Временное убежище
"Знающий людей разумен. Познавший себя просвещен".
Лао Цзы.
Юн Лу с беспокойством поглядывала на осеннее небо, наглухо затянутое тяжелыми кучевыми облаками. Первые капли дождя, упавшие на крышу хижины, застали её на пороге жилища. Юн стояла босиком на мягкой траве и ловила в ладони благословенную небесную слезу. Так она называла долгожданный дождь. И только одна мысль не давала ей покоя. Её муж Ли Чуе ушел из дому ещё на заре, когда природа не подавала и намека на предстоящую непогоду. Он так торопился в горы, что наспех позавтракал лишь горсткой вареного риса и овощами. Юн озабоченно вздохнула. Ветер усиливался даже здесь, в долине. А на вершине Белой горы, у подножия которой они жили, возможно, уже бушевал настоящий ураган.
Юн Лу зашла в хижину под аккомпанемент хлынувшего ливня и присела на бамбуковую циновку, обхватив руками стройные ноги. Ей оставалось только ждать и молить духов о милосердии к Ли Чуе. Чтобы скоротать время, Юн стала вспоминать их прошлую жизнь. Они познакомились более пяти лет назад в городском отряде коммунистической молодежи и поняли без слов, что созданы друг для друга.
Власти не поощряли ранней женитьбы и уж тем более рождение детей. Тогда Юн и Ли решились на побег.
Они удалились от внешнего мира и поселились в высокогорной долине в скромной хижине. Казалось, ничто на свете не могло нарушить семейную идиллию. Юн Лу в душе всегда была отшельницей. К тому же, она не верила в идеи коммунизма, будучи язычницей и потомственной шаманкой.
Одно лишь обстоятельство омрачало их безмятежную жизнь, наполненную каждодневными хлопотами и взаимной любовью. Юн оказалась бесплодной, как растрескавшаяся земля каменистой пустыни. Ли страдал вместе с подругой жизни, глядя, как она пытается вымолить у духов плодородия долгожданного первенца, часами взывая к ушедшим в иной мир предкам с помощью шаманского бубна. Но духи оставались безучастны к мольбам влюбленных.
Юн зябко поежилась от ледяного порыва ветра, заглянувшего на огонек в её жалкое убежище. Прервав тягостные воспоминания, она попыталась сосредоточиться на медитации и успокоиться в ожидании мужа...
Ли Чуе, в отличие от жены, никогда не терял надежды на продолжение рода и искал помощи у знающих людей, а не у духов. Однажды, покупая рис, свечи и спички в ближайшей деревне, он разговорился с местной знахаркой Тяо. Та, выслушав горькую исповедь Чуе, посоветовала ему найти в горах старца Чана, который изготавливал уникальные нефритовые амулеты, помогающие при бесплодии.Ли не хотел преждевременно обнадеживать Юн Лу и поэтому не стал раскрывать ей тайну своих частых отлучек в горы.
Поиски кудесника заняли около месяца.Старец выслушал Ли и согласно кивая головой, назначил свою цену за работу и дату её окончания. Уже через неделю, не сдерживающий своего ликования Чуе, держал в руках великолепный браслет, украшенный древними символами плодородия. Ли расплатился с Чаном, заготовленным для этой цели мешком риса и засобирался домой, с волнением прислушиваясь к завываниям ветра. Ураган набирал силу, склоняя вековые деревья, словно прутья.
Обеспокоенный разыгравшейся непогодой старец с тревогой выглянул из лачуги:
— Небеса раскрыли нам свои объятия, Ли. Может, ты повременишь с обратной дорогой домой, пока не распогодится? Заночуй у меня!
— Что вы, мастер,— широкая улыбка озарила лицо Чуе, — мне так не терпится отнести этот чудесный браслет жене. К тому же, она совсем одна в такую непогоду. Юн будет обо мне беспокоиться…
Ли понял свою роковую ошибку, когда сбиваемый порывами ветра, он достиг перевала ведущего в долину. Ураган подхватил его, как щепку и бросил вместе со стволами деревьев и каменными глыбами на дно ущелья...
***
Тяжелая дубовая дверь, инкрустированная металлической фурнитурой, слегка приоткрылась и резкий женский голос требовательно произнес:
-Ли Чуе, провинция Сычуань, заходите!
Чуе вздрогнул от неожиданности и удивленно огляделся. Он стоял в каком-то длинном коридоре в самом хвосте очереди. Помещение было до отказа набито людьми. Мужчина явно европейской наружности пристально рассматривал его через толстые линзы очков.
-Вы что, любезный, оглохли? Вас, кажется, позвали. Приемная комиссия работает сегодня по сокращенному графику,— и он подтолкнул недоумевающего Ли к двери. Комната, залитая ярким светом, предстала перед его взором. Посередине просторного помещения стояли письменный стол и три резных стула. Все стулья были заняты сидящими на них серьезного вида людьми. Неприятный голос принадлежал женщине неопределенного возраста с выцветшими неухоженными волосами.
-Значит так, — сказала непривлекательная особа, заглядывая в какой-то блокнотик,— Ли Чуе двадцати девяти лет от роду. Уроженец китайской провинции Сычуань. Состоит в гражданском браке. Угу. Супруга Юн Лу. Гм, гм…Лавина в горах. Детей не имеет. Заслуг особых тоже. Впрочем, как и грехов. Итак, что там у нас есть для господина Чуе, Порфирий? — нервно обернулась дама к сидящему справа от неё полноватому мужчине. Порфирий, очевидно, секретарь, поминутно вытирая потный лоб салфеткой, направил на себя воздушную струю от вентилятора:
— Ну, что там может быть? Три вакансии, — устало ответил Порфирий. И посмотрел в сторону Чуе:
-Господин Ли, выбирайте из трех кандидатур и побыстрее! Сделайте милость. Этак мы сегодня и до обеденного перерыва не управимся!
Чуе заворожено смотрел на секретаря, абсолютно не понимая, что с ним происходит. Толстяк терпеливо ожидал решения Ли. Наконец, будто очнувшись от ночного кошмара, Чуе произнес:
-А что я должен выбирать, товарищи? Нервная дама издала звук, похожий на шипение раздавленной гадюки:
-Афанасий, что это такое? Вы что опять не подготовили претендента? — и она повернула свою тонкую шею, увенчанную растрепанной головой, в сторону второго заседателя.
Чернокожий крепыш Афанасий обмахивался японским веером и пил свежевыжатый апельсиновый сок через соломинку:
— Глафира, ну я не успел, сегодня такое массированное поступление претендентов! В Таиланде опять затонул паром, в Бангладеш взбесившийся слон растоптал целую деревню, а в Дели сошел с рельсов поезд!
Глафира что-то пробормотала себе под нос, углубившись в чтение огромного фолианта.
-Господин Чуе, очевидно, вы уже догадались о странностях происходящего?— и, не дожидаясь ответа, она продолжила/ — Ваша прежняя телесная оболочка закончила свою миссию на земле и вам предлагается выбрать подходящее вместилище для будущего воплощения.
— Почему закончила?— в ужасе прокричал внезапно прозревший Ли Чуе. — Почему именно сейчас? Мне же нет и тридцати лет! Что за произвол здесь творится, товарищи заседатели!
— Все вопросы к вышестоящему руководству, — отрезала Глафира, наливая себе в бокал красного сухого вина. — Просто поразительно, господин Чуе! Вы в комиссии уже не первый раз и всегда устраиваете какие-то безобразные сцены. Как рожденный в Китае человек, вы уже должны прекрасно понимать, о чем здесь идет речь. Итак, суммируя вашу послужную карму пяти предыдущих реинкарнаций, для вас есть три варианта. Первый — многодетная мать в Ботсване, что в Африке. Вторая, — и Глафира несколько замешкалась, пытаясь перевернуть склеенную страницу книги.
Чуе, воспитанный в жестких коммунистических традициях, совершенно не интересовался даосизмом, практикуемым на его малой родине. С детства он помнил лишь отдельные рассказы бабушки Ен Хан о бесконечности перерождений, но воспринимал их по большей части как сказки. И вот теперь эти милые народные предания превращались в жуткую реальность!
— Вторая вакансия, — продолжила Глафира после небольшой заминки, — Соединенные Штаты Америки, успешный фермер в штате Небраска. Время перевоплощения самое подходящее для вас. Очень рекомендуем!
-Нет, только не США, — неожиданно разволновался Ли, уже начавший понимать безвыходность ситуации, — там живут империалисты. Я не могу. В юности я был коммунистом.
Трое заседателей с удивлением уставились на него, а Порфирий даже покрутил ему у виска. Глафира ехидно улыбнулась:
-Тогда, товарищ Чуе, остается лишь вариант номер три. Россия. Актер периферийного театра в городе Мшанск. Ожидаемое время реинкарнации — семьдесят лет. И она утомленно посмотрела на растерянного Чуе:
-Вы, как я вижу, предпочитаете третий номер? Чудно. У вас есть ко мне вопросы или просьбы? Жалобы прошу подавать только в письменном виде.
— Да, если это возможно, — прошептал Ли, — у меня есть особое пожелание. Я хочу ещё раз увидеть Юн Лу.
-Это можно устроить. Порфирий, запишите в протокол просьбу претендента. Вообще, мы вас поздравляем с прекрасным выбором, — и председательница комиссии протянула Чуе какой-то иллюстрированный журнал. — Вот, скоротаете время в зале ожидания реинкарнированных номинантов.
— Джек Алисон Паркер, Алабама! Проходите, — раздался возглас вслед Ли Чуе, направленному Глафирой в Холл торжества перевоплощений…
***
Кондратий Еланский уже через два года после окончания Мшанского Театрального института актерствовал в местном драматическом театре. К своим тридцати трем годам, он, довольно симпатичный и одаренный человек не достиг ничего существенного в актерской профессии. Роли ему попадались неинтересные и по большей части эпизодические. В репертуарном листке коллектива значилось не так уж много достойных пьес, в которых он мог бы, по его мнению, раскрыть свои таланты. Поэтому Кондратий был потрясен новостью о предстоящей поездке труппы на гастроли в Китайскую Коммунистическую Империю. По какой-то неведомой причине Еланский всегда был неравнодушен к Китаю. По мнению худрука театра Афиногенова, лучшим материалом для такого ответственного задания могла стать постановка по одноименной пьесе Ляна Тараканова "Колесо судьбы".
В ней ненавязчиво восхвалялась роль совместного созидательного труда новейших коммун. Пьеса была основана на реальных событиях августа две тысячи сорок седьмого года в нейтральной монголо-китайской зоне, где впервые в мире было успешно применено массовое клонирование в животноводстве. Монгольские скотоводы обеспечивали всю Евразию мясом крупного рогатого скота. Благодаря новым методикам и достижениям генной инженерии, призрак голода над растущим в геометрической прогрессии человечеством, отступил на задний план. Конечно, среди ученых не утихали споры о пользе клонированной мясной продукции. Приводились данные о раннем дегенеративном изменении головного мозга у граждан, особенно рьяно уплетавших монгольские свиные отбивные и говяжьи стеки. Как утверждали специалисты, некоторые из гурманов, пристрастившихся к мясным деликатесам из Монголии, проявляли излишнюю немотивированную агрессию к представителям противоположного пола.Этот факт требовал доплнительного изучения в лабораторных условиях.
Отобразить в сценических образах напряженную работу директора свинофермы Шучженя и его подчиненных было практически нереально. Тем не менее, постановка завоевала своего зрителя и была одобрена худсоветом.
К счастью, именно в этом спектакле Еланский был занят в двух эпизодах, что автоматически обеспечивало ему поездку в Китайскую Империю. В предвкушении удовольствий от командировки он весь день не находил себе места. Ещё бы, ему не терпелось поскорее увидеть только что отреставрированную Великую китайскую стену и послушать Народную оперу, где уже пятый год солировал его знакомый тенор Рикошетов. Этот счастливчик получил официальный статус жителя Империи. А ведь начинал он свою карьеру зазывалой в придорожном ресторане на международной трехуровневой трассе Москва-Пекин.
К две тысячи пятидесятому году китайцев насчитывалось более двух миллиардов и остальное население планеты с уважением относилось к императору Лиин Су Оку. А его вклад в мировое экономическое развитие вообще нельзя было переоценить. Небывалого прогресса достигла Китайская Империя и в освоении Космоса. После удачной высадки тайконавтов на Луне в марте две тысяча двадцать второго года, на естественном спутнике Земли появились и постоянные стационарные базы, оборудованные полным регенеративным биокомплексом. Тайконавты успешно обживали модули, спроектированные ведущими азиатскими конструкторами. Именно в одном из таких боксов и появился на свет первый младенец, рожденный вне притяжения Земли. В честь главного космонавта планеты родители назвали новорожденного Юрий Мун Янг.
Всемилостивейший Император дозволял европейцам и американцам подрабатывать в Империи на конкурентных началах. В-основном на неквалифицированных работах. Китайская Империя достигла величайшей экономической мощи, в отличие от стремительно теряющих свои позиции и человеческие ресурсы стран Европы, Азии и Америки. Каждый, кто приезжал в Империю по делам, стремился остаться там под любым благовидным предлогом навсегда…
Поездка выдалась на редкость удачной, к тому же она была приурочена к новому году по восточному календарю. Две тысячи шестьдесят четвертый приходился на год Обезьяны. Коллектив театра разделили на две группы. Еланский не любил перелеты и отказался от услуг комфортабельного экспресс — флаера. Он добирался в Пекин на спидтрэйне из буферного дальневосточного узла под Хабаровском, всю дорогу фотографируя красоты Поднебесной на портативный голографический мув. Голограммы вышли отменного качества.
Первый спектакль в пекинском Доме ветеранов труда прошел при полном аншлаге. Еланский сидел в гримерной и тщательно готовился к выходу на сцену. Он безуспешно пытался придать лицу, максимальное сходство со своим монгольским персонажем. В дверь настойчиво постучали.
-Кондратий Павлович, тут к вам одна дама просится на аудиенцию. Видать, вы знаменитый актер, раз вас даже в Империи все знают. Пускать?— ехидно поинтересовался костюмер Караваев. От изумления Еланский открыл рот:
-Ко мне дама? Конечно же, просите! В гримерку чинно вошла небольшая делегация китайских товарищей: молодой мужчина в дорогом деловом костюме, женщина лет тридцати на высоченных каблуках и очень древняя старушка. Судя по выражению её лица, она и была той самой дамой, страстно желающей увидеть актера второго плана Кондратия Еланского.
-Ли Чуе! — произнесла она, крепко сжимая в дряблой руке аудио — транслейтор, — Дорогой, наконец, я нашла тебя! А ведь мне сегодня исполняется уже сто двадцать семь лет! Недоуменный Еланский вежливо произнес:
-Поздравляю вас со столь почтенной датой, уважаемая…
-Юн Лу,— кокетливым шепотом подсказала старушка, — неужели ты всё забыл? — и она достала из ридикюля какое-то украшение, по-видимому, браслет ручной работы. Старушка протянула вещицу Еланскому и заметно волнуясь попросила, правой ладонью прикрывая Кондратию глаза:
— Ли, сосчитай до трех.
Еланский не стал перечить чудаковатой долгожительнице и сделал всё в точности так, как она и пожелала, списавши все странности в поведении посетительницы на её преклонный возраст. Между тем Юн Лу высыпала в ладонь желтый порошок из шелкового мешочка и дунула зелье прямо в открытые на счет "три" изумленные глаза актера из Мшанска…
***
Воспоминания нахлынули на Кондратия, как волны цунами на пустынный берег. Он вспомнил всё и сразу. Тогда, в далеком тысяча девятьсот шестидесятом году Ли Чуе так и не вернулся в хижину к Юн Лу. Он навечно остался лежать под слоем глины и камней в долине Белой горы. От захлестнувших его эмоций он неожиданно разрыдался и неловко присел на кушетку. Юн Лу обняла Кондратия за плечи и стала рассказывать:
-Помнишь ли ты, дорогой, что я понемногу практиковала магию? Когда тело моего возлюбленного Ли Чуе было найдено, при нем оказался нефритовый браслет. Возможно, духи плодородия ответили на мольбы несчастной и безутешной вдовы и через положенный срок, я родила сына.
-Я не могла смириться с утратой, и всю жизнь искала твоё новое воплощение, — неторопливо продолжила свой рассказ Юн Лу,— но ты так долго ждал эту оболочку, что я почти отчаялась встретить тебя при жизни!
Еланский не проронил ни слова, ошарашенный таким поворотом дела. Юн Лу помолчала немного, ласково поглаживая Кондратия по руке:
-Духи милостивы, Ли Чуе. Мы встретились, чтобы вновь расстаться. И возможно, встретимся опять. Кто знает? А это вот твои правнуки Сон Мин и Тань Шень, — старушка указала на молчаливых спутников, вежливо поклонившихся Еланскому.
— У тебя есть жена?— поинтересовалась гостья.
-Да, Вероника. Она осталась дома. Только детей у нас пока нет, — задумчиво прошептал Кондратий.
-Тогда возьми нефритовый браслет и подари жене, — лукаво улыбнулась Юн Лу. — Ты выбрал правильную профессию. Хороший актер должен уметь перевоплощаться. Каждая новая роль, это твоя новая физическая оболочка. Она важна здесь и сейчас, как временное убежище для нашей души. В этом и есть главный секрет бесконечности перерождений…
-Но как же ты нашла меня?— вопросом остановил Еланский, уже собравшуюся уходить Юн Лу.
-Так ведь я шаманка, а ты всё время звал меня во снах. К тому же, у нас с тобой хорошие связи в руководстве. Император Китая Лиин Су Ок — наш внук, — не по годам звонко рассмеялась в ответ Юн, — сейчас мы покинем тебя, и вскоре ты забудешь о нашей встрече. Человек не должен помнить своих прежних воплощений. Это помешает ему на безмятежном пути в будущее…
***
Кондратий Еланский уезжал из Пекина со смешанным чувством горечи и радости. Что-то неопределенное тревожило его душу. Экскурсовод Тунг Хы, проводящий обзорную поездку по Империи для актерского коллектива, обратил внимание на редкий нефритовый браслет, красующийся на правой руке Кондратия:
-Откуда он у вас, товарищ актер? Это же большая ценность даже для китайцев. К тому же это старинная работа!
-Не помню,— неуверенно произнес Еланский, — кажется, мне его подарила какая-то престарелая местная поклонница, — и он с интересом стал рассматривать сказочный пейзаж за окном экскурсионного турболета, медленно пролетавшего над долиной Белой горы.
-Когда-то в этой красивейшей долине часто сходили лавины, — заметил гид, поймавший заинтересованный взгляд Еланского, — гибли люди. Правительство Империи решило объявить долину Белой горы заповедной зоной и специалисты после серии управляемых взрывов, слегка изменили ландшафт, сделав нахождение в этой зоне полностью безопасным. Въезд на территорию закрыт. Вон там, вдали у ручья вы можете видеть настоящую хижину середины прошлого века.
-Какая красота! — искренне изумлялся Еланский, — но как в этой хижине могли жить люди? Вдали от цивилизации? В такой глуши?
Экскурсовод неопределенно пожал плечами, поправляя рюкзак за спиной:
-Товарищи, приготовьтесь к катапультированию из турболета. Сегодня мы совершим пешую прогулку к вершине Белой горы. Предание гласит, что пребывание на ней позволяет человеку вспомнить свои прошлые жизни…