Чурки
Современные мизантропы часто высказывают идеи о том, что каждый новый человек делает социальное пространство все более гадостным. Не имея возможности реализоваться в рамках существующих правил приличия, он вынужден выходить за эти рамки и совершать что-то аморальное. Причем рамки эти становятся все шире и шире, и то, что вчера казалось кощунственным и недопустимым, сегодня является новой социальной нормой. В этом плане Фримен Дайсон особенно мерзопакостный представитель нашего вида.
Нет, сам он не сделал ничего такого, если не считать того, что сформулировал возможность существования Сферы. Некоторые говорят, что и это тоже само по себе ничего не значит. Но как же не значит, если из этой концепции родился проект SETI? Если поиск "пузырей" стал частью исследований далекого космоса? Если однажды в посредственный и заурядный вторник Астрокосмический центр ФИАН обнаружил где-то в районе Канопуса излучение в субмиллиметровом диапазоне? В любом случае, имя его повторялось тысячи раз на дню все последние пять лет, и это происходило не просто так.
Мысли сами лезли в голову, когда автомобиль Филиппа Хирецкого проезжал сперва мегалополис, раскинувшийся от горизонта до горизонта на просторах среднерусской равнины, а потом еще два часа стоял в пробке на проспекте имени Владимира Беляева.
Квантфон последней модели зазвонил не то чтобы внезапно: все к тому шло. Пассажир нажал кнопку, и полупрозрачное салонное стекло поднялось, закрывая от него водителя, которому слышать деловые разговоры не зачем. Даже гадать не стоило: звонил Аль-Шакир.
— Друг, если ты застрял на проспекте этого русского ботаника, то бросай машину и иди дальше пешком. Пробка тянется на многие километры. Защитники прав деревьев перегородили весь центральный район, никак не проехать, — сразу выдал парламентарий.
— Надеюсь, их разгонят до того, как закончатся слушания?
— Они приковывают себя к металлическим штырям, а штыри эти вбивают в землю каким-то строительным оборудованием. Подъехали техники, вырывают штыри прямо вместе с асфальтом. Весь центр перепахан как после бомбардировки Тайбэя. Я бы на твоем месте на многое не рассчитывал.
Хирецкий отложил в сторону квантфон, расправил манжеты рубашки, отер ладонью прикрепленный к лацкану значок Союза Штатов и Территорий и, глубоко вздохнув, покинул салон автомобиля, ничего не объясняя водителю.
Экстренное заседание межправительственной комиссии проходило на втором этаже Дома правительства. И хотя часы показывали двенадцать минут девятого, привычного шума из-за закрытых дверей он не услышал.
Хирецкий взялся за позолоченную ручку, украшенную витиеватой виноградной лозой, и потянул на себя. Внутри находилось более пятидесяти человек — глав ведомств, специальных представителей и парламентариев от профильных комитетов верхней палаты трехпалатного парламента. Непривычному наблюдателю могло показаться, что многие из них говорили быстро и тихо, словно опасались выболтать какой-то только им известный секрет. На самом деле все и так знали что на уме друг у друга. Необходимо было просто найти удобное для всех решение.
Когда Филипп обходил по кругу дискуссионный стол, он нашел глазами Аль-Шакира; и тот еле заметно кивнул ему в знак приветствия.
— …о чем еще мы можем говорить, если даже советник премьер-министра опаздывает на заседание комиссии? — возмутился замглавы Совбеза Ирвинг, расслабленно сидящий с противоположной стороны стола и жующий зубочистку.
— Если бы я не знал вас двадцать лет, я бы предположил, что вы пришли сюда чтобы саботировать работу комиссии на радость военщине, — язвительно заметил Аль-Шакир.
— Возможно, военный ответ в данном случае единственный…
— Вы здесь для того, чтобы придерживать военных, а не обслуживать их лобби по увеличению военных расходов. У нас и так бюджет трещит по швам, слишком большая социальная нагрузка, которую никто не знает как сокращать, а вы здесь в игры играете. Сейчас не время, и ситуация гораздо серьезнее, чем обычно. В иной день мы готовы слушать нытье про нехватку звездных крейсеров, но не сегодня!
— Я вас умоляю! — вмешался глава комитета космодобывающей промышленности Касухиро, — У нас в этом секторе работают сорок две компании, двенадцать тысяч человек. Давайте решать реальную проблему, а не выяснять кто кому должен денег!
Потребовалось несколько минут, прежде чем собравшиеся обменялись колкостями и успокоились. Но даже когда мастодонт мировой политики Иммануил Эккард, председательствующий на заседании, поднял свою пухлую руку, даже тогда не наступила необходимая тишина.
— В настоящий момент все наши рассуждения строятся на выдумках и догадках, — медленно проговорил он, словно пережевывая слова как трехсотлетняя черепаха, — Хотелось бы услышать все-таки из первых уст, что произошло на самом деле.
Он неохотно повернулся всем корпусом к Хирецкому, который уже давно занял свое место за овальным столом в левой вытянутой его части возле Аль-Шакира. Филипп в знак благодарности показательно кивнул Эккарду и поднялся в полный рост, заостряя внимание на текущей проблематике.
— Премьер попросил меня выступить сегодня, ничего не приукрашивая и не делая поспешных выводов. Однако я взял на себя смелость изложить не только те факты, что до сих пор хранились под грифом "секретно", но и некоторые экспертные оценки, с которыми я ознакомился буквально сегодня, — показательно спокойно начал Хирецкий. — Мы потеряли связь с кораблем "Макиавелли" более двух суток назад, однако премьер распорядился не обнародовать эту информацию пока не будут установлены все факты. И то, что мы наблюдаем за окнами, результат слухов и фобий, проявление которых так опасался премьер.
Часть представителей комиссии одобрительно закивала головами, Ирвинг надул ноздри и фыркнул, но ничего не сказал, только вынул изо рта зубочистку и играючи несколько раз крутанул ее пальцами, как иные играют с авторучкой.
— Вместе с тем, мы получили самые главные сведения, которые передал "Макиавелли" перед исчезновением…
— Уничтожением! — прервал Хирецкого Ирвинг.
— Исчезновением… — продолжил Филипп. Он взял в руки зеленую бумажную папку, услужливо поданную Аль-Шакиром, — Черное тело в созвездии Киля, как мы и предполагали изначально, оказалось сферой Дайсона, но не механической, а органической природы. Она состоит из неисчислимого количества волокон, образующих щит пластинчатого типа. Первичный анализ показал, что это преимущественно мертвые клетки перидермы. А окружающие сферу структуры — сложноорганизованные спутники-статиты неизвестного назначения. Они не могли возникнуть эволюционным путем и определенно являются результатом биомеханической инженерии, хотя и абсолютно отличной от нашей.
— Вы серьезно? — переспросил кто-то из комитета по промышленности.
— Иггдрасиль… — пробормотал Эккард, потрогав мягкий второй подбородок, словно пытался найти в нем точку опоры для своей мысли.
Хирецкий небрежно кинул папку на середину стола. Ее тут же схватили парламентарии от промышленных комитетов, те, кому она нужна была в меньшей степени.
— Разведка проработала несколько версий, и мистер Ирвинг с ними уже знаком. Возможно, корабль сбили, когда он приблизился, как посчитали строители сферы, на слишком близкое расстояние. Наш второй исследовательский корабль, остающийся на подлете к черному телу, передает, что наблюдал пространственные возмущения. Имплозию. Сжатие пространства. "Макиавелли" как бы втянулся сам в себя. Мы не знаем, было ли это оружие или какой-то пространственный парадокс. Вполне возможно, что возле сферы действует какое-то электромагнитное поле, которое в силу неизвестных нам законов физики вступило во взаимодействие с гипердвигателем корабля.
До Ирвинга наконец-то дошла папка, которую просматривали промышленники. Убедившись, что это копия той самой аналитики, что его аппарат составил для премьера прошлым вечером, передал ее дальше по кругу — Эккарду.
— Ну конечно же это оружие! — констатировал замглавы Совета безопасности. — Все правильно. Мы используем энергию, чтобы разрывать пространственные связи вещества его расширением, взрывом, а они сжатием!
— И что это значит? — уточнил осторожно Эккард.
— Надо послать несколько крейсеров и попытаться вступить в контакт. Если они не примут ни один из наших способов коммуникации или проявят агрессию, как в случае с "Макиавелли", мы примем меры жесткой дипломатии, — Ирвинг сделал в воздухе кавычки, намекая на то, что использовал эвфемизм для слова "бомбардировка".
— А что нам вообще о них известно? Я имею ввиду… ну… о самих пришельцах… — вмешался Касухиро.
— "Макиавелли" обнаружил, что сфера не является однородной. Внутри нее происходят биологические процессы и наблюдается движение, однако он не зафиксировал биометрических отклонений, — добавил Аль-Шакир.
— И?
— Выходит, первоначальное предположение оказалось правильным. Они — деревья.
— Во всяком случае, настолько же, насколько мы — потомки тех моллюсков, что на заре земной жизни крепились ко дну моря, — добавил к вышесказанному Хирецкий.
Ветер набирал силу и гнал по небу тяжелые кучевые облака, темные и холодные, как те гранаты со слезоточивым газом, что раздавали полиции на прошлой неделе. В вихревом потоке раскачивался конвертоплан, и пилоту следовало обладать большим мастерством, чтобы в непогоду усадить эту птицу на крохотную платформу на крыше правительственного здания.
Хирецкий закрыл от ветра свободной рукой лицо, но через пальцы видел, как из конвертоплана вышел Аль-Шакир и еще один парламентарий — из комитета по обороне и взаимодействию с обществом — Изольда Бреккер.
Хирецкий направился к крылатой машине, но как только поравнялся с Аль-Шакиром и его спутницей, тот аккуратно схватил его за плечо и повернул назад, пытаясь увлечь за собой.
— Что происходит? У премьера встреча с журналистами по вопросу о предоставления исключительных прав гомосексуалистам, надо обязательно быть.
— Все отменилось! — прокричал сквозь рев ветра и винтов Аль-Шакир, — Ты что, еще ничего не слышал? Они сбили "Токио"!! "Киев" сильно поврежден, идет эвакуация. Они подбили наши корабли и направились дальше.
— Кто!?
— Эти проклятые чурки!
— Наши крейсеры сорок часов пытались войти в контакт, — добавила госпожа Бреккер, — Потом при облете они заметили, что на обратной стороне сферы идет какая-то работа. Оказалось, это их корабли. Они направлялись к астероидному поясу, не обращая внимания на наших. Тогда адмирал Чипенко преградил им путь, чтобы обратить на себя внимание. Их просто смяли как бумажный лист.
— А дальше?
— А дальше мы уйдем в помещение! — распорядился Аль-Шакир, мягко подталкивая Филиппа к автоматической двери, ведущей на пятый, самый верхний, этаж здания.
Когда они втроем оказались в людном коридоре Управления по внутренней политике, их неожиданно обступило несколько журналистов с плавающими в воздухе сферами видеокамер и неожиданными вопросами, которые они задавали наперебой.
— Скажите, как вы оцениваете решение Тео Касухиро? — выпалила особенно громко одна из них.
— Да вы что, протокол не знаете? Как дети малые… — буркнул Хирецкий и, растолкав акул пера, направился дальше.
Бреккер воспользовалась небольшим проходом в живой массе и проскочила следом за Филиппом. Аль-Шакир развернулся лицом к журналистам и уточил вопрос:
— О каком именно решении едет речь?
Пока он отвечал на вопросы журналистов, активно жестикулируя и привлекая всеобщее внимание громкими образными выражениями, Хирецкий и Беккер прошли мимо зала для совещаний и свернули на круговую лестницу, ведущую вниз.
— Так что там с кораблями? — устало спросил Филипп.
— Атака на наши крейсеры ослабила наши позиции. Строй наших друзей редеет, а враги множатся. За активную внешнюю политику и войну выступают даже те, кто всегда поддерживал взвешенный и осторожный подход. Например, Касухиро…
— Не-не-не, — оборвал женщину Хирецкий, — Касухиро на нашей стороне! Это всем известно.
— Видимо, это было до того, как он заявил, что военные должны очистить сферу от злобных деревяшек…
— Ему-то какая от этого выгода?
— Видите ли, — Бреккер несколько замялась, — Система окружена двойным поясом астероидов, а они — самый богатый источник гелия-3 во всем секторе Канопуса. Его там так много, что нам хватит на сотни лет.
— Так он же все время говорил, что надо спасать рабочих, а не вести войну!
— Ну, выходит, он не связывает одно с другим: спасать рабочих это спасательная операция чрезвычайных ведомств, а бороться с бревнами — дело военных, очень экономически перспективное дело.
Хирецкий приложил ладонь к щеке, пытаясь собраться с мыслями.
— …его можно понять, — продолжала Бреккер. — На него давят корпорации, которые будут разыгрывать тендер на добычу гелия-3. А с деревяшками можно не считаться. Они не люди, права человека на них не распространяются. К тому же Тео не самая сильная фигура в добывающей сфере: он не может выстроить активного сопротивления лоббистам. Даже его угрозы повысить пошлины для корпораций, работающих в глубоком космосе, звучат очень легковесно, их никто не воспринимает всерьез.
Вдвоем они спустились на третий этаж. В красном зале все еще проходило совещание по вопросам перспективных вооружений. Но обсуждали, по большому счету, не это. Обсуждали возможное введение военного положения, так как улицы второй месяц наполнили протестующие самых разных взглядов и требований. Казалось, ситуация медленно выходила из-под контроля, в любой момент столицу могли потрясти беспорядки и эскалация насилия.
Заправлял совещанием Джозеф Ирвинг. Даже в присутствии непосредственного председателя Совета безопасности, который чуть ли не спал, Ирвинг давал понять, что конечное решение все равно останется за ним, если не вмешается какая-нибудь очередная deus ex machina. Ну, или, как минимум, сам премьер-министр.
— Господин второй советник! Я рад, что вы вернулись! — поприветствовал он Филиппа Хирецкого, отняв ото рта руку с зубочисткой. — Пресс-конференция, я так понимаю, отменяется? Присоединяйтесь. Мы тут как раз обсуждаем протест. Копелли как раз рассказывает интересный момент. Прошу вас…
Полноватый человек с декоративной курительной трубкой во рту, сидящий в дальнем конце конференц-стола, наклонился вперед и пододвинул к себе микрофон.
— Я повторю для тех, кто пропустил первую часть… Наш департамент полагает, что за протестами могут стоять корпорации, производящие чистый воздух. Вы, наверное, замечали, что частью акций является варварское уничтожение растительности и деревьев. Эта разнузданная дендрофобия — часть плана по переходу на синтетический воздух, который, как известно, является продуктом первой категории. Он нужен всем и всегда. А существование деревьев и вообще экосистемы ставит производящие фирмы в ситуацию несправедливой конкуренции.
— Какой-то экологический бред, — достаточно громко произнес его сосед, глава департамента экономической безопасности Караланг, — Вы сами-то часом не из "зеленых"?
— Прекратите хамить!
Ирвинг хлопнул ладонью по столу, после чего болтовня и перешептывания прекратились. Воспользовавшись этой минутой, фельдъегерь вышел из-за двери, быстро обошел стол и подложил Ирвингу серую тонкую пластиковую папку с замысловатыми печатями разведведомства. Быстренько пролистав ее, он изменился в лице.
— Та-а-а-ак… — Он сделал длительную паузу. — Третий отдел считает, что чурки могут вступать в контакт с местными деревьями и получать от них развединформацию. Как-то это очень маловероятно, но все же…
— Вы сами-то верите в эту чушь? — спросил напрямую до сих пор молчавший Хирецкий.
— Что, простите?
Филипп встал со стула, подошел к окну, взял с подоконника небольшую катку с лавром и шумно поставил ее на конференц-стол, просыпав на документы немного почвы.
— Это же деревья!
— Вы нам просто глаза открыли! — пробурчал Караланг.
— Совершенно очевидно, что они даже не воспринимают нас как форму разумной жизни! Животные действуют, исходя из своих желаний, а растения всего лишь приспосабливаются к реальности и действуют из необходимости. Наверняка они восприняли наши корабли как разновидность метеоритов в астероидном поясе. Мы вынашиваем планы мести, потому что желаем этого. Желаем наказать, желаем заполучить этот чертов гелий, желаем знать, с чем мы столкнулись! Мы не можем мириться с тем, что где-то есть разумная жизнь, с которой нам предстоит делить галактику. В ней очень много места, но мы желаем ее всю! А им ничего этого не надо, потому что они — деревья! — Хирецкий указал на окно: — деревья не избивают демонстрантов в ответ, когда те их рубят!
Караланг рассмеялся, схватившись за выпуклый живот обеими руками.
— Да, да, уважаемый господин Хирецкий, я об этом слышал. Концепция профессора Цветкова, если не ошибаюсь? Весьма маргинальная концепция, ее никто не поддерживает. Еще выяснить надо, кто его на экраны пускает с такой фамилией…
— Конечно, ее никто не поддерживает! Нельзя требовать признания независимых исследований Цветкова от людей, которые на деньги Минобразования переписывали теорию эволюции хищных растений в школьных учебниках! Можете себя обманывать сколько угодно, но нас то постыдились бы! Сама идея строительства сферы Дайсона уже говорит о том, что они не хотят иметь дела с внешним миром.
— Настоящие ученые говорят обратное! — парировал Караланг. — Они называют это конвергенцией. Несмотря на различие, мы идем одним путем. Люди прирастили себе мышцы, чурки развили себе тургор. Мы развили зрение, они тоже какие-то органы, основанные на фототаксисе. Нет никакой принципиальной разницы между животными и растительными видами! Так же как нет никакой разницы между насекомыми и птицами — и те и другие летают. А значит, совершенно очевидно, что нападение сперва на "Макиавелли", а затем и на крейсер "Токио" — вполне очевидное свидетельство их агрессивных замыслов. Это и есть форма контакта, которого мы добивались. Мы трясли перед ними бусами и блесками — играли радиосигналами, светом, цветом и всякой ерундой — а они послали простой и четкий сигнал. "Проваливайте". Вот оно — проявление разума! Беспричинная и немотивированная агрессия.
Джозеф Ирвинг покачал головой и жестом остановил дискуссию.
— Это все научный треп. У нас есть дела поважнее. Поскольку ситуация круто изменилась, премьер рано или поздно потребует рекомендации Совета безопасности, и нам необходимо предложить определенную линию поведения, которая бы отвечала интересам различных социальных и политических групп. Премьеру придется принимать непопулярные решения, а в такие времена стабильность общества и политических элит важна как никогда. Именно для этого сегодня с нами госпожа Бреккер. Она возглавляет парламентский комитет по обороне и взаимодействию с обществом, а ее профессионализм не вызывает сомнений.
Женщина слегка привстала из-за стола и, элегантно отклонив в сторону гибкий микрофон, нарочито смущенно улыбнулась собравшимся.
— Да, что вы думаете на этот счет? — уточнил Караланг.
— Вы меня знаете как принципиального человека и как противника войны, — пояснила депутат после непродолжительной паузы, — Но как специалист, я считаю, что протест усугубляется и рано или поздно примет очевидные и неприятные формы. Поэтому мы сейчас решаем не какие-то разные вопросы: об ответе на нападение или о подавлении протеста — мы решаем единый комплекс задач. Мы не знаем с чем столкнулись, и не можем оценить реальные возможности нашего противника, но и вопрос мира обойдется нам очень дорого.
— Что же вы предлагаете? — спросил Ирвинг.
— Мы можем пойти на компромиссный вариант, — продолжила женщина. — Скажем, поручить военным совершить одну или несколько санкционированных премьером войсковых операций небоевого характера, которые могли бы одновременно прояснить силу нашего противника и показать, что правительство достаточно едино, чтобы решать возникающие перед человечеством проблемы. Это успокоит общественное мнение и создаст благоприятные условия для маневров, которые так необходимы премьер-министру. Скажем, это может быть предложение сделать брешь в Сфере. С одной стороны — достаточно рискованное и опасное предприятие, с другой — очевидная необходимость, которая позволит нам заглянуть за кулисы. Как тут уже было сказано, мы до конца не имеем представления, с чем имеем дело.
Хирецкий наклонился к Бреккер и, закрыв ладонью микрофон, шепнул вопрос:
— Вы хоть понимаете что творите?
— А вы вообще видите что происходит? — ответили она вопросом на вопрос. — Они уже приняли решение несмотря на наше согласие или несогласие. Речь идет не о выборе между войной и миром, а о том, насколько интенсивной будет эта война.
Мощные софиты разгоняли тьму ночи, но их мощности не хватало, чтобы окончательно победить окружающий мрак. Сплошные огни накрывали всю площадь до дальних холмов и освещали территорию подобно солнцу, но стоило поднять глаза, и взгляд упирался в нависшую над верфями темноту.
Из дока медленно выкатывали крейсер с номером 302. Скорее всего, его назовут так, как и рекомендовало министерство обороны — "Тегеран". Его блестящие бока, еще не покрытые серой маскировочной раскраской, отражали тысячи устремленных на него светильников. Рядом с подвижным полотном, на котором корабль покидал крытый заводской цех, столпились журналисты, наблюдатели, чиновники и простые рабочие. Еще два таких крейсера должны спустить завтра. Планировали сегодня, но у них возникли проблемы с программным обеспечением и подачей топлива на маршевый двигатель.
Хирецкий стоял в трехстах метрах от основного действия, на смотровой площадке — между производственной территорией верфи и демонстрационными строениями с видом на космодром, за которым уже занималась алая заря. Здесь не было ни души: сам премьер-министр, разбивающий бутылку о борт "Тегерана", стянул к себе каждую живую душу в окрестностях нескольких километров. Только Хирецкий, находящийся тут сугубо по протокольным процедурам, не поддавался его специфической силе взаимного притяжения.
— Размагнитился? — прозвучал сзади знакомый голос.
Филипп ничего не ответил, так как именно в этот момент советнику показалось, что это он сам неосторожно озвучил вслух свои собственные мысли. Через несколько секунд до него дошло, что голос был очень знакомым.
— Да, тяжелый случай, — снова произнес теплый баритон в темноте.
Хирецкий повернулся.
Возле представительского кортежа, оставленного тут свитой премьер-министра, стоял Аль-Шакир с зонтом в одной руке и квантфоном в другой. Его взгляд, обращенный к новому крейсеру, казался в лучах прожекторов мертвецки стеклянным.
— Приехал с журналистами? — уточнил Хирецкий.
— Конечно! Я ведь избирался в конгресс от партии зеленых демократов. Теперь экологическая тема под запретом как какой-нибудь нацизм. Кто состоял в экологических организациях, у тех на карьере большой жирный крест. Скоро может даже сажать начнут. Они называют это "участие в экстремистских организациях".
— Или мы с тобой потеряли нюх или действительно не смогли предугадать тот простой факт, что война неожиданно окажется всем выгодна! — печально констатировал советник. — Военные получили огромные оборонные заказы, промышленники — возможность добывать ресурсы на опасных территориях в созвездии Киля, консерваторы смогли надавить и провести законы в защиту традиционных ценностей, отказать в ряде прав женщинам, гомосексуалистам и животным, управление внутренней политики нашло удачный повод сократить раздутые социальные расходы государства, производители воздуха смогли расширить рынки сбыта продукции, радикальные националисты прошли в парламент, их буйнопомешанные лидеры вроде Вениамина Кральмана сделали себе имя на борьбе с чурками.
— Мы с тобой слишком идеализировали наш совершенный строй. Людям тесно в такой реальности, где государство создано для утепления сортиров и вывоза мусора. И когда появился враг, многие увидели в этом надежду. Видимо, одной свободы мало, и обществу нужны другие обязательства — новая идея, цель, достижение. Их не дает ни свобода, ни демократия. При демократиях падает рождаемость. Что как ни это говорит о провале нашего политического эксперимента?
Аль-Шакир спрятал во внутренний карман квантфон и достал из внешнего небольшую фляжку с коньяком.
— Когда мы проиграли эту войну? — спросил он у Хирецкого.
— Не знаю. Может, когда обнаружили Сферу? Или когда направили для контакта "Макиавелли"? Или когда тот адмирал перекрыл путь деревянным добытчикам гелия в астероидном поле? Или может тогда, когда военные пробили сферу Дайсона и заявили, что нашли на поверхности Чуркландии что-то, похожее на завод по производству оружия массового поражения?
— То есть, у этой войны нет поворотных точек?
— Мы проигрываем даже сейчас, когда эти журналюги снимают на свои камеры бьющуюся бутылку и уже придумывают патриотические заголовки к своим новостям. В этой войне все не так: нет врагов, нет военных действий, нет антивоенных демонстраций. Это еще вчера могло бы показаться чудовищным и аморальным, но на самом деле сейчас это текущая социально-политическая норма и дальше все будет только хуже.
Аль-Шакир сделал два затяжных глотка и передал флягу Хирецкому. Тот снял перчатки и взял ее, теплую, тихо булькающую. На вес казалось, что она наполовину пуста, хотя еще полгода назад он называл бы ее наполовину полной.
— Где те старые времена, когда мы думали, что Война первого контакта — это когда пришельцы не поймут наших добрых намерений и нападут? — Аль-Шакир невесело рассмеялся, а потом отер с губ капли коньяка и слезу, что выступила на ветру.
Хирецкий не ответил. Он вернул фляжку владельцу, надел перчатки и, неуверенно хватаясь за перила, начал спускаться на производственную территорию верфей, где веселая толпа встречала корабль, истинный гений человеческой инженерной мысли. Бывший парламентарий последовал за ним.
Вскоре вдвоем они оказались внизу, возле здоровенного ангара, на котором подростки, дети работающих тут трудяг, нарисовали пятиметровое ядовито-зеленое граффити "Жги чурки!". Здесь, в окружении мощных софитов, ночь уже не казалась такой темной, а будущее таким мрачным. Медленно, не торопясь, Хирецкий и Аль-Шакир направились в сторону толпы, кутаясь от гуляющего тут ветра в длинные черные плащи и несколько сутулясь.
— Когда я был маленький, — неожиданно вспомнил Аль-Шакир, — Я переоценивал роль личности в истории. Я всегда думал, что человек сам создает обстоятельства, которые меняют ход времени.
— По нашему премьеру такого не скажешь. Он всегда был против войны, но это "всегда" закончилось, когда рейтинг партии начал резко ползти вниз. Вот тогда пришлось задумываться о приоритетах: или лидер сам навязывает свое видение обществу, или обслуживает общественное мнение, сохраняя за счет этого свою лидерскую позицию. И в нашей ситуации, когда общество в своих желаниях избрало демократическое правительство, которое решило все основные конфликты современности, появление чурок оказалось всем удобно, так как экономический спад стал результатом не электоральной деятельности общества, а как бы ступенью к новой цели — победы над новым врагом. Пусть и таким, который не считает нас равным и разумным.
Вблизи звездный крейсер выглядел впечатляюще: колоссальное сооружение из металлических сплавов и композитов в новой, усиленной комплектации, которая позволит без проблем долететь до Сферы за полгода и тут же приступить к бомбардировке. Полтора миллиарда в универсальной валюте, которые могли бы пойти на строительство целого жилого квартала в любой из самых престижных агломераций Земли, были не зря потрачены — такая махина не подведет. Четыреста метров в длину, боевые рельсотроны, когерентные излучатели и нейтронные ракеты — оружие геноцида.
Стараясь не привлекать лишнего внимания, двое обошли толпу и остановились чуть поодаль, дожидаясь, когда платформа полностью выкатит судно из сборочного цеха. Периметр удерживали военные, которые не допускали собравшихся дальше определенного предела, но после того, как Хирецкий показал удостоверение, его и бывшего депутата подпустили к блестящему корпусу "Тегерана".
Все, что из пишущих приспособлений нашлось у них в карманах — перманентный маркер черного цвета.
Хирецкий, сняв с маркера колпачок, несколько секунд подумал, а потом написал мелким разборчивым шрифтом прямо по красному килю: "Простите нас. Перед лицом Вселенной мы просто потеряли себя".
Кусок обожженной стали проплывал мимо горящего остова в сторону астероидного кольца. На его поверхности, покрытой сажей и вздувшимися пузырями краски, невозможно разглядеть ни одной рукописной буквы. Вдалеке разваливался "Пекин". Ближе к тому месту, где в Сфере зияла огромная светящаяся брешь с рваными краями, столкнулись крейсеры "Эр-Рияд" и "Каракас".
Пространство пульсировало волнами, словно водная рябь или еле заметная дымчатая вуаль, бережно окутавшая эту систему и до этой минуты мирно спавшая. И она будто пришла в движение от легкого мановения.
Нейтронный взрыв вырвал очередной огромный кусок Сферы, и она стала напоминать одно из тех птичьих яиц, из которого уже вылупился птенец. Только свет зеленой звезды, до сих пор спрятанной внутри этого астроинжинерного чуда, говорил наблюдателю, что жизнь в этом "яйце" все еще была. И мириться с обстоятельствами она не собиралась!
Вторая нейтронная ракета прошла внутрь, но вихревые искривления пространства изменили ее траекторию. Небольшой желтый карандаш метнулся влево, ближе к краю Сферы, но прошел в пролом. Со стороны не понятно, взорвалась она или развалилась на части, как предыдущие.
Три крейсера, находящиеся на высокой орбите, развернули свои рельсотроны и дали несколько залпов по расчетным целям внутри Сферы. Стальные болванки снарядов на огромной скорости прочертили свои параллельные прямые. Стабилизировав свое положение, крейсеры продолжили маневр в соответствии с тактическим планом. Им на помощь подходили еще четыре — "Канберра", "Прага", "Москва" и "Ханой". Они находились в трех световых часах.
Зеленое солнце горело достаточно ярко, чтобы решать текущие социальные проблемы людей.