Гранат в руках
Семейная дача. г. Смоленск. Наши дни.
Хорошее время лето. Особенно для дачного отдыха. Антон Эдуардович сидел в своем любимом кресле и с улыбкой смотрел, как играют внуки и внучки. Что еще нужно для счастья, когда казалось в жизни всё прожито. Он бережно провел себя по седым волосам и закурил свою любимую трубку. Как же она похожа, внучка то, — подумал он, — вылетая сестра, да и лет ей было также.
Машенька выбежала за ворота к соседям, но быстро вернулась, словно прочитав его мысли. Она ласково и шаловливо улыбалась. Тихо подойдя к деду и пронзительно посмотрев ему прямо в глаза, промолвила:
— Деда, угадай, что у меня в руках за спиной?
— Не знаю, моя родная, — ответил Антон Эдуардович, — что же у тебя там в руках?
— А я сейчас покажу! Смотри, мне мальчик сказал, что я съем и наемся, это очень вкусно! Она протянула тоненькую ручку к деду. Смотри, — повторила она, — это гранат называется! Машенька только успела закончить фразу, как дед подскочил с кресла и одним быстрым движением выбил гранат из ее руки. Маша заплакала.
— Что же ты делаешь, старый дурак, — вмешалась бабушка. Подскочив к внучке, она стала ее успокаивать и подняла спелый фрукт с земли. Бабушка обернулась на него и, не понимая его, покрутила пальцем у виска. На его глазах были слезы…
1943 год. Где-то под Сталинградом.
Это зимнее утро выдалось очень холодным. Нас подняли раньше, чем обычно и зачитали приказ об очередном марш броске. Наше наступление развивалось. Но сейчас нас подняли не только для этого, была еще и другая задача. Пленные, еще сонные немцы были построены в длинную неорганизованную шеренгу. Раненые, обмороженные, изможденные воины шестой армии Паулюса. Они уже не были похожи на ту расу победителей, которая напала на нашу родину в сорок первом. Высокомерные арийцы с голубыми глазами и светлыми волосами теперь представляли из себя жалкое зрелище. Мы не могли их брать с собой. Ликвидация была чем-то естественным и необходимым. Но почему-то мне было их жаль. В бою — нет. Они пришли убивать, пришли грабить и разрушать нашу страну, сжигая наши деревни, разрушая стальными бомбами наши города, вешая людей вдоль проселочных дорог и сотнями тысяч угоняя их в захваченную ими Европу — работать и умирать. Я гнал от себя это чувство. Так, как только мог. У них нет оружия, они, захваченные в плен, не представляют угрозу. В их глазах только боль и страх. Но это враги.
— Рота, смирно! — кратко прозвучала команда. Все мы, как один, представили винтовки к ноге.
— Готовсь! Целься!
Я смотрел ему в глаза. Солдату, стоявшему прямо передо мной. Какие-то двадцать метров. Голубые глаза полные безнадежного ужаса от утраченной надежды на жизнь. Раненое и давно небритое лицо. Порванная одежда с еще пристегнутыми на форме немецкими наградами за убийство наших людей. В его лице было что-то знакомое. Я ждал команды. Я смотрел.
1941 год. Недалеко от Львова. Украина.
Даша, — прокричала мать, — возьми корзинку, колонна едет. Девочка послушалась маму и выбежала из дома. Она бежала, не оглядываясь по направлению к дороге. Был солнечный летний день. Взрывы, стрельба, бомбы — всё это уже осталось в прошлом. Казалось, что буря прошла. Но куда она делась дальше, ей было неведомо. Девочке было семь лет. Светлые, кудрявые волосы, голубые глаза, такие же, как и ее детское платье. В руках была простая плетеная корзинка. Она бежала быстро и никуда не оборачивалась. Иногда в небе пролетали немецкие самолеты с крестами, а тех, что были с красными звездами, уже несколько дней не было видно. Наверное, они улетели далеко на восток, думала девочка. Ее брат был в лесу. С раннего утра мама отправила его по грибы, есть дома было совсем нечего. Также как и у соседей. Не попросишь. А папа — он ушел на войну еще месяц назад, она его с того дня и не видела.
Даша подбежала как раз вовремя. Ехали немецкие грузовики, а за ними длинной колонной шли немецкие солдаты. Они всё время пели какие-то песни на незнакомом ей языке. Улыбчивые, веселые дяди. Кто-то был даже в темных очках. Она такие раньше не видела. Проехала очередная машина и, кто-то из солдат в кузове выкинул ей ломаный кусок хлеба. Он упал на пыльную дорогу. Даша подошла к нему, подняла с земли, отряхнула и бережно положила в корзинку. Она услышала смех. Тот немец, что кинул ей хлеб, почему-то смеялся. Прошло минут десять, и у нее в корзинке было уже три таких кусочка. А колонна все шла, казалось ей и конца не будет. Машин уже не было видно, по дороге ровными шагами шла пехота. Один солдат наклонился над ней и, отломив ей половину шоколадной плитки, протянул в руки.
— Nimm, das Madchen(1) — сказал он с улыбкой. Она была рада. Шоколад был большой редкостью даже до войны.
— Danke — сказала она. Даша знала, что по-немецки так будет спасибо.
Антон собирал грибы. Ему не нравилось это делать. Он хотел убежать. Далеко. В город. Хотел попроситься в армию и стать солдатом. Но и бросить мать и сестру он не мог. Как же они без меня? — думал он, — отец на фронте, и если я уйду. Что будет с ними? Его мешок был набит почти полностью. После дождя, грибов в лесу было много. Только, их разбирали быстро. Такие же мальчики, как и он. Между ними была честная конкуренция, кто увидел, тот и сорвал. Никто никогда не дрался. Почему-то так сложилось без сговора с самого начала. Он медленно шел к дороге, прячась за соснами, чтобы его не увидели. По этой дороге шли немцы. Антон остановился переждать, присел и закурил папироску. Никто не знал, что он курит. Остались еще от отца. Вначале они ему не понравились, но потом он привык и решил их оставить. Баловство — рассудил он, пачка закончится, и я брошу. Хотя, наверное, уже можно, мне ведь семнадцать.
Антон курил и наблюдал за сестрой. Ей было нечего бояться. Она спокойно стояла на другой стороне дороги с протянутой детской рукой и разжатой ладошкой. Она не мальчик, ее немцы не трогали. Только смеялись. Антон курил спокойно. Колонна уже почти прошла, еще несколько минут подождать и можно будет перебежать на другую сторону. Спешить было некуда, и Антон наблюдал, как очередной немецкий солдат оторвался от колонны и подбежал к сестре. Он что-то дал ей в руки, задорно погладил по голове, пожестикулировал руками и вернулся в колонну. Один из солдат усмехнулся ему, по-дружески ударил его по плечу и громко промолвил: — SpaBvogel(2). Даша посмотрела им вслед и тут же побежала обратно.
Мама! Мама! — кричала она, забежав в комнату, — смотри! Смотри! Что мне дядя немец дал! Она протянула руку, — он показал, что нужно дернуть за синий колпачок и будет много еды для всех! Он показал мне на булку хлеба!
В руках у девочки была немецкая ручная граната М-39. Это было последнее, что увидела мать.
Тот же, 1943.
Я видел что-то знакомое в нём, но что? Это был обычный рядовой немец, такой же, как и все в этой вшивой шеренге. Поверженные нашей доблестной армией. Пришедшие убивать, но потерявшие самое главное, что есть у солдата — оружие. Я ждал команды "огонь" и уже без жалости смотрел в глубину его глаз. Что там внутри…?
В этот момент я увидел ее. Девочку семи лет со светлыми кудрявыми волосами и голубыми глазами, такими же, как и ее детское платье. Я вспомнил тот день. Того солдата, что радостно протянул ей что-то и улыбаясь побежал обратно. Глаза, тогда я запомнил глаза. Теперь они не были наполнены той высокомерной радостью. Теперь в них жил страх. Но и сейчас это были те самые глаза. В них было что-то звериное.
— Я узнал тебя. Я нашел.
— SpaBvogel(2) — выкрикнул я.
— Огонь! — прозвучала команда.
В эту секунду я нажал на спусковой крючок. Синхронно с последним звуком команды. Пуля попала в глаз. Спокойным движением я повернул рукоять затвора влево. Отвел затвор назад до упора. Затем передвинул его вперед и повернул рукоятку вправо. Я снова повторил выстрел. Потом их было еще два. Спокойно, хладнокровно, без жалости.
1 — Бери, девочка
2 — Шутник