Невозмутимые звёзды
Она выскользнула из дома перед рассветом. Пронеслась стремительной тенью по узкой извилистой тропке, раздвинула упругие чуть влажные от росы ветви олеандра с набухшими бутонами и… не смогла сдержать восхищённого вздоха. Перед ней простиралось спящее море! В предутренней сероватой мгле не было видно волн. Легкий, чуть слышный шелест воды в десятке шагов впереди обозначал линию прибоя. А дальше… дальше были звёзды! Сверкающие россыпи огней со всех сторон: вверху и внизу — повсюду! Бездонное небо, провалившееся в морскую бездну, смешавшее воедино сон и явь, отражение и мечту… Мириады миров, чуть мерцающие в предутренней дымке, сияющие загадочным нездешним светом!
Она сделала робкий шаг вперёд, осторожно, не смея нарушить эту безмолвную красоту. Галька под ногами зашуршала, предательским диссонансом врываясь в мир небесной гармонии. И ещё какой-то звук… едва различимый негромкий гул — будто её шаги случайно разбудили что-то неведомое. Она замерла, сдерживая дыхание, напряжённо вслушиваясь в тихое гудение, настойчиво пробивающееся сквозь ленивый шёпот моря. Шаг вперёд, и непонятный звук стал чуть ближе. Ещё шаг — навстречу сонным тёплым волнам. Мама запрещала ей подходить к воде… Но мамы здесь нет. Есть лишь предрассветное море, манящий загадочный звук и звёзды, невозмутимо взирающие с высоты. И она сделала ещё один шаг…
Он проснулся от резкого удара по голове и несколько мгновений не мог понять, где находится. Тело мотало из стороны в сторону, шлемофон сполз на затылок, в ушах стоял гул, а перед глазами маячила металлическая поверхность, покрытая облупившейся тёмно-зелёной краской. «Радиационная защита», — всплыло в мозгу. Здесь, возле главного шпангоута, покрытие давно пошло пузырями и облезло, обнажив серую свинцовую плиту. Самолёт опять тряхнуло, и он едва успел выставить руки, защищая голову от нового удара. В ушах шумело, но не столько от боли, сколько от всепроникающего гула, преследовавшего даже во время сна. Там, во сне, он плыл посреди пустоты, окружённый искрящимся сверкающим роем звёзд. В то же самое время он чётко осознавал, что находится внутри бронекабины на высоте пятьдесят тысяч футов — в каком-то смысле тоже посреди пустоты.
Вдох-выдох, потянуться всем телом, привести спинку кресла в рабочее положение… «Оператор-наводчик во время отдыха имеет право свободно перемещаться в пределах своего боевого поста», — примерно так описывались в инструкциях его ближайшие перспективы. Боевой пост… Шаг в одну сторону, полтора в другую. На стенах — свинцовые плиты внахлёст, связки грязно-жёлтых кабелей в армирующей оплётке. Прямо перед ним неудобный металлический стол, щиток управления бомболюком, россыпь красно-зелёных кнопок и тумблеры-переключатели. Глаза резало от яркого света ламп. Он сощурился, посмотрел на часы. Времени до контрольного сеанса связи оставалось предостаточно. Крутанул рукоятку рации — эфир, до того момента тихо бормочущий что-то на грани слышимости, ворвался в динамики шипящей какофонией статических разрядов и фантомными всплесками морзянки. Он убавил громкость и закрыл глаза.
Самолёт снова дёрнуло вниз, в этот раз совсем чуть-чуть — он не стал выставлять руки. Будто нестрашная волна окатила с головой и вытолкнула на берег. Он оглянулся назад — там не было воды. Яркие точки со всех сторон. Будто бы рядом, но, в то же время, невообразимо далеко. И тихий, плавно нарастающий гул…
Волны были совсем близко. Она слышала их влажный шёпот — словно море рассказывало долгую захватывающую историю, сказку длиной в целую жизнь. Запах водорослей, выброшенных на берег вчерашним штормом, смешивался с тонким пряным ароматом утренних цветов. И гул… загадочный звук, заставивший её позабыть о сонном море и россыпях звёзд под ногами! Этот звук постепенно усиливался. Что-то неведомое приближалось со стороны моря. Вдали уже явственно проступала линия горизонта, подсвеченная просыпающимся светилом, и в этом неверном свете какая-то чёрная точка мелькала в высоте. Что-то летело над водой — снижалось прямо к ней, всё ближе и громче…
Чуть приоткрытые в немом восхищении детские губы, широко распахнутые голубые глаза, в которых спряталось жгучее любопытство и лёгкая, легче утренней дымки, тень тревоги… Она вытянула руки и сделала ещё один шаг вперёд…
Короткий пронзительный звук сирены вырвал из объятий сна и выкинул на жёсткий берег реальности. Берег, размером с операторское кресло внутри тесной кабины, пропахшей пластиком и старой электропроводкой. Он полупривстал, отчаянно моргая и пытаясь одновременно охватить взглядом всю приборную панель: альтиметр, блок управление автопилотом, многочисленные шкалы и датчики, предохранитель катапульты… Маленькая красная лампочка в дальнем углу! За долгие годы эксплуатации краска выцвела, и теперь мигающий огонёк вместо ярко-алого был изжелта-оранжевым. Вспышка, короткая пауза, темнота. Подстать мерцающим звёздам из его сна… Сигнал тревоги.
«По сигналу тревоги оператор-наводчик должен подключиться к дублирующему контуру управления и доложить о готовности…» Он дёрнул рычаг под сиденьем, приводя кресло в максимально возможное вертикальное положение, интенсивно покрутил головой, избавляясь от остатков дрёмы, и выдал короткое условное сообщение в эфир.
Атомолёт Convair X-66, кодовое название «Жук». Призрак холодной войны, неделями без посадки бороздящий стратосферу. Призрак и, одновременно, страж. Как знать, что было бы, не появись некогда это оружие «мёртвой руки»… Дальнейшее развитие ракетной техники? Космические военные спутники? А, может, что-то ещё… Теперь, через полвека после создания, их осталось по одному у каждой из сторон — где-то на другом краю земли сейчас курсировал вдоль нейтральных вод ТУ-120 «Хрущ». Возможно, его оператор также напряженно всматривался в показания приборов и ждал дальнейших распоряжений от базы…
«Курс — двести семьдесят, снижение… на удалении триста двадцать…» — прохрипел радиопередатчик. Он кинул взгляд на высотомер. Стрелка неторопливо поползла влево, тело стало лёгким, а гул в ушах слегка сменил тональность. На этой стадии полёта от оператора не требовалось активных действий. Фактически, он был здесь пассажиром. Патрулирование проходило в автоматическом режиме: взлёт, посадку, и даже бомбометание можно было выполнить без его участия.
Две недели напряжённого ничегонеделания в ограниченном объёме кабины. Потом приземление для техосмотра на одном из секретных аэродромов в пустыне, и несколько недель отдыха… за колючей проволокой на территории авиабазы. Отпуск — раз в год.
Учебные тревоги с имитацией боевого снижения случались нечасто. Обычно операторы «Жука» радовались любому событию, нарушившему их двухнедельное заточение. Однако сейчас он взирал на приборы с сонным безразличием. Звёзды… Их было так много там, во сне. И что-то ещё далеко внизу. Он не успел. Не смог разглядеть… Очередной раз он пожалел о том, что в кабине атомолёта отсутствовали иллюминаторы. Защита от излучения ядерного реактора диктовала свои правила. Но как же, чёрт возьми, ему хотелось хотя бы на секунду кинуть взгляд наружу — за пределы свинцовой тюрьмы! Судя по часам, сейчас ночь. Точнее, раннее утро. Есть ли на небе звёзды, или всё скрыл туман? Какое оно — это утро? Понравилось бы оно его дочурке, которую он не видел уже полгода?..
Писк на приборном щитке прервал мысли. «Критический угол атаки», — скрипящим женским голосом сообщила Bitching Betty — речевой информатор, его единственный собеседник на борту.
— Да, да, — вяло пробормотал он в ответ, непроизвольно кидая взгляд на потолок. Кто-то из его предшественников много лет назад приклеил там фотографию голливудской кинодивы. За давностью лет никто уже не помнил её имени, поэтому для современных операторов она была просто Стерва Бетти — воплощение голоса из динамиков. Белокурая девушка под потолком ослепительно улыбалась, придерживая платье, раздуваемое порывом ветра. Перестраховщица Бетти монотонно твердила из динамиков про критический угол атаки. Стрелка высотомера ползла влево. Через минуту она остановилась напротив числа тридцать три, чуть качнулась вправо и окончательно замерла на месте. Голос речевого информатора умолк, вернулась нормальная сила тяжести, а на приборной панели загорелся транспарант готовности к сбросу.
Он вжал кнопку, подтверждая готовность, и доложил на базу. Сейчас должен прийти отбой, и бомбардировщик вернётся к патрулированию. Так происходило каждый раз: проверка систем, пикирование, полная готовность… и отмена, возвращение к обычной двухнедельной рутине. Обратно — туда, где звёзды освещают берега бесконечности, и кто-то, возможно, ждёт по ту сторону моря…
Это был жук! Он летел над волнами, переливаясь всеми цветами радуги и понемногу снижался, нацелившись прямо в линию прибоя. Внезапно ей стало не по себе. Что, если жук опасен?
Она сделала шаг назад и закусила губу. В рассветной тишине звук от крыльев был неестественно громким. В первых утренних лучах, пробившихся из-за горизонта, жук сверкал, затмевая собой потускневшие звёзды… И вдруг, опустившись совсем низко и попав в тень, он исчез! Лишь усилившееся гудение говорило о том, что насекомое где-то рядом…
Она сжала кулачки, отчаянно пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Вдруг, набежавшая тёплая волна нежно лизнула за пятки, словно говоря: «Не бойся! Всё будет хорошо…» Тем временем, звук немного изменился. Теперь жук, казалось, завис на месте. Она ещё раз пристально вгляделась в туманное марево, повисшее над морем, и в следующий момент увидела…
Снижение перед заходом на условную цель, проверка всех систем и отбой — продолжение патрулирования. Так было всегда… но не в этот раз! Радио ожило и выплюнуло сухую команду: «Шестьдесят шестой, продолжаем заход на цель. Боевой курс — двести сорок. Разблокировка замков бомболюка…»
Он моргнул и почувствовал, как остатки сна, ещё прятавшиеся где-то в тёмных уголках подсознания, окончательно испаряются под лучами реальности. Заход на цель… Это что, взаправду? «Заход. На. Цель». Слова звонко барабанили изнутри по черепной коробке. Просились наружу, холодной дрожью растекаясь по телу. На цель…
— База, подтвердите боевой… — он отпустил клавишу вызова, попутно отметив, что не узнаёт свой голос.
«Шестьдесят шестой, курс — боевой… Дальнейшие инструкции позже…»
Следующие несколько минут он занимался проверкой системы наведения. Размышлять было некогда, да и не слишком хотелось. Третья мировая? Нет, невозможно. Это оружие создавалось, чтобы никогда не быть использованным. Но что тогда? Боевое бомбометание — это уже не учения… Похоже, индикатор створок люка барахлит. Сейчас включится резервная система…
Он не мог знать своё местоположение — ведь он не был пилотом. Где-то над Тихим океаном — это вся информация о маршруте, которая была ему доступна. В задачу оператора входило лишь поддерживать работоспособность оборудования. Управление полётом происходило с земли, через систему АВАКС.
Он закончил контрольные тесты и откинулся в кресле. Больше от оператора ничего не требовалось. Впрочем, есть кое-что… Он покосился на щиток управления, на грязно-белую пластмассовую крышку, прикрывавшую несколько невзрачных тумблеров — систему ручного управления сбросом. Если что-то пойдёт не так, и команда с земли не сработает, ему придётся действовать самостоятельно. Никто из операторов ещё никогда не пробовал эту систему в деле. И он очень надеялся, что ему не придётся быть первым…
Жук был огромен — размером почти с её ладонь! Он завис в воздухе на расстоянии вытянутой руки и выглядел при этом весьма грозно. Над иссиня-чёрной спиной трепетали радужные крылья. Чуть пониже у жука торчали не то лапы, не то усы — он шевелил ими, словно пытаясь раздвинуть воздух впереди себя.
— Ты кто? — тихонько спросила она.
Жук молчал и продолжал угрожающе шевелить конечностями.
Она осторожно протянула ладонь. Жук немного отлетел назад, но потом снова вернулся, загудев громче прежнего. Она вздрогнула и отдёрнула руку.
Как же так? Ведь это её утро и её пляж! Она специально встала раньше всех, а тут жук… Детские губы задрожали, а в уголках глаз появилась слёзы. Противный жук! Она брезгливо махнула рукой, одновременно отступая назад. Насекомое дёрнулось, подлетело чуть вверх и загудело с новой силой…
«Шестьдесят шестой, готовность к сбросу. Поправка — ноль пять… ноль три… Удаление — двадцать… девятнадцать…»
Он мелко дрожал, вжавшись всем телом в кресло. Звук двигателей на несколько секунд стал пронзительно тонким. Самолёт пару раз тряхнуло, откуда-то сзади раздался приглушённый скрежет, будто лист металла протащили по огромной стальной тёрке.
«Шестьдесят шестой, подтвердите готовность створок, подтвердите готовность… Команда на левый гидропривод не проходит!»
И следом голос Бетти, заглушающий радио: «Авария в системе бомбометания! Утечка масла в техническом отсеке…»
— Готовность не подтверждаю, не подтверждаю! — он резко вжал клавишу связи и несколько раз торопливо повторил одну и ту же фразу, попутно ловя себя на мысли о том, что испытывает огромное облегчение. Что бы ни скрывалось в недрах его «Жука», оно не будет сброшено вниз…
Несколько секунд радиомолчания, в течение которых он отстранённо наблюдал за сменяющими друг друга цифрами на приборе наведения: «Удаление — восемь… семь… шесть…»
«Ручной пуск, шестьдесят шестой! Ручной пуск! Снять предохранитель ручного сброса…»
Всё-таки это произошло! «Мёртвая рука» не смогла обойтись без руки живой… Он зачем-то пошевелил пальцами, помедлил пару секунд, и резким движением сорвал крышку со щитка. Потом прочитал короткую, всего в пару слов, молитву, дождался, когда зелёные цифры на чёрном экране превратятся в ноль, и щёлкнул переключателями «Створки открыть» — «Сброс по готовности». Томительная пауза и… ничего не произошло! Всё также надсадно гудел двигатель, выбрасывая из реактивного сопла газы, разогретые ядерным реактором, да ещё Стерва Бетти время от времени нудным голосом твердила про утечку масла.
Он осторожно нажал кнопку связи и доложил о случившемся. Радио задумчиво молчало, потрескивая время от времени статическими разрядами. Он медленно откинулся в кресле и замер, едва дыша, напряжённо всматриваясь в экран с застывшим на нём маленьким, чуть мерцающим, зелёным нолём…
— Ты… кто? — обиженным дрожащим голосом повторила она. — Что ты здесь делаешь?
Жук не ответил. Он продолжал висеть в воздухе над линией прибоя, и, казалось, готовился совершить что-то ужасное. Она всхлипнула, провела рукой по глазам, а когда снова взглянула на жука, ей показалось, что тот подлетел чуть ближе! Она взвизгнула и замахала руками, пытаясь отогнать страшное насекомое…
Турбулентность началась внезапно. Только что он сидел, скукожившись, на неудобном операторском кресле, и вот уже неведомая сила швырнула его прочь — на жёсткий освинцованный пол кабины. Вслед за этим захрипело радио. Помехи были настолько сильными, что перекрывали гул двигателя и причитания Бетти. Он с трудом ухватился за какую-то скобу, подтянулся и упал в кресло. Тряска не утихала. Казалось, что это поезд, а не самолёт. Состав, сошедший с рельсов…
«… шестой, боевая! Открыть вручную, повторяю — вручную… заход на цель… второй круг…»
Он не верил ушам. Вручную — это значит выйти за пределы кабины. Наружу, за рамки его тюрьмы, и, одновременно, за периметр защитного контура, под невидимые всепроникающие лучи из реактора. Теоретически такая возможность существовала, но операторы никогда не отрабатывали ничего подобного на тренажёрах…
Следующие несколько секунд радио хрипело потусторонними голосами, а тряска достигла максимума — он едва мог удержаться на месте. И вдруг всё закончилось. Будто кто-то огромный за пределами самолёта отложил в сторону свой невидимый воздушный молот и взял небольшую передышку.
«Слушай сюда, пилот», — сказал голос из передатчика. Звук был тихим и абсолютно чистым, словно говоривший находился рядом — по ту сторону свинцовой стены.
«Слушай сюда. Есть приказ президента. Мы сами точно не…» — звук прервался. Как отрезало — ни голоса, ни помех. Через несколько секунд радио вновь заговорило…
«… инцидент над западной Атлантикой. Мы должны…»
Ещё одна пауза. Долгая. Почти бесконечная. И снова голос…
«… верит в тебя! Ты должен сбросить вручную, пилот! Демонстрация силы…»
Передатчик замолчал. На этот раз связь окончательно прервалась.
«Пилот»… Он нахмурился, чуть разжимая руки, которыми судорожно схватился за сиденье, пытаясь удержаться во время турбулентности… Он никогда не был пилотом! Только оператором-наводчиком. Всего лишь тем, кто следит за исправностью бомболюка. Его детская мечта об управлении самолётом… Ох, не так он представлял себе её воплощение.
Бетти удивлённо молчала, радио тихо шуршало статикой в унисон гулу за бортом, голливудская блондинка беззаботно улыбалась с потолка… Итак, теперь он пилот!
Кажется, она задела жука рукой — тот отлетел на несколько шагов и чуть не плюхнулся в набежавшую волну. В последний момент перекувырнулся в воздухе и снова набрал высоту. После этого он начал кружить над её головой, не снижаясь слишком сильно — так, чтобы нельзя было дотянуться рукой. Круги постепенно сужались. Она следила за несносным насекомым до тех пор, пока не закружилась голова.
Ну что это такое? Ей так хотелось спокойно поиграть на берегу. А теперь уже совсем рассвело — скоро мама придёт за ней, и тогда магия этого утра будет безвозвратно потеряна… Нужно срочно понять, чего от неё хочет этот жук!
Санузел находился прямо за спинкой сиденья. Нужно было всего лишь протиснуться в невысокий проём. Пыхтя и чертыхаясь, он проник в крохотное помещение, по воле конструкторов отделённое от остальной кабины внушительной перегородкой. Видимо, когда-то предполагалось, что в экипаже будет больше одного человека…
Он задумчиво обвёл взглядом пространство, прикидывая дальнейшие действия. Впрочем, времени на раздумья уже не оставалось. Бомбардировщик по широкой дуге повторно заходил на цель. Бетти, переведённая в режим сопровождения, отсчитывала дистанцию: «Триста шестнадцать… триста пятнадцать… курс — сто девяносто…»
Он перекрыл подачу воды, откинул крышку унитаза и отвернул несколько тугих болтов. Небольшой нажим плечом, и впереди открылся простенок между смывной камерой и контейнером для отходов. Здесь всё было покрыто ржавчиной и непонятной зеленоватой слизью. Втайне надеясь, что это изоляционная смазка, он кинул последний взгляд на приборную панель, осторожно втиснулся в узкое пространство и начал ползти в направлении хвоста самолёта. Вскоре его руки упёрлись в холодный влажный металл. Свинцовая плита в этом месте крепилась всего двумя болтами, и он, матерясь и срывая ногти, принялся откручивать их ужасно неудобным газовым ключом. Через пару минут всё было кончено. Он упёрся ногами в какие-то трубы, а руками и головой изо всех сил надавил на плиту. Раз, другой… После третьего рывка плита со скрежетом подалась, он протиснулся в образовавшуюся щель, сдирая кожу на руках, приложившись несколько раз головой об острые углы… «Двести девяносто девять… двести девяносто восемь… — отсчитывала где-то за спиной Бетти, — расчётное время до цели — пятнадцать минут…»
Она присела и сделала вид, что не обращает на жука никакого внимания. Гудение сделалось чуть тише, потом незаметно приблизилось. Казалось, ещё секунда, и отвратительные мохнатые конечности насекомого коснутся её голой шеи… Тогда она вскочила, взмахнув руками, с пронзительным криком, и схватила… нет, почти схватила жука! Тот стремительно взмыл в небо, оставив на руках следы не то пыльцы, не то коричневатой грязи. Она принялась с омерзением тереть ладони о подол платья, а море тем временем продолжало шептать на своём непонятном языке что-то ласковое и успокаивающее…
Мощный удар сотряс самолёт, пройдя из носового отсека в хвост и обратно в направлении бронекабины — словно тот, кто размахивал воздушным молотом, вновь решил взяться за дело. «Авария сервокомпенсатора… Повреждён руль высоты! Повреждён руль высоты!» — зашлась в истошном крике Бетти.
Вначале его швырнуло на край отогнутой свинцовой плиты, после — в сплетение проводов и гибких шлангов, скреплённых острыми металлическими хомутами. Он застонал и схватился за какую-то оплётку, вырвав её с мясом из стены. В следующий момент новый удар заставил разжать руки. Голова мотнулась вперёд и врезалась в твёрдую хрустящую поверхность… На несколько секунд он потерял сознание, а когда очнулся, вокруг было темно. Лишь искры от разорванного кабеля освещали пространство технического отсека, в который он проник из санузла.
«Повреждена проводка, повреждена проводка…» — констатировала Бетти.
«Интересно, почему она не отключилась?» — подумал он, прежде чем снова провалиться в забытьё…
Она оттёрла ладони и сердито посмотрела на жука. Тот отлетел достаточно далеко от берега и теперь медленно двигался вдоль линии прибоя, чуть удаляясь, а потом снова подлетая ближе. Ей показалось, что звук крыльев стал другим — каким-то неуверенным и рваным. Было ощущение, что насекомое удерживается в воздухе с большим трудом… Может быть, ему больно? Мысль, внезапно пришедшая в голову, заставила вздрогнуть. Ну какая же она глупая! Ведь несчастное насекомое не сделало ничего плохого. Наверное, жук просто пролетал мимо, увидел её, и решил рассмотреть получше. А, может, он даже хотел подружиться…
Слёзы жалости брызнули из глаз, смешиваясь с солёными морскими брызгами. Через минуту она взяла себя в руки и, всхлипнув последний раз, присела на корточки, протягивая жуку раскрытые ладони.
— Прости меня, пожалуйста, и… давай дружить! — она робко улыбнулась, а первый лучик светила, наконец пробившийся к ней из-за горизонта, мгновенно высушил слезинки на детских щеках…
Его тянули за волосы. Скрипучий женский голос снова и снова повторял что-то очень важное и срочное. Он не мог разобрать слов, и вновь погрузился в прохладный океан беспамятства. Почти до самого дна… и назад… Кто-то гладил его по голове. Кажется, подруга. Лица не разобрать. Он попытался улыбнуться, и не смог вспомнить, как двигать губами. Ещё он очень хотел сообщить, что не станет никого убивать. Он уже сделал всё что мог, и теперь это не его забота… Подруга с сожалением отошла в сторону, растворилась в мутном полумраке. На её месте появилась маленькая девочка — его дочь. Она протягивала ладошки и куда-то звала. Он хотел подплыть ближе, но вместо этого начал увязать в чём-то липком. Будто обволакивающий холодный ил со дна. И голос… «Папа, идём со мной!» Кажется, бывшая жена сейчас во Флориде. Взяла ли она с собой их дочь? Инцидент… Западная Атлантика… «Девяносто девять… девяносто восемь… курс — двести сорок…» Белокурая Бетти подошла вплотную и принялась гладить по голове. Ему никогда не нравилась Бетти. Он решил повернуться на другой бок, и тогда эта стерва с силой дёрнула за волосы! Он издал протяжный стон и пришёл в себя.
Вокруг было темно. Турбулентность, похоже, прошла, но звук двигателя как-то странно изменился — в нём появились пронзительные истеричные нотки. Бетти продолжала отсчитывать дистанцию. Он попытался сесть и не смог — волосы застряли в сплетении шлангов и труб. По лицу текла кровь вперемешку с машинным маслом. Руки были липкими и плохо слушались. Вырвав несколько клоков волос, он, наконец, принял вертикальное положение.
«Флорида — Западная Атлантика — инцидент!» Мысль, проскользнувшая в голове, подбросила его вверх, окончательно вернув в реальность. Он должен сделать это! Если враги уже сделали… Не важно, что именно. Теперь только он может выполнить приказ. Он — пилот, и он принял решение…
Между техническим и бомбовым отсеками располагался узкий темный коридор с гермолюками на обоих концах. С трудом приподнявшись, он вскрыл замок первого люка, сунулся в темноту и замер на месте. Ещё пара шагов, и он достигнет цели. Вот только… дальше не было защиты от излучения. В хвостовой части атомолёта располагался реактор, и находиться там было смертельно опасно.
В несколько рывков он отодрал от стены свинцовую плиту, прикрывавшую санузел. Острая боль в груди заставила согнуться пополам. Он закричал, отшвырнул плиту и упал на пол, жадно хватая ртом воздух и ощупывая руками сломанные рёбра. «Восемьдесят шесть…» — констатировала Бетти.
— Сука ты! Я столько не проживу… — бессильно простонал он.
Через минуту, подобрав плиту, он ползком двинулся вперёд, издавая при каждом движении хриплый стон. Достигнув люка в дальнем конце коридора, он зашарил руками в темноте, пытаясь найти замок. Бомбардировщику оставалось до цели меньше полусотни миль, когда, наконец, послышался хищный металлический скрежет, и створка ушла в сторону. Уши заложило от перепада давления. Он выставил перед собой свинцовую плиту и вполз в бомбовый отсек.
Свет. Много света. Это первое, что он осознал затуманенным от боли мозгом. Из-за импровизированного щита не видно было источник. Он осторожно выглянул из-за плиты, сморщился от очередного взрыва боли в грудной клетке, и, наконец, увидел…
В нижней части отсека располагались два небольших круглых иллюминатора. Из-за толстых стёкол нельзя было разглядеть, что происходит за внешней обшивкой. Свет, проникая снаружи, растекался яркими волнами по грязно-серому пространству, брезгливо огибал сплетение труб и кабелей на полу и концентрировался в центре отсека — там, где холодной безжизненной громадой высилась она…
— Сто мегатонн! — исступлённо шептал он, извиваясь по полу и судорожными рывками продвигаясь вперёд… — Сто мегатонн…
«Тридцать три… тридцать два… высота — ниже расчётной…» — бубнила где-то вдали Бетти. Его мутило. В течение нескольких секунд он не мог понять, что происходит, и зачем его рука дёргает за длинный металлический рычаг. Самолёт потряхивало, сказывались повреждения хвостовой части. Вдали, у противоположной стены, маячил такой же точно рычаг — создавалось ощущение, что в глазах двоится. Очередная воздушная яма — долгая, глубокая… Его стошнило — один раз, другой. Кровь… Он поискал глазами свой свинцовый щит, и не смог найти. Рычаг… Один — рядом с ним, второй — возле дальней створки бомболюка. Нужно дёргать синхронно. Вот, только, он здесь совсем один…
«Одна минута до цели», — голос Бетти звучит прямо в голове. Он оглядывается — там никого нет. Поворачивает голову обратно. Перед ним простирается море. Полный штиль. Вот-вот взойдёт солнце. Остывающие звёзды сонно мерцают в глубине. Мгновение перед восходом. Маленькая девочка идёт к нему по пляжу. Кажется, его дочь. Или нет? Очень похожа… Она подходит вплотную, робко улыбается, протягивает ладони. Он протягивает в ответ свою руку, разжимает кулак. У него на ладони маленький камень. Прозрачный кусок застывшей смолы. Внутри — какое-то насекомое. Он хотел подарить его при следующей встрече. Взял с собой в полёт…
Открытые детские ладони. Широко распахнутые доверчивые глаза. Кажется, она что-то говорит. Слишком тихо и… Слишком поздно!
«Сброс!» — командует Бетти.
Он дёргает за рычаг, вставляет в образовавшийся зазор камень, удачно подвернувшийся под руку — так, чтобы створка осталась в разблокированном положении, и кидается ко второму рычагу…
«Сброс! Сброс!» — отдаётся металлом в ушах.
Он повисает всем телом на рукоятке аварийного открывания люка. Секунда, другая… Скрежет за спиной.
«Бомболюк открыт…» — торжествующе доносится издалека… «Предохранитель снят…»
Он отпускает рычаг и обессиленно падает на спину. Он всё сделал правильно. Теперь можно вернуться обратно — туда, на пустынный пляж, где кто-то ждёт его под мерный убаюкивающий шёпот волн…
Короткая сирена бьёт по нервам. Он приподнимает голову и успевает заметить, как огромный круглый силуэт скользит вниз сквозь широко раскрытые створки бомболюка. Он подползает чуть ближе. «Парашют открыт…» — сообщает ему подруга. Во все глаза он пытается рассмотреть маленькую чёрную точку, плавно опускающуюся вниз под белоснежным куполом… Вот точка достигает верхнего слоя облаков. Такие монолитные издали, они не оказывают сопротивления, словно чувствуют беду. Поверхность планеты все ближе. Пелена облаков остается позади. Ниже — океан. Величественный и беззащитный.
«Я надеюсь, там никого нет… очень надеюсь…» — почему-то проносится в голове.
«Ноль!»
Он вздрагивает и передергивает плечами. В первое мгновение все остается по-прежнему. Но уже живет в рассветном небе это. Его уже не остановить…
Вспышка! Затянувшийся экстаз взрыва. В течение долгих секунд между гибнущими облаками и клокочущим океаном беснуется фальшивое солнце. Он не может видеть эпицентр. Вокруг самолета ложный восход озаряет облака цветами нереального мира.
«Уххх», — вздыхает небо. Звук не сильный, но уверенный и мощный.
— Планета стонет, — шепчет он. — Зачем было так? Она стонет…
«Цель поражена…» — доносится откуда-то из другой вселенной.
Он не слышит. Изо всех сил он пытается дотянуться до маленькой плачущей девочки — там, на берегу бесконечности. Тщетно. Хрупкая фигурка тает вдали. Он осматривается по сторонам. И замечает какого-то отвратительного жука, прячущегося в кучке грязи. Он поднимает ногу и с наслаждением опускает вниз, размазывая насекомое по камням. Девочка оборачивается, взмахивает руками, проводит по заплаканным глазам. Кажется, она хочет что-то сказать, но в последний момент сокрушённо качает головой и исчезает вдали.
Подруга кладёт руку ему на плечо. Он отмахивается от неё и садится прямо возле полосы прибоя, не обращая внимания на разбушевавшиеся волны. Обхватывает голову руками…
— Скажи, Бетти, если бы планеты умели говорить, что они могли бы нам сказать?
Она убежала с пляжа, потирая укушенное плечо, хлюпая носом, и время от времени оглядываясь назад. Ей было больно и очень обидно. Она остановилась, робко обернулась. Может быть, когда пройдёт боль, она снова вернётся играть на пляж. Завтра. Или послезавтра… Она двинулась дальше, всхлипывая и улыбаясь сквозь слёзы — навстречу маме, появившейся из-за пригорка в ослепительном ореоле утренних лучей…
«Высота — пять тысяч… четыре… три… Земля впереди! Земля впереди! Земля… высота — семь тысяч… десять… двадцать пять… Альтиметр повреждён!»
Но это не совсем так. Бомбардировщик, внезапно потеряв вес, слегка задирает нос, потом опускает, но держится, в общем-то, с честью в непривычной для себя обстановке. Полоса облаков впереди обрывается — резко, будто кем-то отрезанная. Самолёт выскакивает на свободное пространство…
Он смотрит вниз из-за приоткрытых створок бомболюка. Ищет глазами и отказывается поверить. Ведь она должна быть совсем рядом. Где же она? Сверху и снизу в просветах редких облаков — со всех сторон сияют невозмутимые звёзды.
Ему больше не на что падать.