведь считать себя воином в армии великого полководца гораздо предпочтительней, нежели до конца своих дней влачить жалкое существование каторжника. Назревало восстание.

Во время бунта Муртузов продолжил дело своего великого предка, и ведомая им армия заключённых одержала победу. Хан новоиспечённой Симпентерумной орды проявил великодушие, сохранив жизнь проигравшим.

Но хуже всего оказалось то, что владелец симпентерумных рудников "Межгалактическая корпорация землян" даже не помышляла о том, чтобы отвоевать свои владения обратно, и тем более освободить несчастных невольников. Ей выгоднее было без лишних вопросов закупать симпентерум у бунтовщиков потому, что руда всегда останется рудой, и совсем не важно кто её добыл: безвольный раб или закоренелый преступник. В итоге рабский ошейник стал единственной достойной наградой рабочих за верную службу корпорации...

Изнурительный день в шахте остался позади, у Анохина ныло всё тело и он с трудом находил в себе силы, чтобы вернуться в общую камеру. Накопленная за день усталость не давала Яну возможность быстро уснуть. В течение часа он ворочался с боку на бок, пока наконец-то не погрузился в сон. Засыпая Анохин ещё не подозревал о том, что через пару часов, когда проснется, его жизнь уже не будет прежней...

Крик надзирателя Промашина прервал краткий сон невольников.

— Анохин! Живо на выход!

Ян нисколечко не удивился, услышав своё имя. Время от времени Промашин мучился приступами бессоницы. И, чтобы как-то скоротать часок другой, частенько вызывал в комнату для допросов невольников, чтобы наказывать их за малейшие проступки. И то, что Анохин так и не припомнил за собой никаких грубых нарушений, говорило лишь о том, что Промашину абсолютно не обязательно нужен повод, чтобы покарать нарушителя.

Но Ян заблуждался, и этой глубокой ночью надзирателю хотелось спать ничуть не меньше, чем подопечным рабам. Но интересы орды оказались превыше потребностей человека. Поэтому "железной деве" было суждено провести эту ночь в одиночестве, ведь в кабинете надзирателя невольника дожидался сам Ахмед Рахмедов. В прошлом мало примечательный заключённый, но он первым поддержал Муртузова в его нелёгких начинаниях по захвату власти в колонии, и благодарный каган назначил его тёмником своей армии.

Рахмедов никогда не любил ходить вокруг да около, поэтому начал разговор с незамысловатой фразы:

— Урус, до денналикого хана дошёл слух, будто ты понимаешь язык этих дикарей тхауори.

— Да, это чистая правда, изучение языков всегда было моим хобби.

— Превосходно, хан не будет разочарован этой вестью.

В штате колонии числилось не мало переводчиков, но большинству из них так и не удалось пережить бунт. А последний расстался с жизнью всего пару недель назад во время очередного завала шахты. И в сложившейся ситуации орда остро нуждалась в таланте Яна.

Рахмедов не стал полностью посвящать недостойного Анохина в планы денноликого кагана. И Яну удалось выяснить только то, что у предводителя орды появились какие-то дела с аборигенами...

Более четверти века минуло с тех пор, как нога первого колониста ступила на земли Тадберии. За это время люди предприняли не одну попытку наладить отношения с туземцами. Но каждый раз на этом поприще их ожидал провал, тадберийцы не желали идти ни на какой контакт с чужаками. Даже ценные дары не могли изменить точку зрения упёртых туземцев: их не заинтересовали ни золото, ни знания, ни даже высокие технологии землян.

Но все предыдущие неудачи не смогли остановить Муртузова, и он решился на ещё один шаг в этом направлении. Поэтому небольшой отряд, ведомый Рахмедовым, направился в земли тхауори, чтобы донести волю кагана до непросвещённых дикарей. Симпентерумную орду не приходилось упрекать в отсутствии всевозможных видов транспорта. Да и сам хан отнюдь не являлся противником прогресса, но ему претила сама мысль о том, что представители величайших наездников во вселенной будут разъезжать по просторам планеты на убогих баги. Только лошади отродясь не водились на Тадберии. Но сей пустяк не смог встать на пути могучей орды. И из всего животного разнообразия Тадберии наиболее подходящими для верховой езды оказались одноноги. Разумеется, на своей единственной конечности звери были не в состоянии ни бегать, ни даже ходить, но зато в умении преодолевать длительные расстояния в прыжке они не знали себе равных.

Рахмедов был опытным воином, но даже он оказался в одиночку бессилен против одолевающей скуки. Но в такой сложной ситуации тёмник как всегда нашёл поддержку в сопровождающих его нукерах. Жаркий спор с ними стал наилучшим оружием против тоски.

Сам же Анохин и не думал скучать, он пользовался моментом и с любопытством осматривался по сторонам. Лёгкий ветерок гулял по округе, и с первыми лучами Денны начали раскрываться цветы. Будучи свободным человеком он не разу не покидал территории промышленного городка Тадберия 2853. И лишь тогда, когда рок уготовил для него рабский ошейник, он наконец-то смог узреть нерукотворную красоту окружающего мира. Жизнь в очередной раз смеялась над несчастным рабом, предоставив ему лишь крохотный глоток свободы.

Спор с нукерами зашёл в тупик, и тёмник обратил внимание на то, что в его отряде присутствует ещё один человек.

— Чего задумался, урус? Предупреждаю — горе тебе, если решишь сбежать, — сказав это Рахмедов показательно схватился за рукоять канчара.

— Нет, что Вы, я сейчас думаю совсем о другом, — Ян дал команду одноногу присесть на колено и рукой сорвал цветок, — посмотрите, разве он не прекрасен? Поразительно, люди здесь живут не первый год, но никто так и не удосужился дать им название.

— Только безумца может волновать такая ерунда, у нормальных людей есть более важные дела, чем увядающие под ногами цветочки.

— Если никому нет до них дела, может быть денналикий хан не будет против, если я назову сей цветок.

— Я не в праве решать за хана, но, думаю, он не будет возражать против этих бесполезных затей. И какое название придумал для него ты? Только предупреждаю: не пытайся выслужиться и назвать его именем кагана. Сей жалкий цветок не достоин носить имя того, перед кем завтра склонится вселенная.

— Хорошо, думаю просто назову его — прошедшим днём.

— Глупый, глупый урус! Ты не мог придумать ещё более странное название?

— Почему же странное? Посмотрите ещё раз — он такой прекрасный, но уже завтра станет воспоминанием, как и всё хорошее что было в моей жизни.

— Всё равно — странное название, ты бы лучше назвал его именем любимой девушки, чей лик каждую ночь видишь в своих снах.

— К сожалению, её имя для меня тоже прошедший день.

— Ну будь по твоему, раб. В таком случае, пусть и это пустошь отныне зовётся — "Пустыней прошедших дней".

Путь к поселению туземцев тем временем уже близился к завершению. Жёлтый песок пустыни под ногами одноногих скакунов уже успел смениться на серые камни мощёной дороги. И в дали показалась одинокостоящая сторожевая башня. Валившие из неё густые клубы дыма говорили о том, что пришествие послов не окажется большой неожиданностью для тадберийцев.

Весть о приближении чужаков совсем не обрадовала Твёда Тзюра — старшего хранителя кодекса тхауори. Встреча с ними для туземцев никогда не сулила ничего хорошего. Он не стал дожидаться, пока пришельцы ступят на порог его дома, и выехал с небольшим отрядом навстречу землянам. Не прошло и пары часов, как люди и тадберийцы встретились на подступах к городу.

Ян слышал не один десяток историй о народе тхауори и теперь наконец-то мог лицезреть тадберийцев. И так дорогу незваным гостям перекрыл отряд из дюжины колесниц с запряжёнными в них пернатыми волами. Сами тхауори оказались довольно долговязыми гуманоидами с серебристым оттенком кожи, с редкими зелёными пятнами на теле и рыжими бакенбардами на лице. Тадберийцы стояли молча, но неприветливый внешний вид намекал о том, что незваным гостям не стоит рассчитывать на радушный приём.

Напряжение нарастало. Рахмедов не стал дожидаться, пока ситуация выйдет из под контроля, и взял инициативу в свои руки, приказав Яну:

— Урус! Живо переведи этим дикарям, что я — Ахмед Рахмедов, тёмник симпентерумной орды, рад приветствовать их от имени Хана Габара.

Ян постарался перевести это послание поделикатней, но не успел вымолвить и слова, как его внезапно перебил предводитель туземцев. Нет, он по прежнему молчал, но пальцами правой руки ритмично постукивал по своей левой кисти. Искусно производимый звук удивительно напоминал членораздельную речь.

— Прекратите, Я — Твёд Тзюр, живое воплощение кодекса тхауори, наша речь священа, поэтому никто не в праве произносить её. К тому же, эти дикари в состоянии выучить ваш примитивный язык.

Рахмедов всегда с недоверием относился к переводчикам. Та новость, что аборигены понимают людской язык, несказанно обрадовала его. Ханский посол теперь мог говорить не боясь, что переводчик исказит смысл послания. Из пламенных речей тёмника стало ясно, что Муртузов не привык останавливаться на достигнутом, а захват власти в колонии не смог полностью удовлетворить все его амбиции. И теперь настало очередь тадберийцев почувствовать на своей шкуре знаменитое ханское милосердие. Ведь каган как настоящий воин не чужд состраданию и был готов проявить великодушие, если туземцы поголовно сдадутся в течение десяти дней.

Реакция Твёда на весть о назревающей войне оказалась вполне ожидаема:

— Кодекс гласит, что чужакам никогда не склонить волю тхауори.

На другой ответ Рахмедов и не рассчитывал. Прекрасно понимая, что туземцы не горят желанием продолжать диалог, тёмник приказал своему отряду двигаться в обратный путь. Но старый одноногий скакун Яна давно пережил свои лучшие годы, и это путешествие в конец измотало бедного зверя, он упал замертво, не одолев и пары метров. В преддверии войны ценился каждый миг, а впереди оставался без того не близкий обратный путь, раб без скакуна становился обузой. В шахте не редко происходят несчастные случаи к тому же тхауори прекрасно говорят на языке людей, нужда в переводчике отпадала сама собой. И Рахмедов решил, что вряд ли хан огорчится, если не досчитается одного раба.

Тёмник достал из кобуры лучевой пистолет, и казалось, что часы раба уже сочтены. В ожидании скорой смерти Ян закрыл свои глаза, но в планы Рахмедова вмешался Твёд.

— В свое распоряжение вы получили симпентерумную гору. Там можете убивать кого захотите. Но равнины тхауори не должны быть осквернены кровью чужаков.

Рахмедов проклял дипломатию, которая в этот раз сковала ему руки покрепче надёжных оков, и всё таки подчинился требованием аборигенов:

— В таком случае, оставляю его в полном вашем распоряжении — сказав это, он толкнул Яна вперёд.

Анохин смотрел вслед уезжающему отряду. Теперь ему не придёться больше трудиться в ненавистной шахте, но он не видел причин для радости. Тхауори не жаловали чужаков и явно не собирались делать исключения для Яна. Тадберийцы на корню пресекли все попытки Анохина к бегству, и связанного человека бросили в колесницу. На любые вопросы Анохина о своём будущем, ответом было лишь молчание. А город Гжарц тем временем становился всё ближе и ближе, на горизонте замаячили мельницы. Люди сильно недооценивали тхауори, именуя их дикарями. Ведь то, что Ян ошибочно принял за мельницы на самом деле оказалось ветровой электростанцией. Да их тяжело было назвать самой технологичной цивилизацией во вселенной, но дикарями тхауори не являлись, уж точно.

Анохин сожалел о том, что землянам мало что известно о туземцах. Ведь он первый человек, который очутился в поселении тхауори. Вопреки ожиданиям, это оказался настоящий город со множеством улиц и зданий, по дорогам которого курсировали небольшие трамвайчики, а на месте фонарей вдоль тротуаров на высоких столбах стояли аквариумы с разноцветными водорослями внутри.

Любопытсво жителей одержало верх над страхом, и весь народ суетливо толпился на площади, ведь не часто выпадает шанс посмотреть на настоящего пришельца. Каждый хотел выбрать место получше, но уступать никто не собирался. Стоя перед суетящейся толпой, Ян задумался о том, что наверное и казни еритиков в средневековье вызывали не меньший ажиотаж у населения.

Тем времение Твёд Тзюр взял слово и вынес свой малоутешительный вердикт по поводу человека:

— Кодекс тхауори гласит, что любые дары от чужаков без исключений должны быть спущены в реку Изгнания.

Судьба Яна Анохина должна была решиться в реке Изгнания, название не давало повода для оптимизма, и с каждой последующей секундой он всё больше и больше тосковал по рудникам. Тхауори не стали его топить, хотя плыть по реке в заколоченной бочке оказалось не самым приятным времяпровождением. В добавок бурная река не была обделена порогами, и бочка могла развалиться в любое мгновенье. Но Анохин догадывался, что смерть и в этот раз его обойдёт стороной, жизнь ещё не до конца поиздевалась над ним, чтобы в одно мгновение избавить от мучений.

Человек уже успел потерять счёт времени, когда бочку прибило к берегу. Спуск по бурной реке не сумел положительно сказаться на её прочности, и Яну не составило труда выбраться наружу. Анохин ещё не успел перевести дух после неприятного путешествия, как заметил приближающегося туземца. Он уже успел насладиться гостеприимством тхауори и поэтому на всякий случай взял в руки доску и приготовился к нападению.

— Не совершай ошибку, — обратился туземец, — ведь я знаю, что ты не хочешь этого делать.

Но слова туземца не убедили Яна, и человек лишь крепче сжал доску в своих руках:

— Знаешь? Мне лучше знать что я хочу, а что нет.

— Тогда чего медлишь? Ведь если действительно хотел это сделать, ты бы не стал меня слушать.

Доводы тадберийца оказались достаточно вескими, и Ян опустил доску на землю::

— Вынужден признать твою правоту.

— Так бы сразу. А теперь, если не возражаешь, можно и познакомиться: меня зовут Торнц Тцаш, с кем имею честь?

Видно этот туземец не разделял точку зрения своих городских собратьев и охотно стремился к общению, поэтому беседа между ними даже не думала заканчиваться.

— Можешь называть меня Яном Анохиным, — он протянул руку в знак знакомства.

Торнц Цаш не знал о том, что означает этот жест, но интуиция подсказывала подать руку в ответ.

Берег не самое подходящее место для разговоров, и двое новоиспечённых знакомых направились в хижину туземца. По дороге Анохин рассказал историю своей не очень счастливой жизни.

Но и Тцаш не видел смысла молчать. И он, в ходе разговора, поведал Яну о том, что этот берег изгнания стал последним пристанищем для даров пришельцев, которые время от времени сбрасывают тадберийцы в реку Забвения на протяжении сотен лет. Но Тцаш основной целью в жизни избрал изучение неведомых технологий, и в своё время решился на отчаяный шаг — сплавиться вниз по реке. Но, к его разочарованию, даже самые передовые изобретения были не в состоянии противостоять бурному течению времени, большинство из них не уже работало. Но всё же иногда удача оказывалась на стороне Тцаша, и ему удавалось заполучить работоспособный экземпляр.

Судьба благоволила Тцашу и в этот раз, ведь новый знакомый, обладающий необходимыми знаниями, приоткрывал новые возможности по исследованию наследия других цивилизаций. Собственно, Ян тоже был не против помочь, ведь шанс выжить в одиночку на незнакомой планете стремился к нулю, а желание возвращаться обратно на рудники у него отпало само собой.

Анохин прожил у Тцаша около месяца, и каждый день они вдвоём рыскали по берегу в поисках затерявшихся артефактов. Обычно им попадалась всякий неработающий хлам. Но сегодня они наконец-то получили вознаграждение за свои труды и в громадной куче обломков обнаружили работоспособный глайдер. Провозившись с ним до заката, даже умудрились его завести.

Вечером парочка друзей могла спокойно передохнуть зная, что день не прошёл напрасно. Тцаш как всегда наловил рыбы, и у них на ужин снова была уха. Но в этот раз рыбный суп имел особенно приятный вкус. Анохил специально помедленнее ел, чтобы как можно подольше растянуть удовольствие. Но его друг быстро расправился со своей скромной трапезой и с радостью начал беседу:

— Хорошо, что ты лучше меня знаком с новыми технологиями, надеюсь, завтра мы сможеме попробовать полетать на глайдере.

— Ты шутишь? Какие же новые технологии? Такие модели сняли с производства за семьдесят лет до моего рождения.

— В любом случае, твоих знаний хватило, чтобы его запустить.

— Да ладно, ты тоже не лыком шит, как то же умудрился выучить людской язык. Кстати, до сих пор не знаю, как тебе это удалось сделать?

— Признаться, это было не просто. Люди, поселившись по ту сторону пустыни, полагают, что все сказанные слова так и останутся между ними, однако их речь эхом разносится по всей планете. Но человеческому уху не дано услышать это эхо. Однако как ты заметил у тхауори нет ушей, орган слуха нам заменяют бакенбарды. Видишь, наш потенциал не уступает людскому, однако, пока одни покоряют просторы космоса, другие похоже навечно вычеркнули из своей речи слово прогресс.

— Ты действительно считаешь прогресс благом, но поверь мне, что всё, что удалось людям благодаря научно технической революции — это практически полностью уничтожить родную планету. И теперь мы везде летаем по космосу, сея лишь одни разрушения. Твоя планета тоже не избежала этой участи.

Из-за услышанного Тшац изменился в лице, и от былой радости не осталось следа.

— Погоди, на этом месте прошу поподробней.

Яну стало неловко, но он вопреки желанию опустить голову, посмотрел прямо в глаза другу.

— Прости, я должен был признаться раньше, назревает война между людьми и твоими собратьями...

Трудно себе представить более неподходящее время для испытания старого глайдера, чем ночь. Ян оставил все попытки переубедить Тцаша в стремлении поскорее вернуться в Гжарц, и просто составил ему компанию в этом непростом путешествии. Но ржавый агрегат оказался гораздо крепче, чем выглядел на первый взгляд, и без особых проблем доставил парочку приятелей в город.

Рассвет ещё и не думал начинаться, планета укуталась во мглу. Но водоросли в аквариумах светились причудливым ярким цветом и с лёгкостью рассеивали ночной мрак вокруг себя. В свете необычных светильников из темноты показалось всё то, что осталось от некогда прекрасного города. Орда осталась верна себе, и Гжарц лежал в руинах, пепел витал в его воздухе, а дороги были усеяны трупами тадберийцев.

— Прости меня, я не знал, что так получится, — сказал Ян, похлопывая приятеля по плечу.

— В произошедшем нет твоей вины, но я прошу — оставь меня одного.

В эту трудную минуту Тцаш пожелал остаться в одиночестве, и Анохин прекрасно это понимал. Но и оставлять туземца в таком состоянии одного Ян не собирался. Человек просто устроился неподалеку, денёк выдался не из простых, он и не заметил как начал клевать носом.

А Тцашу было не до сна. Он всю ночь не смыкал глаз и с первыми лучами Денны принялся рыть могилы для погибших соплеменников. Туземец так был занят своим делом, что не заметил проснувшегося человека. Без лишних слов Анохин взял лопату в руки и начал копать землю рядом.

— Не надо, Ян. Ты сейчас свободен и не должен мне помогать.

— Да, ты как всегда прав, но я чувствую свою вину. Когда люди осваивали планету, они не думали, что так получится. Но, к сожалению, уже ничего нельзя изменить.

Но Тцаш не собирался мириться с произошедшим и ему было что на это возразить:

— Чужакам никогда не сломить волю тхауори, так гласит кодекс. И для нас это не просто громкие слова. Я пока ещё крепко стою на ногах, значит война не завершена, у нас есть ещё возможность всё исправить. Но ты должен отправиться со мной...

Старому глайдеру предстояло очередное путешествие. С виду совсем непримечательная безымянная пещера оказалась вполне подходящим местом для хранения секретов Тцаша.

— Я никогда не показывал тебе этот тайник, но деваться, похоже, некуда.

— Интересно, это здесь ты хранишь свои несметные сокровища?

— Можно и так сказать. Предупреждаю сразу, то, что ожидает нас внутри похоже на выдумку, но это правда.

Богатая фантазия Яна рисовала невообразимые картины, но внутри всего навсего их ожидал небольшой сундук. К разочарованию Анохина сокровищ там не оказалось, и Тцаш достал из него нечто похожее на надувной спасательный плот.

— Возможно, ты решишь, что после произошедших событий, я помутился рассудком. И я тебя понимаю: выглядит невероятно, но первое вчечатленее обманчиво, перед тобой самый настоящий хрономанипулятор.

— Что? Ты утверждаешь, что это — машина времени. Конечно, я не ставлю под сомненье саму возможность путешествий во времени. Но хрономанипуляторы настолько редки, что вряд ли кто-нибудь просто так их будет раздавать направо и налево.

— Это не дар чужаков. То что ты видишь — это изобретение тхауори.

— Что ж, в таком случае я действительно про вас всё ещё слишком мало знаю.

— Представь себе. Вы люди зовете нас аборигенами, а ведь когда-то мы сами были на Тадберии чужаками.

— Тхауори были гораздо продвинутей людей. Интересно, что заставило вас остановиться в развитии?

— Я расскажу тебе с чего всё началось. Давным давно планету населяли гигантские разумные змеи халпыны. Создатель наделил их разумом, но, к величайшей беде, обделил благоразумием. Ненависть накрепко осела в их душах, рождая нескончаемую вражду между собой. Кровавая война между соплеменниками оказалась неизбежна, и продлилась она до тех пор, пока в живых не остался лишь один — могучий змей Яй. Но гибель собратьев не изменила его суровый нрав, и весь гнев он направил против Денны. Из тел сородичей сложил Яй гигантский курган. И взобравшись на него захотел погубить звезду. Но его помыслы не остались незамеченны свыше, и Денна своими лучами испепелила громадное тело змея. Как уже ты понял, симпентерум — это и есть останки халпынов.

— Да, грустная легенда, но причём здесь Тхауори?

— Я не закончил, — сказав это, он продолжил рассказ. — Яй был наказан за свою злость, его тело истлело, но неупокоеный дух по прежнему живёт в руде, и до сих пор его шипение разносится эхом по вселенной. И первым кто откликнулся на его зов оказались тхауори. Они быстро нашли применения новому металлу, и, к несчастью, не смогли выдумать ничего лучше, чем делать из него оружие. Дух Яя постоянно требовал крови, и вновь разгорелась война. Возможно, тхауори и разделили бы участь халпынов, но они нашли в себе силы сопротивляться влиянию змеев и вовремя покинули симпентерумную гору. В память о жертвах войны тхауори засыпали песком все подступы к рудникам и навечно замолкли, чтобы вычеркнуть навсегда этот ужас из памяти. Но, к сожалению, мы оказались не единственными, до кого эхо донесло шипение халпынов. Находились и другие чужаки, которые прилетали сюда и каждый раз этот кошмар повторялся вновь до тех пор, пока они не покидали планету. Но в один день сюда прилетели земляне и больше я не вижу причин продолжать рассказ, ты и так всё прекрасно знаешь, что будет дальше.

Рассказанная легенда показалась Яну малоубедительной:

— Да ладно, это не может быть правдой, ведь не одна сотня лет минула с тех пор, за это время чего только не выдумывали.

— Это правда, тхауори и рады позабыть о тех страшных событиях, но эхо разносит эти слова с давних времён. Но, как я уже говорил, человеческое ухо не способно его расслышать.

— Не буду спорить, но если у нас есть машина времени, чего же мы медлим?

— Это опасное дело, я не боюсь смерти, но не хочу рисковать понапрасну.

Ян тоже понимал, что бесполезно пользоваться машиной времени не имея чёткого плана дальнейших действий. После нескольких часов раздумий у Анохина появились некоторые мысли по этому поводу. И он поспешил поделиться своими безумными идеями с Тцашом:

— Хорошо, насколько я знаю — храбрости тхауори не занимать, но враг превосходит их технологически. Возможно, если нам удастся найти на берегах Изгнания достаточное количество оружия, то это как-то уравняет шансы.

— Недавно я обнаружил ультразвуковое ружьё, и возможно удастся найти ещё, но не один из тхауори не возьмёт в руки оружие чужаков.

Улыбка появилась на лице Яна:

— Но один всё таки есть.

Хорошее настроение Анохина не воодушевило Тцаша, ведь в нём по-прежнему таились кое-какие сомненья.

— Ну, да. Не понимаю, к чему ты клонишь?

— Нам не удастся изменить исход битвы, но мы можем попытаться решить судьбу одного поединка...

Когда месяц назад Рахмедов дал имя этой пустыне, Ян и не думал, что название окажется настолько символичным. Именно это место и выбрали двое приятелей для того, чтобы заново пережить уже прошедшие дни.

Ян очнулся и обнаружил, что лежит на голом песке. В памяти вырисовывалась картина о вчерашнем дне. Никто не обещал, что перемещение во времени будет лёгким, но человек не ожидал, что его тело растает словно кусок льда, а затем вообще начнёт кипеть, превращаясь в пар. Анохин ещё не знал насколько успешным оказалось перемещение, однако то, что в его груди всё ещё продолжало биться сердце, означало то, что попытка не закончилась неудачей.

Ян огляделся по сторонам, но не заметил ничего подозрительного, лишь только под ногами немного покраснел песок. Тцаш тоже уже успел прийти в себя и находился в нименьшем недоумении, чем его товарищ.

— Как думаешь, у нас получилось? Всё вокруг выглядит по прежнему? — задал вопрос Ян, надеясь получить вразумительный ответ.

— Тише, я слышу приближающихся скакунов.

Где-то неподалёку проскакал отряд Рахмедова. Время ещё не успело стереть память о тех событиях, и Яну снова предстояло пережить встречу людей с тадберийцами. Но в этот раз Анохину приходилось смотреть со стороны, и он не собирался мириться с ролью стороннего наблюдателя:

— Что ж, похоже мы успешно испытали машину времени, пора посмотреть в деле и ультразвуковое ружьё.

— Не делай глупостей, — сказал Тшац и попытался вырвать ружьё из рук Яна, но человек успел сделать выстрел.

Попытка Тцаша помешать человеку провалилась, и выстрел попал прямо в цель — старый одноног упал замертво.

— Я не стал надеяться на судьбу и взял ситуацию в свои руки.

Первая часть плана завершилась удачно, Ян Прошедших дней получил нежданную свободу, и теперь герои могли без лишних колебаний двигаться дальше. Машина времени уже успела сослужить добрую службу, но друзьям пришлось её оставить, предварительно спрятав от любопытных глаз под слоем покрасневшего песка.

Судьба целого народа ныне лежала в руках чужака и изгоя, но упрямые тхауори даже не подозревали об этом, и Яну с Тцашем не приходилось рассчитывать на радушный приём. Анохин Прошедших дней уже получил свой приговор, но толпа не спешила расходиться, ведь на повестке оставался вопрос о назревающей войне.

В трудных ситуациях тадберийцы как всегда полагались лишь на кодекс, но в нём не было сказано ни слова о войне с чужаками. Но если врагу так приглянулись их земли, то возможно переселение на запад стало бы неплохим выходом из ситуации. И большинство жителей похоже согласились с этим не простым решением. Но Тцаш не собирался мириться:

— Глупая идея, неужели вы думаете, что людям одурманеным халпынами нужна земля? Нет, им хочется войны! Ведь симпентерум будет постоянно требовать крови. Тхауори всё равно обречены, только на этот раз будем мы будем убиты в спину.

В ответ Твёд начал отстаивать свою точку зрения:

— Ты глупец, призирающий наши обычаи, ещё и привёл сюда этого чужака. Благодаря кодексу мы до сих пор поддерживали мир.

— Конечно же до сих пор, мне, как бывшему хранителю это прекрасно известно. Но ведь кодекс был составлен лишь для тхауори, и вряд ли врагу, вонзающему нож в твоё сердце, будет до этого дело.

— Твои слова не лишены смысла, но изменение кодекса займёт немало времени. Нам же дорога каждая секунда, и если выдвинемся сейчас, у нас ещё останется время скрыть свои следы.

В попытке перетянуть на свою сторону толпу, Тцаш терпел неудачу. Чтобы как-то склонить чашу весов в свою пользу, Ян взялся за дело:

— Вы надеетесь на то, что псы Габара не смогут взять ваш след? Это глупо, как бы далеко не продвинулись, вы всё равно обречены. Да, я уже понял, что тхауори готовы растаться с жизнью ради принципов. Да, для некоторых судьба будет благосклонна, вы погибнете, остальные продолжат жить в рудниках. Интересно, что говорит кодекс по поводу лишения свободы?

— Не слушайте, его устами говорит Яй. Стража! Человека вновь ожидает спуск по реке Изгнания.

— Однажды я уже пережил этот спуск, неужели без кодекса вы даже не в состоянии как следует наказать меня?

Выходка человека вывела толпу из терпения, и в его сторону полетели камни. Ян не обращая внимания на собственные раны, продолжал свою язвительную речь:

— А вы не так уж безнадёжны, теперь представьте, что таких как я — десять тысяч. У вас хватило духу нарушить кодекс ради одного, а хватит ли булыжников на целую армию?

Но разъяренная толпа даже не думала останавливаться. Ситуация выходила из под контроля. Тогда Твёд решился на единственный, казавшийся верным, выход из ситуации. Хранитель прикрыл человека своим телом, призывая тадберийцев образумиться и придерживаться кодекса, но булыжники по прежнему не прекращали движения в их сторону. И каким бы твердолобым не был Твёд, камень оказался твёрже, и из раны полилась зеленоватая кровь.

— Как хорошо тебя защитил кодекс от родного народа! Посмотрим, что он сможет сделать против армии Габара? — Смеялся Ян, глядя прямо в глаза Твёду.

Хранитель не знал что ответить на выпады человека, и попытался как можно скорее покинуть это злосчастное место.

Ян не унимался и продолжал смеяться прямо в лицо толпе. Чтобы угомонить разъяренных тадберийцев, Тцашу пришлось силой увести Анохина с площади.

Народ так и не удалось переубедить, и рано утром перевязывая свои раны, Ян наблюдал как тхаоури собрав свой скромный скарб отправились на запад. Анохин не хотел признавать это, но блестящий план похоже провалился, и тадберийцы были обречены. Но бывший хранитель Твёд ничего не знал об этом, он просто решил спокойно пообщаться со своим недавним соперником:

— До вчерашнего дня я был хранителем кодекса, но после позора сложил с себя все полномочия.

— Прости, я не думал, что так получится. Просто хотел подарить народу шанс, а не ложную надежду, но тщетно. Мне не удалось переубедить ни одного жителя, и к тому же пролилась кровь невиновного.

— Не так уж и безрезультатно, нашёлся всё-таки один тадбериец, который проникся твоими речами.

— Не совсем понимаю, о ком Вы сейчас говорите?

— Соблюдая кодекс, я всю сознательную жизнь защищал тхауори. Но если кодекс показал свою несостоятельность, это не значит, что я перестану защищать свой народ. Я готов биться.

Грустная улыбка появилась на лице Яна:

— Добро пожаловать в армию, нас уже трое.

Накануне Твёд прожил худший день в своей жизни, и у него было достаточно причин верить в то, что завтра не будет лучше. Но вчерашняя неудача не смогла вконец испортить авторитет бывшего хранителя. И среди тхауори нашлись те, кто последовал примеру Твёда и встал на защиту города. В распоряжении Яна с Тцашом уже имелась небольшая армия: это ещё не гарантировало победы, но предоставляло маленький шанс на спасение...

Ян просто не мог подвести несколько сотен доверившихся ему, поэтому старый глайдер незамедлительно отправился в Симпентерумную орду.

Хан был немного удивлён, когда на месте посла он увидел своего бывшего раба, якобы безвременно погибшего во время вчерашнего перехода через пустыню. Но весть о том, что тхауори готовы дать бой, пришлась ему по душе. И он следуя заветам гостеприимства решил самостоятельно обеспечить радушный приём послу:

— Ну, война — это дело грядущего дня, а сегодня, пожалуйста, будь моим гостем. И пока готовят в ужин в честь грядущей победы, позволь моей скромной персоне развлекать тебя.

Ян успел хорошо изучить суровый нрав хана, и понимал, что в качестве развлечения Габар легко мог предложить пытки рабов и оказался недалёк от истины. Конечно, и до восстания в колонии практиковали смертную казнь, обычно использовался расстрел. Но новоиспечённый каган счёл его малоэффективной мерой, поэтому каждый раз, когда кого-нибудь от переизбытка великодушия приговаривал к смерти, выдумывал новую казнь. Сегодня Муртузов явно не страдал от недостатка вдохновения, и провинившегося беднягу ожидала смерть на дне колодца с нечистотами. Ручной насос предоставлял бедолаге шанс ещё немного побороться за свою жизнь. Но последние силы стали покидать его, а напор не прекращал увеличиваться.

— Ян! Думаю, бывший тёмник моей армии не нуждается в представлении. До сего дня он верно служил мне. Но этот шакал соврал мне о гибели одного раба. Его смерть будет показательна для всех, кто решится соврать хану.

Анохину стало не по себе, пусть на совести Рахмедова немало преступлений, но в данный момент он страдает из-за того, что подарил свободу рабу.

— Я понимаю, что ты захочешь вернуть Рахмедову должок. Поэтому, его участь в твоих руках.

— То есть, одно моё слово и тёмник сохранит свою жизнь?

— Разумеется нет! Сохранив ему жизнь, я проявлю слабость, а это невозможно — ведь грядёт битва! — хан достал из кобуры лучевой пистолет и отдал его Яну, — Ты можешь наблюдать позорную гибель Рахмедова от канализационных стоков, либо избавить беднягу от мучений и подарить ему более достойную смерть. Решай выбор за тобой!

Похоже участь тёмника была предрешена. Хан просто играл, предоставляя Яну лишь мнимую видимость выбора. Но у Анохина не возникало желание играть по чужим правилам, поэтому на ходу стал выдумывать свои собственные. Дуло ханского пистолета он направил прямо себе в висок:

— Я прошу отпустить Рахмедова! Вы же не хотите допустить гибель гостя?

— Лишь только умалишёный готов отдать свою жизнь ради такого ничтожного человека, а ты хоть и стал на сторону дикарей тхауори, не похож безумца.

— Достопочтенный хан считает, что я блефую? — Ян перенаправил пистолет на своё колено, — Думаю, выстрел в ногу продемонстрирует серьёзность моих намерений.

Рука Яна не дрогнула, он нажал на спусковой крючок, но выстрела так и не последовало.

— Ахмед! Ты проиграл мне дирхем!

Хотя тёмник и побывал пешкой в ханской игре, его жизни больше ничего не угрожало, и он спокойно выбрался из колодца.

А одинокая монета засверкала в руке Кагана:

— Надеюсь, мой гость не сильно расстроился из-за этой шутки? Просто мы с Рахмедовым поспорили. Он считал, что у тебя не хватит мужества нажать на спусковой крючок. Но результат оказался неожиданным, твоей храбрости хватило на то, чтобы пожертвовать собой. А теперь я прошу позабыть об этом недоразумении, приглашаю отужинать.

Разумеется, ханский ужин не мог обойтись без плова. Блюдо действительно выглядело аппетитным. Только вот разжиться рисом в этой части вселенной было нерешимой задачей даже для орды. Яйца местных насекомых при всей своей похожести являлись плохой альтернативой рису. Хоть хан наворачивал плов с удовольствием, Ян больше предпочёл бы съесть ведро рабской баланды.

— Я вижу, трапеза не доставляет тебе удовольствие? Возможно мой гость захочет потешиться борьбой?

Хан даже не успел хлопнуть в ладоши, как перед ним уже стояли двое раздетых по пояс мужчин.

— Тебе несказанно повезло лицезреть последний бой Сослана Аланова, ведь в орде практически не осталось воинов, готовых сойтись с ним в честном поединке.

Второй боец не нуждался в особом представлении, ведь им оказался старый знакомый Яна Промашин.

— Я знаю надзирателя не первый год. Никогда бы не поверил, что он настолько храбр, что готов выйти на бой с превосходящим по силе соперником!

— Ишак он, а не боец, раз думает, что сможет перехитрить меня. Ему выпала честь биться во имя хана в грядущей битве. Но этот трус предпочёл отделаться переломами рук в поединке с Алановым. Но помни — ничто не укроется от моего взгляда! И если он не хочет сражаться, то ему самое место среди рабов.

В списке дел Аланова на нынешний вечер не находилось места для поражения в поединке. Он сразу лишил надзирателя всех шансов на победу, переломав ему обе руки во время первого же удачно проведённого приёма. Но поражение Промашина меркло перед участью, которую приготовил для него хан...

Денна только успела подняться над горизонтом, а две армии стоявшие по разные стороны пустыни Прошедших дней, были готовы в любою минуту ринуться в бой. Накануне Аланов провёл великолепный бой против Промашина, поэтому у хана даже не возникал вопрос кого выставить на поединок. Тхауори тоже не испытывали проблем в выборе поединщика, Тцаш как предводитель тадберийцев не мог назначить никого другого, кроме самого себя.

А Ян на правах гостя старался держаться рядом с ханом, ведь слишком многое было поставлено на карту:

— Мне тревожно, хан! Поединок ещё не начался, а твои воины в любой момент могут сорваться в бой.

— Тебе нечего тревожиться. Клянусь именем Тимучина, я лично убью каждого, кто ринется в бой раньше, чем закончится поединок!

Меж тем компанию поединщикам составил дрон наблюдатель, и его глазами хан отчётливо следил за картиной происходящего. Ян тоже старался не отставать от Муртузова и быть в курсе событий.

Аланов чувствовал, что его соперник сегодня первый раз в жизни взялся за меч. Он совсем не собирался предоставлять ему фору и нанёс удар ятаганом первым. Тцаш отразил выпад Сослана, но против последующего удара ногой в живот оказался бессилен. Песок смягчил падении тадберийца. Заветы воина не разрешали Аланову добивать лежачего, и он подал руку помагая ему подняться на ноги. Тцаш и не задумывался о том, чтобы принять помощь от врага. Не вставая на ноги, он начал пятиться назад. Жалкие попытки тадберийца спастись не увенчались успехом. Аланов настиг его довольно быстро. Казалось, судьба поединка была предрешена, но в пылу борьбы Сослан так и не заметил, как у него под ногами засрипел красный песок.

Хан предвкушал победу Аланова и совсем не обращал внимания на то, что Анохин уже начал вести обратный отсчёт времени. И как только Ян дошёл до нуля, Габар увидел, как песок вокруг поединщиков начал рассыпаться, и надувная конструкция поднялась из земли. Хотя это было не самое странное, в следующее мгновение всё вокруг заволокло паром. Клубы пара быстро развеялись, но от поединщиков уже не осталось и следа.

Недоумение хана вышло за всякие границы:.

— Не знаю что произошло, но будем считать, что бой закончен!

Габар уже был готов дать команду своим воинам вступить в бой. Но Ян вмешался в его планы:

— Не торопись, хан! Не ты ли десять минут назад клялся, что ни один воин не вступит в бой, пока не завершится поединок?

— Я буду вечно помнить свою клятву. Не важно кто победил в поединке, коль оба поединщика мертвы — считаю, что бой закончен. А теперь просто уйди с моего пути!

— Заблуждаешься, хан! Поверь мне, ты только что видел, как поединщики отправились в будущее, ведь надувная конструкция — это самая настоящая машина времени. И скажу на чистоту, что в ближайшие лет двести поединок не закончится.

— Что за чушь? Твои лживые речи не одурачат меня!

— Твоё недоверие, оскорбляет меня хан. Мы оба прекрасно знаем, что путешествие во времени возможно.

Габар не хотел признавать свою неудачу, но чувствовал, что посол говорит правду. А его войны одурманенные халпынами уже жаждали боя. И даже один из нукеров не дожидаясь приказа своего кагана сорвался в атаку. Но хан не стал смотреть, как порочат имя его великого предка. И одним выстрелом из своего пистолета дал всем понять, что он является человеком слова:

— Так будет с каждым, кто нарушит клятву хана. А ты, урус, можешь возвращаться к тхауори и передать им, что боя не будет. Но помни, что как только ты пересечёшь пустыню, законы гостеприимства перестанут действовать, и за твою голову будет назначена такая награда, что сами дикари принесут её мне...

Вряд ли среди тхауори найдется тот, кого заинтересуют ордынские дирхемы. Поэтому угрозы хана оказались лишь пустыми словами. Жертва Тцаша не осталась напрасной, тадберийцы получили мир, хотя их жизнь уже не будет прежней. Ян больше не видел причин задерживаться в орде. Он еще не имел ни малейшего представления о том, что ждет его впереди. Но он уже знал наверняка, что рабство и война остались для него по ту сторону пустыни Прошедших дней...