Виталий Трофимов-Трофимов

Даллас принял

Ноябрьские улицы большого города не были на этот раз тихими. Но и на столь огромную толпу они тоже не рассчитывались. Тут собрались все: дети, старики, женщины, мужчины. Те, кто приехал отдыхать и те, кто сбежал с работы. Те, кто любил своего президента и те, кто его недолюбливал. Те, кто следил за политическими событиями и те, кто политику считал грязным делом. Достаточно большая выборка от общей генеральной совокупности всех жителей города, штата, страны. И в их постоянном и хаотичном движении виделось что-то величественное и внушительное.

От легких дуновений осеннего ветерка колыхались деревья. Иногда в их кронах застревали ленточки и шарики, которые бросали жители в воздух, приветствуя своего обожаемого кумира. Во времена жесткой "холодной войны", безработицы и спада в промышленности он смог трезво оценить ситуацию и провести нужные для всех реформы, принять меры, наладить сложные внешнеполитические каналы связи. Чего-чего, а славы он заслуживал больше чем некоторые, это точно.

Проспекты и дома не изменились с тех пор, когда он посещал город в прошлый раз. Изменилось время года, изменились люди. Давным-давно они ходили с хмурыми лицами, наблюдали за часами на одном из зданий, ожидая кого-то, подставляли свои головы дождю, размышляли наедине с собой о вопросах спроса и предложения. В целом удручающий и деловой, скучный город в эти дни преобразился. Преобразилось все: кусты и деревья, стены и крыши, окна и двери, люди и птицы — в глазах восторженного Кеннеди все выглядело по-другому, нежели в прошлый его приезд.

Вот бабульки машут полосатым флагом Соединенных Штатов. В этом патриотическом жесте и в самих бабульках ощущалась жажда новых завоеваний, во всяком случае, Кеннеди хотел это видеть и ощущать. Вот подбежала к красному пожарному крану собачка, которая задрала лапу, сделала свои делишки и побежала дальше. И в этом почти что политическом акте чувствовалось стремление к свободе, путь к либерализму, ощущение эйфории, которая плавала в праздничном воздухе. Жить и чувствовать хотят все, президенты тут не исключение.

Президентский открытый седан, охраняемый эскортом из других машин и мотоциклистов, повернул на широкий проспект, где взору президента открылась панорама огромной толпы его поклонников. Пестрые цветы в руках собравшихся делали самих этих собравшихся пестрыми. Если бы дети не знали, что на дороге играть опасно, выбежали бы на проезжую часть и бросились к президенту, ожидая получить от него конфетку или хотя бы пару приятных слов.

Этой ночью Даллас принял по поводу приезда президента Джона Фицджеральда Кеннеди. Принял основательно, так, что на утро мучался сушняком. По случаю приезда президента все лавки, киоски, магазинчики и пабы, способные торговать спиртными напитками, были закрыты. Но даже такая мера не остановила горожан как следует натереть изнутри спиртом свои желудки. В дело по поводу празднования пошли самопальные напитки, какая-то индейская отрава, текилла, виски, бурбон, скотч, разные коктейли, джины без тоников, кефирчик, пиво, портвейны, ром, бренди и даже чистый этиловый…

Американская мечта в этом аспекте оказалась полностью реализована самими жителями Далласа. Город встречал президента цветами, флажками, криками и устойчивым запахом перегара.

Дорога в узловых местах оцеплена полицией, возле бордюров еще вчера установили заградительные заслоны. Разное бывает. Вдруг какой-нибудь обезумевший фанатик попытается прорваться к президенту и что-нибудь ему, в лучшем случае, сказать. Надо быть готовым к любой ситуации. Что касается внешней опасности, Кеннеди к охране очень трепетно относился. Что до врагов внутренних, тут он не всегда мог отличить друга от врага, помощника от завистника. В конце концов, он являлся фигурой харизматической, поэтому не мог с полной уверенностью предполагать. За него это делала администрация.

Немного посигналив, эскорт поворачивал на Хьюстон-авеню, входящую в маршрут, который станет роковым. В тот день никто не догадывался о той участи, что поджидала крупного политика, популярного в массах, никто не задумался о его судьбе, а он сам не особо верил в опасность. Такое не прощается, поэтому пуля, заряженная в ствол, уже ждала своего часа. Оружие должно сделать свою работу точно и уверенно. Подобно топору, занесенному над головой незрячей жертвы, оно ждало…

 

Но все случилось не в тот злополучный полдень на улицах Далласа. Все решилось значительно раньше, если не раньше того дня, когда сам Кеннеди родился на свет. Люди всегда стараются для себя найти простое объяснение, лишенное подчас здравого смысла и здравой логики. Увы, оно почти во всех случаях не совпадает с основной версией убийства.

Вопреки официальной историософии был не только Джон Фицджеральд Кеннеди, выдающийся политик, решивший многие наболевшие вопросы современности: увеличение числа рабочих мест, решение проблемы безработицы, пресечение расовых сегрегаций и дискриминации, популярный политик и дипломат, которого любят люди, любят промышленники, любят негры. Любят и обожествляют, признают героем и секс-символом современности. Был еще другой: Джон Фицджеральд Кеннеди, его "Альтер-эго", вторая сторона, которую он в себе искоренял. Она не могла такое стерпеть.

С самого рождения Фицджеральд возненавидел Джона. Тому было много причин, но все они составляли основную массу претензий, вырывались во всем протестном потенциале, пытались всячески подчинить себе Джона или поработить его. Не всегда Джон поддавался на уловки Фицджеральда, но всегда помнил о нем, хотя и не принимал всерьез.

Важным вопросом встал вопрос о супремации. Почему "Джон" идет перед "Фицджеральд"? Почему "Джон" слово короткое, которое легко запомнить, а "Фицджеральд" — длинное, его не многие могут выговорить? Почему во всех официальных документах, где надо ставить подпись первого лица в государстве, было написано это самое лицо таким образом: "Джон Ф. Кеннеди"? Кто позволил его, Фицджеральда, сокращать до презрительной буквы из трех черточек!!! Такого унижения не испытывал никто в стране развитой демократии и парламентаризма. И главное, Джон сам не хотел проводить закон, который регулировал бы отношения в такой ситуации. Джон ссылался на то, что его сочтут умалишенным, но это — лишь нелепая отговорка…

Вторым камнем преткновения стала Джеки. Фицджеральд подозревал, что Жаклин, его законная жена, иногда спит с Джоном, но доказать это не мог. Пару раз он обращался в секретную службу, но получал только смешки за спиной.

Фицджеральд пытался бороться с Джоном. Например, он крал у него деньги, прятал, а потом сам ходил по всему Белому дому и искал тайник, куда спрятал получку. Он говорил с его друзьями, но те презрительно улыбались и говорили, что сделают все возможное. Ничего из этих методов не помогало, приходилось действовать радикально.

Межличностный конфликт, который зародился в глубоком детстве, принимал самые разные формы. Как Джон, так и Фицджеральд искали все более действенные способы борьбы друг с другом. Чтобы доказать себе, что он лучше, Джон пошел в политику, но ушел не далеко: вскоре Фицджеральд связался с ультраправыми, которым пообещал раз и навсегда узаконить белых, а черных согнать в гетто. Джон этой идее помешал, в его правление приняли пакет законопроектов, разрешающий большинство расовых споров. Тогда Фицджеральд решил, что на почве индустриального строительства Джон уж точно ему проиграет, но и тут Джон оказался на коне. Следующим шагом стало планирование войны с Советским Союзом, но трезвость и выдержка Джона помогли ему в разговоре с военными. Кеннеди даже планировал вернуться в СССР на переговоры по вопросам разоружения.

Словно два злейших врага сцепливались они по любому спорному вопросу и на удивление всего персонала катались по полу овального кабинета в попытке укусить или побить друг друга. Администрация скоро привыкла к таким выходкам, но многие, кто в первый раз видел Кеннеди, шарахались от ужаса за судьбу страны, которой руководит такой несдержанный и вспыльчивый человек.

На вопрос, кто был прав, а кто нет, нельзя дать однозначного и, главное, односложного ответа. Безусловно, Джон требовал к себе некоторого снисхождения, ведь он правил большой и сильной страной в тяжелых экономических и геополитических условиях, когда вот-вот произойдет война с Советами. Только поэтому считается, что более виновный — Фицджеральд. Фицджеральд знает об этом, потому что привык к тому, что его всегда будут незаслуженно унижать.

В последней попытке насолить Джону за все его достижения, полученные за счет унижений Фицджеральда, а заодно и всей мировой общественности, последний решил снова обратится к расистам, которые подсказали ему единственно верное на тот день решение. Подсказали, и сами же дали ему в руки пистолет, которым должен свершиться приговор, вынесенный Джону не только Фицджеральдом, но и многими другими.

 

Солнце светило гораздо сильнее, чем это бывало в ноябрьском Далласе. Встреча с промышленниками подождет, сперва Джону хотелось насладиться толпой, которая пришла на него посмотреть. Он приподнимался с кресла и махал рукой тем лицам, что быстро проносились мимо его эскорта. Фицджеральд делал вид, что спит, поэтому Джон не особо волновался на этот счет.

С этим проклятым Фицджеральдом всегда надо быть наготове. Никогда не знает, какую пакость он совершит в следующую секунду: наступит ли на собственный развязавшийся шнурок или ударится головой о стенку в покоях Белого дома. Последние несколько месяцев он вообще вел себя как камикадзе. Делал все возможное, чтобы Джону стало дискомфортно или стыдно за Фицджеральда перед обществом.

По дороге Джон решал, что же такое сделать с Фицджеральдом. Необходимо выиграть время, усыпить его бдительность и дотянуть до Рождества. Там, за столом договориться с ним. Может, даже уступить что-нибудь. Жить так казалось невозможно, это ад, а не жизнь. Да и Джеки устала.

Жаклин, кстати, давно планировала съездить к своему старому приятелю Анасису, греку, который держал крупную теплоходную кампанию или верфь: что именно Джон не помнил. Отличный повод развлечься и заодно решить все проблемы с Фицджеральдом. Говорили, что у Анасиса есть огромная яхта с каким-то патриотическим названием. Патриотизм — это всегда выгодно. Да и сам Фицджеральд любил все патриотическое: музыку, книги, бомбы. Чем черт ни шутит, надо попробовать.

Толпа проносилась, словно пестрый ковер, прибитый к стене вдоль проспекта. Краски разные, но не выдержанные и броские, перепутанные и перемазанные. Это скоро надоело Джону. Толпа вообще радует глаз только на началах карьеры, а потом просто перестаешь видеть её стремлений. И примиряешься, на то она и толпа. За решением своих проблем и зарисовкой возможных вариантов своего поведения на любые провокации Фицджеральда Джон не заметил, как перестал улыбаться, как стал хмурым и скучным человеком, механически рассматривающим и махающим толпе.

Только Жаклин Кеннеди сидела рядом и улыбалась проносящимся лицам. Для нее это все словно что-то новое. Радостно, что такая красивая женщина не разучилась радоваться как ребенок.

— Ну, вот и настал час расплаты! — произнес Фицджеральд, чем напугал до смерти Джеки.

Его рука открыла бардачок, где лежал большущий револьвер. Наверное, Джон не обратил внимания, что вместо обычной бутылочки бренди около полулитра Фицджеральд подсунул пушку. Все оказалось тщательно спланировано, а он оказался так глуп, что не заметил этой злой проделки, этого злого умысла. Что же такое сделал он Фицджеральду, раз тот решил свести с ним счеты? Как можно было так ненавидеть его, любимца нации!?!

Джон думал, что да, иногда они ссорились, но в целом жили достаточно мирно. Ему не приходило в голову, что тот долго копил свой гнев, он жил с гневом на Джона всю свою жизнь, всегда его ненавидел, даже когда тот делал ему что-то приятное. Более того, он мог догадаться, у них схожий характер, даже знак зодиака один и тот же, даже день рождения! Столько общего!!! Что же встало у них на пути, что нарушило границы понимания?

В борьбе за жизнь Джон схватил руку Фицджеральда и попытался отвести пистолет, который она сжимала, в сторону. Но было поздно. Несмотря на то, что холодных хромированный ствол уже не целился в лоб Джона, Фицджеральд нажал на спусковой крючок. Прозвучал первый выстрел в Далласе.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-ах-х-х-х-х-хр-р-р-р-р-р-р-р-р…

Раненый Джон попытался закрыть дыру, из которой хлестала темная венозная кровь.

Электоральные массы завыли от неожиданности и принялись разбегаться кто куда. В дикой панике они перевернули заграждения, отделявшие дорогу от пешеходной зоны, повалили вековые деревья, что стояли тут еще до того, как Кеннеди стал президентом. Неуправляемый поток сорвал на сувениры об этом страшном дне ленточки и шарики. А потом народные реки совсем стали неуправляемы и бегали по дороге, по площадям, по проезжей и пешеходной частям, врывались с мародерскими намерениями в магазинчики, открывали канализационные люки и скрывались там, размахивая поднятыми над головой руками.

Джон ранен. Ликующий Фицджеральд наблюдал, как тело Джона падает на сиденье, лишенное сил и страдающее от потери крови. Но это еще не конец света, надо довести начатое до конца, до финальной развязки, когда Кеннеди войдет в историю как мертвый президент, а не тяжело раненый противниками его курса.

Стараясь не слишком напрягаться, Фицджеральд приставил пистолет к затылку Джона и еще раз нажал на спуск. Прогремел второй выстрел в Далласе. Тело Джона дернулось и сползло на пол автомобиля. Жаклин, пораженная увиденной ею расправой, сидела, вжавшись в угол между сиденьем и дверцей, зажав руками рот, только бы не закричать. Её глаза, пораженные ужасом, не отрываясь следили за тем, как Фицджеральд убивал её мужа. В это время она осознавала, что стала окончательно вдовой, и теперь появился весомый аргумент в пользу того, чтобы навестить своего приятеля Анасиса. Губернатор Коннели, сидящий на переднем сиденье перед Джоном, кусал себя за пятку, пытаясь убедиться в реальности происходящего.

Фицджеральд торжествовал. Никогда еще ему не удавалось так отомстить своему обидчику! Это не важно, президент Джон или нет, главное, что цель достигнута. Но, что это!?! Джон, кажется, еще жив. Действительно! Пальцы рук слегка дернулись, моргнули веки, голова повернулась в сторону. Наверняка, это остаточная моторика мышечной массы, но лучше не проверять это на практике. Необходимо добить Джона пока тот не пришел в сознание, пока медики не приехали.

Злодей приставил револьвер к виску Джона, наслаждаясь краткой властью. Все для "Мистера Президента" было кончено, Фицджеральда это не могло не радовать. Этот выстрел будет последним. Навсегда…

Серебристый металл уткнулся в висок Джона. Промаха не будет, раскаленный свинец вопьется в мозг, разбрызгает по автомобилю мозговую жидкость и навсегда прекратит когнитивный процесс выдающегося политика и заклятого врага Фицджеральда. Большим пальцем президентоубийца повернул барабан, подгоняя патрон под курок. Даже не верилось, что вот и все, месть свершилась, что обидчик раз и навсегда оказался повержен.

По правде говоря, Фицджеральду было жалко Джона. Вся его жизнь состояла в антагонизме с ним, а сейчас становилась пустой и бесцельной. По-другому он жить не умел, да и не очень-то и хотелось. Стараясь не теряться, он надавил на висок Джона стволом револьвера и всадил третью пулю в голову, которая оборвала жизнь тридцать пятого президента Штатов. Это третий выстрел в Далласе.

Контрольный выстрел…

 

Этой ночью Даллас принял по поводу убийства президента Джона Фицджеральда Кеннеди. Принял основательно, так, что на утро мучался сушняком. По случаю смерти президента все лавки, киоски, магазинчики и пабы, способные торговать спиртными напитками, были закрыты. Но даже такая мера не остановила жителей этого огромного урбанизированного мира как следует натереть изнутри спиртом свои желудки. В дело по поводу кончины первого лица пошли самопальные напитки, какая-то индейская отрава, текилла, виски, бурбон, скотч, разные коктейли, джины без тоников, кефирчик, пиво, портвейны, ром, бренди и даже чистый этиловый…


Автор(ы): Виталий Трофимов-Трофимов
Конкурс: Креатив 14

Понравилось 0