Последняя инстанция

За очень высоким столом из ясеня, на очень высоких стульях, снабженных лесенками, сидели трое мужчин в одинаковых серых костюмах. При этом выглядела троица совершено по-разному. Первый был кругл и румян. Не человек — спелое яблоко, с хитрой улыбкой от щеки до щеки, и ласковым взглядом. Табличка на столе перед мужчиной гласила "Бормисюк Е."

Рядом сидел тощий, остроплечий Сливкинс Ф. — мужчина с глазами, походящими на приоткрытые устрицы, и длинным, выдающимся носом.

Третьим из этой компании был юноша по фамилии Огурцоус. Если Сливкинс был тощим, то Огурцоус — худым. Самой яркой чертой этого парня несомненно являлись большие, симпатичные уши.

Перед столом, а так же за столом, и под столом простирался величественный Зал Состязаний. Если не считать вышеописанный предмет мебели, Зал был вызывающе пуст.

Сливкинс потянулся к пачке бумаги, на которой самодовольно возлежал кот Рефрен. Под котом угадывалась надпись: "Список кандидатов". Исхитрившись, мужчина вытащил большую половину листов из-под мехового зада, и пододвинул их к себе. Без любопытства уставился на список. Вздохнул.

— Ну что там сегодня? — спросил Бормисюк, пытаясь заглянуть коллеге через плечо, — Кто там первый?

— Сказочники, — проворчал тот, косясь на Огурцоуса, глаза которого загорелись дурным энтузиазмом.

— Драконы? — со знанием дела уточнил Бормисюк.

— Конечно. А еще эльфы, — в груди Сливкинса что-то заклокотало.

Огурцоус радостно хлопнул ладонями по столу: — Отлично! Я так хотел увидеть их воочию!..

— Еще насмотришься, — пообещал Сливкинс. Щелкнул кнопкой на селекторе:

— Впускайте!

Засунул в рот сигарету. Чиркнул спичкой, щурясь вдаль. На другом конце зала распахнулась огромная позолоченная дверь. Где-то за дверью взвыли трубы.

— …И писателей! — вдохновенно продолжал Огурцоус.

— А что писатели? — понизив голос, переспросил Бормисюк, наклоняясь к парню, — Ты будешь разочарован. Они похожи на собственных героев в отражении кривых зеркал.

В зал меж тем вошли мужчина и женщина, держась подчеркнуто дальше друг от друга. Мужчина был низкого роста, к впалой груди прижимал фолиант в прозрачной обложке. Женщина, напротив, обладала внушительной статью и копной черных тяжелых кудрей. Огурцоус посмотрел на лежащие перед ним бумаги. Прочистил горло. Спросил, глядя вниз с высоты стола:

— Ивах Плюмкин?

Мужчина-писатель быстро кивнул.

— Эээ, Арнольд Багровски?

— Я, — женщина подняла вверх указательный палец. Холодно уточнила: — Псевдоним.

И чтобы никто не задал уточняющих вопросов, обвела высокий стол и сидящих за ним очень хмурым взглядом. Вопросов не было.

— Начинайте! — велел Сливкинс. Ивах Плюмкин, поддерживая щетинистым подбородком корешок, аккуратно открыл свою книгу посередине. Со страниц выплеснулось нечто бледно-зеленое и сформировалось в полупрозрачный силуэт эльфа. Женщина-писатель отошла подальше и проделала тоже самое с собственной книгой.

Огурцоус тихо ахнул. Его коллеги остались недвижимы.

Из книги мадам Багровски выполз красный дракон. Размером он был с носорога, который всю жизнь не слишком хорошо питался. Глаза дракона злобно светились, а чайного цвета зубы торчали во все стороны. Дракон щелкнул пастью и пошел на эльфа. К чести последнего, он пытался защищаться. Выпустил две стрелы, одна из которых ушла "в молоко", а другая сломалась о шкуру быстро приближающегося зверя. Эльф тоненько заверещал.

Ивах Плюмкин, не в силах вынести жестокой расправы, бросился вперед и попытался заслонить дрожащего эльфа своим телом.

— Это возмутительно! — воскликнул Сливкинс, глядя на писателя сквозь серое колечко дыма, — Немедленно отойдите от Произведения! Герои должны защищать себя САМИ!

Ивах сгорбился и бочком отодвинулся в сторону. Он старался не смотреть на того, кого породил.

— Жалкое зрелище, — тихо прокомментировал Бормисюк. Дракон тем временем добрался до эльфа и, встопорщив гребешок на затылке, мгновенно проглотил "дитя леса". Сыто икнул, и даже, кажется, улыбнулся. Ивах Плюмкин, разрыдавшись как ребенок, бросился вон из зала.

— Ничего страшного, еще что-нибудь напишет, — добродушно улыбнулся Бормисюк, видя, что его молодой коллега потирает подозрительно покрасневшие глаза, — Ты скоро и сам поймешь. Мы — как врачи. Они ампутируют ногу, чтобы не началась гангрена. Мы ампутируем слабых эльфов. И слабых драконов, кстати, тоже.

Мужчина повысил голос, чтобы его было слышно и внизу.

— Мадам Багровски, дракон должен быть больше, — Бормисюк изобразил руками нечто необъятное, — Понимаете? Намного больше. Если уж вы создаете дракона, то это должен быть огромный дракон!

— Гигантский дракон! — покивал оживший Сливкинс, — Вот помню, в 93-м Вик Кукумов создал такого ящера, что тот не поместился в зале. Пришлось прорубать потолок…

— И что это у него с зубами? — продолжал Бормисюк, — Кажется, вы слишком увлеклись метафорами, милочка.

"Милочка" налилась гневным румянцем. Уперла руки в бока.

— Но мое Произведение победило! Схрумкало жалкого эльфа! — она ударила кулаком по ладони, — Вы обязаны…

— Ну-ну, — елейным голосом остановил ее мужчина, — Мы же не полностью вам отказываем! А только частично. Идите, дорогуша, растите дракона.

Следующими в Зал Состязаний вошли трое.

— Почему трое? — громогласно рассердился Сливкинс, — Мы приглашали двоих!

К столу бежал кудрявый парень лет двадцати, сжимая в руках лист бумаги. А кроме того, он улыбался. Тараторить начал еще на подходе:

— Позвольте попросить вас... просмотреть мою пьесу в стихах... пьеска небольшая, очень любопытная, с моралью...Моя мама, когда читала, рыдала от удовольствия!..

— Какую пьесу?! Молодой человек, мы не выпускаем никаких пьес!

— Тем более, с моралью, — добавил Бормисюк, — Над входом золотыми буквами написано: с пьесами и стихами не входить. Вы что, не читали?

— Я читал, — парень не переставал улыбаться, даже не осознавая, до какой степени пугает этой улыбкой двоих из трех сидящих за высоким столом, — Но подумал, что ко мне это не относится. Вы просто еще не видели, ЧТО я написал! Тогда бы вы переменили свое мнение.

— Вот уж нет.

— Я прочту вам несколько строк, — не сдавался кудрявый.

— Ни в коем случае, — запротестовал Сливкинс.

— Пусть прочтет, — вступился за молодого поэта Огурцоус. Ободренный неожиданным заступничеством, парень принял замысловатую позу, и патетически воскликнул:

"Я любил — мне страдать,

Мне спиною вёрсты мерить;

Мне за кошкой убирать,

Что нагадила под дверью!.."

Рефрен приоткрыл один глаз и смерил поэта уничижительным взглядом. Сливкинс раздраженно затушил сигарету.

— Вы с ума сошли? За какой еще кошкой?!

— Про кошку объяснено в четвертом акте. Хотите, я зачитаю?

— Нет!!! — на этот раз троица была единогласна. На ботинки Огурцоуса опустилось сразу две ноги. При том обе принадлежали Сливкинсу, потому что Бормисюк сидел дальше и не дотягивался до юноши.

— Вы можете идти, — пробормотал Огурцоус, пытаясь придать голосу уверенность. Для этого пришлось подражать старшим коллегам, — Если что, мы вам позвоним или пришлем письмо. Всего доброго.

Но кудрявый поэт был не так прост. Вспомнить хотя бы эту его улыбочку!

— Так моя пьеса будет выпущена?

— Мы подумаем, — за всех пообещал Огурцоус, и на всякий случай повторил, — Всего доброго.

И даже присовокупил "До свидания", как последний аргумент.

Поэт простился, но не сдался. Уходя, он сначала тихо, а потом все громче декламировал свою пьесу в стихах. Рифмованные строчки еще долго звучали где-то в отдалении.

Дальше дело пошло быстрее. Писатель, представившийся как Филетень Боко, продемонстрировал рослого атлета с бараньими рогами на голове. Против него другой писатель, Сморк Лапуно выставил боевую сороконожку. Она была такой длинной, что все еще выбиралась из книги.

— Это у вас демон? — уточнил Бормисюк у Филетеня.

— Да, — ответил писатель с гордостью.

— Почему он тогда не нападает?

— Он очень добрый. Не приемлет насилия.

— Добрый демон? — взвился Сливкинс, — Что за глупость! Вы бы еще изобразили херувима, пьющего кровь!

— Но…

— Ваша книга отклонена! Следующий!

Пока ждали следующего, боевая сороконожка писателя Сморка наконец плюхнулась на пол. Но что-то противоестественное сразу бросалось в глаза. Бормисюк окинул создание натренированным взглядом: — Подождите-ка! У нее.. раз-два-три-четыре…только тридцать ног! Где остальные?

Сморк Лапуно смешался.

— Я…видите ли… не до конца ее закончил… Разные обстоятельства мешали мне..и… в общем я подумал, что сойдет и так…

— Вы что, хотите, чтобы мы выпустили ее не полностью? Сороконожку с тридцатью ногами?..Идите, Лапуно. Не смешите людей.

Трое только сейчас обратили внимание на вновь вошедшую. Из ее произведения шагнула нагая дева, покрытая коричневыми пятнам. Голова девы покачивалась на длинной-предлинной шее. Бормисюк причмокнул губами.

— Женщина-жираф? Любопытно. Но неформат. Попробуйте написать про женщину-зебру.

— Почему мы ее не взяли? — спросил молодой человек, когда писательница ушла.

— Ты еще зелен, Огурцоус, многого не понимаешь. Как мы можем выпустить в мир женщину-жирафа? Что скажут читатели? Кому понравится такой странный гибрид?

— Ну а вдруг кому-нибудь… — несмело возразил парень.

— Нет.

— Почему?

— Потому, что мы ее не выпустили. Все просто, как форзац, юный Огурцоус.

Бормисюк повернулся к Сливкинсу.

— Кто у нас дальше?

— Фантасты, — проворчал тот, водя пальцем по списку, — Научные. Будут доказывать, что нас не существует.

Сливкинс скривился.

— А потом?

— Боевые фантасты…

— Имперские десантники и жуки-пришельцы?

— Да, как обычно.

Бормисюк поскреб мягкий подбородок. Усмехнулся устало:

— А в конце, дай угадаю. Вампиры?

— Чертовски много вампиров, — Сливкинс отложил бумаги и вновь потянулся к сигаретной пачке, — Адова работа.

Кот Рефрен свернулся на своей лежанке в позу бесконечности.

Огуцоус почесал за ухом, напряженно раздумывая. Его губы слегка шевелились, словно он хотел что-то сказать, но не решался. Наконец, превозмог робость:

— Знаете, что я придумал с этими вампирами? Давайте впустим в Зал всех подобных авторов одновременно. Пускай бьются между собой. А нам никаких трудов!.. Того автора, чей герой последним останется в живых, мы… опубликуем. Если конечно вампир будет надлежащего размера и вида.

Молодой человек боязливо замолчал. Его щеки налились пунцово-красным, уши побелели. Судя по всему, Огурцоус до смерти боялся, что сказал глупость. Старшие коллеги молчали, кажется, целую минуту. Обдумывали. Потом растроганно переглянулись.

— Это слова не мальчика, но мужа! — сказал Бормисюк, — Добро пожаловать к нам в Редакцию, сынок! Совсем скоро ты станешь таким же, как мы!

— Жилка Истинного Редактора в тебе есть, — подтвердил Сливкинс, двигая к юному коллеге собственную сигаретную пачку, — Остальное придет с опытом.