Крыса

Какой чудесный мир!

Будущего нет.

Здесь хватит места всем.

Будущего нет...

 

Группа Адаптация, отрывок из песни: «Будущего нет»

Я

 

Говорят: во времена войн и революций крысы становятся людьми. Как по мне все с точностью наоборот. Труд сделал из обезьяны человека, нужда превращает человека в крысу. Я — крыса. У меня есть нора: комнатка в подвале разрушенной школы. Днем я прячусь там. Сплю, ем, чиню свои обноски, чищу оружие, перебираю трофеи. Ночью — выхожу на поиски пищи.

Я все еще могу связно мыслить, но при этом почти все время думаю о еде. Пишу и читаю с трудом, скоро совсем разучусь. Приобретенные знания забываются быстро. Но я не жалею об этом. На смену старым навыкам приходят новые. Я прекрасно вижу в темноте; различаю многие, даже едва уловимые запахи; опасность чую за три версты; могу протиснуться меж прутьями ограды, в дом залезть через собачью дверь.

Когда-то я был студентом. Учил историю по старым книгам, перебирал бумаги и черепа. Стремился узнать больше о прошлом. Настоящее застигло меня врасплох. Что-то случилось на Ближнем Востоке. Теперь уж не важно — что. «Третья мировая война!» — писали тогда в газетах. Давно не читаю газет. Моя страна ввязалась в драку. Всех, кто мог держать оружие в руках — мобилизовали. Меня — в том числе. На грузовой машине цвета хаки привезли в часть. Дали автомат, униформу и противогаз. На шее рядом с пацифистским знаком — солдатский жетон. Группа крови на рукаве. Пожелай мне удачи в бою…

Но в бой я не хотел. Мне помог он.

 

Марк

Спутника моего зовут Марк. У Марка крысиная голова, тонкие пальцы с острыми коготками; на пальцах блатные перстни. Он сутулый и низкий. Говорит быстро, сбивчиво, картавит слегка, по два раза повторяет слова « добро-добро» вместо емкого «да». У Марка много бесценных талантов. Он умеет красться бесшумно, учит меня тому же. Без ключа открывает любую дверь; с легкостью находит тайники и клады; ловко режет ворон, собак, людей. Но руки его остаются чисты, мои — постоянно в крови.

Марк растолкал меня ночью. Он сказал: «Хочешь выжить, слушай меня. А иначе — подохнешь. Подохнешь! Понятно?» Я кивнул. «Тебе нужно бежать из части, — настаивал он. — Чем скорее, тем лучше». Спорить не стал. Собрался быстро, по-солдатски. На тумбочке стоял мой друг. Витек или Саня? Не помню уже. Спросил меня: «Ты куда?» Я зажал ему рот. Держал крепко. Марк в это время искал ножом сердце. Нашел с четвертого раза.

Покидая часть, я и подумать не мог, что двадцать минут спустя беспилотники противника накроют ее красным ковром. Рассвет встречали на склоне холма. Оттуда открывался прекрасный вид на долину. К облаку дыма и серой пыли добавить было нечего.

 

Война

 

Война прокатилась по нашим городам, изничтожив их. Бомбардировки, ракетные удары, тепловые лучи, искусственные бури… В полумраке убежищ люди делились слухами. Говорили, что Москва и Петербург стерты с лица земли. Говорили, что президент и члены правительства мертвы или же отсиживаются на далеком тропическом острове посреди Тихого океана. Еще говорили, что мы остались без армии. Солдаты разбежались кто куда, либо поделились на множество вооруженных группировок.

Винтовка — это праздник! Все.

Моя страна погибла.

Я думал, что победитель скоро заявит о себе и положит в свой широкий карман наши развалины. Джим Моррисон вперемешку с Вагнером под шум винтов. Но волшебники на вертолетах не спустились с небес. У них видимо свое кино. Страшное. Быть может страшнее нашего. В этой войне победителей не было.

 

Право слабого

Мы сидели у костра. На заточенном куске тонкой арматуры жарилось собачье мясо. Камень, ножницы, бумага. Раз, два, три! Играли уже второй час. Марк постоянно выигрывал. Вдруг он встал, подошел ближе и коснулся когтистым пальцем моего лба.

— Я знаю, что у тебя тут, — сказал он. — Тут много дерьма. Тебя слишком долго учили бесполезным вещам. Учили быть слабым: постоянно держаться в рамках приличий, жертвовать собой ради того, чтобы другим было хорошо. Что может быть глупей?! Забудь сопливые проповеди Иисуса, наивные бредни старика Канта. Забудь-забудь. Честь, справедливость, сострадание, долг — нет таких слов. Я — крыса. А ты, как я.

Ржавая бочка вместо кафедры, берцовая кость — указка, земля вперемешку с пеплом — тетрадь. Марк часто давал мне уроки. Я был прилежным учеником. Смотрел на него, не отрывая глаз, ловил каждое слово. Марк говорил, я слушал.

— Священные книги, трактаты о равенстве и братстве… Все это на самом деле приманка для дураков, — Марк дважды стукнул костью по бочке. Бум! Бум! — Сильные доминируют, слабые подчиняются. Право сильного — вот на чем зиждется человеческое общество. Других вариантов нет. Самое вкусное достается сильнейшим. Удел слабых — жрать объедки. Объедки жрать! Да-да. Но что делать мне, если я слаб, и не могу победить в честном бою? Уйти в сторону? Подчиниться? Уступить? Нет уж! Нет! У меня тоже есть право. Право слабого! Чтобы побеждать, совсем необязательно быть сильным, ловким, метким. Даже ума особого не надо! Следует лишь отказаться от навязанных обществом правил. Вот и все. Нет законов, нет заповедей, нет традиций. Воровских понятий тоже нет, — он провел правой рукой по пальцам левой. Блатные наколки исчезли. Провел снова — появились. — Понимаешь? Есть я и мои интересы. Остальное не имеет значения. Дым! Пыль! Грязь! Пусть сильные играют по своим правилам. Эти игры не для нас. Нож в спину, яд в питье, подушка на голову спящему — вот право слабого.

«По капли выдавливать из себя раба», — сказал один писатель на букву «ч». Марк по капли выдавливал из меня человека.

— Хе-хе. А разве это не одно и то же? — усмехнулся он. Видимо снова прочел мои мысли.

Прощение

Я смотрел в отверстие ствола самозарядного пистолета Сердюкова. СПС, в свою очередь уставился на меня. Ощущение будто делаешь фото на паспорт. Сядьте ровно, руки на колени, подбородок выше, не моргать. Сейчас вылетит птичка.

В меня целился худой, сутулый старик. Кожа желтая, вся в глубоких морщинах. Лысина полукругом. Нос крючком. Очки с мутными стеклами. Он нервничал, видимо боялся меня. Левая щека дергалась, руки тряслись.

— Стой, где стоишь, а не то п-пристрелюю! — старик пытался говорить уверенно, однако скрыть дрожь ему не удалось. — Что ты делаешь в моей квартире?

Я молчал. Рядом стоял Марк. Странно, но старик не обращал на него внимания, будто спутника моего не было вовсе.

— Я бы на его месте пристрелил тебя сразу, — отметил Марк. — Он медлит, задает вопросы... Этот человек не убийца. Не убийца. Нет. Нам это на руку. План действий таков: сейчас ты упадешь на колени и будешь просить прощения. Не забудь пустить слезу. А дальше…

Марк мог не продолжать. Сталь сказала мне, что делать дальше. Сталь плакала, жгла кожу холодом, кричала: «Не мори меня голодом!» Сталь тоже хотела есть.

— Повторяю вопрос. Что ты, к-крысеныш, делаешь в моей к-квартире?! Отвечай! — старик нервно тряхнул пистолетом.

— Простите, простите, я не хотел! Я очень голоден, я не хотел! Умоляю, простите! — рухнув на колени, я подполз к старику и обнял его ноги. Картина: «Возращение блудного сына».

Старик опустил пистолет. Он растерянно смотрел на меня сверху вниз и абсолютно не знал, как ему поступить.

— Простите, простите, прошу вас, простите! — я с силой дернул его за ноги и повалил. Бах! Пуля ушла в стену. Я прижал руку с пистолетом к полу. Затем вытащил из ботинка нож и принялся наносить удары. В шею, в щеку, в глаз, снова в шею...

— Простите, простите, простите! — я рыдал, продолжая работать ножом. В плечо, под сердце, в живот... Старик хрипел и дергался.

— Простите, ради Христа, простите! — бил пока он не затих. Тяжело дыша, я сполз с бесчувственного тела и завалился на спину рядом с ним. Моя одежда, волосы, кожа — все было в крови.

— Добро-добро, — Марк подошел к старику, пощупал пульс и удовлетворенно кивнул. — По-моему он тебя простил.

 

Тебе не понять

 

Еды в доме старика не было, полезных вещей тоже. Возможно, где-то находился тайник, но я его не нашел. Впрочем, если б он был, Марк бы сразу его обнаружил. Выходит, убил зря?

— Не зря, — успокаивал Марк. — Не зря. Во-первых, ты раздобыл отличное оружие. Во-вторых, на старых костях есть мясо. Его, правда, мало. Да и вкус, я думаю, не ахти. Но на безрыбье.

— Нет! — резко оборвал я.

— Почему «нет»? Потрудись объяснить. Ты все равно убил его. Так зачем пропадать мясу?

— Тебе не понять. Давай закроем тему.

— Как скажешь. Хочешь голодать — голодай. Твое право.

Я обратил внимание на полку с книгами, что одиноко висела на стене. Стена была утыкана крючками. Видимо раньше полок было больше и книг на них тоже. Я понял сразу: практически все ушло в печь. В буржуйку, что стояла у окна. На этой полке старик оставил то, что сжечь не поднялась рука.

Я сгреб книги и запихнул в мешок.

— Ты ведь, вроде уже запасся бумагой для растопки, — заметил Марк.

— Я не собираюсь их сжигать.

— Тьфу! И нужна тебе эта макулатура? Что ты будешь с ней делать? — он презрительно скривил свой крысиный нос.

— Отнесу на рынок и обменяю на еду или теплую одежду. Если повезет — на то и другое сразу.

— Одежду и еду за это? Не смеши!

— Ты много знаешь, Марк, многое умеешь... Но некоторых вещей тебе, правда, не понять. Даже и не пытайся.

 

Черт из табакерки

 

У меня есть брат. Брат-близнец. Когда началась война, я потерял его, но точно знаю, что он жив. Чувствую это. Стараюсь забыть о нем. Так легче. Не получается. Он врывается в мои сны, выскакивает, словно черт из табакерки. Говорит как архиерей на проповеди. Укоряет меня, учит жить, будто двойник-совесть из рассказа По. Марк знает о нем. И Марку он не нравится:

— Я — твой ангел-хранитель. Он — бес! С пути тебя сбивает, путает. До беды доведет! — говорит Марк с надрывом.

В ночь после убийства мне снова явился брат. Он назвал меня по имени. Сказал:

— Дима, что случилось с тобой? Ты раньше никогда не брал чужого. Даже ругал меня за яблоки в соседском саду. Помнишь?

Я кивнул.

— Теперь ты вор, грабитель, убийца.

— Да. Но у меня нет выбора.

— Выбор всегда есть. Человек, которого ты приметил на рынке тому пример.

— Тот человек — не жилец, а я хочу жить! Что мне делать?!

— Вчера ты совершил убийство. Это — большой грех. Но подлая крыса Марк… Он в чем-то прав: ты раздобыл отличное оружие. Используй его во благо. Теперь многие нуждаются в защите, и ты можешь помочь им. Сделай доброе дело, искупи вину.

— Искупи вину, — повторил я проснувшись. Марк, сидевший рядом, удивленно посмотрел на меня.

 

Рынок

 

Рядом с обрушенной стеной Национального банка шла торговля. Там развернулся рынок. На рынке том никто не расплачивался деньгами: денежные знаки утратили свою ценность. Действовал лишь обмен.

Приходить туда без оружия опасно и глупо. Обчистят мигом. А для верности еще убьют. «Наносить обиду надобно так, чтобы впоследствии не опасаться мщения» — прочел я как-то в одной умной книжке. Истина проста: мертвый не будет мстить.

«Помогите! Грабят!» — кричала женщина в пяти шагах от меня. Парень с уродливым шрамом на щеке пытался выхватить у нее заплечный мешок. Она сопротивлялась, как могла, визжала, звала на помощь.

Рука потянулась к пистолету, но Марк остановил меня:

— Что, снова бес попутал? Да будь он проклят! Не делай глупостей. Это не твоя забота. Не твоя! Скажи, кого ты собрался спасать?! Ты уже видел эту женщину. Она срезает филейные части, с трупов! А иногда и не с трупов… Та девушка была еще жива. Помнишь? Помнишь ее крики?! К тому же готов поспорить, что парень работает не один. Вмешаешься — получишь удар в спину. Оно тебе надо?

Марк как всегда оказался прав. К женщине подскочил второй грабитель. Он был старше первого и на полголовы ниже его. На худом, бледном лице густая рыжая борода. Над бровью бородавка. Он с размаху ударил несчастную монтировкой по голове. Та охнула, пошатнулась и, разжав пальцы, отпустила лямки. Второй удар пришелся по лицу. Хрясь! Треснула переносица. Женщина упала на землю. Рыжебородый добил ее, проломив висок. «Эх ты! С бабой справиться не можешь», — упрекнул он сообщника. Тот ничего не ответил, лишь пожал плечами и подхватил добычу. Вскоре они спешно удалились.

Убитая лежала посреди рынка, раскинув руки. Вокруг изуродованной головы медленно расползался красный нимб.

На рынке было много людей. Все внимательно следили за происходящим, но никто даже не подумал вмешаться. «Пусть делают, что хотят. Пусть грабят и убивают. Главное — не меня. Только б не меня!»

Потом убитую раздели догола. Вещи ее, на месте примерялись новыми хозяевами, либо выставлялись на обмен. Смуглый человек в серой шинели с заплатками подошел к ней, и начал внимательно разглядывать. Так обычно покупатель оценивает кусок свежего мяса. Перевернул, пощупал ноги, зад. Потом достал из кармана железную цепь с крюком, зацепил под ребро и поволок. Однако далеко уйти не успел — его остановили. Завязался спор. Слово за слово и спор перешел в драку.

Недалеко от меня лежала дохлая крыса. Две другие жадно впились в нее зубами. Каждая тянула в свою сторону.

Порой мне очень хочется быть человеком. Кого-то любить, защищать, спасать. Но не для кого и не кого. Сердцелюдых не осталось более. В груди у каждого теперь бьется маленькое подленькое крысиное сердечко. Я — не исключение. Большое сердце — хорошая мишень. С маленьким жить проще, безопаснее. В него сложнее попасть. Война сбросила нас с эволюционной лестницы. Да и лесенку саму разнесла в щепки. Подняться — невозможно. Нам остается лишь спускаться вниз. Остается рыть норы.

 

Библиотекарь

 

Находясь среди людей, я предпочитаю молчать. Если говорю, то скупо, односложно, по делу. В основном же ограничиваюсь кивками и жестами. Играю мимикой, будто актер из немого кино. Когда я шел по рынку, на лице моем было написано: «Стреляю без предупреждения». Охотников грабить меня не нашлось. СПС — хороший аргумент. Я выбрал место и разложил товар. Пистолет держал на виду. Рука на рукояти.

Я ждал его и, наконец, дождался. Это был худой мужчина, в камуфляжной униформе, поверх нее плащ-палатка. Редкие, бесцветные волосы собраны в хвост. Густые брови, тонкий нос, аккуратно подстриженная бородка. В одной руке он держал обрез трехствольного зауэра, другой катил тележку. В ней: связки газет, журналов, книг. Одно колесико скрипело, гуляло восьмеркой. Поэтому мужчине приходилось прилагать усилия для того, чтобы тележка ехала ровно. Это было нелегко, поскольку он и сам шел с трудом, пошатывался. Видимо был истощен или болен чем-то. Впрочем, одно не исключает другого.

Бросив взгляд на мой товар, мужчина прищурился, подошел ближе и резко остановился. Тележка при этом чуть не опрокинулась. Он еле удержал ее.

— Это невероятно! — сказал он захлебываясь. — Невероятно! Библия, Пушкин, Блок, Кант, Бердяев, Макиавелли, Сказки тысячи и одной ночи! Последних, правда, всего пять томов из восьми, но это — ничего… Брэдбери! Можно посмотреть?

Я кивнул. Он взял книгу в руки. Открыл ее и прочел:

— Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту — температура, при которой воспламеняется и горит бумага… Да уж. Старик Рэй, как же ты был прав и как ошибался! Пришло время, и действительно запылали костры из книг. Но не по злому умыслу, а по нужде. Книги теперь никому не нужны. Они приравнены к табуретке, к бревну, к упаковочной бумаге: может гореть, так пусть горит! Рэй, ты думал, что очищающий огонь атомной войны испепелит невежество и глупость, что из пепла восстанет феникс новой цивилизации, которая будет в разы лучше прежней… Как наивно! Ха-ха! Как же это наивно! Ха-ха-ха!

Мужчина смеялся. Но в смехе его проскакивали высокие, истеричные нотки. Казалось, он был не в себе. Но это как раз обычное дело. Психически здоровых людей теперь нет вовсе.

— Простите, я что-то не то говорю, — он провел рукой по лицу, будто вытер с него грязь, стал серьезным и сосредоточенным. — Я хочу приобрести все эти книги.

— Что дашь? — спросил я.

— Правую руку бы отдал.

— Мне не нужна твоя рука. Меня интересует еда, одежда, обувь, оружие, инструменты, спички.

Через некоторое время мужчина стоял передо мной раздетый до трусов и босой. Он ежился и вздрагивал. День был прохладным. Его рюкзак тоже заметно похудел. Зато он получил все книги: они благополучно перекочевали в тележку.

— Вы, наверное, считаете меня дураком? — спросил мужчина.

Я кивнул. Зачем скрывать?

— Понимаю. Но подумайте сами: весь этот ужас не может продолжаться вечно. Я верю, что все наладится. Моя главная задача сейчас: не допустить того, чтобы мудрость людская шла на растопку. Я берегу книги для лучших времен. Представьте библиотеку с колоннами, барельефами, просторными залами. И книги, книги, книги! Вот, зачем я делаю все это. Вот. Понимаете?

Я снова кивнул.

— Отлично! — мужчина радостно улыбался мне, человеку, раздевшему его до трусов. — Уверен, мы еще встретимся. Вы придете ко мне, и я выдам вам читательский. Постараюсь, чтобы фотография вышла красивой. Ведь согласитесь: на читательских обычно такие ужасные фотографии. А у меня будут красивые. Вам понравится в моей библиотеке! Давайте не будем прощаться. До свиданья.

— До свиданья — сказал я.

Босой и практически голый, он пошел прочь. Я долго смотрел ему вслед. Марк все это время, молча, стоял рядом. Наконец-то он заговорил.

— М-да. Есть вещи, которых мне действительно не понять, — задумчиво сказал Марк.

 

Город Солнца

 

О Городе Солнца болтали разное. Одни говорили, что он был основан недавно — около года назад. Другие спорили с ними, мол, городу уже лет пять. На вопрос: «Где этот город?», одни кивали в сторону севера, другие указывали в прямо противоположном направлении. О численности населения тоже никто не мог сказать точно. По подсчетам одних выходило не более ста тысяч. Другие утверждали, что только армии у города — целый миллион.

В общем, никто ничего толком не знал, и спросить было не у кого. Люди, попадавшие в город, либо не возвращались вовсе, либо приходили в солдатской униформе — черной с красными нашивками, и на все вопросы отвечали пулями. Лишь иногда пролетали вертолеты, с которых разбрасывали листовки, где Город Солнца называли столицей цивилизованного мира, а вождь Томмазо провозглашался единственным законным правителем на всем земном шаре.

Томмазо, Томмазо, Томмазо… Сколько о нем разговоров! Где правда, где ложь — попробуй разбери. Томмазо невысокого роста. Да нет же — великан! Брюнет, блондин, рыжий, седой. Не правда! Лысый он! Лысина полукругом. Нет, бритый! Глаза у него голубые, зеленые, карие. Он косой. Нет, одноглазый! Слепой совсем, а глаз за темными очками не видно. До войны был программистом, офицером, студентом, безработным, чиновником. Бандитом он был: полжизни убивал да грабил, полжизни по зонам сидел… Иногда мне казалось, что нет никакого Томмазо. Все это вымысел, миф.

Что же касается черно-красных, то они были реальны. Даже слишком реальны. Сначала стреляли, потом говорили: «Руки вверх» Я почувствовал это на собственной шкуре: не раз приходилось спасаться от пуль. У некоторых были армейские экзоскелеты. Они делали их сильнее обычных людей и быстрее их в разы. Меня спасал Марк. Вовремя предупреждал об опасности, подсказывал места, в которых я мог бы укрыться. Время от времени я наблюдал издали, как черно-красные расстреливают или вешают очередного несчастного. «Опасные ребята. Опасные! Нужно держаться от них подальше» — говорил мне Марк. Я был того же мнения.

 

Голод

 

Сначала проблем с едой не было. Дома, магазины, склады… Но со временем дома опустели, а магазины и продовольственные склады перешли под контроль банд или же черно-красных отрядов из Города Солнца. Причем вторые, отличались от первых лишь количеством людей и оружия.

Хотели как-то разжиться консервами в одном магазинчике под названием «Марсель», но пущенная в нашу сторону автоматная очередь была столь красноречива, что мы с Марком, не задумываясь, помчались прочь. Люди в черных униформах с красными нашивками некоторое время преследовали нас. Убегая, я пытался отстреливаться, но рука, вдруг стала горячей и тяжелой. Она перестала меня слушаться, повисла плетью, пальцы разжались. Пистолет я потерял. «Дима!» — закричал кто-то или мне только послышалось. Обернувшись на секунду, увидел, как один из черно-красных подбирает оружие.

Я скрылся от них: нырнул в потайной лаз обнаруженный мной ранее. Потом Марк помог мне вытащить пулю. Рана на плече затянулась, как ни странно, быстро.

 

Бродячие псы сбивались в большие стаи. Не жертвы теперь — охотники, они рыскали повсюду в поисках пищи. Заслышав собачий лай люди прятались. Зазеваешься — разорвут мигом. Однажды я чудом спасся от собак, забравшись на дерево. Просидел там целые сутки. Смотрел в голодные, злые глаза. Думал о собачьем мясе. О том, что есть его, видимо больше не придется. Самому бы не стать едой.

Марк ворчал. Говорил, что давно пора бы отбросить глупые принципы и перейти на человечину. «Крысы не перебирают харчами. Крысы едят все. Все-все» Однако, я не поддавался на уговоры.

Ко мне тихо подошел Голод. Черный всадник, один из четверых. Положил свою тонкую, но вместе с тем тяжелую руку на мое плечо. Сначала надавил слегка. Потом — сильнее, сильнее, сильнее… Он будто взвешивал меня на своих весах, приговаривая: «Мало, мало. Мало весу. Худ ты, братец, худ. Худо будет». Голод — суровый и властный господин. Он любит жестоко мучить, заставляет делать страшные вещи, непокорных — убивает.

 

Сон. Dans Macabre

 

Меня шатало из стороны в сторону. Одна мысль: найти еду. Хоть ломтик, кусочек, крошку. Перед глазами плыло и сверкало. Мне начало казаться, будто все мире сделано из драгоценных камней. Изумрудное дерево, на нем болтается алмазный труп, под ним рубиновое дерьмо. Я прислонился к сапфировой изгороди и...

Узоры украинской вышивки прыгали вверх-вниз, кружились по часовой стрелке. Девушки весело смеясь, плясали вокруг костра. «Иди к нам! Не стой на месте! Ну же!» Хоровод подхватил меня и понес. Руки девушек были холодны. На коже трупные пятна. Глаза мертвые, без зрачков. Костер? То не костер был вовсе, а гриб ядерного взрыва. «Гори, гори ясно, чтобы не погасло!» Они двигались все быстрее, ибо скор у мертвых шаг. С каждым кругом мы зарывались в землю. Глубже и глубже. По щиколотку, по колено, по пояс. «Не хочу!» — закричал я. Девушки ответили хохотом. Хриплым и низким. Тут кто-то взял меня за шиворот, вырвал из холодных рук и потащил вверх.

Я стоял над разрытой могилой. Внизу копошились черви. Их было чертовски много. Из-под них, будто из-под воды, вынырнула мертвая девушка. «Милый, ну куда же ты? Возвращайся» — томным голосом сказала она. «Вот тебе!» — я скрутил дулю, развернулся и пошел прочь.

 

Сон. Отражение

 

Я шел по кладбищу. Была ночь. Полная луна освещала путь, но больше путала. Вдруг я увидел его. По узкой тропинке средь лохматых могил бежал белый пес. Я двинулся вслед за ним. Следовать за белым животным — это традиция. Пес скрылся в одном из склепов. Склеп представлял собой нечто вроде Храма Гроба Господня в миниатюре.

Войдя внутрь, я увидел в круге света большое зеркало, заключенное в деревянную резную раму. В зеркале том отражался я. Спутанные грязные волосы, длинная нечесаная борода, впалые щеки, заострившийся нос. Вдруг отражение странным образом изменилось: бороды больше не было, вместо нее — легкая щетина, волосы стали короче и чище, щеки — полнее. Это был уже не я, а мой брат. Он сказал:

— Дима, неужели я нашел тебя? Дима, очнись!

Зеркало треснуло и рассыпалось. По ту сторону рамы стоял Марк. Он цокнул языком, недовольно покачал головой. Сказал: «Ай-ай-ай!» Затем с размаху влепил мне пощечину.

Я проснулся.

 

Встреча

 

Я проснулся от того, что меня били по щекам. Рядом лежал использованный шприц и пустая ампула. Видимо мне вкололи какое-то лекарство. Надо мной склонился бритоголовый мужчина. Сухая смуглая кожа, тонкие губы, нос свернутый набок, на левой щеке — шрам. Один глаз немного косил.

— Дима, Дима, очнись! — повторял он.

Некоторое время я молча смотрел на него, потом спросил:

— Женя, это ты?

— Да, — ответил он. — Как я рад, что нашел тебя!

Я не сразу узнал брата. Черт из табакерки, живший в моих снах и читавший мне морали был совершенно другим. Сейчас я видел человека израненного, уставшего, но вместе с тем закаленного и твердого. На лице его — следы всего, что приключилось с ним за эти годы. Одни — явные, другие — едва заметные. Смотрел на него и видел кровопролитные бои, страшные эпидемии, обжигающий холод, бессонные ночи. Помню, раньше нас не могли отличить. Теперь же наши лица — совершенно разные. А еще в облике его было нечто тревожное. Что-то чего я заведомо боялся. Когда понял — что именно, то инстинктивно отпрянул и принялся неловко отползать. Но непослушное тело подвело, и я завалился на спину.

— В чем дело, Дима? Ты боишься меня? — спросил брат.

— Ты… — я запнулся. — На тебе черно-красная униформа. Ты солдат Томмазо?

— И да, и нет. Все дело в том, что я и есть Томмазо.

 

Я съел три белых шарика. Они были абсолютно безвкусны.

— Сутки будешь питаться этим, — сказал брат. — Тут белок и все необходимые витамины. Лично я с удовольствием предложил бы тебе еду повкуснее. Но сейчас это смерти подобно.

Женя помог мне усесться. Под спину подложил свой рюкзак. В трех метрах от меня поставил небольшой цилиндр. Он состоял из двух частей. Нижняя — металлическая, верхняя — стеклянная. «Включись. Мощность номер два. Гори». Из цилиндра полился мягкий свет. «Лампа Фадеева» — так, по-моему, называлось это приспособление. От лампы исходило тепло. Насколько я помню, она полностью заменяет костер. На ней можно даже готовить еду. Я часто находил такие штуки. Однако они были абсолютно бесполезны: лампа заряжалась от сети, а в сети напряжения, разумеется, не было. Видимо у Города Солнца есть собственная электростанция, что, в общем-то, не удивительно.

Мы с братом говорили долго. Точнее говорил в основном Женя. Я слушал, кивал головой, задавал свои вопросы, скупо отвечал, когда спрашивал он. Оказалось, что Томмазо — это не имя и даже не прозвище, а скорее народное название должности правителя-метафизика. Когда одни Томмазо по тем или иным причинам покидает пост, на его место избирается другой. Женя был четвертым Томмазо. Два его предшественника погибли, один был низложен, а после казнен. По законам Города Солнца, Томмазо работал наравне со всеми, участвовал в боях и вылазках, рискуя своей жизнью.

— У нас, чем больше обязанностей на себя берешь, тем больше тебя уважают люди, — брат улыбнулся. — Как было сказано в одной старой валлийской легенде: «Кто хочет быть вождем…

— …будет и мостом» — закончил я.

После небольшой паузы Женя сказал:

— Только я не считаю себя вождем, — он расстегнул рубашку. На груди его была наколка: кучерявый мужчина с грубыми чертами лица. — Вот настоящий вождь. Я лишь его наместник. Строю рай, который придумал он. Ты, кажется, спрашивал: сомневаюсь ли я в том, что делаю? Постоянно. Райский город в аду — абсурд! Во имя жизни окружать себя смертью — парадокс! Но я не откажусь от своей мечты и убью каждого, кто станет у меня на пути. Город Солнца — последний оплот человечества в этих краях. За его стенами — мародеры, насильники, людоеды. Не люди — полчища крыс! Мы регулярно сокращаем их популяцию и мне никого из них не жаль. Главное, чтобы Городу Солнца ничто не угрожало. Скольких для этого надо повесить? Повешу всех до единого!

Я сделал вдох, набрав в грудь побольше воздуха. Слова давались с трудом:

— Я тоже долгое время жил мародерством, грабил и убивал людей. Разве что только человечину есть не начал. Выходит тебе и меня не жаль? Я, кстати, не так давно получил пулю от твоих солдат. Еле спасся.

— Это было около трех недель назад у магазина «Марсель»?

— Да. А ты откуда…

Женя опустил глаза. Он достал из кобуры СПС и протянул его мне.

— Твой?

Слов не нашлось. Ответил кивком.

— Значит, все было так, как я предполагал, — сказал брат. Глаза его по-прежнему смотрели в землю. — Я стрелял в тебя, и я тебя ранил. Еще секунда — убил бы. Но по движениям, по запаху или черт его знает по чему еще я догадался, что мародер, в которого я целюсь — ты. Все это — тончайшие мыслительные процессы, которые мы называем шестым чувством или интуицией. Я опустил автомат. «Не стрелять», — приказал своим людям. Позвал тебя: «Дима!», но ты скрылся в развалинах. Я подобрал СПС. По вечерам часами смотрел на него, вертел в руках. Думал о тебе. Вспомнил школу, в которой мы учились, поляну, на которой играли. Подумал, что искать тебя нужно в первую очередь там. Были, конечно, сомнения, но… Я сел в машину и, не сказав никому ни слова, двинулся в путь. Старая колымага, правда, не проехала долго. Заглохла на трассе. Пришлось добираться пешком. Не обошлось без приключений. Даже пострелял немного. Но это все неважно. И тем более неважно, то чем занимался до этого ты. Главное, что мы теперь вместе. Отныне все будет хорошо. Я возьму тебя с собой. Тебе понравится мой Город Солнца.

 

Мы лежали в палатке. Брат спал, я — нет. При этом глаза мои были закрыты. Тут я ощутил присутствие кого-то третьего. Того, о ком на время забыл.

— Так-так, — услышал я голос Марка. — Как трогательно. Братья нашли друг друга после долгой разлуки. Я щас разрыдаюсь ей богу.

— Что ты хочешь от меня? — спросил я шепотом.

— Что я хочу? Все очень просто. Игры кончились, Дима, — Марк практически никогда не называл меня по имени, видно это был особый случай. — Пришло время делать выбор. Кто ты: человек или крыса? С кем ты: со мной или с ним?

Я молчал.

— Ты меня не понял, — Марк заскрипел зубами. — Я жду от тебя ответа немедленно. Играть в молчанку не получится. Отвечай!

— Допустим, я с ним.

— Что ж, тогда я исчезну, и ты больше никогда меня не увидишь. Но лучше ли тебе будет от этого? Вспомни, сколько раз я спасал твою задницу. Вспомни-вспомни!

— А если с тобой?

— Тогда останусь. Но в знак нашей дружбы попрошу тебя сделать кое-что.

— Что именно?

— Узнаешь. А теперь не тяни кота за яйца. Отвечай! Со мной ты или с ним? Со мной или с ним? Со мной или…

 

Развязка № 1: Я — крыса

 

— С тобой, Марк, — ответил я.

— Добро-добро. А теперь обещай мне, что сделаешь все, как я скажу, и не будешь задавать лишних вопросов.

— Обещаю.

— Итак, ты пообещал. Вот тебе моя просьба: убей своего брата. Пока он жив, тебе не шагнуть дальше.

— Но…

— Никаких «но»! Обещание есть обещание. Это будет своего рода ритуал, который скрепит наш союз. Можно сказать, обряд инициации. После него ты перестанешь быть человеком. Станешь крысой. Действуй!

Я открыл глаза, достал свой СПС. «Отличное оружие» — подумал я усмехнувшись. Женя заворочался, забормотал что-то. Перевернулся на спину. Именно в эту минуту мне почему-то захотелось видеть лицо брата. Я нащупал динамо-фонарик, и включил его. Женя проснулся.

— Дима, — он улыбнулся мне. — Что ты делаешь?

— Прости, — произнес я и выстрелил брату в лоб. Это было последнее «прости», сказанное мной искренне.

— Чудненько! Просто великолепно! — воскликнул Марк. — Только не разочаруй меня теперь. Думаю, ты знаешь, что нужно сделать.

— Знаю.

Я раздел брата догола, а после — разделал. Его вещи стали моими трофеями, он стал моей едой. Знаю точно: черт из табакерки больше никогда не появится в моих снах. Он разбит, растоптан вместе с табакеркой. Я забуду о нем раньше, чем успею переварить мясо, срезанное с его костей.

Вижу: солнце восходит над развалинами. Красное-красное солнце. Марк говорит, что нам пора спускаться в подвал. День не время для крыс. Крысам пора расползаться по норам.

 

Развязка № 2: Я — человек

 

— С ним. Извини Марк, — ответил я.

— Вот это номер! Вот это благодарность за все, что я для тебя сделал!

— Ты же вроде сказал, что уйдешь.

— Уйду— уйду. Только с кем ты останешься? Думаешь, в Городе Солнца твои руки станут белыми? Они будут не просто красны — черны от крови. Сейчас ты убиваешь только в крайнем случае. Если выбора нет. Так вот в Городе Солнца у тебя вообще не будет выбора. Ты ведь служил в армии. Вспомни, что такое стрелять по команде. Целься! Пли! Выстрел. Пли! Выстрел. Пли! Выстрел. Падает первый, десятый, сотый. А ты стреляешь, стреляешь, стреляешь… Вот, что тебя ждет. Ты еще вспомнишь мои слова. Прощай.

Марк не солгал. Он действительно исчез и больше не появлялся.

Утром мы с братом собрали вещи и двинулись на запад. Там находилась военная база черно-красных. По словам брата до нее миль тридцать.

— Через два дня туда прилетит вертолет. На нем мы попадем в Город Солнца, — сказал Женя.

Я шел с трудом. Еле переставлял ноги. Голова кружилась. Все-таки я был еще слишком слаб. На привалах брат делал мне уколы. От них становилось легче.

Ближе к вечеру мы добрались до лагеря. Часовой сразу узнал брата. Солдат был удивлен. Наверное, не ожидал увидеть самого Томмазо в этих краях.

— Пусть всегда будет солнце! — рявкнул он, вскинув сжатую в кулак руку.

— Пусть будет, — спокойно ответил на приветствие Женя.

 

По распоряжению брата мне выдали чистую одежду. Раньше я и представить не мог, что надену черно-красную форму. Она оказалась на удивление удобной и легкой. Старый солдат усадил меня на стул, достал из коробки лазерную бритву и в две минуты сбрил мои волосы и бороду. Так же я получил мыло, полотенце и зубной порошок. Мне показали, где можно принять душ. Поздно вечером я впервые за много дней нормально поел. Спал крепко, без снов.

На следующий день после завтрака брат сказал мне:

— Каждый, кто вступает в наши ряды, должен пройти испытание. Оттягивать не надо. Думаю, чем раньше ты это сделаешь, тем лучше. Предлагаю пройти его прямо сейчас. Так совпало, что сегодня день приема новобранцев. Так что к этому все подготовлено.

— О чем ты говоришь?

— Скоро узнаешь. Это будет своего рода ритуал. Можно сказать, обряд инициации.

Мы вышли из столовой, завернули за угол. Тут я увидел их. Возле одной из казарм на коленях стояли люди. Их руки были связаны, на головы надеты мешки. В стороне друг на друге лежали мертвые тела.

— Как успехи? — спросил брат у круглолицего здоровяка с сержантскими нашивками.

— Шестерых приняли, Томмазо, — сказал он, широко улыбнувшись. — Один слюнтяй, правда, отказался убить девчонку. Так мы его тоже в расход.

— Правильно. Кто не с нами, тот против нас.

Брат махнул рукой в сторону связанных, и сказал мне:

— Вот твое испытание. Это — приговоренные к смертной казни. Мы выбираем человека, снимаем с головы мешок, так, чтобы было видно лицо. Ты приводишь приговор в исполнение. По-моему все предельно просто.

Ко мне подвели худого мужчину. Сняли мешок, открыв лицо. Он был сильно избит, но я узнал его. Библиотекарь! Вот кого мне предстоит казнить. Он посмотрел на меня. Видимо тоже узнал, но ничего не сказал.

— Что он сделал? — спросил я.

— Вообще-то вопросы задавать не принято — строго сказал брат. Он обратился к сержанту. — Но я хочу, чтобы ты ответил ему.

— Сволочь, убил двух наших, — процедил он сквозь зубы.

— И этого достаточно, — заключил брат. — Действуй, Дима.

Я достал свой СПС. «Отличное оружие», — подумал усмехнувшись. Марк вновь оказался прав: мои руки никогда не станут белыми. Я нажал на курок. Пуля попала мужчине в грудь. Сделал шаг вперед. Контрольный в голову. Вот и все.

 

Женя растолкал меня ночью.

— Дима, что с тобой? Что тебе снилось? — спросил он взволновано.

— Не помню. А что?

— Ты кричал.

— Что я кричал?

— Мой читательский! Где мой читательский?! Что-то вроде этого.

— Мой читательский… — сказал я задумчиво. Про себя же добавил: «Мой читательский. Думаю, что теперь я буду искать его каждую ночь, но никогда не найду»