Кармаполис, аноним

Зубы на полку

— Тпррру, Стоятьпадла! Тормози, зараза, чтоб тебя!!!

И тут же следом:

— Уиии...

Если вы никогда не слышали, как кричит муравьед, которому прищемили нос — то вы просто младенец. Сопливый, слюнявый, пахнущий молоком ребенок. Брр! Не люблю, а что ты будешь делать…

Вечно этот увалень сует свой хобот, куда не просят. Завяжу на узел, в следующий раз неповадно будет. Теперь о том, чтобы не разбудить спиногрыза, нечего и думать. Да вон он уже, сидит на кровати и пялится на меня. Хорошо хоть не побежал за родителями. Современные дети не в пример смелее этих самых родителей.

Я уперся ногами в подоконник, поднатужился и выдернул застрявший муравьедный … муравьедовый нос. Скотинка перестала вопить, сложила крылья и расселась на подоконнике, тихонько всхлипывая. Пришел мой черед отбывать номер. Я спрыгнул в комнату и радостно крикнул:

— Привет, швиштун!

Малыш шмыгнул носом и ответил:

— Я не швиштун. Я Марти.

— Так, давай с начала. У тебя сегодня выпал зуб, не так ли?

— Ну да.

— Тогда скажи "сыр".

— Шир.

— Привет, швиштун.

Он стыдливо покраснел, но ничего не сказал.

— А теперь, когда с формальностями покончено, приступим к делу. Зуб где?

— Под подуфкой.

— Великолепненько, — пока все шло как по маслу. — И теперь тебе положена…

— Монетка! Монетка! — радостно запищал мальчик и захлопал в ладоши.

— Шоколадка, — прервал я его ликование.

— Как фоколадка? Ведь ты же жубная фея?

— Да, это я и есть.

— А пошему ты не крашивая добрая тетя с крылыфками?

Ох, сколько раз мне задавали этот вопрос!

— Понимаешь, дружок, очень красивые тети редко бывают добрыми.

— Пошему это?

— Ну, смотри, если бы у тебя была красивая золотая денежка, все бы хотели ее у тебя отобрать. И ты бы всегда злился и смотрел в оба. В конце концов, стал бы вредным и подозрительным. Так?

Куда мир котится! Вот добрых красивых тетенек им подавай. А где, спрашивается, на всех набрать таких, чтоб и добрые, и красивые, и не воровали?

— Но крашота-то вшегда оштается у тети? Чего ей жлиться? Вреф ты все, моя мама и крашивая, и добрая!

Беда с этими детьми. Они теперь не только смелые, еще и вундеркинды все подряд!

— В общем, нету тети, нету монет, бери, что дают. На шоколад, — протянул ему начинавшую таять в руках плитку.

— Хочу денефку! — заканючил он.

— Не положены детям деньги, ты их возьмешь и потратишь на жвачку. Так? Остальные зубы испортишь. Мне что, к тебе каждую ночь прикажешь таскаться?

— Папа говорит, от фоколада тоже жубы портятся.

— Дурак твой папа...

— Фто?

— Я говорю, от хорошего не портятся.

— Но...

— Короче, будешь брать?

Он нерешительно взял лакомство.

— Вот так то лучше, пацан. А теперь ты ничего не забыл?

— Шпашибо.

— Его как раз можешь оставить себе. А мне отдай зуб.

Мальчик порылся под подушкой и протянул мне желтоватый кусочек кости. Я положил его в пластиковый пакетик.

— А это кто? — грязноватый палец указал на муравьеда.

— Это… это мой верный единорог.

— Единорог? — глаза его удивленно расширились.

— Ага, ты не смотри, что рог мягкий. Зато длинный.

Он хотел еще что-то спросить, но не успел. Я плюхнулся зверьку на спину. Стоятьпадла встрепенулся и шагнул в пустоту. Идиотский зверь! Всегда раскрывает крылья у самой земли. Еще месяц такой работы — буду подмигивать и заикаться.

 

Следующий клиент, шестой этаж серой высотки. На этот раз спикировали лихо, прямо в комнату. Я даже тихонько потрепал муравьеда по холке. Может же, когда сильнее шею сдавишь.

Однако, как ни старался, хозяйка комнаты проснулась. Я не успел еще и рта раскрыть, как она завопила:

— Сработало, сработало! — девочка спрыгнула с кровати и забегала по комнате кругами. — Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте, дяденька. А где тетенька? Я читала, что будет тетенька. Ну, не важно. Вы за нее, да? Ой, жаль, что вы такой низенький и грязненький. Наверное, плохо кушали в детстве?

— Стой, стой, замолчи хоть на секундочку!— у меня звенело в ушах.

— Конечно-конечно-конечно, молчу-молчу. Вы знаете, я, если захочу, такая молчунья, такая молчунья. Бабушка скажет: "Люси, молчи!" — и я часами могу молчать, даже рта…

— А-а-а-а-а-а-а-а! — не выдержал и закричал я. — Заткнись уже! На кровать живо!

Она немного оторопела, но подчинилась.

— Просто отвечай на вопросы. Зуб выпал?

— Да, я сегодня кушала яблоко, красное такое, спелое, вкусное, укусила и…

— Цыц! Шоколадку хочешь?

— Монетку, — лукаво прищурясь, потребовала она.

— Шоколадку.

— Монетку!

— Шоколадку, и не торгуйся, — еще немного, и у меня сдали бы нервы. — А то ничего не получишь. Таких болтливых девочек полезно оставлять с носом. Это даже не грех. Сожру, клянусь!

Девочка испуганно вскрикнула.

— Да не тебя, а шоколадку. Давай зуб.

Она принесла. Точно! Меня же предупреждали насчет этих проныр. Маленькие чертенята! Одному вон вообще зуб в драке выбили, а туда же… Недавно залез под подушку — а там протез, дитё догадалось у бабушки одолжить. Бизнесмены в ползунках! На ходу подметки рвут!

— Где взяла? — строго спросил я у нее.

— Понимаете, на мне все заживает, как на собаке. Поэтому дырочка уже затянулась, и…

— Я-а-а-а-сно, ложный вызов, — я пригрозил ей кулаком. — Пластмасса. У стоматолога слямзила, да?

— Ой, что вы такой говорите?! Это мой самый-саменький-пресаменький настоящий зубик, знаете, как было больно, когда…

Я уже не слушал. Забираясь на Стоятьпадлу, прикидывал в уме, как сегодня буду оформлять возврат. Это же мороки не оберешься, предоставь, заполни ведомость, укажи причину. А какая еще нужна причина, если у девочки ни стыда, ни совести?

 

Заплутав малость среди дымящих заводских труб, мы со Стоятьпадлой притарахтели к темному, давно не крашенному дому. Три этажа, решетки на окнах. Свет везде погашен, сторожка пустует: сторожить тут нечего.

Вообще, я это место терпеть не могу. Если есть возможность, то всегда отказываюсь от посещения этого дома. Даже детские зубки тут плохие — больные, жалкие... сиротские, как и сам приют.

Девчушка спала чутко: только я сунул руку под подушку, как она вскинулась, схватила тоненькое одеялко, прижала к груди, словно единственную защиту. Я успокаивающе сказал:

— Привет… широтка.

Девочка вздохнула. Но тут же увидела муравьеда и потянулась к нему.

— Какой милый! Можно погладить?

Стоятьпадле понравилось, что его хвалят, и он подсунул девочке длинный мокрый нос.

— Как его зовут?

— Стоятьпадла.

— Почти как меня, — снова не по-детски вздохнула кроха. — Меня зовут Ах ты……………башкой об стену, — прозрачное дитя выдало длинную фразу, такую, что Стоятьпадла тут же стал завидовать. Я молча протянул девчушке шоколадку, и она робко дотронулась до обертки.

— Ой, а что это?

— Шоколад, наивная! Ты что, слаще морковки ничего в жизни не ела?

— Ага, — я охотно поверил в ее слова. В этом чертовом приюте дети, небось, мороженную картошку пломбиром считают. А девочка-то худенькая какая — будто привидение. Моя б воля, дал бы шоколадку побольше, но они у меня все одинаковые.

— Вот от морковки детям самый вред! Зубы же расшатываются! — поделился я своими соображениями.

— А вот воспитательница говорила...

— Да видел я твою воспитательницу! У нее все зубы золотые. Нормальные выпали, потому что она морковки много жрала. Жуй свою шоколадку быстрее, пока другие не учуяли!

Девочка посмотрела на сладость огромными глазами, откусила маленький кусочек и бережно спрятала остальное в матрас.

— Ну кто так прячет, — разволновался я. — Глубже зарывай, глубже...

 

Усталый муравьед влетел в распахнутое окно и снова задел крылом раму. Прищемленный нос и здесь подвергся испытанию. А я, шепотом проклиная неуклюжую животину, вытащил ее из ловушки.

Мальчишка, толстый и краснощекий, зажег ночник и уставился на меня.

— Привет, швиштун, — традиционно раскланялся я. Мальчишка молчал, и я протянул ему плитку. Он, кажется, удивился.

— Это чо, мне?

— Ну не мне же.

— Вот эту... маленькую... в простой обертке? Да ты хоть знаешь, кто я?! Да один мой ноготь стоит больше, чем все шоколадки на районе, а ты вот эту... эту фигню суешь?!

Он мне уже надоел. С какими людьми приходится работать!

— Короче, недомерок, — жирдяй размахивал руками и плевался. — Или ты прям щас даешь большой шоколадный батончик с нугой, орехами, карамелью, изюмом, и чтоб не какой-то там молочный шоколад, а высшего качества... или я звоню папе, и он тебя уроет!

— Твоему папе меня видеть не положено, — я почувствовал, что улыбка получилась кривая. — И маме. Только дети могут...

— Да мне плевать, что там могут дети! В следующий раз приноси нормальный шоколад, а сейчас убирайся, мне спать пора! Куда потащил шоколадку? Это моё, моё, моё! Не да-а-а-а-ам!

С толстяком приключилась форменная истерика. Я швырнул помятый в кулаке батончик ему на одеяло, дернул жалко пищащего в ужасе Стоятьпадлу под уздцы, и мы удрали со всех муравьедских ног. Я помогал ему разбегаться своими...

 

Устал зверски, мой "скакун" тоже выдохся. Вначале махал крыльями, чтоб лететь, теперь — чтобы не свалиться вниз. И я прекрасно понимал, что это не одно и тоже. Его шатало из стороны в сторону, швыряло в воздушные ямы. Вместе с ним трясло и меня. Да так, что поплыло перед глазами.

Ну почему другим все, а мне — горячий поцелуй в попу?! Летай вот на таком убожестве, втюхивай детворе вместо звонкой монеты подтаявший шоколад. Ростом не вышел? А причем здесь рост? Ну, оступился разок…ладно, не разок. Взял чужое, так что теперь — всю жизнь Стоятьпадле хобот крутить?

Оставалась последняя плитка, и можно возвращаться.

Хвала Санта-Клаусу, вскоре показался нужный дом. Муравьед будто бы почуял это и прибавил рыси…ну, или чего он там мог прибавить. На последнем издыхании он дотянул до крыльца и брякнулся на землю, тяжело дыша. Я ему даже посочувствовал в этот момент, настолько вид животного был жалок. И тут же вспомнил, что у меня-то не лучше. Как презентабельно может выглядеть несчастный выдохшийся карлик? Ответ — никак.

В детской было тихо. На этот раз повезло — чадо спало. Я прокрался на цыпочках и запустил руку под подушку малыша. Хватит на сегодня разговоров. Заберу зуб, положу шоколад — и всё, баста, я свободен до следующей ночи.

Но едва я коснулся подушки, как ребенок открыл глаза и улыбнулся.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Добрый, — вот уж точно нет.

— А вы мне снитесь?

— Нет, — врать я тоже на сегодня устал. — Не снюсь. Я тебе шоколадку принес.

— Вкусную?

— А какие они еще бывают?

И правда, какие? Вот бы попробовать… Жаль, не положено.

— Разные, — ребенок зажмурился, словно представляя себе сразу коробку шоколада. — Бывают сладкие, а бывают — не очень. Я люблю такой горьковатый, положишь кусочек на язык и ждешь, пока растает...

Я тоже зажмурился, пытаясь представить горьковатую сладость, но ничего не вышло. Вздохнул, сунул малышу в руку шоколад.

— Вот и попробуешь за меня. Я ведь только раздаю шоколадки, а сам их не ем.

— Не любите? — недоверчиво спросил мальчик. — Никакие-никакие? Даже с орешками?

— Не знаю, никогда не ел, — признался я.

Кажется, малыш не поверил. Он округлил глазенки и посмотрел сначала на меня, а потом на лакомство, зажатое в руке. Все-таки решил уточнить:

— У вас аллергия?

— Нет, просто не положено, — я почувствовал некое щипание в носу. В самом деле, что за жизнь у меня? Это не разрешено, то запрещено, ездишь на каком-то невнятном звере, дети докапываются постоянно... Еще и сладостей никогда не пробовал. — Просто нам нельзя пробовать ваши подарки. Договор, что б его!

— Никогда-никогда? — спросил малыш.

— Да, никогда, — должно быть, я сказал это немного злее, чем нужно. А может, много. Все этот жирный боров, угрожавший своим грозным папашей. И та с пластиковым зубом тоже хороша, маленькая хитрунья. Сегодня мое "не люблю" стремительно превращалось в "ненавижу".

— Ладно, давай зуб, — эта ночь должна поскорее закончиться. — Я что-то не в форме сегодня.

— Ой, вы только не ругайтесь.

— Не говори, что ты его потерял!

— Нет, конечно, нет…

Я протянул ладонь:

— Ну, здорово, давай сюда!

— Выбросил.

— Как? Был же вызов, все правильно.

— Ну да, я сначала положил его под подушку. А потом подумал, глупости все это. Детский сад. И выбросил…

— Куда?!!

— В окно.

Я так и сел, прямо там же на пол. Это стало последней каплей. Дрянные маленькие уродцы, и напоследок такой сюрприз!

— О чем ты думал?

— Но я же не знал, — казалось, он собирался разреветься.

— Конечно. Не знал, что бедному карлику придется тащиться к тебе через весь город, — остановиться было трудно, внутри кипело и бушевало. — На спине у этого живого пылесоса! Все замечательно! Остальные пусть летают на пегасах, а он вот так, налегке. А что, ему ведь даже деньги доверить нельзя. Клептоман, елки-моталки! И слово-то придумали специальное! Пусть таскает детям сладости! Их он точно не украдет. Ему их совсем не хочется, так ведь? До первого сбоя, а если что — снова в шахту! А ребенок не знал!

Я зло пнул попавшийся под ногу мячик и отвернулся от глупого мальчишки. Бесят они меня, ужасно бесят!

— А зачем вам вообще... наши зубы? — спросил мальчишка.

— Для отчетности, — отрезал я.

— Ну а тем, кому вы отчитываетесь? Зачем? Я читал про какие-то домики?

— Придумают же люди! Феи домики делают, ага! Перетирают, — конечно, еще бы, им больше делать нечего, — ткут паутину и латают ей свои крылышки. Знал бы ты, что ими латают! Домики, ха! Там всего-то одна стена, вот только за той стеной уже другой мир. Жуткий, голодный, злой, и лезет оттуда... В общем, если стену вовремя зубками не залатать — всем конец. Сомнут, раздавят и съедят. Как детишки вкусненькую шоколадку.

Малыш вылез из постели и осторожно потрогал мое плечо.

— Я прошу прощения, — сказал он дрожащим от слез голоском. — Я же не знал. Вот. Возьмите!

Я резко обернулся — думал, сейчас не удержусь и отшлепаю его. За всё сразу. И за всех. За тысячи липких пальцев, сжимавших шоколадные плитки. За наглые личики, за гнусавые голоса, копирующие интонации мам и пап. За зажравшееся чужое детство.

Обернулся и увидел, что мальчик протягивает мне шоколадку.

— Это вам. Я ее все равно не заслужил. Вы... вы ее съешьте.

— Как мне? — я жутко растерялся, ведь это же…где это видано, чтобы… Если так, то разрешается. Точнее, не запрещается. — Правда, можно?

Малыш кивнул. Думаю, его голова не успела еще подняться, как я впился в плитку. Прямо в обертке. Ничего, потом выплюну, ведь это же шоколад! Ммм-ням-ням!

Он смотрел на меня, будто на голодного щенка, вылизывающего миску до блеска. Когда шоколад закончился, я не мог говорить от восторга. К своему стыду, только сыто рыгнул.

— Вкусно? — несмело осведомился мой благодетель.

— Спрашиваешь, ничего подобного не пробовал, — и это было чистейшей правдой.

— Я же говорил!

— Слушай, — спросил я его, немного придя в себя после пиршества, — а в какое окно, ты говоришь, зуб выбросил?

 

Пропажу я нашел, спасибо Стоятьпадле. Не зря природа наградила его таким внушительным шнобелем. Очень помог. Тот паренек еще долго стоял у окна и смотрел, как мы с муравьедом шарим в палисаднике.

Правильный пацан, честно. Все бы так. А то взяли, понимаешь, моду — выкобениваться. Шоколадки им невкусные, монетки подавай, да чтоб тётя красивая приносила! А стена-то рушится! Эта мерзость с той стороны растет, крепчает.

И если что, господа хорошие, зубы будем изымать бесплатно. И без ведома поставщика! Методом самовывоза, не обессудьте.


Автор(ы): Кармаполис, аноним
Конкурс: Весенний блиц 2013, 2 место

Понравилось 0