Зверь арены
Сквозь высокие витражи пробиваются разноцветные лучи, и раскрашивают серые камни библиотечного покоя яркими пятнами. Верховный Магистр пишет что-то на свитке, закреплённом между деревянными валиками, затем перечитывает. Качает головой и задумывается, рассматривая тиснёные переплёты старых книг, стоящих на высоких полках вдоль стен. Аура спокойствия окутывает его руки мягким голубоватым облачком. Лёгкое движение пальцами, и из облачка появляется миниатюрный единорог, плывет над столом и тает... Магистр улыбается, единорог — это хороший знак, к добрым вестям. В ответ на его мысли в библиотеку входит долговязый студиодис в тёмной мантии бакалавра и несмело приближается к столу:
— Господин, прибыл Красный Архимаг. Прикажите…
— Да пусть входит, давно его жду.
Архимаг уверенно распахивает двери, проходит, громко стуча посохом по плитам пола, словно собирается проломить их. После короткого приветствия опускается в кресло и переходит к делу:
— Наши ученики разыскали след, ведущий к Артефакту Первых. Но, за то время, что стоят миры, многое изменилось. Артефакт по ту сторону Портала. В Оркинии.
Верховный Магистр резко наклоняется вперёд, словно собрался крючковатым носом клюнуть Архимага:
— В Оркинии? И что, зелёные варвары до сих пор не догадались, как его использовать? Я был лучшего мнения о их магических знаниях.
— Творец Миров не допустит, чтобы источник могущества достался кровожадной саранче. Но пока, насколько мне известно, Артефакт охраняют Стражи. Только с его помощью мы можем остановить вторжение зелёных варваров.
— Стражи Первых? Хм, — Магистр сцепляет руки и хрустит пальцами. — А вы знаете, кто они и как выглядят? Я нигде не нашёл толкового описания Стражей. Непревзойдённые бойцы — вот все, что мне о них известно.
— Мне тоже. Но думаю, что Совет должен послать агента в Оркинию. Нам необходимо убедить Стражей отдать Артефакт, пока не случилось непоправимое.
— Если есть, кого убеждать по ту сторону Портала, — Магистр безнадежно махает рукой и смотрит на стрельчатые витражи. Рассматривает изображения кентавров и единорогов. Неожиданно улыбается и поворачивается к Архимагу:
— Агента, говоришь, послать? К оркийцам?
— Да, — кивает головой Архимаг, — такого, кто придется им по душе.
— Что ж… Я думаю, что охочим до зрелищ варварам, полюбится гладиатор.
***
Толпа ревет от восторга, разинув тысячи ртов, и вопль сливается в имя... Моё имя… Они обожают меня, воют в экстазе, когда я неторопливо выхожу на арену и угрюмо смотрю на трибуны. Они аплодируют, когда — убиваю, свистят, когда — чуть живой валюсь на песок, они вскакивают и кричат, когда я поднимаюсь из последних сил для атаки. Они любят меня… а я…ненавижу их всех. Всех до единого.
Их вопли и рукоплескания напоминали шум родного океана. И от этого ненависть возрастает многократно, изгрызая душу. То, что баюкало в детстве, навевая сладкие грёзы, теперь терзает слух, предвещая муки, смерть и запах свежей крови. Эти глупцы, сидящие на трибунах, думают, что я люблю кровь! Они говорят, будто аттоны кровожадны от природы. Нет! Нет и ещё раз нет.
Отворачиваюсь от решётки, не желая больше слышать их. Но рокот толпы доходит даже до третьего уровня бестиария, а моя клетка стоит недалеко от входа на арену и спрятаться от ненавистного шума негде. В отчаянии зажимаю уши руками, но немолчный водопад голосов гудит, плещется, низвергается вниз и взмывает вверх со свистом горячего гейзера. Скорее бы… умоляю время, тороплю мысленно бойцов на арене. Давайте же, быстрее убивайте друг друга, и разойдемся, кто выживет, по клеткам!
Но сегодня происходит что-то странное, совершенно непонятное. И спросить не у кого: вокруг одни звери, да и те не возвращаются с арены в бестиарий после боя. Даже крупные хищники, которых побаивался я. А зрители выкрикивают что-то вроде: "А-аак! — или — Ааах!" Кто же там этот А-ак? Сейчас, когда клетку подтащили к выходу, можно узнать, что там делается. И кто же этот неизвестный победитель. Убрав руки от ушей, жадно смотрю на арену. Там мечется какой-то двуногий попрыгунчик. Мечется так, словно его ужалила мохноножка. Впервые за долгое время любопытство победило глухую ненависть, и я жадно вглядываюсь в бой, чего не делал никогда прежде. Двуногий попрыгунчик дерется с тремя саблезубыми. Приникаю к решетке, вцепившись в стальные прутья рукой, нетерпеливо перебираю копытами, от напряжения нервно мотаю шипастым хвостом, ударяя по полу. Есть на что посмотреть! У двуногого в руках сверкает молния. Да это меч! Прекрасное обоюдоострое оружие… Эх, мне бы такой! Окидываю трибуны взглядом и представляю, как прорубаю дорогу туда, где шумит океан.
Рёв толпы возвращает меня к реальности. Присматриваюсь к двуногому на арене. Стремителен, ловок, хитёр. Интересная бестия. Хотя и двуногий, но больше похож на меня, чем на низкорослых, кривоногих и зеленокожих оркийцев. Усмехаюсь… Забавно видеть сильный торс аттона на двух несуразных подпорках. Но использует он нижние конечности мастерски. Никогда не видел, чтобы кто-то так здорово прыгал вверх и переворачивался через голову. Кто же он такой? Втягиваю ноздрями воздух, но мускусный запах саблезубых перебивает тонкие нотки аромата двуногого. Жадно ловлю ускользающие струи запаха. Немного терпкий, с привкусом чего-то мне неизвестного, но такой… знакомый? Отшатываюсь от решётки. Странно, запах что-то мучительно напомнил, нечто, спрятанное глубоко в родовых воспоминаниях. Оно настойчиво пробивается через толщу веков к моему сознанию. И вдруг все обрывается резким ненавистным запахом свежей крови. Открываю глаза. Трое саблезубых лежат у ног человека. Публика бьётся в истерическом экстазе. А герой устал. Тяжело дышит, и от него тоже исходит запах ненависти, как от меня. Что ж, постараюсь сделать это быстро, тебе не будет больно.
Клетка, слегка качнувшись, двинулась ближе к арене. Решётка пошла вверх, и я выпрыгнул на песок, предоставляя убогим зеленокожим ничтожествам созерцать быстроту и мощь. Четыре ноги несли меня вдоль трибун с непостижимой для двуногих тварей скоростью. Таким они меня ещё не видели. Закинув голову, осмотрел ревущее оркийское скопище, и рыкнул в ответ. На мгновение трибуны затихли, затем разразились топотом и слаженным рёвом:
— Нарро! Аарроо! Ааррооо!
Есть что-то пьянящее в этом крике. Кажется, их восторг проходит сквозь меня, наполняя ликованием и заглушая ненависть. Стряхиваю наваждение и осматриваю стадион. По воздуху реют знамёна с изображением чёрного дракона, цветные ленты развиваются над ложей Вождя. Все как обычно. Противника нигде нет. Останавливаюсь в центре арены и с видом полного безразличия складываю руки на груди. Оркийцы свистят, на песок летят зелёные ветки — знаки их расположения. Наконец, в противоположной стене арены открывается клетка, и выскакивает несколько волков. Они, что издеваются, эти зелёные?
Волки скулят, поджимают хвосты и пятятся. Ни один нормальный волк не кинется на взрослого аттона. Ведь взрослый аттон — это полтонны живой мощи покрытой прочной сверкающей чешуёй.
Чувствую, как в груди вскипает ненависть и отвращение к оркийцам. Сжимаю кулаки — это нечестный бой: волки заранее обречены, и прекрасно об этом знают. Топаю копытом и рычу. Серые отступают к стене и принимают униженные позы: опускают головы, поджимают хвосты и припадают на передние лапы. Не шевелюсь. Бить животных в такой позе — бесчестно.
Публика недовольна. Вот и прекрасно. Неужели вам на сегодня не хватило крови? Из бокового прохода выходит он. Тот самый — двуногий. Слежу за ним краем глаза. Он спокоен. Прошёл несколько шагов и остановился. Волки пока не шевелятся. Я тоже. Эти, на трибунах, разочаровано вопят. Со стороны северного выхода слышу тяжелое сопение и хруст песка под огромными лапами, резко разворачиваюсь: к нам неторопливо подбирается мохнатый ящер, прозванный "пустынным демоном". Он пробует воздух раздвоённым красным языком, на мгновение замирает и затем стремительно бросается к двуногому. И вдруг я резко осознаю, что герой обречен. Толстую шкуру пустынного демона не берут ни копья, ни мечи…
Странное, неведомое мне раньше чувство закралось в душу, заставив посмотреть человеку в глаза. Мир остановился. Я знаю, что прошло мгновение, но для меня оно стало вечностью. Что в его глазах? Разум? Равный моему? Упрек? Досада? Не знаю, но поток образов, мыслей, запахов, действий, опрокинулся на меня, как налитая до краёв чаша. И вот несусь на мохнатого ящера. Вскидываюсь на дыбы, удар копытами, рептилия падает, шипит. Переворачивается на спину. Раздвоенный красный язык мечется перёд глазами, острые когти скользят по чешуям, срываясь, загребают воздух. Хвост ящера молотит, раскидывая песок. Прижимаю передними ногами ящера к земле, не позволяя ему дотянуться до моего незащищённого торса. Задние ноги рептилии скребут по моему животу, пытаясь найти в чешуе слабое место. Взрослый аттон неуязвим для когтей, глупое ты создание! Хватаю его за голову и резко поворачиваю. Противно хрустнули позвонки. И демон, дёрнувшись, затих. Что ж я делаю? Спасаю своего противника! Того, с кем через несколько минут сойдусь в схватке насмерть. С ума сошел. Одобрительно завыли на трибунах, а двуногий улыбнулся и кивнул. Благодарность. В его глазах — благодарность! И неведомое прежде тепло растекается по венам, щекочет в груди, будто я снова бегу по берегу родного океана. И мысли о схватке с ним сами по себе исчезают.
Он предупреждающе вскрикивает и обнажает блестящий меч, смотря мне за спину. Резко разворачиваюсь. Два чёрных льва. А ведь говорят, что чёрные львы давно вымерли. Что-то не похожи они на вымерших. Огромные, крупнее меня, мускулистые с густыми лохматыми гривами. Из-под прядей шерсти сверкают голодные жёлтые глаза. Что ж, возможно это мой последний бой. Двуногий подходит ближе и тихо произносит:
— Бери того, что справа. Другой — мой.
Кивнув в ответ и, не показав удивления, скачу на льва, чтобы застать его врасплох. Хищник замер от неожиданности, ведь жертва должна убегать! В следующее мгновение мои копыта обрушились на голову льва, но он дёрнулся, и удар пришёлся вскользь по лопатке. И тут же чудовищная лапа сбивает меня на песок. А перед глазами раскрылась рычащая пасть. Хватаю льва за язык и вскакиваю на ноги… Оглушительный рык, дикая боль в груди, пять когтей впиваются в плечо. Горячая кровь бежит по груди, щекочет струйками по боку. Перед глазами мечется длинная шерсть, злые глаза… вновь падаем, катимся. Когти, копыта, шерсть, чешуя… Всё смешалось. Рву со всей силы влажный язык. Визг, раздирающий уши, удар снизу в чёрную челюсть, скрежет когтей по чешуе, красные пятна на чёрной шкуре… Выворачиваюсь из-под мохнатой туши, и удар копытом между глаз. Огромный зверь падает. Чёрные бока тяжело ходят, глаза потухли. Зверь несколько раз конвульсивно вздрогнул и затих. Кажется, я никогда не слышал, чтобы зрители так оглушительно кричали:
— Нааарроооо!
Перед глазами плывут цветные круги. Проклятье. Кажется, лев разорвал мне вену на плече. Кровь течёт обильным потоком, подо мной уже целая лужа. Правая рука немеет и перестаёт двигаться. Чувствую, как задние ноги подгибаются, и в изнеможении приседаю на песок. Сказывается кровопотеря. И тут на спину мне запрыгивает кто-то…Падаю и катаюсь. Затем вскакиваю. Это волки. Я про них совсем забыл. Ещё несколько наваливаются на меня. Хватаю их здоровой рукой за загривки и бью лбами о колено, топчу копытами… у волков шансов нет. И они это знали. Но запах крови, и голод вынудили их на безумную атаку. И вновь трибуны ревут, оглядываюсь: двуногий сидит верхом на льве, его окровавленная рука с мечом взлетает и опускается, словно другого движения он и не знает. Но меч слишком короткий, чтобы достать до сердца огромного зверя. Лев мечется под ним. Движения выдают смертельную усталость: они неуверенные и медлительны. Со странной смесью сожаления и облегчения смотрю, как последний чёрный лев падает под ударами меча.
Зелёные на трибунах рукоплещут, и воздух сотрясает вопль:
— Даллак! Даллак! Даллак!
Ну вот, двуногий, теперь я знаю твоё имя.
***
— Магистр, получен очередной рапорт нашего агента, — студиодис с поклоном передаёт свиток.
Верховный Магистр, не торопясь, разворачивает тонкий пергамент, содержащий короткий отчёт, и с его рук вновь срывается призрачный единорог.
— О, хорошие новости, — заметил с удивлением Архимаг, — очень хорошие. Я только слышал о знаке Единорга, но никогда не видел.
— Теперь увидели, — Магистр чуть заметно улыбается и читает вслух, — двести восемьдесят шестой день поисков. Сто третий день арены. Я нашёл его. Как вы и говорили, он — великолепен, столь безупречного бойца мне не доводилось встречать. Работаю над возвращением. Ждите следующих сообщений, — Магистр свернул и отложил в сторону пергамент, — скоро уже мы будем иметь счастье лицезреть Стража Первых на Совете.
— Не мешало бы узнать поподробнее, в каком состоянии агент нашёл Стража. Учитывая, что это последний Страж. Слишком уж короткие отчёты он шлёт, — недовольно буркнул Архимаг.
— Не переживайте, почтенный. Я нахожу его отчёты более чем исчерпывающими. И уверен, найди он Стража полумёртвым, он бы об это написал.
***
Не помню, как оказался снова в клетке. Оркийский знахарь привёл меня в чувство, влив в горло горькую настойку. Плечо уже перевязано, а рядом с клеткой стоит "хозяин" с самым озабоченным видом. За ним толпится несколько стражников. Насмешливо разглядываю его рогатую зелёную физиономию с торчащими изо рта верхними клыками. В красноватых глазках — беспокойство. Наверняка боится, что я протяну все четыре ноги, и он потеряет доход от боев. Оркиец молча смотрит, как знахарь запирает клетку, затем спрашивает у него с неподдельной тревогой:
— Он сможет завтра драться?
— Не думаю, — проворчал знахарь, — надо дня три. На нём все быстро заживает, но потеря крови…
— Дай ему какой-нибудь отвар. Я не могу отменить бой межу Нарро и Даллаком. Мне брошен вызов. Ставки сделаны. Весь город только и говорит о завтрашнем бое.
— Тогда ставьте на Даллака, господин.
С этими словами знахарь, прихрамывая, уходит, оставив "хозяина" в замешательстве. Тот смотрит на меня, покусывая нижнюю губу, затем приближается к клетке и берётся за прутья рукой. Забавно. Он никогда не делал так раньше.
— Нарро, ты славно дрался сегодня. Проси чего хочешь. Я буду тебя награждать после каждой победы. Клянусь. Только победи завтра Даллака!
Поднимаюсь с пола и смотрю сверху вниз на "хозяина".
— Дай мне меч, такой же, как у Даллака. И доспехи, чтобы прикрыть плечи и грудь.
— Отлично! Тебе завтра с утра все принесут. Я …
Обрываю его на полуслове:
— Сейчас же. Сию минуту.
Оркиец поспешно отходит от решётки, бормоча:
— Хорошо, хорошо.
Затем кивает одному из слуг, тот с поклоном исчезает. Вскоре неровные своды каменного коридора окрашиваются светом факелов. В пляшущих оранжевых бликах вижу оркийцев, нагруженных доспехами, они вынимают их из чехлов и раскладывают перед клеткой. По стенам засверкали золотистые брызги от узоров, воронёная сталь отразила уродливые оркийский морды и солнца факелов. На мгновение, потеряв контроль над собой, вскакиваю и приникаю к решётке. Так и есть, золотые вензеля на тёмной поверхности. Это доспехи царя аттонов. Подлые зелёные твари! Ненависть вскипает в груди и рвётся рыком наружу.
Оркийцы отшатнулись от клетки. Стражники схватились за луки. "Хозяин" останавливает их движением руки.
— Он мне нужен завтра здоровым. Отдайте ему всё это.
С опаской открывают клетку и передают мне нагрудник, оплечья, наручи, меч в ножнах вешают на стену, чтобы отдать его завтра перед боем. Так хочется броситься на них и, раскидав по коридору, рванутся наружу. Но знаю, что наконечники стрел и копий смазаны ядом. Я пробовал его на себе. Две секунды и … лежишь парализованный на полу, не в состоянии пошевелиться.
Они уходят, оставляя меня с ненавистью наедине. Некоторое время мечусь по клетке, чтобы унять ярость. Затем срываю повязку с плеча. Опускаюсь на пол, и обращаюсь к своей человеческой сущности, загнав звериную глубоко внутрь. Сегодня весь день был зверем, и устал от этого. Душу наполняет спокойствие, словно океанский бриз овевает лицо. Мысли проясняются, в руках появляется ощущение потока, словно что-то течёт сквозь них. Это внутренняя сила аттона. То, что невозможно засадить в клетку или отнять. То, что поддерживает меня в плену и не даёт превратиться в обычного зверя. От рук идёт свет. Прикладываю левую руку к раненному плечу. Жжёт. Тепло разливается по груди и руке… Проваливаюсь в мягкий свет, окружающий меня, и вновь вижу синюю гладь океана и чаек, стремительно носящихся над водой…
Видение исчезает, сменяясь полумраком клетки и слабым светом догорающего факела. Нужно многое успеть, некогда разлеживаться. Просовываю руку сквозь прутья клетки и отпираю решётку. Тихо выхожу в коридор. Я помню, что Даллака увели с арены в противоположную дверь, значит он в бестиарии для приматов. Осматриваюсь по сторонам. Принюхиваюсь. Воздух пропитан мускусным запахом саблезубых и терпким потом копытных. Пятнистый тигр в соседней клетке тихо урчит во сне. За поворотом жуёт жвачку оркийский буйвол. Он уже смирился с тем, что вокруг много хищников. Поначалу метался как безумный. Теперь спокойно смотрит на меня, шумно вздыхает и отворачивается. Серые волки поджимают хвосты, когда прохожу мимо. В бестиарии тихо. Всех хорошо накормили, ведь завтра не будет звериных боев. Животные спят или равнодушно смотрят мне в след. А я подхожу к выходу на арену. Как обычно, он не заперт, что позволяет выходить ночью прогуляться. Арена обдала меня звёздной прохладой и лёгким ветром. Вдыхаю свежий воздух и на мгновение останавливаюсь, чтобы посмотреть на яркие звёзды и круг Полярой туманности в зените. Она висит в небе как лёгкое облако, но в ней видно множество звёзд, они теснятся и уходят куда-то вглубь небес… Далеко-далеко.
И вот я же возле обезьяньего прохода. После зоны выхода начинаются клетки с лохматыми угрюмыми приматами. Обезьяны тоже спят, некоторые провожают меня настороженными горящими глазами. Недовольно бормочут что-то. Внимательно вглядываюсь в полумрак клеток. Вот он!
— Даллак.
Человек пошевелился на подстилке и открыл глаза. Сел, недоуменно смотря на меня.
Опускаюсь на пол, подогнув ноги.
— Завтра наш бой. Ты знаешь об этом?
Он потягивается и зевает. Потом трёт руками лицо:
— Не ожидал, кентавр, что ты придёшь сюда.
— Меня зовут Нарро, а не Кентавр. И ты, двуногий, должен знать это.
Усмехается и скалит белые зубы:
— Кентавр — это… ну такие, как ты, называются кентаврами. Наполовину лошадь, наполовину человек. Только лошадь у тебя странная: в чешуе. Я сначала подумал — драконьи доспехи.
— Ладно, я промолчу о том, что ты сидишь в обезьяннике и на кого ты похож. Я сюда пришёл в надежде, что у тебя есть разум.
Он засмеялся, покачал головой, встал и подошёл ко мне:
— Хорошо, что ты от меня хочешь?
— Предлагаю сбежать отсюда.
— Я планировал сделать это завтра.
— После того, как я тебя убью?!
— У меня были другие планы. Убить тебя, например.
— А, и как бы моя смерть помогла тебе сбежать? Здесь не дают свободу за победу.
Он почесал подбородок, потом осмотрел потолок.
— Плохо, я надеялся как раз на это. Ну и какой у тебя план?
— Где твои доспехи?
— В оружейной возле выхода.
— Тогда идём.
Я открыл его клетку, он нерешительно шагну в коридор.
— А почему ты сам до сих пор не сбежал?
— У стражников отравленные стрелы. Мне нужны были доспехи, меч и лук. Достать всё это я не мог, так как дверь в оружейную мала для меня. А вот ты в неё как раз пройдёшь. И сегодня по счастливой случайности мне принесли доспехи аттона. Думаю, из особых запасов.
— Доспехи аттона? Что это?
— Увидишь. Идём быстрее.
Мы всё проделали быстро. И вот уже стоим в тени стены стадиона и рассматриваем охранников на крепостных стенах и у ворот, ведущих в поле за город. Ночь выдалась безлунная, и это нам на руку. Впервые за время нахождения в плену удача так близко, что свобода казалась почти осязаемой.
По договорённости, я взял левую сторону стены, а Даллак — правую. Тихо тренькнули тетивы. Зелёные стражники возле ворот молча повалились на землю. Затем так же молча со стен. Оркийский яд сделал нашу атаку беззвучной и молниеносной. Тревогу поднять уже некому. Даллак запрыгнул мне на спину, и мы понеслись через двор к воротам. Выдернуть засов из петель и … с коротким стуком в ворота врезается стрела, вторая, третья… Рву засов, распахиваю ворота, по чешуе скользят оркийские стрелы, но я уже за воротами и пыльная дорога звенит под копытами… До слуха донёсся гул колокола, кто-то поднял тревогу.
Даллак судорожно вжимается в спину, руками цепляется за моё оплечье мёртвой хваткой. Кидаю назад короткий взгляд… его лицо застыло с открытым ртом, видимо хотел о чем-то предупредить, да так и окаменел, поражённый в ногу оркийской стрелой. Паралич пройдёт через сутки, а пока надо попытаться донести его в безопасное место. Молодец, успел вцепиться в меня, прежде чем его скрутило. Сейчас Даллака со спины снять практически невозможно, пока не пройдёт действие яда.
Сворачиваю с дороги и скачу к темнеющему у гор лесу. Как давно я не ощущал лёгкости свободного бега, ветра, бьющего в грудь и жажды скорости. Я — свободен. И пусть сейчас будет погоня, но я — свободен.
Лес приближается с каждой секундой, а вдали уже слышны гиканья оркийцев. У них нет быстроногих верховых животных, буйволы слишком медлительны. Но всё же ускоряю бег. Земля летит ко мне и, встречаясь с копытами, убегает назад, словно я кручу гигантский шар, быстрее, быстрее, быстрее. Шум погони слышен всё слабее и слабее, почти затих… Тишина. И только стук четырёх копыт. Моих копыт. Влетаю в лес, ветки хлещут по доспехам, по окаменевшему Даллаку. Лес — не препятствие, а — укрытие. Рождённый в лесу, бегу по нему как по дому родному. Корни, пни, низкие разлапистые ветки спрячут меня и собьют врага со следа. Выбираю дорогу каким-то внутренним чутьём, и скачу вверх по камням и уступам, через валежины и кочки.
Солнце встретило нас на вершине кряжа. Далеко внизу в тумане остался хвойный лес, впереди стоят стеной розовато-серые скалы, а за ними — белые вершины. Холодный горный воздух обжигает разгорячённые лёгкие. Я знаю, надо уходить туда, к водопаду, вверх по пенной холодной реке. Чтобы сбить со следа гончих, которых оркийцы наверняка выпустили за нами. Я уже прошёл через три речушки, путая след, осталось найти безопасную дорогу на ту сторону горного хребта. Поворачиваюсь к Даллаку: сидит крепко.
И тут вижу то, от чего невольно вздрагиваю. С той стороны ущелья, тяжело взмахнув крыльями, взлетает Чёрный дракон, словно сошёл с флагов оркийцев. Красный гребень вдоль спины сверкает как россыпь драгоценных камней. Каждая чешуина по краю полыхает такими же рубиновыми каплями. Глаза горят жёлтыми факелами, будто в них живет адское пламя. Ужасное и грозное создание поднялось над кряжем и исчезло за ним. Надо быстрее убраться с открытого места. Не знал, что драконы существуют в действительности.
Несколько скачков по склону, удобный уступ, прыжок и врезаюсь в обжигающий холод ледяной воды, фонтан брызг… выныриваю. Бурная вода несёт вниз на острые камни. Цепляюсь за дно ногами, упираюсь и выпрыгиваю ближе к берегу, ещё ближе… Тут мелко, можно проскакать по краю реки вверх к языку ледника. Вода смоет мой запах, солнце высушит следы…
***
— И что на этот раз? — Архимаг нетерпеливо наклоняется над столом, стараясь прочесть свиток в руках у Магистра.
— Агент успешно справляется. Они идут к Порталу.
— Им удалось сбежать от оркиийцев? Да ваш агент — волшебник, не при магах будь сказано.
Магистр усмехнулся:
— Я же сказал на Совете, он — лучший из всех. Но есть и плохая новость. Оказывается, победы оркийцам приносит не их численность, а Чёрный дракон.
— То есть…,— Архимаг не договорил, и на мгновение между собеседниками повисла пауза.
— Это не мифическое существо, которому они покланяются, как мы думали прежде. Это настоящий древний Чёрный дракон. И по описанию — худший из них.
— Гладимор?
— Именно.
***
Прозрачный осенний лес встретил нас шелестом падающей листвы и запахом прели. Заснеженный перевал и голые скалы с водопадами остались позади. Так же как погоня оркийцев. Здесь тихо, осенней тишиной и горьковатым вкусом жёлтых листьев наполнен воздух. Тёмные колонны елей молчаливо стоят среди золотой россыпи лиственных деревьев, багрянцем пылает на них увядающий плющ, будто застывший лесной пожар взобрался по зелёной хвое.
Находим уютный уступ, усыпанный мягкой листвой. Даллак стаскивает доспехи и падает на листья. Он прав, я тоже подустал от этих железок. Молча снимаю их и иду к прозрачному ручью. Два дня безудержной скачки не прошли даром. Я устал. Безмерно. Да ещё пришлось лечить раненую ногу Даллака, не знал, что это отнимает столько сил. Намного больше, чем лечить себя. Но теперь я знаю, что у меня есть друг. Острая тоска по товарищу, с которым можно было бы поговорить, побегать по зеленым лугам, искупаться в море, наконец-то утихла. Я жадно слушал человеческую речь, и, не отрываясь, смотрел во время привалов на Даллака. Не веря в то, что я, наконец, свободен и рядом со мной разумное существо, а не какой-нибудь мохнатый хищник. За два коротких дня я успел привязаться к человеку на столько, что если сейчас кто-то вздумает напасть на Даллака, порву на части… Затопчу. Вобью по самую шею в землю… При этих мыслях понимаю, что зверь внутри меня, которого я загнал в глубину души еще в клетке перед побегом, готов проснуться каждую минуту беспощадным и жестоким хищником…
Усмехаясь таким мыслям, подхожу к ручью. Наклоняюсь над студёной водой и вижу плывущие по ней яблоки.
— Даллак, есть хочешь?
Он нехотя переворачивается на живот и смотрит с уступа на меня. Смеётся, показывая белые зубы:
— А ты как думаешь?
Кидаю яблоко, он ловко ловит его и, звучно хрустя, откусывает. В это время над ним взвилась небольшая птичка и, чирикая, закружилась над головой. Я уже её видел, когда Даллак был парализован. Могу поклясться своей чешуёй, это неспроста.
— Эй, а что это за птичка?
— Какая птичка?
— Не пытайся провести меня.
Даллак протягивает руку. Птица садится на неё и… исчезает? Нет, не исчезает, в руках человека оказал свиток. Он развернул его и прочёл. Потом повернулся ко мне:
— Это магический посланник. Я так отправляю весточки тем, кто послал меня сюда.
Молча набираю полные руки яблок и иду на уступ. Опускаюсь на землю и вопросительно смотрю на Даллака.
— Ладно, ладно! — он поднимает руки ладонями кверху, — не смотри на меня так. Я — агент, специально посланный за тобой Советом Магов.
— Зачем?
— Я должен был найти и освободить тебя…
— А получилось все наоборот! Я освободил тебя.
Оба смеемся. Затем он рассказывает сказочную историю про древний артефакт и Стражей Первых. Перед моим взором предстали величественные города ушедшей цивилизации, мудрые люди и отважные воины, их поиски знаний и могущества…И то, как они разбудили величайшее зло, открыв пролом во враждебный всему живому мир. Зло излилось из пролома армией чёрных драконов под предводительством огромного Гладимора. Плодородные поля превратились в пепелища, города — в развалины. Армии рассеялись, люди в страхе бежали кто куда.
Конклав Магов закрылся в Башне далеко на Севере, они искали средство остановить драконов, и создали Артефакт, забравший все их силы, — крупный зелёный кристалл, при помощи которого вновь открыли пролом только с обратным движением. Армию драконов засосало назад в их родное измерение, пролом захлопнулся, земля поднялась на этом месте высокими снежными горами, похоронив пролом навсегда. Но Гладимор был сильнее Артефакта, он вступил в бой с обессиленными магами и уничтожил их. Когда же он разрушил Артефакт, то сила, скрытая в кристалле, парализовала дракона, превратив его в каменную чёрную глыбу, внутри которой гулко стучало всё ещё живое сердце. Трое учеников магов, выживших при этой атаке, подобрали самый большой осколок Артефакта и обнаружили, что сила камня никуда не делась, она сохранилась в этом осколке. Ученики забрали кристалл и ушли с ним за Хребет Единорога, где основали новую Академию Магии. По истечении многих лет, будучи уже седобородыми старцами, три Архимага стихий решили спрятать могущественный Артефакт и приставить к нему Стражей, чтобы никто не мог использовать сил Артефакта не по назначению.
Но вот кто эти Стражи и где спрятан Артефакт — никому не известно.
Выслушав историю, я улыбаюсь.
— Что смешного?
— Я любил сказки в детстве. Бабушка их отменно рассказывала. Но что где-то есть умные люди, верящие в эти сказки... не знал. Стражи Первых. Да с чего ты взял, что аттоны — Стражи?
— Древние свитки описывают вас, точнее Стражей, как необычных существ, храбрых и сильных. Они отменные бойцы. И из поколения в поколение передают рассказ об охраняемом предмете.
— Мне жаль, Даллак. Аттоны — точно не Стражи. Нет у нас никакой легенды или предания об артефакте. И не такие уж мы хорошие бойцы. Пришли оркийцы со своими отравленными стрелами и за одну ночь…
Я рассказал про пылающий город, рушащиеся пирамиды, падающие колонны величественных зданий… Царя, раскидывающего оркийцев, шум битвы, крики, стоны… падающих неподвижных соплеменников и зелёных уродов, которые добивали беззащитных воинов кривыми мечами… В то время чешуя только начала покрывать мои бока, но я дрался до тех пор, пока отравленная стрела не парализовала меня. Крупный оркиец остановил воина, занесшего меч, и сказал, что "этот" может нам ещё пригодиться. Лучше б он меня добил тогда! Потому что земля сузилась до размеров клетки, а время стало отсчитываться боями.
Даллак долго молчит после рассказа, затем говорит:
— Странно. Оркийцы обычно порабощают завоёванные народы, и превращают в себе подобных, при помощи магии. Вас уничтожили под корень. Почему?
— Откуда мне знать. Возможно, мы сражались столь отчаянно, что у них не было выбора. Ни один аттон не стал бы рабом.
— Но ты же стал.
Опускаю голову. Слова Даллака жгут огнем.
— Наверное, я — трус, или слишком слаб… не знаю, но действительно стал рабом. Зверем арены, развлекающим публику.
— Прости, — Даллак легко касается моего плеча, — у тебя не было выбора. Давай дойдём до Совета Магов, а они уже пусть разбираются, того я к ним привёл или нет.
***
— Господин Магистр, — долговязый студиодис сияет от радости, — господин Магистр, ученики наконец-то дошли до последнего хранилища и нашли это.
В его руках — полуистлевший свиток тонкого синего пергамента. Несомненно, очень ценная древняя вещь. Такой пергамент маги первых эпох делали из кожи чёрных тельцов. Магистр осторожно берет свиток из рук студиодиса, не дыша, кладет на стол и разворачивает.
Древние выгоревшие глифы покрывают пергамент, бегут затейливым узором, складываются в строчки. Магистр наклоняется над текстом как огромная хищная птица. Его крючковатый нос чует настоящее знание, и маг словно превратился в олицетворение нетерпения. С трудом разбирая слова, прочёл заголовок:
— История сокрытия Артефакта Первых, написанная Белым Ахимагом Затворником, — он смотрит на студиодиса, — это невероятно! Как вы отыскали его?
— Ученики кропотливо перебирали и прочитывали каждый свиток в хранилище. После сообщения агента о том, что он, возможно, ошибся в Страже, я поставил учеников работать в две смены. Я понимаю, как важно сейчас узнать, кто же Стражи на самом деле.
Верховный Магистр тепло улыбается:
— Позови сюда Красного Архимага. Мне потребуется его помощь.
Архимаг не заставил себя долго ждать. Они читали историю расцвета и падения Цивилизации Первых, удивляясь и восхищаясь. Но рассказ был неполон. Словно большая часть повествования скрылась между глифами. Некоторые куски вообще не прочитывались, смысл написанного ускользал и прятался за витиеватыми фразами.
— Свиток, несомненно, заколдован, — бормочет Архимаг, пытаясь прочесть очередной абзац.
— Хм, уж ни это ли послужило поводом закинуть его глубоко в подвал? Никто из предыдущих эпох не мог его прочесть, и свиток предали забвению. Придётся срочно собирать Совет Магов. Хотя подожди… — Магистр проводит над свитком рукой, произнося восстанавливающее заклинание.
Оранжевыми сполохами вспыхнула защитная аура свитка, и призрачные красные драконы взвились над пергаментом, изрыгая огонь.
— Драконья печать! — восхищённо шепчет Архимаг, — но кто сможет её снять?
— Очень надеюсь, что Белый Архимаг справится с этим.
Студиодис робко, бочком подходит к столу:
— Господин Магистр, господин Архимаг, — он слегка кланяется, — дурные вести. Шаманы оркийцев пытаются взломать Портал на Большой равнине.
Маги переглядываются:
— Срочно, собираем совет Архимагов.
***
Мы поднимаемся по козьей тропе к вершине Хребта Единорога. Говорят, на заре времён прекрасные создания водились здесь в изобилии, но мир погряз во зле, и Единороги исчезли. Золотой лес остался внизу на склонах урочища. Вокруг простираются зелёные холмы, с редкими кустами можжевельника, впереди сквозь рваные клочья облаков просвечивают отвесные гранитные стены. Даллак утверждает, что там, выше лугов, за чертой, где не тает снег, стоит Портал. Настоящий Портал в Империю Людей, все остальные Порталы — лишь подделка, призванная сбить с толка оркийцев. Тропа петляет вдоль склонов и упорно карабкается вверх. Зелёные луга сменяются серыми острыми камнями и отвесными скалами, а вскоре на уступах появляется иней. И вот уже мы идём по вечно-белому снегу, что лежал тут ещё на заре времён. Снег не рыхлый, как бывает зимой в долинах, а слежавшийся, плотный и не холодный. Здесь жарко. Солнце печёт немилосердно, и я потею как в самые жаркие летние дни на арене. Оглядываюсь, далеко внизу под нами волнуются узким покрывалом облака, а ещё дальше за ними виден лес и оркийский город на равнине. Столь маленький, что я скорее угадываю очертания зданий, чем вижу их. Даллак упорно идет по снежному склону. Тропы давно уже нет, и я полагаюсь на его знание дороги. Взобрались на относительно ровный уступ и идем по каменном карнизу, нависающему над горной долиной. Карниз огибает гору и ныряет в тёмную расщелину. Пробираемся под теснящимися скалами, нависающими ледниковыми шапками, и вдруг выходим в широкое короткое ущелье. Один из склонов залит ярким солнцем, второй — прячется в тени. Тень здесь лежит всегда, и склон укутан снегом, в то время как противоположный — обнажённая гранитная скала, без единого белого пятнышка. На теневом склоне стоит каменное сооружение, похожее на одну из тех арок, которые выдувает ветер в скалах.
— Ну вот, пришли! Идём быстрее.
Мы одновременно шагаем в проем арки и… Горы исчезли, вокруг простираются поля, засеянные пшеницей. Ветер гонит по пшеничному полю волны, точно как по океану, и охристые барашки бегут по ниве, вновь вызвав во мне острую тоску по родному побережью. Ласточки с криками проносятся над головой, чуть не задевая меня крыльями, вдали видны люди, работающие на поле.
— Где мы?
— Империя Людей. Пока ещё орды оркийцев не прорвались сюда, и маги делают всё, чтобы сдержать их у границ Империи. Портал охраняется надежным заклинанием…
Оглядываюсь, за нами стоит полуразрушенная арка, словно часть древнего замка, от которого сохранились разваленные стены и две осыпавшиеся башни. Отличная маскировка.
— А если кто-нибудь пройдёт под арку?
— Без заклинания перемещения, он просто пройдёт под арку во двор замка. Всё продумано. Я же говорю, Портал охраняется заклинанием. С обеих сторон.
Я недоверчиво кошусь на Даллка, потом разворачиваюсь и прохожу под аркой. Ничего не происходит. Портал не сработал. Даллак смеётся и зовёт меня за собой к белеющим вдали башням города.
***
Зал Собраний полон и гудит как осиное гнездо. Пришли не только Архимаги Стихий, но и студиодисы-бакалавры, ученики последних кругов Академий Магии. Стрельчатые окна заполнили зал косыми лучами света, выхватывая из полумрака яркие мантии, лица, свитки, мерцающие посохи. С нескрываемым любопытством рассматриваю собрание людей. Многие из них украдкой кидают взгляды в мою сторону. Что ж скажешь, выгляжу я весьма экзотично. Не каждый день встретишь чешуйчатого кентавра в воронёных доспехах.
Верховный Магистр призывает всех к тишине, и рассказывает о найденном свитке. Со своего места поднимается Белый Архимаг, и я испытываю чувство, схожее с тем, когда встретил Даллака. Мне показалось, что я знаю этого человека. Какое-то мучительное воспоминание настойчиво пробивается из глубин памяти… Тем временем благообразный старец подходит к столу Магистра и, пробормотав что-то, касается навершием посоха свитка. Призрачные драконы метнулись в разные стороны от пергамента, все одобрительно загудели. Видимо, магия удалась. Магистр облегченно вздыхает и творит восстанавливающее заклинание. По свитку прокатывается сверкающий сполох. Теперь синий пергамент сияет золотыми глифами так, словно был только что написан.
Магистр начинает читать историю… и вдруг глифы оживают, голубое свечение исходит от свитка и разворачивается посреди зала в живую картину. По рядам магов пробегает восхищённый шёпот. Современным мудрецам такое заклинание не под силу.
Во время нашествия драконов жил Белый Архимаг Затворник, он не участвовал в Конклаве Магов, создавших Артефакт, поэтому остался жив, и записал эту историю на свитке, наложив на неё заклинание, сохраняющее свиток от уничтожения. И вот перед нами появляется изображение существа — Стража, которое создали три Архимага, прибегнув к силе Артефакта. Ропот недоумения тут же прокатывается по Залу Собраний, я от удивления шагаю вперёд, чтобы получше разглядеть зеленокожее кривоногое существо с торчащими изо рта верхними клыками. Не может быть! Стражи Первых — оркийцы?! Существа, охраняющие великий Артефакт?
Верховный Магистр хватает свиток и быстро пробегает его глазами, затем поднимает руку, призывая всех к тишине:
— Господа, господа, Затворник объясняет происшедшее тем, что дракон передал свою силу Артефакту. И Три Архимага, сами того не ведая, положили начало сегодняшним бедствиям. Уже в те времена Затворник знал, что племя оркийцев пытается оживить Гладимора при помощи Артефакта. Но им не хватало ни знаний, ни умений. Видимо понадобились тысячи лет, чтобы они обрели эти знания.
— Так что же делать?! — восклицает Белый Архимаг, — неужели мы обречены и нет ничего, что может остановить оркийские орды?
— Погодите, — Красный Архимаг смотрит в свиток рядом с магистром, — здесь сказано, что Затворник, предвидя будущий расцвет оркийцев, обратился к Творцу Миров за помощью и истинной силой… Молитва была услышана. Творец даровал ему помощника…
Я как зачарованный смотрел на разворачивающуюся картину. Хоть убейте, я знал этого седоволосого мага, идущего от своей башни к кромке леса, откуда ему навстречу вышел прекрасный белый Единорог… Человек и животное обменялись приветствиями и вместе направились к башне... Я видел это, я знал это, но как такое возможно?! Ведь мне от роду всего двадцать лет, а не пять тысяч.
Они создали новый артефакт, исполненный светлой силой надежды и веры… И сотворили нового Стража. Как сказал Затворник: "Создавая нечто новое, мы должны вложить в него частицу себя, чтобы вдохнуть жизнь. Иначе это будет всего лишь мертворождённый монстр". Человек и Единорог отдали по капле своей крови и по искре своей души, чтобы создать…чтобы создать аттона!
Я невольно вскрикиваю, когда кентавр, покрытый золотистой чешуёй, выходит из лаборатории мага. Могучий человеческий торс возвышается над сильным телом лошади. Две сущности слиты в нём воедино, две души, две природы…
Люди в Зале Собраний как один оглядываются на меня.
— Я всё вспомнил, это знание скрыто в глубине души каждого аттона, — подхожу к столу Магистра и показываю в свитке на карту, — океанское побережье, где стоял Аттонград. Там есть огромная пирамида. В ней должен быть скрыт белый кристалл, дарующий обладателю силу не меньшую, чем сила его врага. Оркийцы не должны найти Артефакт, лишь знающий слова веры может обрести его.
— Ты их знаешь? — Магистр с любопытством смотрел на меня.
— Знаю, но их нужно сказать там… возле Пирамиды.
Рёв восторга, радости и надежды обрушился на меня. И я был счастлив, впервые счастлив тем, что все хлопают мне стоя.
***
— Нарро, это глупая затея. Оркийцы тут кишмя-кишат. Как черви в навозе, — Даллак говорит это шёпотом, выглядывая из-за куста, где мы с ним сидим, — нет, ты только посмотри! Они превратили развалины вашего города в свой лагерь! А вот и Гладимор… сидит на пирамиде! Смотри у него на лапе браслет с огромным зелёным камнем. Это, наверное, тот самый Артефакт Первых.
— Наверное. Надели его на каменного дракона, он и ожил. Чует, гадина, но не может понять, что именно. Во всяком случае, я надеюсь, он не знает, что ищет.
— Угу, — Даллак внимательно рассматривает развалины города, — слушай, а что за сила даётся артефактом? Тут воинов не меньше десяти тысяч. Да ещё дракон. Какой же силой нужно обладать, чтобы победить их?
— Не знаю. Ничего не могу тебе сказать по этому поводу. Но я знаю, как нам пройти туда. Есть подземный проход, ведущий вон к тем развалинам, рядом с пирамидой. Будучи ребёнком, я с друзьями играл там.
— Тогда идём.
Пробираемся вдоль кромки леса. Ненавистный запах оркийцев щекочет ноздри, и во мне проснулась глухая ненависть, та самая которой я жил на арене. Ненависть, которая копилась во мне долгие годы… Еле сдерживаю непреодолимое желание кинуться на зеленых варваров с мечом и рубить их, пока не устанет рука, а желтые мостовые разрушенного города не окрасятся в кровавый цвет... Ненависть застилает глаза, а шум крови в ушах накатывает как приливная волна: "Арррооо-арроо-аарроо". Останавливаюсь. Даллак с тревогой оглядывается и, отшатнувшись, спрашивает:
— Нарро! Что с тобой?
Зверь внутри меня, спавший последние дни, старается вырваться наружу и испить оркийской крови, дыхание сбивается. Очень трудно вызвать сейчас мою человеческую сущность, когда здесь, на развалинах родного города, в лесу, где я играл жеребенком, расхаживают зеленые отродья… Сжимаю рукоять аттонского меча и опускаюсь на колени в мягкий лесной мох. Даллак кладет руку на мое плечо:
— Не сейчас, Нарро. Их слишком много. И ты забыл? У них отравленные стрелы.
Туман ненависти резко рассеивается, и меня наполняет сила аттона, та, что приходит с человеческой сущностью, которую Даллак вызвал легким прикосновением.
Тихо говорю:
— Прости.
Даллак кивает в ответ, и мы, молча, идем дальше. Наваждение прошло, и сейчас я хотел бы стать не огромным золотистым аттоном со сверкающей чешуёй, а маленькой серой мышкой, чтобы нас никто не заметил. Вход в туннель открывается в лесу под поваленной сосной. Нужно залезть в еле приметную ямку, и протиснуться вниз. Только вот я сейчас не маленький жеребёнок. Проклятье! Как же я туда пролезу?
Даллак как-то протискивается, я — за ним, с огромным трудом, но всё-таки пролезаю в узкое отверстие. Дальше туннель выше и шире, можно легко идти по нему. Оркийцы не нашли этот проход. Никаких следов их пребывания в туннеле мы не обнаруживаем, всё спокойно. Утоптанная земля, покрытая слоем пыли, скрадывает наши шаги, и мы двигаемся в полумраке как два призрака, освещая себе дорогу слабыми факелами. Наши тени бегут впереди и позади нас, словно сопровождающие воины. Сверху раздается оглушительный шум, земля дрожит. Со сводов падают мелкие камни и пыль. Мы переглянулись. Неужели дракон приземлился прямо над нашими головами? Киваю Даллаку, он вскакивает мне на спину, и несёмся во весь опор дальше, позади обрушивается туннель, дракон ломает своды. Он почуял нас! Древняя бестия знает, что мы затеяли, или догадывается. Туннель полон пыли, Даллак немилосердно чихает, убыстряю бег, чтобы вырваться из удушающего облака.
Влетаю на всём скаку в помещение древнего храма. Здесь сверху с потолка пробивается свет в окошки, освещая старинные фрески. Я их разглядывал в детстве. На одной из них нарисован ларец с белым кристаллом. На другой — прозрачная пирамида, в лабиринте переходов указан путь до Артефакта.
Свод туннеля позади нас рухнул, заблокировав путь назад. Но, судя по старой фреске, есть какой-то тайный вход в лабиринты пирамиды. Говорю об этом Даллаку, обшариваем стены, а Гладимор наверху ломает остатки древнего храма, чтобы добраться до нас. Всё ходит ходуном как при землетрясении. Куски штукатурки отваливаются, падают и разбиваются об каменный пол, а вместе с ними гибнет прекрасная фреска и подсказки, что нам делать дальше. Огромный пласт рушится рядом со мной, отскакиваю в сторону и вижу контур двери… Вот он, проход! Прикладываю руку к нему и произношу старинную фразу, считанную с фрески в детстве, и казавшуюся тогда смешной и бессмысленной:
— Пришли дни чернее ночи, откройся дверь к сиянью звёзд.
Раздается глухой шум, огромная плита со скрежетом уходит в сторону, открыв нам тёмный проход. Входим в него, по коридору вспыхивают огоньки, словно звёзды на небе. Маленькие и яркие, они освещают путь и мерцают, указывая дорогу. Дверь за нами со скрежетом входит в пазы, запечатав проход. Я слышу глухой рёв дракона и звук шумящего пламени. Он изрыгает огонь на дверь, но открыть ее не может. Пока мы пробираемся по лабиринту, пирамида содрогается до основания. Дракон снаружи неиствует, пытаясь разрушить монолитный гранит.
И вот мы в небольшом светлом зале, стены которого столь густо усеяны звёздами, что здесь светло как днём. Перёд нами каменный закрытый ларец. Кладу на него руку и говорю то, что всплывает в памяти огненными буквами; то, что было записано в каждом аттоне каплями крови Человека и Единорога.
— Ради людей, — в ларце раздаётся щелчок, — во имя жизни, — второй щелчок, — не ради славы, — третий щелчок, — не ради власти, — тишина, — но ради мира и грядущих лет, — ларец дважды щёлкает и открывается, он пуст, но я проговариваю по инерции, веря, что по окончании чтения артефакт появится, — Творец, дай сил сразиться мне…
В ларце внезапно появляется тонкий браслет с небольшим прозрачным кристаллом, искусно вставленным в серебряный цветок. Совсем не боевое украшение.
— Я думал, это будет просто камень, кристалл, — Даллак с любопытством рассматривает браслет.
— А я думал, что это будет меч, ну или щит, — вынимаю браслет из ларца и надеваю на руку.
Раздаётся оглушительный грохот. Пирамида рассыпается, меня словно ударяет изнутри, ослепительный свет заливает всё вокруг, и, кажется, что я сам разрываюсь на части. Нас с Даллаком окутывает облако и поднимает вверх. А я… умираю… Воздух со свистом вырывается из лёгких, мучительные судороги проходят по телу, и мир медленно гаснет перед глазами. Резкая боль в лёгких возвращает меня к жизни. Голубое небо кружится надо мной, быстро-быстро, переворачиваюсь и понимаю, что падаю… падаю вниз, на развалины города. С огромной высоты несусь на шпили разрушенной пирамиды, там бегает маленький-маленький Даллак и что-то кричит. Оркийцы, насколько хватает глаз, лежат поверженные. Видимо, их раскидало взрывом. А нас с Даллаком спасло то самое облако. Пытаюсь кричать, и вдруг из горла вырывается оглушительный громоподобный рык. Взмахиваю инстинктивно руками. Мощный шум за спиной, и я перестаю падать… Поднимаю голову на длинной шее и оглядываюсь… огромные белые перепончатые крылья, гибкое длинное гладкое тело… мощные лапы поджаты, я… я — дракон?!! Гигантский белый дракон! По величине ничуть не меньше Гладимора, взмахиваю крыльями и приземляюсь на остатки пирамиды. Гладимор сидит на бруствере крепостной стены и тупо таращится на меня красными глазами. Ошарашен. Затем стряхивает наваждение и рычит… из-за стены поднимаются оркийские знамёна с изображением чёрного дракона… У него многотысячная армия. В голове проносится мысль: "Как же мне с ними справиться?" И будто в ответ, слышу со стороны леса равномерный топот. Поворачиваю голову и не верю своим глазам! Из леса огромным белым валом катятся единороги. Золотые рога сверкают на солнце. Гривы развиваются по ветру. Они как пенный поток, как снежная лавина… Они неудержимы и прекрасны. Это будет честный бой, ведь единороги неуязвимы для ядов, которые так любят оркийцы.
Гладимор взмывает вверх и изрыгает пламя, рычу в ответ, поток ледяного вихря встречается с огненной струёй, битва началась.
***
Верховный Магистр делает последнюю запись в свитке и откладывает перо в сторону. Перечитывает:
— Битву двух драконов было видно со всех уголков Оркинии… Казалось, их силы равны, и так они будут биться вечно… Так., угу… Единороги опрокинули ряды оркийских воинов и обратили в бегство… Так, так, дальше… Белый дракон сорвал с чёрного браслет с артефактом… Так, что тут дальше… Артефакт вспыхнул и исчез. Чёрный дракон упал на землю и тут же сгорел от собственной ярости и бессилия. Всё правильно?
— Да, — утвердительно киваю, — я снова превратился в аттона, единороги исчезли, а оркийцы стали обычными людьми. Варварами с равнин, которые не помнят, что были оркийцами. Магия спала и память стерлась. Даллак всё правильно вам рассказал. Только когда он успел это увидеть? Ведь сражался в первых рядах, рядом с большим единорогом.
— А потом меня парализовало этой их стрелой. И мне не осталось ничего другого как лежать и смотреть, — Даллак по обыкновению скалит белые зубы и смеётся.
Я передаю ларец с артефактом Магистру:
— Сохраняйте его, вдруг ещё понадобится.
— Значит, его сила — превращать аттонов в драконов?
— Нет, Магистр, при всём уважении. Его предназначение — уравнять шансы сторон, чтобы битва была честной. А бойцы в одной весовой категории, так сказать.
Верховный Магистр улыбается нам вслед. Мы выходим с Даллаком в распахнутые двери, и на его вопрос, чем бы я хотел заняться, отвечаю:
— И дальше с тобой на пару искать приключения.
— Пойдёшь к нам в Службу Безопасности Миров агентом?
— С удовольствием.