Я - Ленин, я - вернулся
— Ты, Ленка, словно из прошлого века, — эту фразу слышу не реже, чем раз в неделю. Сговорились они все, что ли? Ну да, мечтательница, и что? Прекрасный принц на белом коне; бесстрашный рыцарь, с копьём наперевес скачущий навстречу ужасающему дракону; и, конечно, мужественный капитан стремительного брига под алыми парусами. Ну разве такие мысли должно быть в голове у взрослой девушки, которой неделю назад исполнилось уже целых восемнадцать лет. Поэтому вечно в какие-то дурацкие истории влипаю. Ну вот, и в этот раз — опять на арене цирка. В санаторий "Звёздный путь" родители меня бы одну не отпустили, но с подругой Галиной — пусть с большим скрипом, но согласились. Родители считают Галку девушкой положительной, хотя она — редкая оторва. Но умело маскируется — сразу не догадаешься. Не успели приехать, а она уже познакомилась с какими-то ребятами с нашего этажа и исчезла, как приведение с первыми петухами.
В столовую на обед мне пришлось идти одной, ну и плюхнулась за столик, где сидел только какой-то дядька. Чтобы и для Галки было место тоже. Может, к ужину она проголодается… хотя, скорее, ждать её теперь не раньше, чем к завтраку.
— Приятного аппетита, — сказала соседу по столу, как воспитанная девушка. Тут он поднял на меня глаза… и я поняла, почему столик был свободный. Сразу возникло ощущение, что в рентгеновском кабинете. Лицо — неподвижное, бесстрастное, ни тени эмоции. И смотрит в упор, словно насквозь.
— Как вы сказали — приятного аппетита? Не понял… — такое впечатление, что он слегка удивился. — Странно, аппетит — это ведь чувство голода, если не путаю? Разве чувство голода может быть приятным?
"Прикалывается он так, что ли?" — первая мысль, которая промелькнула у меня в голове. Но сказать такое с каменным выражением лица — надо хорошим актёром быть. Хотя на актёра он не был похож. У меня есть несколько знакомых, они — совсем другие. Снаружи — могут выглядеть и круто, но всегда есть ощущение, что внутри у них — ничего и нет. Фантик-пустышка. А тут — как раз наоборот, снаружи — ничего особенного, но что там внутри — фиг поймёшь.
Мне стало как-то не по себе, но тут к нам подскочила официантка. Ну, мне сначала показалось, что официантка… поскольку очень шустро она прискакала. Но тётка явно была тут если не самой главной, то, уж точно, не простой подавальщицей блюд.
— Девушка, как хорошо, что вы за этот столик сели. Как раз составите компанию нашему гостю. А то как-то никто не решается…
Мой сосед посмотрел на неё совершенно невозмутимо, но она сразу свой фонтан красноречия приглушила.
— Что будем заказывать? — прочирикала тётка.
— А я всё равно ничего не понимаю, — сказал мой сосед по столу. — Мне — то же самое, что девушка себе выберет, только… — тут он на несколько секунд задумался, словно делая в уме какой-то расчёт, — только с коэффициентом один и пять.
— М-мм… это как, прошу прощения — не поняла?
— Мне то же самое, что девушке, только раза в полтора больше. Масса тела у меня больше раза в два, соответственно, мышечная — раза в четыре, но, думаю, у неё, как у подростка, метаболизм быстрее протекает …
Я слегка прибалдела. Он опять выдал эту тираду совершенно бесстрастным голосом и с неподвижным лицом. Интересно, тётка понимает, что он прикалывается или нет? Но она лишь что-то пролебезила в ответ, и зашустрила на раздачу.
— Извините, не очень разбираюсь в еде, можно буду смотреть, что и как вы будете есть? — надо признаться, он обращался ко мне очень вежливо и словно к ровеснице, хотя ему было лет так… А вот тут уже задумалась — а сколько лет моему соседу? Где-то между тридцатью и сорока, наверное. Очень короткая стрижка, загорелое лицо, но какой-то непривычный цвет загара. А главное — полное отсутствие мимики и интонаций в голосе, как робот какой-то.
— Если вас что-то смущает, вполне можете пересесть за другой столик. Знаю, что произвожу странное впечатление.
Вот надо было мне его послушать, Галка так бы и сделала, но моя мягкость и нерешительность… А вместо этого я сказала:
— Приятно познакомиться, Лена…
— Меня зовут не Лена, а Глеб — ответил он, но потом сообразил, — а-аа, это вас зовут Лена. Просто вашу фразу можно трактовать двояко, а тонкие интонации я ещё плохо различаю.
В общем, весь обед прошёл в такой обстановке. Очень странный мужчина, словно с Луны свалился. Хорошо, хоть за ужином мы с ним разминулись.
Поздно вечером вышла прогуляться перед сном и встретила этого странного Глеба. Он спускался по лестнице к пляжу в одних плавках.
— Вы решили так поздно искупаться? — спросила у него.
— Искупаться? — небольшая пауза. — Это эквивалентно "помыться"? Или ближе к "побарахтаться в воде"? Извините, пока плохо понимаю точные оттенки слов. Мне казалось, правильно будет сказать — "я собираюсь плыть".
— Счастливого плавания, — не удержалась я, а потом даже слегка стыдно стало — ну нашла, кого подкалывать. Хотя, думаю, он подколки и не понял.
Утром, как специально, мы столкнулись с Глебом почти на том же месте. Только в этот раз он уже поднимался по лестнице с пляжа.
— Смотрю, вы и с утра пораньше уже успели искупаться… — в этот раз быстро исправилась, — успели поплавать?
— Не понял, почему успел с утра? Я пошёл плавать ещё вчера с вечера… это вот возвращаюсь уже с утра, — от такого ответа глаза у меня слегка округлились.
— Вы, что, плавали всю ночь? Но ночью так темно — неужели вам не страшно?
— Страшно? Я не очень хорошо понимаю смысл этого слова. Что такое — "страшно"?
— Ну, неужели вам не страшно плавать ночью, в темноте. Вы совсем не боитесь утонуть?
— А что такое — "боитесь"? — снова спросил он. — И как живой человек может утонуть, если он легче воды? Для этого ведь надо специально выдохнуть весь воздух из лёгких. Извините, опять не понимаю…
— А вы плавали туда-обратно вдоль берега? — спросила я, чтобы сменить тему.
— Нет, просто плыл от берега в море. Далеко, чтобы не было видно береговых огней. Ощущение — почти как в космосе.
— А вы были в открытом космосе? — спросила я.
— А что такое — открытый космос? Разве космос может быть какой-то "закрытый", — нет, с этим человеком общаться просто невозможно. И угораздило же меня сесть с ним за один столик.
На завтрак мы с Глебом пришли практически одновременно. Только в этот раз он попросил официантку принести такой же завтрак, как и мне, но "с коэффициентом два и пять, поскольку плыл всю ночь". Официантка от изумления открыла рот, но я быстро перевела ей с "глебовского" языка на русский.
— Спасибо, — сказал Глеб, — вы мне сейчас помогли. А можно попросить вас ещё об одном одолжении…
И в этот момент в дверях столовой возникла Галка. После явно бессонной ночи вид у неё был ещё относительно сносный. Я помахала ей рукой, и она плюхнулась за наш столик.
— А ты, смотрю, времени тоже зря не теряешь, — с ехидцей в голосе сказала Галка, — а тихоней все прикидывалась. Познакомь-ка меня с твоим молодым человеком.
Пока думала, что ей сказать, Глеб меня опередил: "А почему вы сказали, что я — Ленин?" От удивления брови Галки поползли вверх, а рот приоткрылся… "Ленин — в том смысле, что человек Лены, — продолжил он, — а разве на Земле один человек может принадлежать другому? А почему вы сказали — молодой, мне — тридцать пять лет, разве я уже не взрослый?" Смотреть на Галку без смеха у меня уже не было сил, но тут Глеб выдал ещё одну фразу: "Вы точно уверены, что — человек. А то, насколько я смог понять, тут у ваших специалистов нет однозначного мнения".
И тут у меня в голове словно что-то взорвалось… Как я могла не узнать?! Это же — Глеб Ветров!!!
В Сети про него инфы — выше крыши. Только, что там — правда, что там — байки, кто ж знает. Хотя, возможно, кто-то и знает, только таких, думаю, очень мало — у кого есть всякие допуски-пропуски к государственной тайне. Он родился на марсианской научно-исследовательской базе. Первый ребёнок в мире, родившийся не на Земле. Но привезти на Землю его не успели… Когда ему было пять лет, на базе что-то случилось, орбитальный телескоп зафиксировал вспышку от взрыва, и связь с базой прекратилась — ни единого сигнала, тишина в эфире — на многие годы. Спасательную экспедицию решили не посылать, было сочтено нецелесообразным, вряд ли там кто-то мог уцелеть. Марсианскую базу вообще давно собирались закрыть — очередное сокращение бюджетных расходов на космические исследования. И вообще — зачем нам Марс, когда на Земле проблем невпроворот…?
Следующая международная экспедиция на Марс стартовала почти через тридцать лет. И обнаружила там Глеба. Что там произошло и как он выжил — официальная версия даже на макароны для ушей не тянет. Вроде как его родители, пожертвовав собой, сохранили несколько отсеков пригодными для жизни. А дальше о Глебе заботилась только система ИИ — Искусственного Интеллекта. Хотя упорно ходят слухи, что без Пришельцев там дело не обошлось. Человек вряд ли смог бы выжить в такой ситуации. Если Глеб — вообще человек.
В общем, Глеба долго держали в международном лунном центре, и только месяц назад на каком-то безумно высоком уровне было принято решение привезти его на Землю для адаптации в нашем обществе.
Мы сидим с Глебом, друг напротив друга, за столиком летнего кафе на берегу моря. Глеб учится понимать мимику. Он внимательно смотрит на моё лицо и говорит: "Ты — удивлена". Я стараюсь чуть преувеличенно изобразить на лице удивление. Глеб смотрит, потом пытается повторить. Попытки с пятой у него получается что-то похожее.
"Ты — думаешь, решаешь интегральное уравнение". Я пытаюсь изобразить на лице работу мысли, хотя с математикой у меня всегда было плохо, и что такое — интегральное уравнение — представляю себе слабо. На этот раз у Глеба получается только с десятой попытки.
"Ты — думаешь, размышляешь над устройством Вселенной". От удивления у меня брови идут вверх, а рот слегка открывается… Глеб тут же пытается повторить моё выражение лица. "Странно, когда ты думаешь не о частной, а о глобальной задаче, выражение твоего лица ближе к удивлению. Ты удивлена, что Вселенная устроена так просто и так непостижимо?" Ну что ты будешь с ним делать? Иной раз такое ощущение, что с младшим братиком возишься. А иной раз… нет, об этом лучше вообще не думать.
— Как ты считаешь, мне больше идёт сиреневый цвет или небесно-голубой?
— Лена, я не понял — куда идёт цвет? И как цвет вообще может куда-то идти? Кстати, я почти не различаю цвета. Зато вижу в очень большом динамическом диапазоне. От нескольких фотонов и до протуберанцев на Солнце. Ну и в ближнем ультрафиолете тоже.
Меня попросили зайти к главному врачу санатория. И на кой фиг я ему сдалась? В кабинете, кроме врача, был ещё один мужчина — сразу мне не понравился, жук какой-то. По его кивку главврач вышел, оставив нас одних.
— Елена Алексеевна, — "жук" смотрит на бумагу перед собой, краем глаза замечаю — там моя фотография и, похоже, вся моя анкета. — У нас… — слово "нас" он выделяет голосом, — у нас есть к вам большая просьба. Вы не могли бы каждый вечер уделять так полчаса… чтобы сделать небольшой отчётик, о чём вы днём разговаривали с Глебом. В интересах науки… Видите ли, до сих пор со всеми, кроме вас, он был крайне неразговорчив. Ну и потом. Только это — строго секретная информация. Генетически — он человек. И не просто человек, а однозначно — сын своих родителей. Но вот психологически. И даже — физиологически. Теоретически, у человека есть десять-пятнадцать секунд, чтобы без скафандра в космосе перейти из одного отсека в другой. Но вот практически… такая мысль и в голову бы никому не могла придти.
— Вы хотите, чтобы я каждый вечер писала доносы на своего друга? — спрашиваю у "жука". При этом стараюсь смотреть на него так, как обычно Глеб смотрит на всех — невозмутимо и изучающе. Хотя на меня он теперь смотрит как-то по-другому, но толком сама не могу для себя ещё понять, что изменилось.
— Елена Алексеевна, вы как-то не совсем правильно формулируете моя просьбу. И потом… вы не боитесь, что ваш отказ может в дальнейшем как-то сказаться на вашей деловой карьере?
— А что такое — "боитесь"? — спрашиваю у "жука" невозмутимым тоном Глеба.
Какой же это кайф! Второй час ночи, а мы плывём с Глебом… в полной темноте. И где там берег — мне неведомо. А какая разница — если рядом Глеб, то можно ничего не бояться. Мне кажется, что теперь я его стала понимать и чувствовать намного лучше, чем раньше.
Он вырос при пониженной гравитации, и на Земле ему комфортнее именно в воде. А мне комфортней там, где есть он. И вдруг, неожиданно для себя самой, прижимаюсь к нему и целую в губы…
На завтрак он не пришёл. А меня опять пригласили к главврачу. За столом сидел хорошо знакомый мне "жук". И сердце сжалось в нехорошем предчувствии…
— Елена Алексеевна. Видите ли, тут возникла совершенно нештатная ситуация. И без помощи Глеба… Ему пришлось очень срочно собраться. Вот это он просил передать вам, — "жук" протягивает мне запечатанный конверт. Руки трясутся, когда вскрываю его. Там — только знакомый кулон, который всегда был на шее Глеба.
— Глеб очень просил вас всегда носить этот кулон. Там датчик позиционирования — чтобы он смог вас сразу найти, если… — в этот момент "жук" выглядит и говорит как нормальный человек, а не как "официальное лицо", — если… в смысле — когда он вернётся.
Банально простая арифметика. На спасательном шаттле — всего шесть мест. Команда — как минимум три космонавта. Итого — остаётся три свободных места. На гибнущей космической станции — пять космонавтов. Шаттл забирает троих, два оставшихся — смертники. Бросать жребий?
Чтобы спасти всех — в вылетевшем шаттле может быть только один космонавт. Но он должен одновременно работать за троих. А главное, так уж получилось, выйти без скафандра в открытый космос. Иначе нельзя попасть в заклинивший шлюз. Ни один человек с этим не справится. Единственный существующий ответ, и всего из четырёх букв — Глеб.
На последней лекции я уже начала клевать носом, когда вдруг на улице возник нарастающий звук, превратившийся в надсадный рёв. Все высыпали на улицу, ну и я тоже. Не знаю, способен ли ещё кто-то посадить лунный шаттл на небольшой центральной площади студенческого городка. Но вот придти в голову это могло только одному человеку. Да, человеку! И я — единственная, кто это знает совершенно точно.
Глеб медленно шёл по площади, стараясь ступать уверенно и держать спину прямо… но после пары месяцев в невесомости даже у него это получалось плохо.
А я, дура принцессанутая, вместо того, чтобы броситься навстречу, стояла как столб… и смотрела, как он идёт. И все расступались перед ним. А я думала — как сейчас выгляжу в ближнем ультрафиолетовом диапазоне.
— У тебя в глазах — голубизна земного неба, — сказал он. — Знаешь, я потихоньку учусь различать цвета… но пока всё равно плохо получается.
— Вот, явился, не запылился, — он улыбается именно так, как я его учила. — Хотел просить твоей руки. Хотя опять не понимаю точного смысла этого фразы. А все остальное, кроме одной руки — ни на фиг не нужно, что ли?