Терминал "Я"
Единственное, что я помню совершенно чётко, это как я уверенно пересекаю фойе терминала аэропорта, и кажется, что все смотрят на меня. Будто впервые видят человека, собирающегося перевернуть себе жизнь.
Помнишь, Роджер, как на последний Новый год мы "лечились" после пьянки, и я сказал… Мутное воспоминание, я вроде сказал, что однажды перестану быть корректором текстов в "Форс Манипьюлейтин", найду другую работу или даже уеду на край света.
Неважно. Сейчас сижу в кресле самолёта. Меня немного вырубает, и запотевшая бутылка виски норовит вывалиться из рук…
Я принял решение. Украл все документы, которые корректировал для компании в течение десяти лет, и лечу в Таиланд, куда ещё не добралась рука правительства.
В идентификационной карте печать "туристический вылет в технически упадочную страну для осмотра местного быта с целью укрепления веры в современную тоталитарно-технократическую платформу", но там, за кордоном, меня уже ждут представители оппозиции, которым обалдеть, как пригодится документация такой крупной государственной научно-промышленной компании, как "ФМ".
Босс, конечно, послал за мной, как только выяснилось, что я забрал документы, удалив все копии. В "Форс Манипьюлейтин" полно отличных агентов, но не удивлюсь, если босс пошлёт именно тебя, Роджер.
Как моего Двойника.
Ведь Двойник чувствует Первого — своего оригинала — как собака чует хозяина.
***
В миг, когда самолёт отрывается от земли, кто-то трогает меня за плечо. Оборачиваюсь: в меня впились два зелёных глаза, один настоящий и один искусственный. Левый глаз Роджера — дистанционный сканер высокого разрешения, но отличить, какой глаз биологический, можно только по одному признаку…
Левым глазом Роджер не моргает никогда.
— Привет, Виктор. У тебя начинает отходить край сетчатки на правом глазу, — еле слышно говорит Роджер. Он окружен силовым полем, и сквозь барьер его могут видеть только я — как его Первый, и босс, будь он здесь.
— Имхо, это уже неважно, — шепотом отвечаю я и отворачиваюсь.
— Ты прав, — отвечает Роджер. — Отдай карту памяти.
Пожимаю плечами. Знал, что так будет.
— Отдай мне карту памяти и улетай. Потом тебя, скорее всего, поймают и убьют.
— Гениально.
— А если ты не отдашь мне карту памяти, тебя поймают, запытают и убьют.
— Шикарный выбор. Но у меня нет карты памяти. Я закачал все доки в мозг. Что будешь делать?
Слышу, как Роджер откидывается на спинку кресла. Он удивлён. Во мне в пять раз меньше электроники, чем в нём, но я всё-таки смог закачать в себя документы.
— Что, неужели подключишься? — спрашиваю я. Хорошо, что остальные пассажиры в салоне спят или слушают музыку.
Меня и самого клонит в сон, но дымка забытья улетучивается, когда я чувствую, как на виски ложатся холодные искусственные подушки пальцев Двойника.
Две дырки в моем черепе — контакты, Роджер присоединяется к ним указательными пальцами и вот уже вовсю виртуально копается в моей несчастной голове.
А вот я к нему в сознание залезть не могу. Первые — биологические оригиналы — не способны подключаться к своим двойникам-полуроботам. Да и вообще ни к кому.
"Хаос и муть какая-то", — комментирует Роджер. Уже не вслух, а передавая слова мне прямо в голову.
"Я пьян", — мысленно отвечаю я. — "И я оригинал. Ты же не ожидал, что у меня всё разложено по полочкам, как у клона?"
"Я вырезаю у тебя информацию, которую ты украл в "Форс".
"Сволочь".
"Виктор, с точки зрения голой логики вся твоя затея с самого начала была обречена на провал".
"Но я хотя бы попытался".
"Der Demon lebt fuer immer. Демон живёт вечно. Твоя попытка не рациональна".
"Я читал про ранний двадцать первый век", — огрызаюсь я. — "Всё было гораздо правильнее и интереснее. Сейчас, кончено, жить проще. Но теперь у людей нет никакой свободы. Мы шестерёнки в государстве и не более того. Мы работаем там, где нам велят, едим то, что нам велят, и спим, с кем велят".
"У людей и в двадцать первом тоже не было свободы. Вам, оригиналам, свойственно идеализировать прошлое. Но одни люди всегда будут подавлять других. Бороться с системой бесполезно. Всегда найдется новый фюрер. Der Demon lebt fuer immer. А мы все умрём".
"Весело".
"Ты один ничего не изменишь".
Молчу.
"Тем более, никаких секретных данных, Виктор, у тебя больше нет. Я закончил перемещение".
"А я думал, что ты будешь на моей стороне".
"На твоей. Но есть приказы, которых я не ослушиваюсь. Это запрограммировано, как в любом клоне".
"Вот только не надо опять жаловаться, что у тебя ограничена воля. Тебе всегда жилось лучше, чем мне".
"Неправда".
"Когда я родился, уже было ясно, что я лишь биологический материал для создания клона. Подумать только. Как из хромосом меня — гуманитария и технического дебила — они смогли создать тебя, технического гения? Я корректор текстов и, как и большинство Первых, не имею реальных прав. Секретарь на побегушках и тряпка для вытирания ног. Серая и однообразная жизнь пешки. А ты оператор архива блока разработок и агент-охотник по совместительству. Объём твоих прав приближается к руководителям госкомпании. Теперь назови мне хоть один плюс Первых".
"Только люди-оригиналы могут иметь детей".
"И только поэтому мы всё ещё необходимы. Зато Двойники — идеальные любовники", — мысленно хмыкаю я.
"У вас шире диапазон эмоций".
"И поэтому только мы загоняемся по поводу несовершенства мира и страдаем от собственных загонов. Не все Первые, конечно, но большинство. Я не говорю о тех оригиналах, кто сидит в правительстве или у руля компаний".
"Ты бы не обзывал себя биологическим материалом, если бы знал, каково это — быть вторпродуктом".
"Зато ты медленно стареешь".
Пауза.
"Гребаная генная инженерия. Гребаная киборгизация...", — зло кручу я в голове.
Пауза.
"Почему не отключаешься?" — спрашиваю я.
"Расскажи мне самое яркое воспоминание своей тусклой жизни".
— Последнее, что я помню…
"Не вслух", — шипит Роджер. — "Сюда движется бортпроводница".
"Последнее, что я помню совершенно чётко… Я уверенно иду по фойе терминала аэропорта, и все смотрят на меня, будто впервые видят человека, намеренного изменить свою жизнь".
"Тебе это удалось на два часа сорок пять минуты".
"Но прошло только два часа сорок две минуты".
"Я даю тебе ещё три минуты…"
"А потом убьёшь меня", — констатирую я.
"Получается, что так".
"Я думал, ты мне друг, а не просто хай-тек клон. Мы же были как братья. Бред. Бред, как и всё на свете".
"Две с половиной минуты".
"Тогда я допью виски".
Я роняю пустую бутылку на колени и почти вижу, как из пальцев Роджера мне в голову проникают искры электрического разряда.
Последнее, о чём я думаю…
"Роджер, ты сволочь…"
***
Первое, что я помню совершенно чётко, это как я иду по фойе терминала аэропорта. И кажется, будто все смотрят на меня, словно впервые видят человека, начавшего новую жизнь.
Чушь, конечно. Вокруг силовое поле, и никто меня не видит.
Из кармана куртки достаю наушник на проводе. Закусываю провод, вставляю наушник в ухо и листаю радиостанции. Нахожу частоту новостей. Прямо в голове звучит:
— …было найдено в салоне самолета, рейс 382, следовавшего в Таиланд. Самолёт был тут же возвращен в аэропорт вылета. Экспертиза показывает, что вследствие некоего скачка внутренней регуляции мозга погибшего, синоптические связи между нейронами были разорваны мгновенно. Этиология произошедшего сбоя в центральной нервной системе не установлена. Существует вероятность, что было совершено самоубийство. Представители медицинской полиции отмечают, что одной из причин сбоя в ЦНС могла стать алкогольная интоксикация. Также в организме погибшего был существенно повышен уровень норадреналина…"
Я могу включить в воображении телевидение и увидеть кадры мёртвого и уже вскрываемого тела Виктора.
Своего мёртвого тела. Но не хочу.
Не знаю, что произошло, но погибли тело Виктора и личность Роджера.
Не знал, что Двойник так поступит. Понятия не имею, как он так сделал. И зачем.
Я не хотел этой жертвы. Даже и не знал, что такое возможно. Но, раз уж получил шанс на новую жизнь, нельзя терять его. Теперь он точно последний.
Снимаю маскировку, выхожу на улицу. Беру электромобиль в прокате — бесплатно, как элитный сотрудник "ФМ". Врубаю музыку на всю, не боясь за синтетические барабанные перепонки.
Через тридцать объективных минут уже поднимаюсь на сто восемнадцатый этаж офисного здания "Форс Манипьюлейтин". Захожу в приёмную босса.
Босс — женщина! Я-Виктор даже и не знал. Вот Роджер знал и на его — теперь уже моём — лице не отражается удивления.
— Я уже знаю, что Виктора нашли мертвым, — произносит босс. — Ты успел застать его живым и забрать документы?
— Нет, — вру я.
— Ты вообще в курсе, что у нас не осталось даже резервной копии? — злится она. — Я не знаю, как он это сделал, но он нас одурил. Какого черта ты не справился?
А она красива. Я-Виктор мысленно облизываю губы, косясь в вырез её облегающей кожаной блузки. Но тело Роджера не реагирует на красоту женщины. Дисциплинированный мозг клона, где биологического вещества всего семнадцать с половиной процентов, а остальное электроника, уже давно определил, что эта конкретная женщина недоступна.
Фи, я бы не был так категоричен.
А она, кстати, оригинал.
Интересно, кто её клон? Кем он работает?
— Я опоздал на самолёт Виктора.
— Как это возможно?
— Примерно каждые двадцать лет у таких, как я, глючит система внутреннего контроля времени, — снова вру.
А вот это правда. Я-Виктор об этом понятия не имел. Но в моём распоряжении теперь все знания и умения Роджера, и я легко выуживаю необходимую информацию из терабайтов памяти.
— И что?
— Через неделю мне исполняется сорок.
— Так ты из третьего поколения! — восклицает босс. — В четвертом поколении клонов баг с чувством времени уже исправили. Почему-то отдел кадров не предупредил меня о том, что ты из третьей линейки. Мы уже год, как принимаем на работу клонов только четвертого поколения.
Пока она говорит, я активизирую левый глаз Роджера и впервые в жизни вижу мир двумя картинками сразу. Даже понятия не имел, что можно сознательно рассинхронизировать движение глаз. Правым я смотрю боссу в лицо, а левый скользит вниз…
И я вижу чёрную кожу блузки, вижу структуру материала, вижу, как он прилегает к бронзово-рыжей от загара коже… И всё это я вижу одновременно.
Да, Роджер подарил мне новую жизнь. В ближайшие десятилетия я не собираюсь биться в одиночку против системы. Я буду жить в своё удовольствие. И смотреть, что будет дальше.
На ближайшие сто лет назначены всегда хороший секс, гарантированное отсутствие последствий от алкоголя и наркотиков, бесконечное удовольствие от суперсложной работы, которая мне теперь по силам, почти совершенное здоровье… И никаких трабблов.
Роджер не умел наслаждаться.
А я смогу.
А там, за сто лет, глядишь, что и изменится. Может, мы вернёмся в бывший двадцать первый век. Может, снова на Земле будут жить только оригинальные люди — и без электроники в голове. А может, завершится киборгизация, и люди исчезнут.
В любом случае, затем я либо умру, либо меня выключат.
А пока…
Босс замечает мой наглый взгляд и шутя бросает фразу, от который я захожусь роджеровским смехом, слегка свистящим из-за небольшого, но устранимого износа в искусственных связках:
— Роджер, ты сволочь…