Рыбаки

 

Шестипёр, шелеспёр... Рыба... Которую вытаскивают посредством удилища. Удильщик. Вытаскивает рыбу, раскладывает на столе и смотрит. Спокойно, без всякой там... Трепыхается? Конечно, трепыхается. Как ей не трепыхаться? Воздух. А он смотрит. Рыбак и шестнадцать рыб. Ибо сказано: "Не двумя, а шестнадцатью. И тем насытишься". Могли так и остаться, незамеченными. Но есть же статистика! Данные, в конце концов. Ну нельзя же так... Шестнадцать без всякой статистики. Ножичком. А глаза? Тоже рыбьи? Рыбы пожирают подобных. Бывает птица с рыбьими глазами? А зверь? Нельзя же человеком. Зверь с рыбьими глазами? Очень спокойные глаза, очень. Ничего не отражается. Синева морей или простор небес. Знак бесконечность. Ты в них, а там вот. Сегодня он — уборщицу, завтра — инженера, потом пацана-малолетку. Жестокость? Так нет же жестокости. Какая жестокость у окуня. Рот. Открыл и... Ну подрались два гражданина, изрезал один другого, все понятно. Ненависть, зубы стиснуты. А у этого? Убил и убил. На убитых воду, как известно... А если, скажем, размышление? Житейская философия. Что будет, если, скажем, ножом и, скажем, по горлу? Это же просто! Ножичком. Десятилетнего пацана просто? Горячие точки, последний вдох, истечение жизни, алхимия, мать её... Но оставляют же следы. Этот маньяк, тот шизофреник. Статистика. Не то, чтобы часто, но бывает. Зубы клацают от возбуждения, потекло. А тут нет удовольствия — просто дырка в боку или просто горло. Не то, чтобы нужда какая, а вот. И тут же бросают. Что поделаешь, отработанный материал. Потом, естественно, следующего, и опять по горлу. Жертвы между собой не связанные. Как связать десятилетнего мальца с директором овощебазы? Вроде не педофил. И районы разные... На пенсию? Подполковник Сирота уйдёт на пенсию, бог с ним. Но хочется же увидеть! Пусть последнеё дело, но увидеть. Заглянуть в глаза и понять, если можно что-то понять. Не человек? Какой-нибудь новый вид? Еректус... Кому нужен подполковник Сирота? Психоаналитик здесь нужен. Психологический портрет: ходил в школу, писал на клумбу, резал собак и ел гусениц, А потом начал резать людей. Всем понятно — психологический портрет. А у меня какой портрет? Буду сидеть на речке, удить окуньков и смотреть, как дохнут на солнцепёке. Или к Сергеичу?

 

После первых ста грамм снизошло. Не озарение, нет. Спокойствие. Приятный всё-таки человек. Вольготно с ним, широко.

— Хочу, Сергеич, камень с души снять.

— Хочешь, сними. Если камень на душе, то, согласно третьему закону Ньютона, он давит на душу, а душа, в свою очередь, давит на камень. И получается, Александр Гаврилович, что поверхность души у тебя отвердела, — помолчали, обдумывая.

— Душа полая внутри, но твёрдая снаружи. Как полагаешь, есть у неё сингулярности?

— Скажешь, Сергеич. Какие полярности? Если как в северном сиянии, то вряд ли. Не святой, чтобы нимб.

— Особые точки?

— Нету точек. Душа — она ровная, гладкая.

— Как блин?

— Как шарик. Ровная со всех сторон.

— Серьёзный вывод, — употребили соответственно. — Смотри что получается: круглая и камень сверху. Положение неустойчивого равновесия. Будет скатываться.

— А если ямка посередине?

— Деформируется?

— Тебе, Сергеич, виднее.

— Деформируется, как при ударе. Вероятно, этим объясняется любовь цивилизованного человека к игре в мяч. У древних майя игра носила сакральный смысл. С ней соседствовала жизнь и смерть, а, значит, и душа.

— Принятие благородных напитков снимает камень с души, то есть, округляет, — внёс посильную лепту и я.

— Полностью поддерживаю. Например, сома у древних ариев, — выпили ещё по полста и задумались о коварстве гитлеровских оккупантов, использовавших свастику отнюдь не для духовного обогащения, и о колесе дхармы, которое тоже, в сущности, мяч, только плоский.

— Колесо — есть проекция души на плоскость, — резюмировал Сергеич.

 

В самый момент обретения и проникновения в суть зыбких субстанций явилась дочурка Сергеича, журналистка и егоза.

— Анна Николаевна, вы уж не ругайтесь, праздник на дворе!

— Знаю. Демократические выборы в Зимбабве, — покивали с Сергеичем головами, что, дескать, да, выборы.

— Сложная страна, — возвысил голос Сергеич.

— Тогда, господа, и мне налейте. Выпьем за окончательное освобождение угнетённого контингента к югу от экваториальной Африки!

— А мы, Анечка, выяснили, что душа у Александра Гавриловича похожа на шар, — попробовал задобрить дочурку Сергеич.

— Глупости, всем известно, что душа — пирамидальный ромб с вершиной, устремлённой в сторону Бетельгейзе.

— Это твоя голова — ромб. Выполненный в виде конусной трапеции.

— Тогда ваш живот — шарообразный тиссеракт.

— Тиссеракт — это четырёхмерный куб, двоечница.

— А он и есть, четырёхмерный, ваш живот. Никогда не поймёшь, как туда умещается столько продуктов. Без привлечения дополнительного измерения сей парадокс не объяснишь. Куда, например, делась палка докторской колбасы, из которой я планировала воссоздать шедевр кулинарного искусства — мясной салат.

— Очень даже странно с твоей стороны создавать "мясной" салат из продукта, на сто процентов состоящего из сои и целлюлозы.

— Не менее странно потребить данный продукт без хлеба и пряностей, доставленных из самого сердца жаркой Индии. У вас же была возможность разогреть рисовую кашу.

— Не говори ерунды, заедать крахмал крахмалом — есть тавтология, до которой глубокий ум не должен опускаться даже в самые трудные жизненные минуты.

— А закусывать коньяк докторской колбасой?

— Если ее порезать ломтиками, создаётся иллюзия лосятины Богиньон. А лосятину с коньяком даже Папа Римский благословит.

— Ты никогда не пробовал лосятины, как, впрочем, и Папа Римский — вегетарианец и абстинент в одном лице.

— С такой хозяйкой ничего изысканней, чем крабовые палочки в майонезе не предвидится. Должно же у человека оставаться стремление к прекрасному. Лосятина Богиньон с рюмкой Камю и есть то иллюзорное бытие, которое приводит к скользкой дилемме земного существования. Посильное овещёствление идеала — докторская колбаса с кавказским виноградным самогоном. Поскольку благородного напитка осталось ровно на один тост, предлагаю выпить за монодромию.

— За м… чего? — опешила егоза.

— Монодромию.

Тут я, как старый офицер, не мог не вмешаться.

— Тебе, конечно, Сергеич, видней... Новое поколение. Хрен их разберёт с андроидами-мандроидами, но женщина меж нами присутствует! Что накладывает...

На Сергеича выговор подействовал.

— Тогда за аналитическое продолжение.

— Вот это по-нашему, без жидовщины. Стоя и не чокаясь. Веришь, Сергеич, жена у меня была стерва аналитическая. Как померла, потом разные приходили. А перед глазами все она.

— Это папуля на продолжение банкета намекает. Только шиш! Если вы, Александр Гаврилович, имеете намерение добиться чего-нибудь разумного от поедателя докторских колбас а-ля Богиньон, поить сего субъекта категорически воспрещается.

 

В ясности изложения егозе не откажешь. Очень хотелось поддержать Сергеича аналитически, но дело есть дело, и на кону реальные жизни реальных людей. Собрался и изложил суть. Все как на духу. Про шестнадцать криминальных эпизодов, про пацана десятилетнего, про уборщицу Клавдию Васильевну, про статистику и психологический портрет.

— Ты зациклился, Александр Гаврилович, на психологии. На дворе 21 век и одна сплошная психология. В детстве маман голую полароидом запечатлел — психологический комплекс. Потом мужика грохнул. А мужика потому, что всякое существо мужеского полу — потенциальный отец. На маман мастурбируешь и к отцу ревнуешь. Фрейдисты твои комплексы по полочкам разложат и облизнутся от умиления. Как все хорошо! И твои комплексы и орангутанга в дебрях Борнео. Потому что Фрейд. Подсознательное от динозавров и одноклеточных архей на свет вытянут и порастрясут перед публикой. Получается полнейшая предопределённость. Амёбы ползут на свет, и ты ползи. Динозавры поедают себе подобных и ты, стало быть, должен. А если ты, в прямом смысле, не людоедствуешь, то это комплекс и подавление внутреннего влечения. И чтобы хоть как то этот комплекс снять — ты целуешь взасос все того же мужика и становишься гомосексуалистом. Нету никакого выбора, или бедного мужика грохнуть или взасос. Потому что Фрейд и подавление. А мне, например, не хочется ни того ни другого, а хочется мне с мужиком этим посидеть и о суперсимметрии поговорить. Потому что я — человек разумный, сапиенс, а не орангутанг... У всех комплексы. Имеется скрытое в мозгу, есть подсознательное, а психологической предопределённости нет. Можно стать свидетелем каких угодно извращений, и закончить Таис Афинской. И, наоборот, как Раскольников, можешь человека угробить без всяких комплексов. Охранники в Маутхаузене были разумными людьми, наверное, даже фантастически разумными. Дебилов на такое хозяйство не поставят. Начитанными, окончившими университеты и читающими белокурым отпрыскам "Евангелие от Матфея". И Фрейд им был не нужен. При первой возможности они бы самого Фрейда... Дайте только разумное оправдание. Не убиваешь, а очищаешь зерна от плевел, здоровый лес от гнилья, нацию господ от незаконнорождённых ублюдков, случайных особей, коих существование для природы, как, например, карликовых китов, возможно, но не необходимо...

— Сергеич, ты по существу.

— А если по существу, то выдай-ка, Александр Гаврилович, фотографии мест преступлений. Вальсировать предлагается от печки.

— Фотографии имеются, да толку — чуть. Запустили в программу. Как работает — не скажу, не знаю. Только ничего важного наш калькулятор не вычислил. "Общих элементов, характеризующих склонности преступника, не выявлено". А мы за это чудо научной мысли пол лимона зелёных отвалили. Я бы на эти деньги столько оперативников набрал... Да только начальству тоже отчитываться надо. Кибернетический мозг!

— Идея не плохая. Проблема с критериями. Программа ваша — симбиоз математики и психологии, рассчитанный на орангутанга с кухонным ножом. Обезьяна любит пальму определённого вида. От неё запах и удовольствие. Потому она мужика грохнет непременно под пальмой, чтобы запах и удовольствие. А наш клиент сапиенс. Все, что делает, разумно, а посему необходимо. И ежели пальма не необходима, то никакой пальмы на фотографиях нет. Хотя определённую информацию они содержат... В пору юношества мы занимались забавными экзерцициями. Насмотревшись в Пушкинском музее таитянских пейзажей, учились формировать видение "по Гогену".

— "Жил огненно-рыжий художник Гоген, богема, а в прошлом торговый агент", — встряла молодёжная пресса.

— Чтобы понять, как сей торговый агент видел окружающий мир, мы изнуряли слабо развитый мозжечок упражнениями в наблюдательности. Вглядываешься в дерево и представляешь его таким, каким оно было бы на холсте. Монохромные цвета, широкие, плоские формы. Десяток раз заменив данное конкретное дерево таитянским, начинаешь видеть Гогеновские пейзажи повсюду. Мир как бы сбрасывает привычную форму. Монотонный зелёный перетекает в не менее монотонный ультрамариновый. Листья раздавлены, разбиты молотком до нереальных форм. Мозг — обработчик изображения, перестаёт функционировать в нормальном ритме. Сигнальная последовательность синапсов прерывается, активируются альтернативные пути передачи визуальной информации. В результате формируется искажённый образ мира.

— Этот образ не менее реален, чем обыденный. Об этом писали в журнале "Природа". Например, у сумасшедших тоже есть собственный мир, недоступный приземлённым созданиям вроде вас, — донимала егоза.

— В мире сумасшедших бывать не приходилось, как, впрочем, и в мире непоседливых юных дам, неспособных к подлинным гастрономическим грёзам. Дам, которые ежедневно подвергают опасности тончайшую духовную организацию родителя блюдами, способными вызвать несварение желудка у нильского крокодила.

— Неблагодарный, а превосходная рисовая каша? Отняла два томных вечера. Когда сама природа настойчиво требовала моего присутствия на свидании с луноликим возлюбленным? Когда каждая минута сладка как мёд, и ароматы весны сводят с ума мартовских кошек. Это благословенное богом и юными сердцами время я провела, воюя с алюминиевой кастрюлей, которая, все-таки, имела наглость пригореть.

— Рассматривая получившийся продукт, как средство против лучевой болезни, я нахожу у него огромное число достоинств — явных и не явных. Как абсолютно чёрное тело — твоя каша поглощает электромагнитное излучение во всех мыслимых спектральных диапазонах. Ни один вид болезнетворных организмов в ней не выживает. По моим наблюдениям, мухи облетают кастрюлю за километр. Наверное, инстинктивно. А если какая-нибудь отчаявшаяся особь попадёт в зону действия, то сочащиеся миазмы отупляют крылатое насекомое до стадии полной профнепригодности. А чего стоит рвотный рефлекс, вызываемый липким слизняком. Мгновенное очищение организма от застарелых шлаков. Против вас, юная отравительница, Мария Медичи — мать Тереза скорбящая.

— Господа, попрошу высказываться по существу, — пришлось, наконец, и мне вмешаться в извечный конфликт отцов и детей.

— Так на чем мы?

— Гоген, как альтернативное восприятие, — не утихомирилась Николаевна. — А каша может и не шедевр, но вполне съедобна. По край ней мере, одного воздыхателя накормила и, ничего, жив остался... Вроде бы... Во всяком случае, после указанного инцидента вестей из морга и лечебных учреждений скорой врачебной помощи не поступало, что можно расценивать как несомненный гастрономический успех.

— Именно Гоген. Но можно пойти дальше. От Гогена к Пикассо, Клее, Кандинскому. Постепенно утрачивается самое отдалённое сходство между вещью и ее образом. Наконец, в качестве предельного перехода, можно запретить вещам являться чем бы то ни было вообще. Оставить их в Кантовском себе. Пусть существуют, но без идеи, привносимой человеческим рассудком. Смотришь на дерево и гонишь прочь мысль о дереве. Воспринимаешь дерево как нечто, что не есть дерево. Листья колышутся на ветру, но не листья, а все равно колышутся. А что колышется и колышется ли? Не дерево и не не дерево! Это вот, то самое, колышущееся, зелёное. Вот это оно и есть. Понимаете? Мозг прекращает работу по овеществлению мира. Ассоциации, понятия, всё расплывается. Мир не перестаёт быть, он перестаёт являться. Или дерево, или не дерево, или трёхглавый дракон, у которого песок сыплет из пасти.

— Сергеич, резюмируй, а то у меня из головы тоже скоро песок посыплет.

— Эти фотографии из одного зрительного ряда. Разные только на первый взгляд. На одной -торговая палатка. На другой — приоткрытая дверь. А вот здесь — кирпичная стена. Казалось бы, что общего между дверью, палаткой, стеной, одиноко стоящим дубом? Или это не дуб? Возможно, какое-то другое дерево, я не силён в ботанике. Во всех фотографиях есть нечто общее, но это общее обнаруживает себя, если смотреть отстранённо, запретив предметам являться посредством формы и цвета. Под лампой "не бытия" проступает дисгармония существующего, как оно есть само в себе. Назовём ее дисгармонией первого порядка.

— А что тогда дисгармония второго порядка?

— Тривиальное несоответствие вещей друг другу, какими они нам являются. Это, по существу, дисгармония восприятия, субъективная и потому для нас не опасная. Дисгармония первого порядка более серьёзна. Это не соответствие существующего самому существованию. Это диссонанс в божественном миропорядке существующего вне нас.

— И что с ним делать, диссонансом этим? Убивца как изловить?

— К сожалению, на данном этапе мои возможности исчерпываются. Однако кое-что мы выяснили. Теперь необходим более проникновенный взгляд под завесу видимого. Взгляд натренированного человека, который обращается со зрительными образами гораздо лучше меня, кто, по роду занятий, способен депонятизировать окружающую реальность, создать из неё нечто большее, чем она есть.

— Вы, папуля, весьма романтично описали художника, — всунулась егоза.

— Совершенно верно. Без художника мы дальше не продвинемся. Места преступлений не случайны. Но мы не поймём в чем их неслучайность до тех пор, пока не возьмём в помощники профессионала.

Под нажимом Сергеича я тоже вспомнил.

— Недавно оперативник из окружного, шутник, мать его, картину приволок. Голова бабы. Да картинка с секретом. Если вглядываться, голова пропадает, и появляется кораблик. Все нам объяснил, и что искать, и как искать, а не даётся. Баба и все тут. Думаем, обманул стервец, над сослуживцами гад издевается. Тот в отрицалово: "Истинная правда. Кораблик". Наши в КПЗ кинулись. Там один культурный деятель нары обхаживал. Серьёзный гражданин, специалист по подделке предметов, представляющих исключительную художественную ценность. По музеям и частным коллекциям работал. За минуту шаржик так изобразит, пол дня хохочешь. Мастер! Вызвали на допрос и подсовываем картинку. "Что, подозреваемый, изображено?" Тот глянул с прищуром: "Ялик кормой, парус полощется и волны". Интересно, что бабу он вообще не заметил. Только кораблик.

— Правильно мыслишь, Александр Гаврилович, для вашего фальсификатора реальностью была не видимая оболочка вещи, каковой она выпячивается наружу для человеческого восприятия, а полная протяжённость пространства картины, перспектива. Пример твой со всей ясностью подтверждает — нужен художник. Не супер реалист, не фотограф, не копировальный автомат, а творец, проникающий взглядом под корку внешних форм. Пикассо или Модриан, ну, или рангом пониже. Но обязательно творец. Если найдём такого, то и преступника отыщем.

— А что, если вашего серьёзного гражданина привлечь?

— Где ж его, Анна Николаевна, найдёшь? Дали восьмерик ввиду особой социальной опасности.

— Тогда у меня кандидатура имеется. Давно и безнадёжно влюблённый мальчик. Ну, то есть, почти безнадёжно. Улыбочки, цветочки-розочки. Ходим под ручку вокруг озера. Василий — абстракционист, довольно известный. Не Кандинский, не Поллок, но временами творит. Хотя в абстракционизме я ни бум-бум, картины нравятся. Чувство передают. Осенний блюз номер 43.

На том и порешили. Николаевна связывается с ухажёром и, в случае положительного результата, извещает заинтересованные стороны. Причём, в награду, эта крокодилица потребовала публичного признания Сергеичем съедобности ее кулинарных изделий.

— Плата за совращение невинного юноши.

Я от такой наглости онемел, а Сергеич ничего. Руку на сердце, и торжественно объявляет, что пищевые изделия, вышедшие из-под руки великолепной Анны Николаевны, могут быть съедены без особых последствий для пищевода, а некоторые могут даже доставить утробное удовлетворение. Николаевна аж зарделась от самозначительности, а Сергеич поворачивается ко мне и тихонечко на ухо: "И все-таки она вертится!".

Кто? Николаевна?

— По фотографиям сложно что-то сказать, — начал Василий. — Фотография — убогая проекция действительности. И, как любая проекция, она бесконечно хуже оригинала. Урезает мир, делает его бесхребетным, застывшим.

— А как же картины? Они тоже двумерны.

— Картины передают состояние художественной ментальности в охвате вселенной. Несколько выспренно, но по-другому не скажешь. Настоящий художник — бог, творящий свою вселенную. Возьмём Пикассо. Если его картины — проекции, то проекции чего? Представьте мир, проекцией которого будет "Визит к Минотавру".

— Тогда чего же мы ждём? Вперёд к природе, шашлыкам и весеннему ветру в переносицу, галдящим голубям и жаркому дыханию утренних бомжей. Другими словами по полицейским коням, — Николаевна, хоть и молодая баба, а вызывает.

 

После визуального осмотра мест преступлений творец выглядел малость ушибленным.

— Действительно, есть нечто объединяющее... Мне, как художнику, сложно объяснить, но все эти места обладают одной общей чертой — незавершённостью творения. На самом деле, любой пейзаж завершён. Всегда! Или почти всегда. Расположите на детской площадке Фудзияму, или копию Фудзиямы, а рядом качели. Получится законченная композиция, несколько странная, но законченная. Все в мире сочетается, если вы знаете, как сочетать. Да и сам мир прекрасно сочетает... И нет никакой разницы на что похоже. Люди твердят — архитектура, не архитектура. Ерунда. Все в этом мире — архитектура и композиция. Прекрасная, хотя бы потому, что возможная. По-настоящему уродливое — не возможно, потому что не существует. Придумайте совершенно безумную композицию, Химеру. Если придумали, она уже совершенна. Однако порой возникают незавершённые акты творения, в которых природа не достигла своего воплощения в зримом. Застыла в промежутке между чем-то, из чего она превращается и чем то, во что она ещё не успела превратиться. Взгляните на эту дверь. Если её закрыть, мир обретёт законченность. Попробуйте открыть, и мир опять обретёт законченность. Но вот здесь, через полуоткрытую, свисающую под собственной тяжестью дверью, природа во все горло трубит о том, что она не завершена, что она не нашла своего финального воплощения. И не важно, какие заросли вокруг. Пейзаж не завершён именно потому, что дверь такая, какая она есть. А эта стена? Из светлого силикатного кирпича. Кладка хорошо различима. Щели змеятся. Как они великолепно прорисованы, какая ровная кладка. А не завершена! Проведите кистью. Зелёную полосу, красную. Изобразите волнистого попугайчика или Дину Лоллобриджиду. Природа закончит существование на этой стене, во что-то воплотится. Но... Такая, какая она есть, она не завершена.

— "Как некая птица, что в силах взлететь, но не в силах спуститься", — похвасталась знанием Бродского егоза. Только кого она удивила? Выдал ей, чтоб шнобель не задирала.

— "На ветки садятся птицы большие, чем пространство. В них ни пера, ни пуха, и только к черту, к черту".

— Как это правильно! — подтвердил доходяга, — большие, чем пространство. Предметы не вмещаются в отведённое для них место. Не пролазят... Обратите внимание на дуб. Не здесь был обнаружен труп? Здесь? Конечно здесь! Где же ему ещё быть? Он обнаружен вот здесь, на этом самом месте. Почему я так думаю? Потому что возле дуба площадка, которой не может быть. Либо должна исчезнуть она, либо дерево. Вместе им не быть, а они, вопреки всем законам мироздания, имеют нахальство существовать одномоментно. Классическая незавершённость.

— Дорогой Василий, а нельзя ли попроще?

— Представьте урок русского языка. Учитель диктует фразу и доходит до слова "гармония". В этот момент у одного из учеников заканчиваются чернила. Вывел "г", а буква "а" не прорисовалась. Отчётливая "г" и загогулина, похожая на "а", "о" или "и". "А" — предчувствие "гармонии". "И" — возможная "гибель". А если "о"? Это и есть то "горло", через которое орёт незавершённость.

— Образно.

— Последний мазок. Не обязательно закончить картину, но и нельзя сделать пол мазка. То есть, можно, конечно, но никто не делает. Было бы странным — пол мазка. Потому что у каждого — внутреннее ощущение гармонии, и оно, это ощущение, в оппозиции с незавершённостью. Мир всегда хочет завершить себя в чем-то: в мазке, в слове.

— А попадаются исключения?

— Недавно читал "Комментарии" Цезаря. Стилистически — очень простая книга. Нет сравнительных образов, фигур речи. Цезарь был воином и писал как воин. При этом поразительное чувство незавершённости. Сомнение в каждой строчке. Была ли, на самом деле, война? Существовал ли Цезарь?.. Все места преступления — незавершённые акты творения. Убийца должен чувствовать внутреннюю мелодию окружающего. А эти места, как ненастроенная скрипка. Фальшивит, но только для тех, кто слышит. И кто-то из слышащих, пытается скрипку настроить. Поэтому убийства.

Тут уж я не выдержал.

— Помог так помог. Выстроим население РФ в рядок, все 145 миллионов, и опросим по порядку: А нет ли граждане среди присутствующих скрипачей, которые людей гробят?

— Утрируешь, Александр Гаврилович. В рядок не надо. Наоборот... Знание, которое привнёс Василий — велико, но использовать его можно и нужно определённым образом. Вдумайся, первый знакомый художник, и сразу удача. Сколько же подобных экземпляров разгуливают по бескрайним просторам нашей родины. А во всеобщем, земном, масштабе? Миллионы! А что делают в наше кибернетическое время люди с одинаковыми способностями?

— Заводят сообщество в Фейсбуке! — зевнула Николаевна. — Дальнейшие поиски сводятся к банальным запросам в Гугл на предмет регистрации означенного сообщества.

— Я бы не был столь самонадеян, — проворчал Сергеич. — Придумай хотя бы один корректный запрос.

— Ну, это просто! Например... Например, дыры в пространстве.

— Пополнишь знания о чёрных дырах, инопланетных пришельцах, планете Нибиру. Получишь предложение присоединиться к движению феминисток и поклонников творчества Башлачева.

— Тогда — дисгармония существующего.

— Увеличишь багаж сексуальных извращений и будешь сопереживать жителям посёлка Михайловский, у которых никак не наладятся отношения с местными коммунальными службами.

— Незаконченность творения!

— "Без наличия фурнитуры пол принимает вид незаконченного творения", — утверждает реклама аксессуаров для паркетных покрытий. — Что ещё? Способы построения деревянных усадеб на Руси. Эсхатология, как незаконченность дебатов в теологии.

— Эсхатология? Гибель богов и Вагнер! Транквилизатор! Это же явный намёк на сообщество.

— Тангейзер. Можно упражняться в догадках до бесконечности, но одно совершенно очевидно, необходимо не искать неизвестно кого, — Сергеич поднял палец со значением. — Нам самим следует быть обнаруженными.

— А место обнаружения? Диван? Как вы папуля предсказуемы! Ляжем и пускай паразиты ищут на свою голову!

— От вас, Василий, требуется художественное воспроизведение актов незавершённости. Зачем? У расследования нет ни малейших перспектив, если преступления совершил маньяк-одиночка. Альтернативная возможность: все эти события, эти убийства — комплот. Проблема уже не в одиночке, а в некоем закономерном явлении, которое было, есть и будет. Функционирование сообщества, возможно, даже многочисленного, живущего по своим внутренним законам. Цель — нахождение точек незаконченного мироздания. Например, алтари неизвестного бога.

— Сатанисты, чёрная месса, дрожь по сердцу. Вам бы, папуля, детям страшные истории на ночь рассказывать.

— Выставим ваши картины в культурных центрах. В Доме Художника, например. Об этом позаботится Александр Гаврилович.

— Хоть в Третьяковке. У меня на их директора компромату лет на десять с конфискацией. Трогать пока не велели, но просьбу органов выполнит. На входе вывесит, вместо Джоконды.

— Нет там Джоконды. В Третьяковке русская живопись, — полезла поправлять Николаевна.

— Какая там пись, мне без разницы. Джоконды нет, пусть гопака пляшет.

— Вот и славно. Выставим картины незавершённости, и те, кто слышит музыку мироздания, нас найдут. Напоминаю, что жизнь нашего добровольного помощника не должна подвергаться опасности. Вдруг, эти картины — призыв. Сигнал к жертве. Полагаю, будет правильным подписаться другим именем.

— Моим, — бросилась в атаку Николаевна, — возражения не принимаются! Я вовлекла Василия, я за него и в ответе. Для настоящего журналиста риск — наркотик, неотъемлемая часть работы.

— Наркотик — адреналин, а не риск. Тем не менее, необходимо признать правоту Ани. Я плохо представляю вменяемого гражданина, осмелившегося посягнуть на такое сокровище. А наши подозреваемые, по определению, — люди разумные. Присмотрите за ней, Александр Гаврилович. Пусть парочка филистеров…

— Филлеров.

— Именно! Следуют за.

— Пылинки сдувать будут.

— Последний вопрос Василию. Насколько реально за короткое время подготовить несколько картин с незавершённостью творения?

— Здесь нет ничего такого, что требует высокого искусства. Могу изобразить места преступлений, фактически передав модельный склепок с реальности.

— Места преступлений хорошо известны. Можно вспугнуть.

— А незавершённость, как ощущение? Я пишу абстрактные картины, правильнее сказать, картины, кажущиеся абстрактными. Для меня они глубже и реальнее повседневной действительности. Поэтому и с действительностью не вполне. Анечка вот тоже...

— Взаимоотношения с Анной Николаевной — ваше личное дело. Речь идёт об особо тяжких уголовных преступлениях, — пришлось ободрить художественного нытика.

— Рука и сердце отторгают незавершённые сюжеты. Они некрасивы, как открытая рана. Живая плоть, пульсирующая боль. Я — хирург со скальпелем, и даже не догадываюсь что это — операция или приговор.

 

Со времени последней встречи прошли две недели. Чего только стоило, уговорить дирекцию Дома Художника. А Виктория Илларионовна, тётка из Третьяковки, прямо на дыбы. Стучит копытом, как скаковая лошадь.

— Чтобы эту мазню среди гениев русской художественной школы? Лучше меня распните.

Я ей, без долгих разговоров, папочку. Распинать — раннебуржуазный метод, практикуемый во времена языческих культов. Наша, почти социалистическая юстиция, подобных варварских наказаний не практикует. Почалитесь с десяточку на Колыме. Духовность обогатите на золотом прииске. После перловочки на маргарине мысли косяком пойдут. Глядишь, нобелевку дадут, как Бродскому или Солженицыну. За границу поедете, в колясочке. А что вы думали? На приисках — цинга и травматизм. Ещё облысение, но это мелочь. Шиньончиком прикроетесь. Розочка развивается, дальневосточная. Тело гниёт от любой царапины. До кости. На волю, как леопард. Вся кожа в язвах.

— Как вы смеете, животное, — ударилась тётка в крик. — Я же не для себя. Все чаяния о русской живописи, ее месте в мировом художественном мэйнстриме, — руки театрально заламывает. Типа молится.

— А как же коттеджик в Переделкино на семьсот квадратов? Тоже в мэйнстриме? С бассейном. Не за скромную зарплату музейного работника? Пять лимонов зелёных по каталогу.

— Фамильное наследство по материнской линии. Старинные украшения дорогой прабабушки, графини и фрейлины императорского двора, невежественный вы солдафон. Подлинное геральдическое свидетельство.

— Может и солдафон, только источник ваших миллионов хорошо известен. Липовая экспертиза российского новодела. И сообщники ваши знакомы. Положим, суда не испугались. Самый гуманный суд с хорошим откатом. А если заказчикам про ваши художества? Найдут барышня в сточной канаве, как пить дать, найдут. Может даже опознают. По ДНК. Больше опознать будет не по чем. Пацаны иногда так страхуются, что не поймёшь где лицо, а где, извините за нескромность, жопа. А что до геральдики, то один подследственный предлагал справку, что я прямой наследник российского престола. Верите, справка подлинная, с печатями и позолоченной каёмочкой. Сирота — тайное наименование царевича Дмитрия Углицкого. Того, что Лжедмитрий и поляки. В том смысле, что без родителей. Сберегли родимого верные слуги. Род Дмитрия Иоанновича Сироты продолжался с тех самых пор, совместно с династией Романовых. От него, уже после исторического материализма, пошли Сиротины и Сиротовы, и я подполковник Сиротин — прямой потомок Иоанна Грозного, последнего истинного царя.

На том и договорились. Полотна Виталия пройдут под тематикой "Неординарный взгляд" в первом зале выставки молодых талантов.

 

Филёры просемафорили часиков в девять. Наша мадам возвращалась с очередного воскресного раута, организованного обществом защиты животных. Поскольку скрытные организаторы не объявили, кого защищают, редакция отправила Николаевну для выяснения. Оказалось, мужчин от домашнего насилия. Ничего не попишешь, много нас в последнеё время от суровой женской руки...

— Простите, что потревожил, Анна Николаевна, — обратился неизвестный гражданин к нашей подсадной уточке, — имел честь оценить работы "Неординарного взгляда", в том числе и ваши полотна. Однако позвольте, — задумался, — вы не автор. У вас взгляд нормального человека.

— А вы чего ждали?

— Автор тех картин должен обладать особым...

— Даром?

— Нет, другое. Я бы сказал, у него должен быть вид человека, который не совсем понимает, где находится.

— Кайфово! Прямо в тютельку. Ну точно — хлюпик. Мой близкий. Талантище, но стесняется. То не доделано, это не отражает, характер недораскрыт. Приходится самой. Подмахиваю и на выставку. Иногда приз перепадает. Если деньги — пополам. Фифти-фифти, как говорят у русских.

— Не будет ли нескромностью с моей стороны, попросить о персональной встрече с автором. Возможно, по результатам беседы, появится выгодное коммерческое предложение. Пятьдесят процентов от оговорённой суммы персонально вам. За приятное посредничество.

— Класс. Подгребайте завтра вечерком. Хлюпика притащу, с папулей познакомлю, Прагу почаёвничаем. Страсть как люблю пирожные! — вылепила горбатова Николаевна.

 

Мои за мужиком проследили. По адресу получили полную раскладку. Не женат. Работает в ВТБ клерком. Заколачивает прилично, но в тратах не замечен. Ни коттеджика за городом, ни второй квартиры. Машина — королла, тоже не шик. Местные стукачи ничего путного не накопали. Проституток не водит. С голубыми не якшается. Если педофил, то скрытый. С деточками не светился. Ближнюю церковь не посещает, там у нас батюшка свой. На соседей выходить не стали, опасно. По работе пробили, идеальный сотрудник. Не замечен, не опаздывал, деньги на мероприятия сдавал, в долги не влезал. Не игрок, не алкоголик, у нарколога не зарегистрирован. Сплошной позитив. В самый раз для серийника.

 

Когда к дому подходил, мои отзвонились. Вошёл деликатно, без мандража. Если ножичек, то человек серьёзный. На перо насадит и ухом не поведёт. Высокий, глаза серые, немного сутул, лет пятидесяти. Встречала Николаевна.

— Здравствуйте Анечка, — взмах рукой, как у фокусника. Отточено. — Как заказывали, Прага. Прямо из пекарни.

— Вот спасибочки, — зачесала Николаевна, — раздевайтесь, будем чай лимонить.

Мужик аж поморщился. Молодец егоза, справно партию выводит. Внимание отвлекла так, что на меня сразу не обратил. За Сергеича двинул. В глаза. Долго шерстил — полозил.

— А вы бы могли… Взгляд с подводкой, вглубь, с отскоком. Впрочем, нет. Стиль...

И уже опосля ко мне.

— И, конечно, не вы. Постойте, как... Представитель служб? — Быстренько прокачал, — полиция или ФСБ?

— Полиция.

— Что ж, этого следовало ожидать, — прошептал обречённо.

После моего признания, объект хоть и смутился, но вида старался не показывать. Подошёл к Василию. Вдруг как подскочит, будто током шибануло. Забормотал, растягивая.

— Согласие гаммы, цвета турникета, оружие — осень. Вертляво и громко. С таким не соскочишь. А будет казаться — укроет в пещере, где мокро и сыро, но, в целом, защитно, — потом уже уверенно, — вот наш скромный герой. Только не думайте, что мне понравились ваши картины. Вы довольно посредственный художник. Слишком наивны. Ваши опусы освежают, но не выворачивают наизнанку. Не революция, так... Одиночный пикет под липами. Однако цель моего прихода не связана с обсуждением художественных достоинств. То, что я и мои коллеги имели счастье лицезреть на выставке характеризует вас, как глубокого знатока больной причинности. Редкий дар, причём, не каждый может им в полной мере распорядиться, — разошёлся мужик. — Я представляю организацию, достаточно влиятельную, готовую к длительному взаимовыгодному сотрудничеству. Для вас это означает существенное улучшение материального положения и публичная оценка творческих заслуг.

— А взамен?

— Успокойтесь, не крохоборы. Расписка кровью, продажа души на вечную погибель — исторические реминисценции, используемые молодыми идиотами при групповых совокуплениях. Наша организация абсолютно легитимна. Не альтруисты. Было бы странным в условиях рыночных отношений... От вас потребуется экспертиза некоторых событий, ландшафтов, и, самое главное, личностей. Хорошо оплачиваемая экспертиза.

— А личностей куда? Не под нож?— не сдержался и укоротил соловья. Разливается легитимный, а у самого руки по локоть.

— Вы про очистку? К сожалению, приходится жертвовать. А что поделать? Вы бы, как сотрудник полиции, что предложили?

— Верховенство закона! Ничего другого, как государственный служащий, предложить не могу. Не имею права.

— С террористами тоже по закону? У него бомба, а вы не имеете. Потому что не взорвал? А когда взорвёт, уже поздно.

— На этот счёт существуют ведомственные указы, предписания. Понимать должны. Ввиду потенциальной угрозы действуем по антитеррористическому акту номер такой-то.

— У нас тоже номер и поболее вашего.

— Это какая же такая угроза от мальчонки и полусумасшедшей бабки-уборщицы?

— Больная причинность.

— Мы называем это незавершённостью творения, — подключился Сергеич.

— Эхо прошлого, ещё тех времён, когда формулировки не достигали канонической описательности. Незавершённость, вольность творения — красивее и глубже. Давайте примем. Надо с коллегами поделиться...

— Сначала про мальчонку.

— А что с ним?

— Убит.

— Который?

— Их много?

— Достаточно. Очистка ждать не может, последствия печальные. Я знаю о двадцати трёх подростках мужского и женского пола, и это далеко не полный список, есть ещё региональные отделения.

— Вы что, всех того?

— Повторюсь ещё раз: что прикажите делать? Больная причинность. Возьмём последнего. Пожар в школе. Кружевами директорскую, а потом подожгли. Кружева в огне — завораживает! Естественно, подобное событие не могло пройти мимо. Если обычная случайность — слава богу, а если нет? Установили наблюдение. Выживших после пожара — по окрестным школам. И что же? Отравление газом. Надували кота пропаном из газового болона, извините за нескромность, через задний проход. Думали, полетит. Счастье, что не взорвалось. Доступа свежего воздуха не имело места быть. Естественно отравились. Нескольких не спасли, а с нашего подопечного, как с гуся... Срочно под пристальный контроль. Куда пошёл, что делал? Мы же не звери, чтобы невинную душу. В автомобильной аварии погибают родители. Ехали вместе, родители насмерть, наш — без повреждений. Можно было бы сразу очистить, но были сомневающиеся. Поместили в частный детский дом. Успокоился? Ничуть. Через месяц двое малышей из окна. Хорошо не насмерть. Родители — бессребреники. Всю жизнь сиротам, а их под суд. Не уберегли. Мать на секунду отбежала, в комнате только малыши, девочка двенадцати лет и наш. Циркуляцию строил. Прыжок и сальто мортале. Что там за мортале девочка не видела, но малышей вместе с кроваткой точно в окно. Вероятность события — ноль, запятая и ноль в периоде. Тут уж не до дебатов. На ландшафт и очистка.

— Вы имеете в виду пейзажи с незавершённостью творения?

— Мы их называем ландшафтными магнитами.

— Потому что притягивают так называемых больных?

— Почему так называемых? Именно больных. И отталкивают потенциальных адептов.

— Почему там?

— А где прикажите? Художников, рекламирующих способности в Третьяковке, до вашего случая не наблюдалось. Где брать адептов? Где искать пациентов?

— Интернет!

— Полагаете, пни замшелые? Целый отдел на сетке, программисты со стажем. Однако лучше получается проверенными средствами. Мусора в сети много. Пока отфильтруешь, да пока проверишь... Другое дело — избыточная плотность населения вблизи магнита. Преступление привлекает внимание. Для подавляющего большинства магнит не представляет интереса. Поглазеют на труп, суету оперативников, и по домам. Некоторых магнит отталкивает, люди чувствуют себя неуютно, стараются отойти подальше. Этими занимаются рекруты. А некоторые тянутся, напролом через милицейский кордон.

— Журналисты?!

— Бывают журналисты, а бывают и так. Последними занимается комиссия по очистке. Недавно удалось нейтрализовать директора овощебазы. Лезет и лезет. Уже полицейские разъехались, народ разошёлся, а его с места не сдвинешь. Прирос. Глаза закрыл и стоит, как истукан. Начали копать, а за ним такой шлейф...

— Очистили?

— Очистили.

— А уборщицу полоумную? Божий одуванчик. О каждой живой твари... Заработок на зёрнышки для птичек, косточки для собачек, конфетки для детишек. Десять лет в одном ситцевом платье.

— Если та старуха, про которую я думаю, век бы не видать ее конфет. Давно пора было. Рука не поднималась. Охотники тоже люди, и сердце не из калёного железа. Помните случай с бешеным псом? Центральные газеты писали. Десять человек, двое не выжили. Ее рук. Это то, что всем известно. По нашим подсчётам на ней два десятка трупов. Похоже чувствовала и подвижничеством грехи замаливала. Только это не замолишь. Болезнь.

— Тяжёлая у вас ноша, людей сортировать. Они же не виноваты, что такими уродились. Может быть они необходимы? Одно из условий существования цивилизации?

— Может быть и террористы — условие, убийцы, сексуальные маньяки. Так оправдывается кто угодно.

— Те осознают причиняемый вред.

— Эти не осознают, а вреда больше. Знаете ли вы, что практически каждый великий реформатор был болен? Чем масштабнее преобразования, тем серьезнее болезнь. Вы ни разу не задумывались, что стремление к реформаторству происходит из банального чувства незаконченности. Не так страшны незаконченные творения в природе. Они исчезнут. Ураган, молния, землетрясение и природа воплотится. А что делать им, неоформленным человекам? Неспособные к жизни, они перестраивают под себя мир. Незаконченное в незаконченном. Социальные катаклизмы, войны, восстания, революции. Миллионы жертв, ради одного неовещёствленного. Они, как призраки. Революция — единственный способ существования. Че Гевары осёдлывают политические устремления низов и мчатся к финишу, погоняя лошадку. Триумф смерти. Отличаются фантастической внутренней неуспокоённостью, стремлением к ежеминутному броску. Окружающие такой темп не выдерживают. Как следствие — ореол божественности. Вожди!

— Вас послушать, так все великие деяния инициированы больными людьми.

— А вы назовёте здоровыми Александра Македонского, Гая Юлия Цезаря, Атиллу, Чингиз Хана, или более близких к нам Петра Первого, Владимира Ленина, Адольфа Гитлера, команданте Че Гевару? Все они — вершины незаконченности. Без нашего сообщества их могло быть больше, гораздо больше. Давно замечено, что мир заботится о сохранности реформаторов. Они — часть социальной эволюции. Чем неоформленней индивид, тем менее случайности властны над его судьбой. Если вспомнить, через какие преграды прошли поименованные личности, диву даёшься. Сотни покушений. Адепты сообщества охотились с ранних лет. Мне вспомнился случай с Лениным, тогда ещё Ульяновым, который описал наш старый боевой соратник. Должен был очистить Ленина в маленьком немецком кабачке. Никаких видимых препятствий. По его словам, просто не смог. Картавящий, размахивающий руками Ленин, показался настолько смешным и нелепым, что рука не поднялась на будущего вождя мирового пролетариата. Кто мог заподозрить в студенте Ленине, ефрейторе Гитлере, конокраде Сталине гигантов, тасующих колоду истории, разваливающих империи? А потом было поздно. Брут, Эльзер, Тресков, Каплан — просроченная плата за ненужные сантименты. Историю не переделаешь. Надо действовать заблаговременно.

— Теперь, когда ответы на вопросы получены, мы должны решить судьбу нашего посетителя. Законы гостеприимства накладывают определённые обязательства, — начал Сергеич.

— Для полицейского задача — найти преступника. Его судьбу пусть решает суд.

— Александр Гаврилович, ни один суд на свете не станет рассматривать дело о незавершённости творения. В лучшем случае, признают умалишённым маньяком, или, что более вероятно, умалишённым признают тебя, а его отпустят за недоказанностью.

— Не надо судов! Николай Сергеевич прав. Я легко смогу отвести любые подозрения. Коллеги организуют железобетонное алиби, а вас, служитель закона, пресса смешает с... У нас очень сильная поддержка. Многие из официальных лиц на самом верху сочувствуют нашему движению. Только не надо публичности! Я добровольно вам помогу, по той причине, что сегодняшнее посещение имело две независимых цели. Первая — несомненный успех. Новый потенциальный адепт. Василий, вы исключительно сильны в плане устройства миропорядка. Надеюсь на ваше прекрасное будущее под сенью сообщества.

— А вторая?

— Проверка собственной обречённости. Когда имеешь дело с незавершёнными людьми, заражаешься. Это как вирус. Долгое общение с Лениным сделало незавершённым все его окружение. Троцкий, Каменев, да, что там говорить, даже Сталин, находились в постоянном конфликте с окружающим миром, стремились переделать его и сами стали жертвами этого стремления. Я слишком долго контактировал с незавершённостью. Ландшафты, люди, постоянная жажда очистки оставили Каиново клеймо. Уже полгода я замечаю, что предметы утратили строгую очерчённость, начали расплываться. Это первый известный симптом заболевания. Второй — потеря предсказуемости. Если бы я явился на встречу, и здесь оказался только Василий, как было бы славно! А так получается, что я сам — дичь. Поймали на живца, как мы ловим на ландшафтные магниты. Думаете, я первый? Многие из коллег окончили жизнь самостоятельно по той же самой причине. Быть охотником почётно, но это звание накладывает определённые требования. В моем случае рефлексия достигла такого уровня, что, как охотник, я мало отличаюсь от тех, на кого охочусь. Загнанный зверь. Последние месяцы много работал. Подчищал хвосты. И каков результат? Мало того, что подставился под удар, под подозрением деятельность всего сообщества... Столько лет очищаем, никому до нас дела. Вдруг, полицейская статистика сложилась таким образом, что наши деяния заметили. Почему сейчас и почему я? Необходимо ответить честно — болезнь. Для таких существует единственный выход — ампула с цианистым калием или пуля. Предпочитаю пулю. Солдат не должен погибать, как салонная барышня. Пуля честнеё и твёрже. Напишу признание. Отчитаетесь: маньяк-одиночка разоблачён вследствие оперативных мероприятий. При попытке захвата застрелился.

 

Так и вышло. Бумага с именами и датами в квартире подозреваемого. Подробности, которые мог знать только преступник. Клерк-убийца — окрестили газеты с подачи Николаевны. Мне — медалька, рукопожатие самого, и премия в размере двух месячных окладов. Терпимо. Недавно встретил Василия. С бородкой в дорогом костюмчике и длинноногой тёлкой под ручку. Симпотная, но до Николаевны далеко. Если глаза коровьи — длинные ноги не помогут. Меня увидел, стушевался. Еле заметно кивнул, руки не подал. Забрался в пятисотый брабус и был таков. Значит, нашли!