Цена вопроса

Цена вопроса

Вы когда-нибудь видели, как стадо экономщиков бежит улицами Сити во время Великого забега. Если нет, вам никогда не понять наш мир до конца. Мне они напоминали стадо жвачных животных, бегущее по саванне от хищника. Причем животных тощих от голода, обшарпанных беспощадной и жестокой природой.

У моих соотечественников это зрелище вызывает восторг, бурный, словно река у подножия водопада. Даже мои родители поддались этой странной мании. Мало того сейчас там, вдалеке от наших дешевых зрительных мест, бежал в этой толпе и мой отец. Мать сидела рядом, опьяненная болельщицким азартом. Она визжала, выкрикивала речевки, которые не мог услышать никто, кроме десятка соседей, искоса поглядывавших на нее с явным недовольством. Конечно же, только те, кто еще мог оторваться от Забега, то есть единицы.

Что такое Забег?

Бред, рожденный в недрах абсолютистского потребительского общества, мира, где все покупается и все продается. Ну, практически все, но говорить об этом здесь неприлично.

Для участия в Забеге подается платная заявка, которая проверяется на благонадежность. Конечно же, количество мест ограничено, конечно, за определенную плату можно купить заявку-близнеца, что соответственно в два раза увеличивает ваши шансу на победу в жеребьевке. Количество поданных заявок не разглашается, но даже по самым скромным прикидкам счет идет на сотни тысяч. Вот и подсчитайте ваши шансы.

Суть соревнования в том, чтобы пробежать из точки старта — Центр Сити, в нее же по заранее неизвестному маршруту — хитросплетению улочек Старого Города.

Тяжело понять, в чем же толпы зрителей видят такой интерес? Все довольно просто. У каждого клятого квадратного метра земли в нашем городе есть собственник, арендатор, субарендатор и эта цепочка стремится к бесконечности. За проход по каждому участку установлена плата. Каждый день заключаются сделки с тысячей квадратных метров такой площади, меняются цены, ставки и биржевые коэффициенты, в зависимости места, времени года и суток, и даже прогноза погоды.

Так вот. Здесь мало прийти первым, при окончательном подсчете учитывается стоимость твоего пути, и в зависимости от денежного рейтинга твое время умножается на коэффициент, что вносит некую неожиданность при определении итогового результата.

Довольно быстро большинство экономщиков скрылось за углом ближайшей высотки. Остальную часть гонки предстояло смотреть на экране. С наших мест участники в телетрансляции походили на группку пьяных муравьев, выписывающих странные узоры на поверхности дороги. А дальше ничто не менялось до самого конца соревнования.

Ничего не стоило пройти эту гонку с простенькой программой для сбора данных и подсчета вероятностей. Твой личный гок просто выводил бы тебе прямо на сетчатку нужное направление, а участнику оставалось просто не тормозить. Но это запрещено. Хотя некоторые победы в Забеге заставляли сильно сомневаться в том, что этот запрет относился ко всем.

В итоге отец пришел пятым, после окончательного подсчета он оказался вторым. Папа сильно расстроился, мама визжала от восторга, а я старался держаться в стороне, чтобы никто не ассоциировал меня с этой парочкой сумасшедших фанатиков.

Оставив родителей отмечать их успех, я отправился в школу. Несмотря на Забег послеобеденные пары "Основы экономии" и "Рациональное использование ресурсов" отменять никто не собирался.

Сити гудел, словно растревоженный осиный улей. Вас удивляет, что я постоянно называю родной город Сити? Думаете, у него нет названия?

Зря. Оно есть. Просто за каждое его упоминание в муниципальную казну вносится энная сумма кредов. Поэтому большинство из нас давно привыкло называть его так.

Иду, смотрю на людей.

Прохожие все как один сутулы, их головы — привычно опущены, глаза смотрят под ноги, с помощью гоков выискивая оптимальный путь для движения. Целая толпа сутулых тупых уродов, живущих только ради того чтобы жить. Так и хотелось спросить — зачем?

Мы боимся поднять голову вверх. Каждый взгляд на небо обходится нам слишком дорого.

Словно ледокол, разламывающий тонкий прибрежный лед, навстречу прошел богач. Люди не сговариваясь уходили с его пути, омывая, словно речной поток крупный камень.

Тех, кто правит этим миром, легко можно распознать в нашей толпе. По осанке. Они всегда ходят прямо, высоко подняв голову, сверху вниз взирая на нас, рабочую чернь. Им не нужно беспокоиться по поводу каждого случайно брошенного взгляда, они могут себе позволить смотреть на небо вдоволь. Правда, я где-то читал, что многие из них, делают это бесплатно. В их мире, где креды льются рекой, нередки спонсорские контракты, сезонные скидки и другая подобная дребедень. Многие из хозяев неба считают зазорным обдирать равных себе по достатку, не говоря уже о тех, кто находится на ступеньку выше. Вот такая социальная несправедливость.

По правую руку показалось здание аквапарка. Возле центрального входа было привычно пусто. На крышу на посадку заходило пару летунов. Их серебристо-зеркальные бока отражали такую манящую и такую недоступную небесную лазурь. Те, кто побогаче сюда прилетали, кто победнее не мог себе позволить занятия спортом или активный отдых. Каждый твой вдох на учете в Министерстве налогов и сборов.

В школу я успел вовремя. Небольшое пятнадцатиэтажное здание учебного заведения было зачем-то огорожено хлипкой и вычурной двухметровой решеткой, сделанной, по моему мнению, без всякого вкуса. Наверное, единственным ее заданием было сгонять нас к центральному входу. Образование у нас бесплатное, но сотка земли перед школьными воротами была в аренде Управления образования Сити, и как-то обойти ее стороной не представлялось возможным.

Мой город бесил меня все больше с каждой прожитой минутой.

Вода бодрила, вода ласкала. Прохладная стихия обволакивала тело, затягивая, словно финансовый кризис неудачливого бизнесмена.

Купаться оказалось невероятно приятно.

Кто думал, что родители так решат распорядиться выигранными отцом деньгами?

Но мне нравится. Пусть это всего лишь трехразовый абонемент в аквапарк, с жестко лимитированным временем посещения. Большинству моих сверстников было недоступно и это.

Лежа на жестком пластиковом шезлонге, я наслаждался каждой секундой, стараясь не думать об их стоимости. Родители не хотели мне говорить о цене, а я решил и сам не портить себе удовольствия.

Вода четко ассоциировалась у меня с мечтой о Бесплатных островах, которыми я грезил уже годы. Но детские фантазии отошли на второй план перед сиюминутным наслаждением. Бассейн с гидромассажем, волновой бассейн, десятки головокружительных горок завладели моим сознанием бесповоротно.

И все же я в первый раз в жизни видел такое количество воды. Так что мысли об островах, всплывали раз за разом.

К тому же было грешно, почище коллекционирования проклятых долларовых купюр, не воспользоваться возможностью научится плавать. Тем более я впервые в жизни столкнулся с объемом воды больше двухметровой лужи во дворе нашего дома, исчезнувшей вместе с детством и ремонтом дороги двухгодичной давности.

К последнему третьему занятию у меня наконец-то получилось плыть. И под этим словом я подразумеваю что-то большее, чем бессмысленное и бестолковое телемпание конечностями по-собачьи. За первые мои попытки в бассейне мне было стыдно перед толпами богатенькой детворы, рассекавшей водные глади, будто заправские пловцы на региональных соревнованиях. Конечно же, в сравнении со мной.

Все было хорошо вплоть до последней тренировки, когда над самым ухом раздался высокий, с проявляющейся хрипотцой чей-то голос: "Да моя младшая сестренка плавает лучше этого задохлика". После чего послышался смех, я бы даже сказал, надрывное ржание.

Схватившись за бортик (я рисковал плавать только в крайнем ряду), я поднял голову. Смеялось трое: двое парней моего возраста и девушка, наверно, тоже моя ровесница. Ржали именно ребята. Выглядели они уверенно, привычно смотря на меня сверху вниз. Оба были меня намного крупнее, при том, что вряд ли выше. Под загоревшей медной кожей проглядывали мышцы, в отличие от моих костей, натягивавших бледный кожный покров.

— Держись крепче, а то утонешь, — добавил один из них, не сводя с меня взгляда, — а вообще детский бассейн в соседнем зале.

Последние слова он выговаривал уже с трудом, поскольку снов начал хохотать.

Я перевел взгляд на девушку. Красивая, стройная, с русыми волосами чуть ниже плеч и яркими изумрудными глазами. Она мне понравилась с первого взгляда. И от того лишь больнее было видеть, что она смеется над этими шутками. Ее тихое, едва слышное хихиканье полосовало душу, словно штыковая лопата сырую землю.

Надо было что-то срочно предпринимать. Моя честь стремительно погружалась в мутную пучину, бессовестно утягивая за собой самомнение.

Я не был уверен, что смогу забраться на бортик без лестницы. Что уж говорить о том, чтобы дать достойный отпор наглецам. Результат моей возможной драки был до обидного предсказуем. В лучшем случае я полечу обратно в бассейн, в худшем … Об этом даже не хотелось думать.

Поэтому я, сгорая со стыда, выбрал другой вариант, подсказанный трусливой логикой.

Изобразив на лице полное равнодушие, со всей силы оттолкнувшись от скользкой плитки, я нырнул в воду, решив проплыть так максимально возможное расстояние к центру бассейна.

В тот момент я мечтал лишь об одном — утопиться. Счастье, что не всем моим мечтам суждено было сбыться.

Честно говоря, я не помню точно, когда все мои мысли захватили Бесплатные острова. Пару лет назад я встрял в сети в прикольный разговор, посвященный им. Решил больше узнать об этой легенде — маленьком архипелаге островов, расположенных якобы чуть ниже Каторжного полуострова, полностью лишенных человеческого присутствия. Эти несколько участков суши не включены ни в одну официальную карту. Там нет законов, налогов и сборов — никаких ограничений. Маленький заповедник настоящего мира, такого, каким он был до людей. Стоящая мечта в стране, где даже твое появление на свет стоит денег.

Этот эпизод, наверное, и забылся бы уже через несколько дней, если бы не одно но. На следующий день в сети уже не было и следа той беседы, а спустя время упоминание словосочетания "Бесплатные острова" либо этих двух слов по отдельности в одном предложении стало платным. Это была нормальная практика для торговых марок, рекламы и тому подобных вещей, но не в этой ситуации. С чего вдруг? Да и цена! Упоминание в тексте названия моего Сити обходится ровно в две тысячи двести раз дешевле этих слов. Сумасшедшая цифра!

И тогда я поверил, что это правда. Правда, которую от нас хотят скрыть. С тех пор я только и грезил Бесплатными островами, создавая план как туда попасть. Только там моя мечта могла претвориться в реальность.

Разработка идеи заняла два года. Теперь оставалось только воплотить ее в жизнь.

Последнюю сотню метров до школы как всегда пришлось пройти пешком, пополняя чью-то казну. Ради развлечения я прошел свой путь прямо, не выискивая более дешевой дороги.

Всюду меня сопровождала реклама: под ногами, на стенах домов, даже в воздухе, пусть я и не вижу ее. Даже оконные стекла на нижних этажах зданий покрыты ТВ-пленкой, через которые осуществляется вещание реклам-каналов.

Здание школы официально закрывалось в семь. В семь пятнадцать я стоял возле одного из служебных входов, которым пользовались реже всего. Первую половину магнитной отмычки я закрепил на замке внутри чуть раньше, сразу после занятий. Вторая половина легла на замок сейчас, снаружи двери, заставляя ту открыть створки.

Школу я выбрал не случайно. Грех было не воспользоваться такой возможностью. Домашний компьютер вычислят за считанные минуты. Соответствующие службы реагирования отключат меня дистанционно, полиция ворвется в квартиру максимум через десять минут. Но школа не частный пользователь, с ней этого сделать не могут. Плюс несколько тысяч терминалов. Несложная программка, запущенная в локальную школьную сеть сможет запутать антихакеров на дополнительное время. Полиции придется прочесывать все здание комнату за комнатой. Пока они не найдут меня.

Запускаю с гока нужный терминал. Здесь я сидел сегодня во время второго урока и закинул в память компа небольшого червя. Одновременно должны были запуститься все терминалы, за которыми мне приходилось работать последнее время.

Теперь предстояло сделать то, ради чего я был здесь. Маленький локальный бунт против системы, должный поставить на уши весь город. Небольшая виртуальная атака на коммунальные сети. Практически безобидная. Мой вирус возьмет контроль над ограниченной, но очень посещаемой пешеходной частью Сити. После чего начнет хаотично, ежесекундно менять тарифы квадратных метров чьей-то собственности и делать это до тех пор, пока кто-то умнее меня не сотрет его до последнего бита.

В это время включенные мною школьные компьютеры будут постоянно обмениваться между собой терабайтами информации содержащей несколько вирусов, постоянно атакуя злополучный участок дороги и информационную систему школы, мешая вычислить мое местоположение.

Все, осталось только ждать…

Решил проверить почту. Я совсем забыл, что должен был получить по электронке очередной выпуск "Мира Фантастики". Зато будет как с удовольствием провести оставшееся время.

Что-то около тридцати минут спустя послышался топот десятка ног, словно местная футбольная команда устроила тренировку в школьном коридоре. Я подошел к окну. На металлических перилах пожарной лестницы мелькали алым блики уходящего заката. Передо мной шпилями небоскребов стелился Сити. Здания почему-то казались мне лезвиями мечей, воткнутых рукоятями в землю, на которых закатное солнце отражалось карминовыми потеками крови. Я прижался лбом к стеклу. Это прохладное прикосновение освежило уставшую голову.

Снова шум. Уже за самой дверью.

Последний взгляд на город.

Ах да, забыл сказать. Я не собираюсь бежать.

С противным треском лопается дверь класса. Чьи-то сильные руки бросают меня на пол, о который я бьюсь головой. Мир будто растворяется в темноте.

Суд прошел как одно мгновение. Государственный защитник прекрасно завалил ненужное ему дело, даже не напрягаясь по моему поводу. Видел я его, во всяком случае, всего пару раз, в зале судебного заседания. Мерзкая ко всему безразличная рожа. Не дай бог с такой жить.

Судили меня быстро, без шума и пыли. Впрочем, на другое я и не рассчитывал. Денег у меня не было вовсе, а значит, я не мог позволить себе ни одного ходатайства, допускающего хотя бы процесс затянуть. Повторюсь, мне это было совсем не надо. Полное отсутствие денег вкупе с возрастом с которого наступала полная и единоличная уголовная и материальная ответственность. Так, чтобы не зацепило родителей.

Кстати о них. Они так и не удосужились купить себе свидание со мной в следственном изоляторе. На слушаниях они сидели в последнем, самом дешевом ряду, сэкономив и тут. От этого было грустно. Так хотелось в эти минуты видеть хоть что-то родное, близкие с рождения лица.

Приговор слушал стоя. Голос судьи был монотонен до невнятности. Улавливались лишь обрывки фраз, отдельные ничего не значащие слова. Дойдя до фразы "приговорил" речь судьи изменилась, словно значимость произносимых слов вдруг выросла невероятно сильно.

Подумалось о том, что сейчас мое лицо, наверное, мелькало по всему городу. Пешеходы месили своими ногами мое нечеткое изображение на экранном асфальте, ради развлечения целясь мне в глаз или нос. Кто угрюмо разглядывал мою подростковую физиономию на забранных ТВ-пленкой окнах, а кто-то равнодушно рассматривал меня на фоне забранного пушистыми облаками неба.

А дальше все то, что я и ожидал. Хотя, если честно, не думал я, что наворотил так много: несанкционированное вмешательство в работу электронно-вычислительных машин, автоматизированных и компьютерных систем, создание препятствий в работе электронно-вычислительных машин, автоматизированных и компьютерных систем, создание и использование вредоносных программных и технических средств, причем все это в частях, предусматривающих ответственность за все выше перечисленное, в случае если оно причинило значительный ущерб. Кроме того — умышленное повреждение чужого имущества в особо крупном размере. Вдобавок к этому огромное количество исков о возмещении материального и морального вреда.

Вот во что мне вылился небольшой коллапс нашей застойной системы. Хватило с лихвой.

С учетом того факта, какой мною был причинен ущерб, а также того обстоятельства, что в финансовом плане я был гол как сокол, судье ни оставалось ничего другого как отправить меня на каторгу. Всего-то по совокупности преступлений десяток лет. С высоты моих шестнадцати — всего ничего. Правда, я не знал ни кого, кто бы оттуда вернулся. Это немного настораживало, но не более.

Главное, с учетом того, что свой приговор я обжаловать не собирался, план пока выполнялся на отлично.

Следующая точка назначения — Каторжный полуостров.

На следующий день, после того как я оказался на каторге, приехала мама.

Маленькая кирпичная хибарка, в которую меня затолкали без объяснения причин, была выкрашена в белый цвет. Домик имел одну дверь и одно окно, плохо пропускавшее свет. Глянув на него, я увидел, что вместе стекла, оконный проем забран куском толстого, полупрозрачного пластика, серого от покрывавшей его поверхность пыли.

В комнате стоял маленький четырехугольный столик и два стула. Все на металлических ножках, привинченных к полу крупными ржавыми болтами.

Меня толкнули на дальний от входа стул, расковав одну руку, другую с помощью наручников прикрепили к его ножке, так, что я едва мог ровно сидеть.

Один из охранников застыл у входа с выражением полного равнодушия на лице, второй скрылся за закрывшейся дверью. В появившуюся на мгновение в проходе щель прошмыгнул страж. Проворно перебирая конечностями паукообразный робот взобрался по стенке к самому потолку, направив на меня дула игломета.

Минут через десять появилась мама.

Выглядела она уставшей, постаревшей, словно за ту неделю, что я ее не видел, прожила десяток сложных лет. Глянув ей в глаза, я поплыл, словно руда в доменной печи. Зачем я это все натворил? Стоило ли оно того? Этого маминого взгляда, полного боли и отчаяния, которых я никогда не видел прежде. Раньше она смотрела на меня по-другому.

Справиться помогла обида. Словно вода в кипящем котле, она забурлила, вырываясь за края.

— Зачем ты приехала?

Ответом мне были только слезы. Мать рыдала невыносимо долгих пять минут, пока немного не успокоилась и взяла себя в руки. Все это время я молчал, старательно отводя глаза. Почему-то смотреть на нее было нестерпимо больно. Глаза жгло, словно от сварки без защитных очков.

— Почему вы не пришли ко мне раньше? Почему не сидели рядом, когда шел суд? Я, что уже вам не сын? — снова обида рвалась наружу. Я захлебывался от разрывавшей меня злости, не понимая всего, а точнее — не желая понять.

— Зачем ты так? — первое, что смогла выдавить из себя мама. Слова она говорила невнятно, комкая окончания, чувствовалась, что в душе она плачет до сих пор. — Нам просто не дали это сделать. Как ты не понимаешь? — снова пауза на слезы. На этот раз короче. — Это было слишком громкое дело. Мы просто не потянули даже одного свидания с тобой! А места в зале заседания нам продали только потому, что мы твои родители.

Мамин голос действовал на меня словно гипнотизирующая магия. Так захотелось ей поверить!

Я дернулся вперед, желая ее обнять, но при этом чуть не сломал запястье. Холодный металл впился в руки, словно хищник острыми зубами в добычу. Боль заполнила меня всего, выжигая другие чувства и способность думать. Опять вернулась злость.

Не хочу тебя видеть, — в меня словно вселился демон. — Я не верю тебе! Охрана! Выведите меня!

Так и случилось. Через час я уже был на каторге.

Мне едва хватило сил доплыть до берега. Помогло слабое попутное течение, само толкавшее меня большую часть пути. Я едва держался за пойманное бревно, ева шевеля ногами, когда собирался с духом.

Мне даже не хватило сил порадоваться, кода ноги нащупали землю. Доковыляв до песчаного пляжа, я плюхнулся на землю сразу же за кромкой волн — лишь бы не утонуть.

Мокрый песок был холодным, но ползти до сухого не хотелось. Ныла рука в месте былого перелома. Память о втором годе каторги. Когда после первого неудачного побега наказали всю мою бригаду, ночью меня скрутили чьи-то цепкие руки, вытянули правую руку, положив на камень, а сверху опустили другой. До локтя было каких-то жалких пять сантиметров.

На губах было солоно. Я думал это морская вода, потрогал рукой. Оказалось — разбиты губы. Я этого не чувствовал совершенно. Провел языком по зубам с внутренней стороны. Слава богу дырок не прибавилось, лишь те, что остались от трех зубов, выбитых после попадания на каторгу.

Собравшись с силами, перевернулся на живот, опершись на руки. Остро заныло в груди. Боль заставила закашляться, от чего стала практически невыносимой. Наверное, сломано ребро. Сквозь слезы сдерживая кашель, я поднял голову.

Клочок земли, на котором я лежал, был мизерным, метров десять на пять. Зато южнее, вглубь моря, виднелся крупный тропический остров, с белоснежной дугой пляжа, цепочкой невысоких холмов и густым изумрудным ежиком пальм.

Судя по очень светлому цвету воды между островами, туда вполне можно было доковылять пешком.

Пока шел, я вспоминал. Впервые с тех пор как началось мое заключение, я мог думать о чем-то, кроме побега.

Первыми вспомнились родители. Мамино лицо в день нашей последней встречи, ее печальные глаза. Стоило ли оно того?

Я уже не был уверен, что верни меня сейчас в прошлое, я поступил бы так же.

Вспомнился Сити. Прохожие в сетке гока, которую тот выводил прямо на сетчатку, напоминавшие рабочих пчел, суетящихся на сотах в улье.

Я скучал по этой толпе. И даже по дурацкому Забегу. Как же мне всего этого не хватало!

Стоили ли того Бесплатные Острова? Стоила ли того моя глупая мечта?

Я хотя бы скоро смогу это узнать.

Забравшись на ближайший холм, я улегся на спину, собираясь просто ждать. Не делая больше ничего.

Потихоньку унималась боль, сменившись тонким ноющим чувством. Зато начал гудеть живот, урча, словно там у меня спрятался голодный лесной зверек.

Я не заметил, как провалился в глубокий сон без сновидений.

Открыв глаза, я оказался в совсем другом месте. Была ночь, где-то рядом шелестели кроны пальм и плескались волны. Но половины знакомого мне мира как не бывало, того, что раньше находился над моей головой.

Я опустил плечи и просто уставился ввысь. Туда где мириады бриллиантов сверкали разбросанные по темному бархату небес.

Наконец-то я смог заглянуть в окно во вселенную. И, казалось, она смотрит сейчас на меня. И знаете, что самое удивительное. Это все совершенно бесплатно. У меня даже не было гока, который должен сейчас накручивать счетчик, сигналя мне и властям об истечении моего кредитного лимита. Вместо него — лишь тонкий шрам за ухом.

Осталось только решить: стоило ли оно того?