Ренессанс

— А енто не малец!.. И талдычит себе под нос все имена, и талдычит. Мол, и убила бы этих хадов, да руки коротки... — бабка Ирина призадумалась и вновь изрекла с горячностью:

— А енто не малец!..

Эх, жалко, что совсем уж бабулька стара стала, заговаривается. А ведь какой рассказчик! И главное — зарубежку читала. Немного таких осталось, в основном все про нашенское бают. Ну, или как дед Михал — про популярное:

— ...Очки — во! — показывает будто бинокль, — силища, энта, магическая — во! — размахнулся, словно щукакарпа словил, — и шрам во лбе...

Ага, знаем, слышали, записали, почти все восстановили. А вот к бабке Лиде с соседнего села сестра приехала, ее поспрошать бы.

— Ой, — говорит, — читала, конечно. А чего я только не читала до Светопреставленья-то, и, главное — все про любофь.

— Давайте, — говорю, — про любофь, у нас отдельная колонка есть.

— Ну, значица, жила девица, ну наподоби мыши, вся невзрачная такая. И вот поехала она из города, — с придыханием "город" говорит. А то все старики про него ностальгуют, — на деревню к папане. А там два таких — ух! — мальца-красавца...

А, и это знаем. Но записываю все, уж научен — пригодится.

— Инокентий... Кеша! — бежит ко мне Дмитрий Борисович — звезда и надежда наша. — Кешечка, я тут черканул... — и тянет мне листы.

— Дмитрий Борисович! — возмущаюсь, значит. — Ну опять на бумаге! Оставили б для великих дел.

— Ой, Кешенька, не могу на бересте, не привыкший я! Да у меня там бумаги этой еще на два Светопреставленья вперед. Я ж не черновик...

— О, — говорю, — это хорошо, Дмитрий Борисович. Литературная колонка должна жить и процветать. Если так пойдет, можно прямо и конкурс устроить. Ну, скажем, к семисотому номеру.

— У меня и внучек писать начинает, — похвастался Борисыч.

— Тем более. Давайте сюда свои рассказы, читать будем...

Люблю работать с людьми. Катаешься себе из села в село, рассказчиков ищешь — а много их, рассказчиков. Кто сам до Светопреставленья читал, кому уже потом бабка рассказывала, а у кого и томик есть — облезлый весь, попорченный, но ценности неимоверной. Да мне и самому страсть как интересно. А люди добрые. И расскажут, и переписать дадут, а то и вовсе — на сохраненье в музей. Беречь ее надо, фантастику.

Ну-с, кипу бересты с записями — подмышку, ехать пора.

— До свиданья, — кричу.

Улыбаются, руками машут. Любят, когда к ним за рассказами приезжают.

Сажусь на зверя-ЗИЛа, рычит, тарахтит, но заводится. В редакцию поеду, буду статьи писать.

Ее ж, эту фантастику, не только беречь, но и возрождать надо.