Жертва миражу

 

Прохладный морской бриз приятно обдувал лицо. Усталость, продержавшаяся весь день, отступала, даруя телу и душе лёгкое умиротворение. Для молодого священника, всего полгода назад получившего сан, службы давались нелегко. Прибыв на Ямайку несколькими месяцами ранее, двадцатисемилетний отец Гэбриэл пытался донести Слово Всевышнего до местных жителей, но они не спешили услышать его. Приход был невелик, на воскресную службу едва набиралось два десятка человек, да и в тех невежество засело так глубоко, что открыть им истины Божьи мог бы только святой. Прихожане соблюдали все заповеди Господни и непременно следовали христианским обрядам, но и о вудуистских божках не забывали. Перед сном благодарили Отца небесного за прожитый день и одновременно возносили хвалу Лоа. На исповедь и вовсе никто не спешил. Слуги Бондьё и так знают обо всех грехах, так зачем же ещё и говорить об этом. И не скажешь, что это неправильно. Ведь не поймут, а то и вовсе усомнятся во всесилии Бога. Проповеди превращались в сущую каторгу. Каждое слово священного писания заблудшая паства пыталась соотнести с засевшими в их умах суевериями. После воскресной мессы молодой священник чувствовал себя полностью разбитым, а тут ещё это письмо... Невольно взгляд упал на помятый конверт, лежавший на письменном столе. Не в лучшем состоянии находился и тот клочок бумаги, на котором написали само письмо. Отец Гэбриэл подошел к столу, взял пожёванный лист и в очередной раз пробежал взглядом по неровным строчкам.

 

"Приветствую тебя, Гэбриэл.

Знаю, что наше общение было прервано много месяцев назад, и виной тому послужил глупый спор, который так и остался незавершённым. Вернее, мы так и не пожелали завершить его. Но пишу не для извинения (и не ради продолжения дискуссии). Для этого ещё будет время. Хочется верить, что будет…

Гэбриэл, твоя помощь необходима здесь, в Саванне. С трудом и болью в сердце пишу эти строки. Зло пришло в наш городок. Страшные беды стряслись в семьях, которые знакомы тебе с давних лет. И мой долг остановить это зло. Я не могу находиться в стороне, оставляя на растерзание тёмным силам всё, что так любимо душой. Увы, я слишком стар для борьбы с Дьяволом в одиночку. Мне необходима помощь, помощь проверенного друга.

Поэтому я зову тебя. Прошу, прилетай как можно скорее на Барбадос.

Стоило позвонить, но так и не смог набраться сил для этого. А если бы и позвонил, то не сумел бы заговорить. Что ж, тем лучше. За время, пока письмо идет до Ямайки, постараюсь разобраться в деталях происходящего. Если сумею. Как понять саму тьму? Как совладать с ней? Надеюсь, ещё не слишком поздно. Буду ждать тебя, старый друг.

Да благословит тебя Бог.

Отец Патрик."

 

Письмо настораживало неясностью. Почерк старика был прыгающим, как будто его рука дрожала, выводя буквы. Что особенно удивляло. Раньше отец Патрик писал каллиграфическим почерком. Раньше...

Гэбриэл снова вспомнил былые годы — ощутил себя пятнадцатилетним юношей, не знающим, как жить дальше. Мысли переносят его в день, навсегда врезавшийся в память и оставшийся там навеки. Он стоит в небольшом, практически пустом храме. Лишь священник да с десяток друзей семьи. Звучат какие-то слова — идёт заупокойная месса. В тот момент будущее виделось исключительно в тёмных тонах.

Рука сломана, но боли нет, и никаких чувств нет — лишь пустота. А перед глазами раз за разом повторялась одна и та же картина. Потом он часто видел её в ночных кошмарах… Пустынная дорога, вся мокрая от нещадно льющего дождя. Перепачканный грязью "Форд" несётся на максимальной скорости… Страшно. Машина в любой момент может слететь в кювет, но бородатый мужчина в гавайской рубашке, сидящий за рулём, чудом умудряется удерживать автомобиль на дороге. Он тоже напуган… "Ему хуже! Он задыхается! Быстрее, Алекс!" — кричит женщина с заднего сидения. У неё на коленях лежит голова юноши. Его рубашка вся в крови. Грудь трясётся от спазмов. Не иначе сам чёрт понес Гэбриэла на тот утес. А ведь не будь злополучного падения, всё было бы совершенно иначе... "Алекс, осторожней!" — кричит мать парня. "Джина, держись!" … Темнота.

Уже потом, в больнице, ему сказали, что родители погибли в аварии. А он... Так не должно было быть. В тот день смерть хотела забрать его, но отчего-то передумала.

Мягкая ладонь легла на плечо. Парень обернулся. На лице старого священника печаль. Внимательные глаза под нависающими пышными бровями смотрят ласково и чуть тревожно.

"Пойдём, малыш", — так началась их дружба. Отец Патрик указал путь заблудившемуся юноше. Он рассказал ему о Вере, о Боге и о том добре, что Всевышний несет людям. Гэбриэл стал частым гостем в обители старого проповедника, а когда выбрал своё будущее и отправился познавать премудрости богословия, их общение продолжилось в переписке. Именно поэтому молодой священник отлично знал почерк старика.

Потом всё изменилось. "Наше общение было прервано много месяцев назад, и виной тому послужил глупый спор, который так и остался незавершённым…", — вспомнились строки из письма. Когда для молодого священника наступило время выбирать, он сделал выбор, который разочаровал старика. Патрик мечтал, что юноша вернётся на Барбадос и вскоре займёт его место. Гэбриэл же выбрал Ямайку. Не пожелал возвращаться домой. Слишком много дурных воспоминаний было связано с островом его детства.

Отец Патрик не захотел понять друга. Он посчитал это слабостью, непозволительной для того, кто несёт Слово Божье. Сколько раз велись споры со старым прелатом по поводу веры и правильности трактовки строк Библии. Отец Гэбриэл улыбнулся. У него всегда находилось своё мнение даже по поводу прописных истин. Но эти споры всегда завершались примирением. А та глупая ссора…

Полгода ни строчки, и тут это загадочное письмо. Написанное больше походило на старческий бред. "Рядом поселилось зло" — одни эти слова чего стоили. Скорее всего, семидесятишестилетний священник отслужил своё. Познавший многое разум требовал покоя. Почему же старик послал столь необычную весть? И о каких "странных событиях" велась речь? И если они столь ужасны, то что мог бы сделать он? В состоянии ли он вообще выстоять в битве со злом? А может, это всего лишь фикция? Очередная попытка вернуть его домой. Или глупая проверка? Наверняка старик решил устроить очередное испытание его веры. Но почему письмо было написано дрожащим почерком? Слишком много вопросов.

Самым простым выходом было написать письмо епископу, приложив послание Патрика. С другой стороны, любопытство брало своё. К тому же пора было уже помириться со стариком. Неделю пустующий храм все равно ничего не изменит. Его паства меньше верить в Бога не станет, как, впрочем, и больше. Что ж, решено. На сбор чемодана потребовалось не больше часа. Плотно поужинав и помолившись перед сном, священник отправился на боковую.

 

Мрак… Ничего, кроме мрака. Вдалеке вспыхнул неясный огонёк и поманил к себе. Гэбриэл не в силах противиться этому беззвучному зову. Он пошел на свет. Чем ближе к источнику, тем сильнее становилось сияние. Священник зажмурился…

Свет слегка померк. Прошла пара минут, прежде чем глаза смогли приспособиться к освещению. Он медленно пошёл по мраморному полу, опасливо озираясь по сторонам. Это был храм. Его храм. Сомнения исчезли. За полгода молодой священник успел запомнить каждый уголок своего прихода. В зале пусто, но вот послышались голоса. Двери раскрылись, впуская толпу. Люди спешили рассесться по скамьям. Скоро должна была начаться воскресная месса. Ещё никогда здесь не собиралось столько народу. Гэбриэл обрадовался. Он сумел, он достиг цели. Отныне Слово Божье начнет жить в спасенных душах.

Священник подошёл к алтарю и замер, чувствуя, как липкий холодный страх медленно заполняет тело. Перед ним был не алтарь, а жертвенный стол, на котором лежала обнажённая женщина. По ее безжизненной руке на пол стекали тонкие струйки крови.

Машинально переступив через кровавую лужицу, Гэбриэл склонился над столом, и сердце его замерло, а душа заледенела от ужаса. Он узнал жертву. Прошло столько лет, и всё же он узнал. На столе, с вырезанным сердцем, лежала его мать. Руки священника сами сжались в кулаки. И только в этот момент он понял, что в одной из них было что-то зажато. Смотреть не хотелось. Он и так уже знал, что там находилось. Вздрогнув, разжал пальцы, и окровавленный атаме упал на пол. Звон стали разнесся по залу. Габриэл медленно поднял голову: вместо креста над ним возвышалась фигурка языческого идола.

— Лоа! Лоа! Лоа!! — начинает скандировать толпа…

Священник бросился прочь из осквернённого храма. Его никто не останавливал. Он почти добежал до двери, но перед самым его носом она с грохотом захлопнулась. Вцепившись пальцами в резную ручку, Габриэл рванул ее на себя, и в этот миг пол ушёл из-под ног…

— Не-е-ет!!!

Отец Гэбриэл с криком вскочил с постели. Он был весь мокрый от пота. Тяжело дыша, священник, подхватив с прикроватного столика молитвенник, упал на колени перед висящим на стене распятием и начал молиться. Слова, возносимые Богу, успокоили душу, прогоняя прочь ночные кошмары.

После молитвы молодой прелат бросил быстрый взгляд на часы. Шёл только шестой час. Тем лучше, еще нужно было добираться до Кингстона.

В самолёте усталость взяла своё, и Гэбриэл отключился. На этот раз кошмары ему не снились. Он видел родителей. Проснувшись, святой отец был полон сил, и сомнений в правильности принятого решения больше не осталось. Он летел домой.

Самолёт приземлился в Бриджтауне. До его родной Саванны предстояло проделать долгий путь на машине. Ехать ночью опасно, поэтому стоило остановиться в гостинице и дождаться наступления нового дня, отдохнуть после перелета, но священник не хотел терять времени.

Знакомые края вызвали в сердце ностальгию, а не гнетущие чувства. Вдалеке показались очертания храма, построенного в колониальном стиле — святая обитель отца Патрика. Высокая башня цвета обожженного кирпича с зелёной крышей возвышалась над макушками пальм и небольшими домиками. Перед мысленным взором явились лица старых друзей и знакомых.

Небо грозило обрушить на этот райский уголок дождь. Машина вывернула к парадному входу. Она ещё не остановилась, а дверь уже отворилась. На пороге показался радостный отец Патрик. Старик поседел еще больше с их последней встречи. Даже издалека лицо выглядело усталым.

Гэбриэл заглушил мотор и вышел из машины. Уверенной походкой он направился навстречу доброму другу. Патрик выглядел взволнованным, несмотря на усталый вид. Гэбриэлу оставалось лишь гадать, какими словами встретит его старик. Возможно, радостным приветствием, а, возможно, и очередными нравоучениями, которые он так часто в последнее время говорил молодому человеку. А может быть, просто пригласит пройти внутрь сухим бесчувственным тоном? В любом случае ничего хорошего ждать не приходилось после нескольких месяцев молчания и столь недружественного расставания. Но, несмотря на невеселые мысли Гэбриэла, пожилой священник распростёр объятия и крепко обнял парня, как если бы был его настоящим отцом.

— Я рад тебя видеть, мальчик мой, — улыбаясь, произнёс Патрик. — Всё боялся, что ты не захочешь видеть старика.

От сердца молодого священника отлегло, на лице появилась улыбка.

— Ты сильно поседел, мой старый друг, — серьёзным тоном ответил Гэбриэл.

— Увы, мой мальчик, — невесело отозвался священник, — переживания и тревога, терзающие мою душу последнее время, оставляют свой след. Думаю, ты уже понял это из письма. Оно наверняка удивило тебя… Но я всё расскажу, как только накормлю тебя завтраком.

Пафосные слова вызвали недоумение у Гэбриэла. Старик и раньше любил ввернуть возвышенную фразу, но тогда это сводилось к шутке. Сейчас же… Слова священника наполняла серьёзность. Размышляя о переменах, произошедших с Патриком, Гэбриэл вошёл в храм.

Внутри царило благоговение и покой. Огромные витражи отбрасывали размытые разноцветные тени на пол и скамейки. Выцветший с годами ковер между двух рядов лавочек не утратил своего великолепия, придавая храму таинственный налёт старины. Апсида с алтарём всё так же будоражили сердце. Молодой священник вспомнил, как приходил сюда и простаивал на коленях долгие часы в молитвах. Еще подростком просил у Бога вернуть ему родителей. Но вера, сколько бы ни превозносил ее отец Патрик, была не всесильна.

Через внутреннюю часть храма мужчины направились в помещение, где жил старик. Гэбриэл вспомнил о мисс Дэбре. Сестра старого священника каждое воскресенье пекла вкусные булочки, которыми угощала юношу. Воспоминания вновь заставили улыбнуться.

— Как ваша сестра, отец?

Рука Патрика замерла на ручке входной двери кабинета.

— Она умерла, — ответил он, не оборачиваясь. — Совсем недавно.

На мгновение отец Патрик замолчал.

— Так мучилась, бедняжка…

В ответ Гэбриэл не нашёл, что сказать, и молча проследовал вглубь кабинета за стариком. Стол светлого дерева, пара стульев, старинный комод и цветное изваяние Девы Марии в углу — ничего не изменилось за два года. И в то же время казалось, что нечто навеки покинуло это место. На столе Гэбриэл заметил кипу бумаг, несколько старых на вид книг и кучу разбросанных вырезок из газет. Раньше отец Патрик не позволял себе такого беспорядка.

Священник жестом предложил гостю присесть, затем взял одну из вырезок со стола и протянул ее Гэбриэлу. Статья о трагической смерти мальчика с фотографией покойного. Его лицо молодому священнику показалось знакомым. Присмотревшись, он вздрогнул. С фотографии на него смотрел сын крестного отца Гэбриэла, девятилетний Джастин. Взгляд торопливо заскользил по строчкам текста статьи: мальчик погиб из-за несчастного случая, выпив по ошибке вместо микстуры от простуды отраву для насекомых. Яд содержал в себе специфические вещества, прожёгшие горло бедняги насквозь. Перед смертью малыш заблевал кровью всю комнату. Безутешные родители уверяли, что не имеют ни малейшего понятия, как такое вообще могло случиться.

Молодой священник осторожно положил газетный лист на стол…

"Стоит навестить родителей Джастина, — подумал Гэбриэл. — Принести соболезнования по поводу ужасающей утраты, поддержать".

— Я не знал…

Еще раз просмотрев статью, парень поднял вопросительный взгляд на старого священника, но тот протянул следующую вырезку.

На этот раз улыбающееся лицо Гэбриэл узнал сразу. Снимок был сделан за неделю до отъезда священника на Ямайку, Хэрри — его старый друг — тогда решил устроить прощальную вечеринку в честь такого события. Теперь же тело парня, вернее, то, что от него осталось, покоилось на кладбище уже месяц. Беднягу разорвала на куски стая невесть откуда взявшихся бродячих собак.

— Я даже не слышал об этом, — прошептал Гэбриэл. — Хэрри, друг… Только недавно вспоминал его. Как же так?

— Родители парня сильно переживали, мать после того, как увидела останки сына, тронулась рассудком. Этим людям было не до печальных писем, что же до меня… Еще после гибели Джастина ночью стали сниться странные сны. Злые… Нехорошие, наполненные отвратительным запахом гниющей плоти. Человеческой плоти. Затем погиб Хэрри. Сны прекратились. Но потом случилось это, — пастор протянул молодому священнику еще несколько вырезок. — Все умирали друг за другом. Смерь — проходит неделя — новая смерть. И после каждой мне снился тот же самый сон.

Всех людей, о которых рассказывали газетные статьи, Гэбриэл знал лично. Трагедии, пошатнувшие душевное равновесие их города, казались поистине ужасающими. Старичок Ральф, бывший другом отца Гэбриэла, пока тот ходил по земле, расстрелял из "Магнума" молодую семью, затем разнёс себе голову. "Мозги убийцы полицейские в прямом смысле слова соскребали со стен", — говорилось в статье. Ральф, конечно, на вид казался угрюмым и недружелюбным, но всегда помогал соседям, чем мог. Да и в городе деда любили, а тут…

Крошку Кэти, пятилетнюю дочку семьи Бекер, одолела болезнь, и врачи так и не смогли опознать недуг. Тело малышки в считанные дни покрыли кровоточащие язвы, превратив раньше прекрасного невинного ангелочка в чудовище. Об этом не было написано прямо, лишь упоминалось вскользь, но додумывалось всё легко.

Мистер Чейз, что содержал долгие годы рыболовный магазин и так любивший свою жену, забил её до смерти. Автор статьи предположил, что мужчина, увидев дело рук своих, не выдержал и покончил с собой. Причём сделал он это ужасным образом — бился лицом об умывальник, пока оно не превратилось в кровавое месиво, и жизнь не покинула несчастного.

Откинувшись на спинку кресла, молодой священник прикрыл глаза. Смерти, столь необычные и скорые, конечно, могли вызвать интерес у Патрика, но отождествлять всё это с каким-то там злом? Гэбриэл только хотел высказать свою мысль вслух, но, открыв глаза, выронил от неожиданности газетные вырезки из рук и не смог проговорить ни слова. Перед его лицом старый пастор держал деревянную лошадку. Немного грубая поделка, вырезанная из дерева. Парня передернуло всем телом.

— Тоже чувствуешь это? — глаза старика будто загорелись от предвкушения, что не только ему мерещится некое зло.

— Нет, просто игрушка… в крови.

— Да, — старик медленно вертел в руках лошадку. — Случайно обратил внимание на нее в доме Джастина. Хотел спросить у родителей, кто и где купил игрушку сыну, но ни отец, ни мать странным образом ничего вспомнить не смогли.

— Вполне возможно, вещь просто старая.

— Возможно, но не думаю. Да и не столь это важно. Важно вот это. Смотри, — отец Патрик пальцем указал на живот игрушечной лошадки. Чёрными буквами на нем темнела непонятная надпись. Написанное имя или пожелание на незнакомом языке — разобрать смысл знаков было невозможно. Символы казались чёткими, выдавленными чем-то острым.

— И что же в этой надписи не так? — удивленно спросил Гэбриэл.

— Присмотрись, — отец Патрик хотел отдать в руки парня лошадку, но тот отмахнулся рукой, вставая. — Таких букв, из которых состоит слово, нет ни в одном языке. По крайней мере, в нашем мире.

— Вы не находите свои же слова странными, пастор? Предполагаете, некое "зло" сделало надпись на игрушке? Простите, друг мой, но Ваши слова лишены логики.

На секунду лицо Патрика исказилось гримасой досады. Он искал союзника в предстоящей схватке с дьяволом, а встретил лишь насмешки. Впрочем… Священник оценивающе посмотрел на своего молодого коллегу. Гэбриэл ещё так мало понимал в жизни. Положив лошадку на стол, отец Патрик достал из ящика стола деревянную коробочку, одним движением пальца открыл изделие, оказавшееся портсигаром, и протянул его Гэбриэлу. Но парень не взял вещь, с сомнением взглянув на старика.

— Присмотрись, на крышке, ближе к левому боку, точно такая же надпись!

— Да какое значение могут иметь непонятные надписи на вещах? Случайность, совпадение. Возможно, новомодная придумка. Что-нибудь вроде символа-талисмана на удачу. Тут не может быть сговора темных сил.

— Через два дня после похорон Ральфа я пришёл к его жене и увидел портсигар на каминной полке. Трудно сказать, почему, но захотелось взглянуть поближе на эту вещь. И, что самое любопытное, снова увидел эти загадочные письмена. Но не это главное — Маргарет так и не смогла вспомнить, откуда у ее мужа появилась данная вещица.

Гэбриэл хотел снова возразить, но передумал.

— Кто-то обещал мне завтрак, — попытался он перевести тему разговора. — Возможно, на сытый желудок я иначе взгляну на твои доводы, мой старый друг.

— Конечно-конечно, мой мальчик, идём. Мне и самому нужно подкрепиться. А потом мы вместе попробуем во всём этом разобраться.

Старик натужно улыбнулся и повел собеседника на кухню.

Яичница с беконом на самом деле пришлись как нельзя кстати. Чёрный крепкий кофе добавлял сил, заставляя усталость отступать в сторону. Мысли начали собираться, оценивая ситуацию, позволяя иначе взглянуть на многие вещи. Казалось, Патрик недоговаривал или не хотел пугать догадками. Ещё не получив сан, Гэбриэл наслушался россказней о сверхъестественных силах. Некоторые священники рассказывали случаи из своей жизни. Одни клялись, что им являлась сама Дева Мария или, на худой конец, архангел Михаил. Другие уверяли, что изгоняли обрядом экзорцизма Князя Тьмы. Впрочем, всегда выяснялось, что всё это — плод их набожного воображения, а чаще и просто пара лишних пинт пива перед сном. Нынешний рассказ имел некую схожесть с болтовней священников-фантазёров. Вот только фантазёром старик никогда не был.

Гэбриэл грешным делом подумал о худшем. История церкви хранила в своих архивах записи о сошедших с ума пасторах, уверявших, что Бог лично разговаривает с ними. Что, если отец Патрик тоже тронулся рассудком? Бедному старику уже начали мерещиться заговоры тёмных сил. Стоило помочь другу. Для начала понаблюдать за ним, чтобы реально взглянуть на вещи. Но сперва необходимо отвлечь его от идеи пришествия Люцифера в это захолустье.

— Скажите, отец, что же случилось с мисс Дэброй? И почему вы не сообщили мне о её кончине? Ведь она была мне как мать.

— У сестры, царство ей небесное, началась лихорадка. В больнице не могли определиться с точным диагнозом. Неделю Дэбра пролежала с высокой температурой, кожа бедняжки начала краснеть и воспаляться. Она сгорела заживо изнутри, Гэбриэл! — отец Патрик, сидевший на стуле спиной к кухонному окну, сжал руки так, что костяшки пальцев побелели. — А под конец проступили эти ужасные язвы. Я никогда не забуду бинты в красных пятнах на её руках, шее, лице… Её коже буквально гнила. А ещё было страдание. Страдание в глазах сестры… И это отвратительное чувство собственного бессилия. Мальчик мой, ты даже не представляешь, каково это смотреть, как погибает близкий тебе человек, а ты не в силах ничего сделать…

Старик запнулся. Гэбриэл хорошо его понимал — он сам прошел через это, пережив смерть родителей. Эта душевная рана не сможет затянуться никогда. Столько лет прошло, а как будто вчера. Ему так их нехватало. Тем временем его собеседник продолжил:

— Через два дня жизнь покинула Дэбру. И это, скажу тебе, было ужасно! Утром медсестра зашла проверить больную и обнаружила ее бездыханной, с посиневшим лицом и выпученными от страха глазами. Я никогда не видел столь испуганных глаз.

Молодой священник сжал в руках кружку с остатками кофе, едва не раздавив её. Так сложно было поверить в столь ужасный рассказ. Произошедшее казалось немыслимым. Гниение, сгорание заживо, сильный испуг… Отец Патрик тем временем встал и, заложив руки за спину, прошелся по кухне, остановившись около окна.

— История не заканчивается на этом, Гэбриэл. В туалетном столике Дэбби я обнаружил брошь. На украшении мелкими символами была нанесена такая же надпись, как и на лошадке, которую ты видел перед этим.

Внутри Гэбриэла все похолодело.

— Вы уверены в этом, отец Патрик? — голос молодого священника дрогнул.

Старик изучающее посмотрел на друга. "Отец Патрик"… Так юноша давно его не называл, разве что в официальной обстановке или когда пытался отстраниться.

— Думаю, брошь предназначалась не сестре, а попала к ней в руки случайно.

— Почему вы так решили, отец?

— После находки мне вспомнилось, как кто-то из прихожан жаловался на пропажу некой вещицы. Одного очень ценного подарка, в котором "была вся жизнь". Дэбра, скорее всего, нашла оброненную брошь, тем самым став владелицей проклятого украшения. Господи, почему же я не могу вспомнить, кто мне это говорил! — Патрик прислонился лбом к стеклу. Пару мгновений он молчал, затем продолжил. — Потом была лошадка… Это натолкнуло меня на мысль, что тут что-то не так. Я решил заняться поисками истины, и мне удалось многое узнать. Странные символы всегда находились на месте гибели очередного несчастного.

Слова звучали убедительно, но верить в них не хотелось. Что, если Патрик заблуждался? Что, если он просто искал оправдание своему бессилию. Пытался обвинить дьявола в смерти сестры, не сумев смириться с тем, что её позвал Бог? Что, если это предпосылки безумия? Вера в Бога — это и вера в дьявола. Но верить в факт существования и верить в присутствие его в маленьком городке — не одно и то же. Рассказ тянул на помешательство. Если так, то стоило ли ступать на скользкую дорогу зарождающегося сумасшествия? Хотя… если немного подыграть старику, то можно показать, как он ошибался все это время.

— Слишком многое свалилось на меня, друг мой, — глубоко вздохнув, сказал Гэбриэл. — Позвольте осмыслить услышанное и отдохнуть несколько часов, а затем мы вернёмся к обсуждению.

— Разумеется, мой мальчик, отдыхай, — старый священник не смотрел в глаза другу, произнося эти слова. Он полностью погрузился в свои невесёлые мысли.

 

Громкий шум пробудил Гэбриэла. Вначале он подумал, что ему приснилось, но гомон не утихал. Святой отец поднялся с кровати, облачился в сутану и пошёл на звук. Чем ближе он подходил к его источнику, тем больше росла его уверенность, что случилось нечто из рук вон выходящее. Он слышал чьи-то голоса, крики боли, всхлипы и… стрельбу. Гэбриэл побежал. Влетев в главное здание, священник едва не расшибся, споткнувшись о порог. Но именно это и спасло ему жизнь. В тот момент, когда он неуклюже падал, дробь разнесла стену как раз в том месте, где должна была оказаться его голова. Если бы не злополучный порог…

— Антихрист среди вас!!! — прокричал чей-то голос. — Господь послал меня остановить его.

Снова прозвучал выстрел. Гэбриэл перекатился ближе к скамьям, используя их в качестве редута.

— Бетси, одумайся! — раздался голос Патрика.

Гэбриэл высунулся из укрытия и едва не охнул от удивления. Перед его глазами была Бетси Мьюз. Набожная прихожанка, она была лет на десять старше настоятеля храма, но как-то умудрилась взобраться на алтарь. Старушка громко кричала о голосе Божьем, о силах зла, об исчадье ада, поселившемся в храме, и о возмездии. Судя по всему, его она собиралась вершить зажатым в руках "Ремингтоном". Из дробовика шла струйка дыма. В дальнем конце зала пряталось несколько прихожан. От исповедальни доносились всхлипы и крики: "Она убила его! Господи, старая сука убила моего Чарли"

Миссис Мьюз поцеловала чётки с распятием, намотанные на руку, и выстрелила со словами: "Не богохульствуй в храме Господнем!". Всхлипы прекратились. Что-то глухо упало на мраморный пол. Стена моментально окрасилась в красный цвет.

— Лара, нет!!! — из укрытия выскочил полный мужчина, лет сорока пяти. Кажется, это был Стэнли, что держал лавку сувениров на побережье. Толстяк часто заходил к отцу Патрику сыграть в шахматы.

— Я очищу это место от скверны! — щёлкнул затвор "Ремингтона", и раздался выстрел.

Стэнли с ужасом посмотрел на кровавое месиво, в которое превратилась его грудь. Снова щелчок затвора, и голова лавочника разлетелась, как упавший на землю переспелый арбуз, забрызгав всё вокруг мозгами и кровью.

— Бетси, именем Господа взываю к тебе, одумайся! — снова закричал отец Патрик.

— Заткнись, безбожник! — снова щелчок, за которым последовал выстрел. — Ты отвернулся от Бога. Я знаю это. Он сказал мне. Я и сейчас слышу Его голос. Он приказывает мне убить тебя, исчадье Ада. Тебя и всю ту мразь, что приходит на твои грязные проповеди, безбожник.

— Бетси…

Снова прозвучал выстрел, звук затвора и … тишина.

— Бетси, — Патрик вышел из укрытия. Он поднял руки кверху, демонстрируя, что не желает зла. — Ты заблуждаешься, Бетси. Господь не может просить тебя убивать.

— Ты сдохнешь, безбожник, — снова последовал поцелуй распятия, и в руке старухи появился нож.

Гэбриэл так и не понял, как он смог за считанные мгновения пересечь половину зала. Старуха заметила движение и обернулась. Это было лица демона, жаждущего крови. Безумные глаза, налитые кровью, перекошенный от ярости рот, из которого шла пена, и жуткие синие пятна по всему лицу.

Нож прошёл в дюйме от шеи. Гэбриэл попытался навалиться на старуху своим весом, но она с лёгкостью отпихнула молодого человека, бросив его на пол. Патрик попытался помочь другу, но тоже не совладал с силой Бетси Мьюз. С грохотом он влетел в исповедальню. Поднявшись на ноги, юный священник взмолился Богу, чтобы тот помог ему. Старушка наседала. Взгляд Гэбриэла упал на чашу со святой водой. Не задумываясь, он плеснул освящённой жидкостью в лицо одержимой. В том, что Бетси одержима, он уже не сомневался.

Старуха с ужасом закричала. Обронив нож, она прижала руки к лицу, не переставая отвратительно орать. От омерзительного звука едва не лопались барабанные перепонки. Её иссохшее тело упало среди скамеек. Старуха металась в жуткой агонии, пока не затихла.

Гэбриэл осторожно подошёл к одержимой. Бетси лежала на полу с выпученными глазами, святая вода разъедала её лицо, словно кислота. Воздух наполнился отвратительным запахом разлагающейся плоти.

Молодой человек перекрестился и направился к исповедальне. На улице послышался вой сирен. "Сущий Голливуд", — подумал священник, разгребая деревянные обломки, помогая другу выбраться из-под них.

На счастье, с отцом Патриком ничего плохого не стряслось. Пара ссадин, несколько ушибов и здоровый синяк на месте удара. Вдвоем они подошли к телу Бетси Мьюз, точнее, к тому, что от него осталось. Вязкая жижа, отвратно воняющая. Старик наклонился и поднял единственное, что уцелело — распятие. С минуту его изучал, потом произнёс:

— Теперь ты мне веришь? — и протянул своему другу жемчужные чётки с крестиком.

Гэбриэл посмотрел на крестик и промолчал. Уже ставшие знакомыми странные символы испещряли распятие.

 

По прошествии нескольких часов случившееся стало казаться дурным сном. Одно дело, читать или слышать об одержимости и совсем другое — видеть своими глазами. Молодого священника трясло от страха при воспоминаниях о недавнем событии. Отец Патрик остался в церкви улаживать дело и, быть может, искать новые улики. Мрачные мысли вертелись в голове Гэбриэла, образ старухи постоянно всплывал перед глазами. Похоже, в ближайшие недели, может, месяцы о спокойном сне следовало забыть. Рука священника легла на дверную ручку, и только в этот момент он понял, что пришёл к кабинету Патрика. Можно подождать пастора внутри, подумал парень, входя в незапертую комнату. Взгляд пробежался по столу и остановился на маленьком ключике из светлого металла, на цепочке, с которым старый священник никогда не расставался. Последние происшествия, видимо, заставили забыть о старых привычках, и ключик от сейфа оказался оставленным на столе.

На всякий случай Гэбриэл выглянул за дверь и убедился, что снаружи никого нет. Чутье подсказывало заглянуть в сейф. Наверняка там найдётся нечто важное. Нечто, что может быть полезным для разгадки происходящих событий. Не раздумывая, парень взял ключик и, сняв со стены картину, как делал при нем несколько раз сам Патрик, открыл стальную дверь встроенного в стену сейфа. Внутри лежали деньги, различные документы, но не они привлекли внимание священника. Под кипой бумаг находилась темно-синяя папка с тряпичными завязками. Движимый подсознанием, молодой священник вынул папку из сейфа, положил на стол и развязал. Содержимое оказалось весьма любопытным. Переписанные вручную тексты из каких-то древних книг, по крайней мере, надписи вверху листов гласили именно об этом. Также там хранились распечатанные выдержки о древних богах и духах. Среди всех этих материалов лежала еще одна папка. Гэбриэл открыл ее и обнаружил подробное описание старинного ритуала. Пока глаза пробегали по написанным от руки строкам, молодой священник чувствовал, как волосы шевелились у него на голове. Вызов духов, принесение человеческих жертв — и все это хранилось в сейфе, подальше от чужих глаз. Во что же влез Патрик?

— Гэбриэл? — раздался изумлённый голос.

Папка вылетела из рук молодого священника. Текст с описанием ритуала упал прямо к ногам вошедшего. Старик поднял скреплённые листы и взглянул на них, затем на молодого человека, нервно ломавшего пальцы.

— Я жду объяснений.

На ум Гэбриэлу пришла запоздалая мысль, догадка, вертевшаяся поблизости, но до сих пор не посещавшая разум. Конечно же, ответ находился перед глазами, и теперь всё вставало на свои места.

— Я прочел о ритуале, Патрик. Вам это виделось крайней мерой, не так ли? Мисс Дэбра тяжело заболела, и другого выхода не было. Разыскать древний ритуал, наверное, оказалось непросто. В чём его смысл? Жизнь любимого в обмен на жертву. Не слишком ли велика цена?

— Успокойся, мальчик мой, заблуждение охватило твой разум. К ритуалу помогло мне прийти… провидение. Череда случайностей, совпадений, нужные люди возникали на моем пути. Эта чёрная месса, осквернение веры — ключ к последним событиям.

— Таких совпадений не бывает, Патрик, — твердо ответил Гэбриэл.

— Понимаю твоё сомнение, но постарайся поверить мне. Не я причина зла. Документы, — старик жестом указал на папку, — это ключ к тому, что здесь творится. Мне чудом посчастливилось найти эти записи. Говорят, книг, из которой вырваны страницы, что ты держишь в руках, всего две. Одна здесь. Другая — утеряна. Все думали, что утеряна. Но, судя по творящемуся в городе, кто-то её нашёл. Всё только начинается. Злые деяния не закончатся. Они будут продолжаться, пока мы не остановим нового хозяина книги. Сейчас нам нужно успокоиться. В этой схватке мы на одной стороне, мой мальчик.

В слова старика верилось с трудом. Наверное, поэтому Гэбриэл и не принял их за правду, но продолжать свою гневную тираду не стал. Нужно во всём разобраться наверняка. В одном Патрик был прав — кто бы ни совершил ритуал, его нужно остановить. Остановить во славу Господа. Неожиданно молодой священник вспомнил о Ямайке, которая уже не казалась такой чуждой.

— Что будем делать? — лишь спросил он.

— Мне нужно привести в порядок храм и позаботиться об упокоении душ погибших, а вот ты, мой друг, должен наведаться в гости к родным миссис Мьюз. Возможно, ты сможешь ещё что-нибудь найти.

Гэбриэл послушно кивнул и вышел из кабинета.

Дом старой женщины находился в конце улицы. Полиция уже побывала там. Как раз в тот момент, когда Гэбриэл подходил к нужному строению, машины с мигалками отъезжали от него. Оглянувшись вокруг, молодой священник постучал в дверь. На пороге появилась Дороти, дочь миссис Мьюз, с заплаканными глазами.

— Отец Гэбриэл, я не знала, что вы приехали, — удивилась женщина.

— Я заехал навестить отца Патрика, а тут… — он замолчал. Девушка кивнула.

— Входите, святой отец, — тихим голосом проговорила Дороти. — Муж уехал вместе с полицейскими, нужно уладить какие-то формальности. Хотите чаю?

— Нет, спасибо, — Гэбриэл прошёл вслед за измученной переживаниями женщиной.

— Я ума не приложу, что нашло на матушку. Она всегда была такая добрая и так искренне верила в Бога… Теперь все начнут нас избегать, бросать косые взгляды и перешёптываться. За что нам все это, святой отец?! — Дороти расплакалась, спрятав лицо в ладонях.

— Успокойтесь, — священник быстро пробежался глазами по комнате. — Я должен задать вам вопрос. Возможно, прозвучит он немного странно. Миссис Мьюз находила или получала что-нибудь несколько дней назад?

— Находила? — женщина пыталась понять смысл сказанных слов. — Нет. Я не знаю… Все ее вещи в комнате наверху, если хотите, то я провожу вас.

— Буду признателен, Дороти.

Комната миссис Мьюз оказалась светлой и просторной. То, что здесь обитала старая женщина, выдавали лишь пара выцветших фотографий на тумбочке и потрёпанная книжка там же с названием "Как победить возраст и оставаться вечно молодой". В остальном чувствовался вкус и отсутствие привычки хранить видавшее виды никому не нужное барахло. Приятного цвета обои в тон занавескам и покрывалом на кровати. Мебель выглядела новой, лишь в углу на подставке стоял старинный проигрыватель и стопка виниловых дисков. Дороти при виде комнаты вновь залилась слезами. Взгляд священника внимательно изучал обстановку. Стоило начать поиск с тумбочки и стола.

— Вы позволите? — подойдя к столу, спросил святой отец.

Получив согласие, Гэбриэл приступил к осмотру. В первом ящике ничего интересного не оказалось. Во втором старушка хранила различные бумаги и, немного в них порывшись, священник уже подумал, что зря потратил время, когда ему под ноги упал клочок бумаги. Гэбриэл нагнулся и опешил. На нём был написан его адрес. Здесь, на Барбадосе. Под адресом аккуратно были выведены те же символы, что и на распятии, и надпись: "Отступник в сутане в храме Господнем!".

Воспользовавшись тем, что Дороти отвернулась, священник спрятал листок в карман. Для вида он осмотрел тумбочку, после чего принёс свои соболезнования и попрощался. Нужно было решать, что делать дальше. Вернуться в храм и всё рассказать старику или…

Остаток дня Гэбриэл посвятил общению с горожанами. И потратил время не зря. Как выяснилось, одержимость всегда проявлялась после визитов в церковь. А сам же отец Патрик после болезни и смерти сестры начал вести себя крайне подозрительно. Была и ещё одна странность. Многие отмечали, что старик стал часто пропадать неизвестно где. И, что самое странное, его парочку раз видели возле дома самого Гэбриэла, хотя в нём вот уже пять лет никто не жил. Все ниточки сходились на старике священнике. Бедный Патрик. Во что же он влез?

С мрачными мыслями молодой пастор возвращался к храму. В этот момент он заметил отъезжающую машину старика. Быстро спрятавшись за дерево, Гэбриэл дождался, когда автомобиль проедет мимо, и направился к обители. Он не боялся потерять Патрика. Интуиция подсказывало, что найти старого друга будет несложно.

Через пятнадцать минут молодой священник стоял перед алтарём и читал молитву. На плече висела лёгкая сумка, из которой выглядывало несколько пузырьков с предусмотрительно набранной святой водой. На полу лежало серебряное распятие и Библия. Гэбриэл готовился к поединку.

Закончив молитву, божий воин покинул дом Господа и направился на север. Ему предстояло впервые за пять лет побывать в родном доме.

Уже царила ночь, когда он припарковался возле крыльца. В окнах особняка, стоявшего на отшибе, горел тусклый свет. Автомобиль Патрика, как и ожидалось, находился здесь же.

— Господь всемогущий, дай мне сил, — взмолился священник и вышел из машины.

Дверь была не заперта. Выставив перед собой крест, пастор вошёл внутрь. В ноздри ударил омерзительный запах. Пахло сыростью, гнилью и тленом.

— Отец Патрик, вы здесь? — спросил священник, не ожидая услышать ответ. — Это я, Гэбриэл!

Тишина.

Запах был невыносим, и молодого человека едва не вывернуло. В голове путались мысли, а перед глазами всё плыло. Смочив носовой платок святой водой из склянки, юноша приложил его к лицу. Сразу стало лучше. Священник направился в гостиную. Там его ждал Патрик. Он спокойно сидел в пыльном кресле и читал молитвенник

— А, Гэбриэл! — радостно воскликнул старик. — Я знал, что ты меня найдёшь.

Молодой пастор выставил перед собой вместо щита распятие.

— Я всё знаю! Всё! Что же ты наделал, безумный старик?

— Всё знаешь, говоришь? — спокойным голосом произнёс пожилой священник. — В самом деле?

— Это всё ты. Ты можешь говорить всё, что угодно, но тебе меня не переубедить. Ты начал этот дьявольский ритуал. Смерти несчастных, что случились в последнее время, на твоей совести.

— Ты прав, Гэбриэл, на моей. Я виновник всего происходящего. Я и только я.

— Я остановлю тебя, безумец. Именем Господа остановлю.

— Ты снова прав, мой мальчик, Господь сегодня остановит зло. Но сначала позволь кое-что показать тебе, — священник встал и направился к выходу из комнаты. — Иди за мной, мой мальчик. Это не займёт много времени.

Гэбриэл неохотно последовал за стариком. Нужно было понять, как остановить действие призванного ритуалом зла.

Старик открыл дверь, ведущую в подвал, и стал спускаться. Его молодой коллега держался в шаге позади него. Внизу тускло мерцал свет. На стенах подрагивали тени. Такой эффект обычно давали зажжённые свечи.

Спустившись по лестнице, Гэбриэл понял, что не ошибся. Свечи образовывали круг, в котором кровью были начертаны странные символы. Всё выглядело до ужаса знакомым.

— Мне пришлось потрудиться, чтобы воспроизвести ритуальный круг. Ну, что скажешь, малыш, похоже на то, что нарисовал ты? — грустным голосом спросил Патрик.

Память начала возвращаться к молодому священнику. Он опустил крест и позволил воспоминаниям завладеть им.

 

В нескольких милях от обители Гэбриэла на Ямайке находилась заброшенная кузница. Дело у бывшего хозяина так и не заладилось, в итоге он покинул родной город. Насовсем или нет, никто не знал, но занимать брошенное здание никто не спешил, поэтому оно пустовало вот уже несколько лет. Окна, заколоченные досками, обросли мхом, каменная кладка грустно серела среди немногочисленных деревьев на краю холма. Массивный амбарный замок, не позволявший чужакам попасть внутрь, сливался чернотой с крепкой деревянной дверью. Казалось, кузница обречена стоять до скончания веков бесполезной кучей камня, дерева и железа. Однако если бы кто-то решил присмотреться к замку, то смог бы заметить, что защитный механизм выглядит гораздо новее, чем если бы висел на двери долгие годы.

Гэбриэл обнаружил заброшенную кузницу как нельзя кстати. Старый хунфор, которым и было строение, если верить местному хунгану Джейко, прекрасно подходил для осуществления задуманного. Ранним утром, до восхода солнца, он взошел на холм, где покинутой громадой возвышалось строение. Ловким движением монтировки сорвал замок с двери и тут же убрал в карман. А на его место повесил новый. Их было не отличить, вот только от этого замка у него был ключ. Зайдя внутрь, святой отец достал фонарик. Луч света пронзил мрак. Осторожно ступая, молодой священник добрался до погреба.

В покинутом помещении до сих пор чувствовалось нечто сверхъестественное — потустороннее и неимоверно могущественное. А если закрыть глаза и прислушаться, то можно было различить еда уловимое песнопение: "Папа Легба, отвори ворота. Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти. Отвори ворота, чтобы я смог возблагодарить Лоа". На холодном каменном полу были разложены четыре кучки из шести камней. Одинокая толстая восковая свеча создавала тусклое мерцание в тесном пространстве. Осторожно достав драгоценные листки, молодой падре бережно разложил их таким образом, чтобы они были под рукой. Чудо, что он смог найти страницы из "Библии Бондьё", как назвал старинную книгу жрец Джейко. Для этого ему пришлось объехать весь остров, побывать на Кубе и в Гаити. Но поиски оправдали себя. Вот они — два десятка пожелтевших страниц. Его последняя надежда на чудо. Шанс всё исправить. Двенадцать свечей были последовательно зажжены вслед за уже горевшей. Помещение наполнилось приглушённым светом. В центре четырёх каменных горок покоилась деревянная лошадка, вырезанная вручную. Гэбриэл приобрел игрушку на ярмарке пару недель назад. На животе лошадки молодой священник с осторожностью вырезал Слово. Но постарался сделать его незаметным. Хунган Бондьё рассказал, что Слово следует наносить на предмет, произнося про себя молитву, взывающую к высшим силам. Народ старого хунгана почитал языческих божеств, но Гэбриэл верил в истинность и верность своих действий. Бог один, значит, не важно, как его зовут. Господь, Вотан, Род, Бондьё — суть одно. К своему Богу он будет обращаться, произнося заученные наизусть с юности молитвы вперемешку с языческими песнопениями — таково было решение. Чаша с водой покоилась у преклоненных колен священника. Смутные чувства одолевали Гэбриэла, когда он наливал освященную жидкость из своего храма в емкость для ритуала. Бог — его Господь, услышит призыв сквозь молитвы, почувствует святость, исходящую от тоскующего сердца, искренне преданного Ему.

Фрагменты ритуального заклинания срывались с губ священника. Стоя на коленях, держа в руках деревянную игрушку, отец Гэбриэл пытался сосредоточить все свои мысли на Слове. Написанное символами, оно таило в себе всю суть ритуала. Неровный свет задрожал, причудливые неясные тени заскользили по полу и стенам тесного погреба. Мышцы рук сводило от напряжения, пальцы словно налились свинцом. Не выронить игрушку, думать о Слове — лишь эти мысли пульсировали в сознании Гэбриэла. Сила произнесенного заклинания, казалось, кружила в воздухе, наполняла собой пространство. Становилось душно, хотя холодный ночной воздух выстудил нагретые за день камни верхней части кузницы, в погребе же и до этого властвовал едва ли не мороз. Но заклинание поглотило всё, заполнило собой пространство. Слово...

Голова священника сама собой запрокинулась назад, глаза закатились. В голове только и промелькнула мысль, что со стороны, должно быть, это напоминает киношную сцену из какого-нибудь старого фильма ужасов. Такого не могло быть в реальности, всего лишь актерская игра. Но Гэбриэл словно потерял контроль над собственным телом. Озноб, столь неуместный в духоте, сотрясал тело святого отца. Кто-то звал его, звал по имени. Настоящему имени, которое дали ему родители, и которое ушло в небытие после принятия сана.

— Рутгер.

Не мужской и не женский, голос распевал его имя, тянул его, будто пробуя на вкус. Голова запрокинулась еще сильнее. На какой-то миг Гэбриэл ужаснулся, подумав, что сейчас шейные позвонки сломаются. Священник хотел было закричать, все еще содрогаясь всем телом, но не смог выдавить из себя ни звука. Невидимые ледяные жгуты сжали каждую мышцу. Озноб постепенно прекратился, глаза вновь могли видеть окружающее пространство.

— Рууууутгеееееер… — тягучий голос неопределенной тональности еще раз обратился к святому отцу, и перед взором Гэбриэла возник его обладатель.

Трёхметровое создание, от которого исходил слепящий свет. Длинные волосы были аккуратно уложены под сияющим обручем-нимбом. Белоснежная туника, надетая под сверкающий золотом доспех, развевалась, хотя в помещении не было ветра. В глазах существа сияло два солнца, а за спиной хлопали могучие крылья ангела.

Скованный страхом и осязаемым могуществом существа, священник не в силах был вымолвить ни слова. Он почувствовал, как внутрь него, в самое сердце, вторгается одна из длинных конечностей создания. Слезы потекли из глаз Гэбриэла. Открытый разум священника все еще цеплялся за Слово.

— Я призвал тебя, чтобы ты явил мне чудо, посланник Небес. Я желаю вернуть своих родителей.

— Что ты готов отдать взамен?

— Всё! Всё, что у меня есть.

— Этого мало. Нужна жертва.

— Ты можешь забрать мою жизнь!

— Этого недостаточно. Нужно нечто большее.

"Жертвы ничто, — думал Гэбриэл. — Мои родители должны вернуться. Бог забрал две жизни в тот роковой день. Забрал до срока. Он должен вернуть их назад".

— Обещаю, жертва взамен будет достойной. И этой жертвой я покажу свою любовь к Богу. А воскрешением — прославлю имя Его. Я клянусь тебе в этом.

— Да будет так. Знания в твоей голове, страждущий. Поспеши.

Сознание погрузилось в полный мрак. Ослабевшее тело отца Гэбриэла упало на каменный пол, затушив свечу и рассыпав каменные горки. Существо приняло обет.

 

Гэбриэл пошатнулся. Распятие выпало из ослабших рук.

— Это я, — с ужасом произнёс священник. — Это всё сделал я!

— Именно так, мальчик мой. Ты был так ослеплён своей болью. А я, старый дурак, не смог этого увидеть.

— Я… Но как? Почему я ничего не помнил?..

— Магия ритуала — так демон защищает себя.

— Демон?! Нет! Это был не демон. Я видел ангела!

— Нет, друг мой. Ты видел, то, что хотел увидеть. Ещё одна уловка демона.

— Но как ты понял, что это я?

— Каждый из погибших за неделю до смерти получил какой-нибудь подарок. Все подарки были от тебя. А сегодня, когда ты отсутствовал, я порылся в твоей сумке и нашёл такие же листки с описанием ритуала, как и те, что ты нашел утром в моем сейфе. Тогда моя уверенность стала абсолютной.

— Я всего лишь хотел исправить несправедливость. Мои родители… Они должны были жить. Всё ради них!

— Нет, Гэбриэл, не ради них. Это ложь. Всё дело в твоей гордыне. Она заставила тебя лезть на тот утёс. Она и только она подтолкнула на поиски чуда. Родители тут ни при чём. Они лишь оправдание, и не более.

Старик сделал небольшую паузу, провел языком по пересохшим губам и продолжил.

— Я мог бы сдать тебя полиции, но тогда бы мне не удалось прервать ритуал.

— И что же нужно для того, чтобы его прервать? — с опаской поинтересовался Гэбриэл.

— Твоя смерть, мальчик мой. Смерть в круге Ритуала. Поэтому я и заманил тебя сюда. У меня ушло много времени, чтобы воспроизвести в точности Круг Силы, но вот он готов. И ты стоишь в его центре. Остался последний шаг.

В руке старика появился пистолет. Он навёл его на друга.

— Прости, мой мальчик, но это единственный выход, — палец Патрика дёрнул за спусковой крючок. Прозвучал выстрел.

— Бондьё!!! — за секунду до этого прокричал юный священник. Мир вокруг замер, потом быстро закружился и взорвался. Гэбриэл заворожено наблюдал, как сквозь этот водоворот прорывается пуля. Он почувствовал, как она пробивает ему грудь и входит в самое сердце…

 

Сколько прошло времени, Гэбриэл не знал, но судя по огаркам свечей — немало. Он лежал в центре круга. Грудь жутко жгло, перед глазами плясали разноцветные блики. Падший священник с трудом пошевелился. Потянулся рукой к груди. Сутана была вся в крови, но на теле пулевого отверстия не обнаружилось. Весь пол тоже был залит кровью, но вряд ли она принадлежала ему. Молодой священник оглядел комнату, насколько мог, и увидел лохмотья, не так давно бывшие рясой отца Патрика и то, что осталось от самого старика. В этот момент Гэбриэл заметил движение чуть в стороне. Из тени на него смотрело нечто. Существо с вертикальными прорезями во все лицо вместо глаз не имело рта и носа, лишь черную кляксу с размытыми очертаниями, которая постоянно шевелилась, растекаясь по вытянутому гладкому "лицу". Вместо волос голову монстра украшали сотни темных перьев. Длинные, как у паука, тонкие конечности существа постоянно меняли свое положение, опираясь о стены погреба. Гладкая маска приблизилось к лицу Гэбриэла.

— Ты дал клятву, страждущий, и ты исполнишь её. Мой хозяин голоден, и ты утолишь его голод. А до тех пор я буду защищать тебя даже от тебя самого. Всё только начинается…

Существо улыбнулось.

 

… Разбитый "Форд" искорежен и помят. Всё в осколках стекла и крови. На переднем сидении мужчина. Его грудь сдавлена рулём, но дыхание вместе с хрипами вырывается из лёгких. На заднем — женщина с разбитой головой. Она без сознания. На её коленях покоится тело мальчика. Заботливая мать пыталась прикрыть сына во время удара.

Юноша открывает глаза. Они полны муки и слёз — раны причиняют ужасную боль. Хочется избавиться от неё. Мальчик видит родителей, но думать может лишь о своей боли. Ничего кроме неё не существует. В памяти всплывает образ его чернокожего друга Луи. Это из-за спора с ним он полез на тот утёс. Слова негритёнка неожиданно всплывают в памяти: "Если ты не сделаешь этого, сделаю я. Бондьё поможет мне. Достаточно всего лишь попросить, и он поможет. Добрый бог всегда помогает…".

Юноша закрывает глаза и одними губами произносит: "Бондьё, помоги мне…".