Зубы на полку
— Тпррру, Стоятьпадла! Тормози, зараза, чтоб тебя!!!
И тут же следом:
— Уиии...
Если вы никогда не слышали, как кричит муравьед, которому прищемили нос — то вы просто младенец. Сопливый, слюнявый, пахнущий молоком ребенок. Брр! Не люблю, а что ты будешь делать…
Вечно этот увалень сует свой хобот, куда не просят. Завяжу на узел, в следующий раз неповадно будет. Теперь о том, чтобы не разбудить спиногрыза, нечего и думать. Да вон он уже, сидит на кровати и пялится на меня. Хорошо хоть не побежал за родителями. Современные дети не в пример смелее этих самых родителей.
Я уперся ногами в подоконник, поднатужился и выдернул застрявший муравьедный … муравьедовый нос. Скотинка перестала вопить, сложила крылья и расселась на подоконнике, тихонько всхлипывая. Пришел мой черед отбывать номер. Я спрыгнул в комнату и радостно крикнул:
— Привет, швиштун!
Малыш шмыгнул носом и ответил:
— Я не швиштун. Я Марти.
— Так, давай с начала. У тебя сегодня выпал зуб, не так ли?
— Ну да.
— Тогда скажи "сыр".
— Шир.
— Привет, швиштун.
Он стыдливо покраснел, но ничего не сказал.
— А теперь, когда с формальностями покончено, приступим к делу. Зуб где?
— Под подуфкой.
— Великолепненько, — пока все шло как по маслу. — И теперь тебе положена…
— Монетка! Монетка! — радостно запищал мальчик и захлопал в ладоши.
— Шоколадка, — прервал я его ликование.
— Как фоколадка? Ведь ты же жубная фея?
— Да, это я и есть.
— А пошему ты не крашивая добрая тетя с крылыфками?
Ох, сколько раз мне задавали этот вопрос!
— Понимаешь, дружок, очень красивые тети редко бывают добрыми.
— Пошему это?
— Ну, смотри, если бы у тебя была красивая золотая денежка, все бы хотели ее у тебя отобрать. И ты бы всегда злился и смотрел в оба. В конце концов, стал бы вредным и подозрительным. Так?
Куда мир котится! Вот добрых красивых тетенек им подавай. А где, спрашивается, на всех набрать таких, чтоб и добрые, и красивые, и не воровали?
— Но крашота-то вшегда оштается у тети? Чего ей жлиться? Вреф ты все, моя мама и крашивая, и добрая!
Беда с этими детьми. Они теперь не только смелые, еще и вундеркинды все подряд!
— В общем, нету тети, нету монет, бери, что дают. На шоколад, — протянул ему начинавшую таять в руках плитку.
— Хочу денефку! — заканючил он.
— Не положены детям деньги, ты их возьмешь и потратишь на жвачку. Так? Остальные зубы испортишь. Мне что, к тебе каждую ночь прикажешь таскаться?
— Папа говорит, от фоколада тоже жубы портятся.
— Дурак твой папа...
— Фто?
— Я говорю, от хорошего не портятся.
— Но...
— Короче, будешь брать?
Он нерешительно взял лакомство.
— Вот так то лучше, пацан. А теперь ты ничего не забыл?
— Шпашибо.
— Его как раз можешь оставить себе. А мне отдай зуб.
Мальчик порылся под подушкой и протянул мне желтоватый кусочек кости. Я положил его в пластиковый пакетик.
— А это кто? — грязноватый палец указал на муравьеда.
— Это… это мой верный единорог.
— Единорог? — глаза его удивленно расширились.
— Ага, ты не смотри, что рог мягкий. Зато длинный.
Он хотел еще что-то спросить, но не успел. Я плюхнулся зверьку на спину. Стоятьпадла встрепенулся и шагнул в пустоту. Идиотский зверь! Всегда раскрывает крылья у самой земли. Еще месяц такой работы — буду подмигивать и заикаться.
Следующий клиент, шестой этаж серой высотки. На этот раз спикировали лихо, прямо в комнату. Я даже тихонько потрепал муравьеда по холке. Может же, когда сильнее шею сдавишь.
Однако, как ни старался, хозяйка комнаты проснулась. Я не успел еще и рта раскрыть, как она завопила:
— Сработало, сработало! — девочка спрыгнула с кровати и забегала по комнате кругами. — Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте, дяденька. А где тетенька? Я читала, что будет тетенька. Ну, не важно. Вы за нее, да? Ой, жаль, что вы такой низенький и грязненький. Наверное, плохо кушали в детстве?
— Стой, стой, замолчи хоть на секундочку!— у меня звенело в ушах.
— Конечно-конечно-конечно, молчу-молчу. Вы знаете, я, если захочу, такая молчунья, такая молчунья. Бабушка скажет: "Люси, молчи!" — и я часами могу молчать, даже рта…
— А-а-а-а-а-а-а-а! — не выдержал и закричал я. — Заткнись уже! На кровать живо!
Она немного оторопела, но подчинилась.
— Просто отвечай на вопросы. Зуб выпал?
— Да, я сегодня кушала яблоко, красное такое, спелое, вкусное, укусила и…
— Цыц! Шоколадку хочешь?
— Монетку, — лукаво прищурясь, потребовала она.
— Шоколадку.
— Монетку!
— Шоколадку, и не торгуйся, — еще немного, и у меня сдали бы нервы. — А то ничего не получишь. Таких болтливых девочек полезно оставлять с носом. Это даже не грех. Сожру, клянусь!
Девочка испуганно вскрикнула.
— Да не тебя, а шоколадку. Давай зуб.
Она принесла. Точно! Меня же предупреждали насчет этих проныр. Маленькие чертенята! Одному вон вообще зуб в драке выбили, а туда же… Недавно залез под подушку — а там протез, дитё догадалось у бабушки одолжить. Бизнесмены в ползунках! На ходу подметки рвут!
— Где взяла? — строго спросил я у нее.
— Понимаете, на мне все заживает, как на собаке. Поэтому дырочка уже затянулась, и…
— Я-а-а-а-сно, ложный вызов, — я пригрозил ей кулаком. — Пластмасса. У стоматолога слямзила, да?
— Ой, что вы такой говорите?! Это мой самый-саменький-пресаменький настоящий зубик, знаете, как было больно, когда…
Я уже не слушал. Забираясь на Стоятьпадлу, прикидывал в уме, как сегодня буду оформлять возврат. Это же мороки не оберешься, предоставь, заполни ведомость, укажи причину. А какая еще нужна причина, если у девочки ни стыда, ни совести?
Заплутав малость среди дымящих заводских труб, мы со Стоятьпадлой притарахтели к темному, давно не крашенному дому. Три этажа, решетки на окнах. Свет везде погашен, сторожка пустует: сторожить тут нечего.
Вообще, я это место терпеть не могу. Если есть возможность, то всегда отказываюсь от посещения этого дома. Даже детские зубки тут плохие — больные, жалкие... сиротские, как и сам приют.
Девчушка спала чутко: только я сунул руку под подушку, как она вскинулась, схватила тоненькое одеялко, прижала к груди, словно единственную защиту. Я успокаивающе сказал:
— Привет… широтка.
Девочка вздохнула. Но тут же увидела муравьеда и потянулась к нему.
— Какой милый! Можно погладить?
Стоятьпадле понравилось, что его хвалят, и он подсунул девочке длинный мокрый нос.
— Как его зовут?
— Стоятьпадла.
— Почти как меня, — снова не по-детски вздохнула кроха. — Меня зовут Ах ты……………башкой об стену, — прозрачное дитя выдало длинную фразу, такую, что Стоятьпадла тут же стал завидовать. Я молча протянул девчушке шоколадку, и она робко дотронулась до обертки.
— Ой, а что это?
— Шоколад, наивная! Ты что, слаще морковки ничего в жизни не ела?
— Ага, — я охотно поверил в ее слова. В этом чертовом приюте дети, небось, мороженную картошку пломбиром считают. А девочка-то худенькая какая — будто привидение. Моя б воля, дал бы шоколадку побольше, но они у меня все одинаковые.
— Вот от морковки детям самый вред! Зубы же расшатываются! — поделился я своими соображениями.
— А вот воспитательница говорила...
— Да видел я твою воспитательницу! У нее все зубы золотые. Нормальные выпали, потому что она морковки много жрала. Жуй свою шоколадку быстрее, пока другие не учуяли!
Девочка посмотрела на сладость огромными глазами, откусила маленький кусочек и бережно спрятала остальное в матрас.
— Ну кто так прячет, — разволновался я. — Глубже зарывай, глубже...
Усталый муравьед влетел в распахнутое окно и снова задел крылом раму. Прищемленный нос и здесь подвергся испытанию. А я, шепотом проклиная неуклюжую животину, вытащил ее из ловушки.
Мальчишка, толстый и краснощекий, зажег ночник и уставился на меня.
— Привет, швиштун, — традиционно раскланялся я. Мальчишка молчал, и я протянул ему плитку. Он, кажется, удивился.
— Это чо, мне?
— Ну не мне же.
— Вот эту... маленькую... в простой обертке? Да ты хоть знаешь, кто я?! Да один мой ноготь стоит больше, чем все шоколадки на районе, а ты вот эту... эту фигню суешь?!
Он мне уже надоел. С какими людьми приходится работать!
— Короче, недомерок, — жирдяй размахивал руками и плевался. — Или ты прям щас даешь большой шоколадный батончик с нугой, орехами, карамелью, изюмом, и чтоб не какой-то там молочный шоколад, а высшего качества... или я звоню папе, и он тебя уроет!
— Твоему папе меня видеть не положено, — я почувствовал, что улыбка получилась кривая. — И маме. Только дети могут...
— Да мне плевать, что там могут дети! В следующий раз приноси нормальный шоколад, а сейчас убирайся, мне спать пора! Куда потащил шоколадку? Это моё, моё, моё! Не да-а-а-а-ам!
С толстяком приключилась форменная истерика. Я швырнул помятый в кулаке батончик ему на одеяло, дернул жалко пищащего в ужасе Стоятьпадлу под уздцы, и мы удрали со всех муравьедских ног. Я помогал ему разбегаться своими...
Устал зверски, мой "скакун" тоже выдохся. Вначале махал крыльями, чтоб лететь, теперь — чтобы не свалиться вниз. И я прекрасно понимал, что это не одно и тоже. Его шатало из стороны в сторону, швыряло в воздушные ямы. Вместе с ним трясло и меня. Да так, что поплыло перед глазами.
Ну почему другим все, а мне — горячий поцелуй в попу?! Летай вот на таком убожестве, втюхивай детворе вместо звонкой монеты подтаявший шоколад. Ростом не вышел? А причем здесь рост? Ну, оступился разок…ладно, не разок. Взял чужое, так что теперь — всю жизнь Стоятьпадле хобот крутить?
Оставалась последняя плитка, и можно возвращаться.
Хвала Санта-Клаусу, вскоре показался нужный дом. Муравьед будто бы почуял это и прибавил рыси…ну, или чего он там мог прибавить. На последнем издыхании он дотянул до крыльца и брякнулся на землю, тяжело дыша. Я ему даже посочувствовал в этот момент, настолько вид животного был жалок. И тут же вспомнил, что у меня-то не лучше. Как презентабельно может выглядеть несчастный выдохшийся карлик? Ответ — никак.
В детской было тихо. На этот раз повезло — чадо спало. Я прокрался на цыпочках и запустил руку под подушку малыша. Хватит на сегодня разговоров. Заберу зуб, положу шоколад — и всё, баста, я свободен до следующей ночи.
Но едва я коснулся подушки, как ребенок открыл глаза и улыбнулся.
— Добрый вечер, — сказал он.
— Добрый, — вот уж точно нет.
— А вы мне снитесь?
— Нет, — врать я тоже на сегодня устал. — Не снюсь. Я тебе шоколадку принес.
— Вкусную?
— А какие они еще бывают?
И правда, какие? Вот бы попробовать… Жаль, не положено.
— Разные, — ребенок зажмурился, словно представляя себе сразу коробку шоколада. — Бывают сладкие, а бывают — не очень. Я люблю такой горьковатый, положишь кусочек на язык и ждешь, пока растает...
Я тоже зажмурился, пытаясь представить горьковатую сладость, но ничего не вышло. Вздохнул, сунул малышу в руку шоколад.
— Вот и попробуешь за меня. Я ведь только раздаю шоколадки, а сам их не ем.
— Не любите? — недоверчиво спросил мальчик. — Никакие-никакие? Даже с орешками?
— Не знаю, никогда не ел, — признался я.
Кажется, малыш не поверил. Он округлил глазенки и посмотрел сначала на меня, а потом на лакомство, зажатое в руке. Все-таки решил уточнить:
— У вас аллергия?
— Нет, просто не положено, — я почувствовал некое щипание в носу. В самом деле, что за жизнь у меня? Это не разрешено, то запрещено, ездишь на каком-то невнятном звере, дети докапываются постоянно... Еще и сладостей никогда не пробовал. — Просто нам нельзя пробовать ваши подарки. Договор, что б его!
— Никогда-никогда? — спросил малыш.
— Да, никогда, — должно быть, я сказал это немного злее, чем нужно. А может, много. Все этот жирный боров, угрожавший своим грозным папашей. И та с пластиковым зубом тоже хороша, маленькая хитрунья. Сегодня мое "не люблю" стремительно превращалось в "ненавижу".
— Ладно, давай зуб, — эта ночь должна поскорее закончиться. — Я что-то не в форме сегодня.
— Ой, вы только не ругайтесь.
— Не говори, что ты его потерял!
— Нет, конечно, нет…
Я протянул ладонь:
— Ну, здорово, давай сюда!
— Выбросил.
— Как? Был же вызов, все правильно.
— Ну да, я сначала положил его под подушку. А потом подумал, глупости все это. Детский сад. И выбросил…
— Куда?!!
— В окно.
Я так и сел, прямо там же на пол. Это стало последней каплей. Дрянные маленькие уродцы, и напоследок такой сюрприз!
— О чем ты думал?
— Но я же не знал, — казалось, он собирался разреветься.
— Конечно. Не знал, что бедному карлику придется тащиться к тебе через весь город, — остановиться было трудно, внутри кипело и бушевало. — На спине у этого живого пылесоса! Все замечательно! Остальные пусть летают на пегасах, а он вот так, налегке. А что, ему ведь даже деньги доверить нельзя. Клептоман, елки-моталки! И слово-то придумали специальное! Пусть таскает детям сладости! Их он точно не украдет. Ему их совсем не хочется, так ведь? До первого сбоя, а если что — снова в шахту! А ребенок не знал!
Я зло пнул попавшийся под ногу мячик и отвернулся от глупого мальчишки. Бесят они меня, ужасно бесят!
— А зачем вам вообще... наши зубы? — спросил мальчишка.
— Для отчетности, — отрезал я.
— Ну а тем, кому вы отчитываетесь? Зачем? Я читал про какие-то домики?
— Придумают же люди! Феи домики делают, ага! Перетирают, — конечно, еще бы, им больше делать нечего, — ткут паутину и латают ей свои крылышки. Знал бы ты, что ими латают! Домики, ха! Там всего-то одна стена, вот только за той стеной уже другой мир. Жуткий, голодный, злой, и лезет оттуда... В общем, если стену вовремя зубками не залатать — всем конец. Сомнут, раздавят и съедят. Как детишки вкусненькую шоколадку.
Малыш вылез из постели и осторожно потрогал мое плечо.
— Я прошу прощения, — сказал он дрожащим от слез голоском. — Я же не знал. Вот. Возьмите!
Я резко обернулся — думал, сейчас не удержусь и отшлепаю его. За всё сразу. И за всех. За тысячи липких пальцев, сжимавших шоколадные плитки. За наглые личики, за гнусавые голоса, копирующие интонации мам и пап. За зажравшееся чужое детство.
Обернулся и увидел, что мальчик протягивает мне шоколадку.
— Это вам. Я ее все равно не заслужил. Вы... вы ее съешьте.
— Как мне? — я жутко растерялся, ведь это же…где это видано, чтобы… Если так, то разрешается. Точнее, не запрещается. — Правда, можно?
Малыш кивнул. Думаю, его голова не успела еще подняться, как я впился в плитку. Прямо в обертке. Ничего, потом выплюну, ведь это же шоколад! Ммм-ням-ням!
Он смотрел на меня, будто на голодного щенка, вылизывающего миску до блеска. Когда шоколад закончился, я не мог говорить от восторга. К своему стыду, только сыто рыгнул.
— Вкусно? — несмело осведомился мой благодетель.
— Спрашиваешь, ничего подобного не пробовал, — и это было чистейшей правдой.
— Я же говорил!
— Слушай, — спросил я его, немного придя в себя после пиршества, — а в какое окно, ты говоришь, зуб выбросил?
Пропажу я нашел, спасибо Стоятьпадле. Не зря природа наградила его таким внушительным шнобелем. Очень помог. Тот паренек еще долго стоял у окна и смотрел, как мы с муравьедом шарим в палисаднике.
Правильный пацан, честно. Все бы так. А то взяли, понимаешь, моду — выкобениваться. Шоколадки им невкусные, монетки подавай, да чтоб тётя красивая приносила! А стена-то рушится! Эта мерзость с той стороны растет, крепчает.
И если что, господа хорошие, зубы будем изымать бесплатно. И без ведома поставщика! Методом самовывоза, не обессудьте.