Легенды Белой Пустыни

И было так: из темного небытия Бессмертный воззвал к жизни людей. А когда стало много их, переселил из чертогов своих в Великую Пустыню и дал им всяческих благ и счастья для жизни. Увидел это его извечный враг Каас и сотворил из пламени и песка ужасных дафов. И не стало детям Бессмертного покоя в Великой Пустыне.

Из преданий кочевников

Дрожащее в раскаленном воздухе голубое солнце скатилось за чернеющие барханы. Сестры-луны поднялись с земли и, раскинув руки, закружились в медленном танце, закрывая черными платьями небо и разбрасывая вокруг разноцветный бисер. Меня всегда привлекали мерцающие в небе бисеринки, казалось, они зовут настойчиво и властно, мигают и тихо шепчутся в вышине. Но как я мог подняться на небо и закружиться с Лунами в танце? Я просто человек. Обычный смертный.

От костра по пустыне разносился аромат жареного мяса, говор охотников и смех. Октав — мой старший брат, уже дважды звал к ужину, но мне было не до еды. Испытанное на охоте потрясение никак не отпускало. Я и подумать не мог, что дафы вблизи так огромны и ужасны… Октав окликнул снова. Ну, все, иду! Пока люди не заметили, что сижу в стороне от кочевья и смотрю на Луны, как влюбленная девчонка.

Вождь Лотус подал полную чашу душистой настойки и сказал здравицу в мою честь. О, Бессмертный, они думают, что я — герой. Кровь прилила к лицу, пришлось поспешно сесть рядом с братом и поблагодарить вождя за тост. Словоохотливый Октав начал расписывать мою смелость и находчивость, а я не знал, куда деться от стыда. Сидел, опустив голову и боясь поднять лицо. Кто бы мог подумать, что находиться в центре внимания — такая мука. В мечтах все было наоборот, но в мечтах и дафы не такие уж страшные. Быстрее бы закончился ужин, и вожди сказали свое слово…

Наконец, охотники перестали расспрашивать Октава и переключились на добытый мной амулет. Они передавали его из рук в руки, рассматривали и щелкали языками. Лотус вспомнил пророчество об Огненном Дафе — божестве в облике врага, красном амулете и конце Великой Охоты. Разговоры смолкли. Все почтительно слушали вождя, и было забавно наблюдать, как янтарные блики жадно выхватывали из темноты то суровые лица старых охотников, то беззаботные глаза моих сверстников, вороненые стволы ружей и чеканные рукояти кинжалов, заткнутых за пояса.

Я вертел красный амулет в руках и вспоминал, как мы с братом лежали за гребнем бархана, вжавшись лицами в горячий песок, а даф метал молнии, выл и прыгал по другую сторону, сотрясая бархан. И дернуло же меня высунуться! Песок посыпался под руками и…то, что произошло потом, помнится смутно. Все полетело кувырком: я, брат, бархан, небо. Мы скатились под ноги каасова отродья. Октав умудрился вскочить, вырвать из рук дафа двузубец и всадить ему в спину. Огромный черный даф с горящими глазами падал прямо на меня. Я смертельно испугался. Трус! Как я ненавижу себя за это... С перепугу, не целясь, выпалил из освещенного Бессмертным пистолета и попал отродью в голову. Прямо между глаз. Даф тут же испустил дух. А меня лихорадило так, словно подцепил песчаную костоломку. Еле унял дрожь в руках и ногах, кое-как сковырнул с дафа амулет, чтобы он смог провалиться в преисподнюю к Каасу. Когда отродье исчезло в огненной вспышке, мы с братом рассмотрели украшение и удивились его размерам и цвету…

— Верно, Гай?

Я встрепенулся. Опять все смотрели на меня, Каас их забери. Я же не слушал Лотуса, и что им теперь отвечать? Спасибо, Октав вручил:

— Ты же видел сокровищницу Старейших в Золотом Городе?

А, ясно, опять они об амулете.

— Да видел. Могу вас заверить, амулетов, подобных этому, там нет.

Лотус вздохнул, он весь вечер странно на меня смотрел, почти с неприязнью, и сейчас нехотя сказал:

— Если мы не ошиблись, и, как говорит твой брат, ты убил Огненного Дафа, вечная слава покроет твое имя, Гай.

— Мы с Октавом убили дафа вдвоем. Точнее, честь первой раны принадлежит брату, — при этих словах среди охотников раздался гомон, а я посмотрел в глаза Лотусу, — и лишь Бессмертный знает, был ли тот даф огненным.

— Ммм, — Лотус качнул головой, но взгляда не отводил, — справедливо, юноша, лишь Бессмертный знает.

"И еще Каас", — подумал я, но произносить вслух имя врага не стал.

Лотус поднялся, все охотники последовали его примеру. Пожилые, поседевшие мужчины — белобородые, как называли их в кочевьях, — прошли за вождем в шатер. Я затаил дыхание: меня должны назвать охотником или назначить еще одно испытание, если я не проявил должной храбрости на первой охоте. Что решат белобородые? Они заметили испуг в моих глазах? Я ждал, когда меня позовут. Октав молча стоял рядом, но мне было понятно — брат переживает.

Молодой охотник из охраны вождя пригласил меня в шатер. Я вошел, как требовал обычай, с высоко поднятой головой. Затем поклонился вождю и белобородым, опустился на одно колено и склонил голову, ожидая решения.

— Совет пришел к выводу, что ты не проявил должной храбрости на первой охоте…

"Ну, конечно", — мелькнуло в голове, — "Это и прыгуну понятно".

— Поэтому ты отправляешься на охоту в Белые Пески. Тебе разрешено взять коня, любимое оружие и любой запас воды и пищи. Так же тебе разрешено взять с собой красный амулет, чтобы ты помнил о смелости Октава. Если Бессмертный тебя услышит — вернешься с добычей. Иди, юноша.

Я молча поклонился и вышел. Трусливые не имели права голоса в шатре вождя. Слабые в кочевьях не нужны. Закон есть закон. И я ни секунды не сомневался в справедливости решения белобородых. Не было мне оправдания. Я три года провел в Золотом Городе, обучаясь искусству охоты на дафов. Меня отправили туда, как самого меткого стрелка, оказали честь. Меня учили сами Старейшие — первые охотники. А я так подвел всех: учителей и свое племя. Наказание справедливо. И я молча поклялся в душе доказать всем, что я — охотник на дафов, а не трусливый шакал.

Мы обнялись с братом на прощание. Октав сказал мне:

— Пока мы с тобой дрались с огненным дафом, Лотус и его отряд встретили двух других. Одного убили, второй ушел тяжело раненный. Охотники говорят, он сильно хромал. Найди его след в пустыне, и да пощадят тебя пески, Гай.

— Спасибо, брат.

***

Четверо суток пролетели молнией, а я по-прежнему преследовал раненого дафа. Эти отродья бегают со скоростью призового бегунца, а мой конь пока ни на одной байге приза не взял. И шансов догнать даже хромого дафа — не много. Пару раз я настигал его, но он успевал убежать, и моя стрельба вдогонку не давала никаких результатов. Я нуждался во сне и отдыхе, так же как мой конь, а даф — нет. Он бежал и бежал вперед, уходя все дальше. К тому же накануне разразилась песчаная буря и смела следы с желтых барханов.

В голову лезли крамольные мысли. Песчаная буря — знак великого гнева Бессмертного. Неужели он поднял бурю, чтобы уничтожить меня? Ну, вот он я — никуда не делся. Еду к Белым Пескам. Или это был знак, что он все еще разгневан? Я пожал плечами и вспомнил, как Первый Старейший — правая рука Бессмертного, однажды сказал: "Не приписывайте все подряд Бессмертному. Уверяю вас, есть силы, над которыми он не властен". Скажи такие я слова — закопали бы в песок живьем...

Если песчаную бурю я мог как-то истолковать, то появление дракона сразу после нее — нет. Говорят, их не видели сотню лет. А я вчера видел. С низким воем он пронесся над песками и скрылся за барханами на востоке. Никто не знал, где живут эти существа и чем питаются. Но всегда их считали предвестниками несчастий. Нередко после появления дракона приходили известия о разорении дафами поселений кочевников или гибели охотников от рук каасовых отродий. Какую беду сейчас принес дракон?

Погруженный в эти мысли, я подъехал к Белым Пескам. До самого горизонта передо мной расстилалась сверкающая на солнце холмистая равнина, усыпанная крупным кварцем. В ней не было оазисов, не было животных, в ней не было ничего кроме смерти. И лишь легенды говорят, что за Белой Пустыней далеко на севере есть реки, бегущие с гор, но никому из смертных дойти до них не удавалось… Что забыл раненный даф там, в центре Белой Пустыни?

Я слез с коня, давая животному возможность передохнуть. Ветер донес слабый запах. Дафья кровь! Я быстро поднялся на бархан, и увидел невдалеке лежащего дафа. Пошел к нему.

Он уткнулся мордой в белый кварц. Кожа растрескалась, как земля на солончаке, и в мелкие ранки забились песчинки. Двузубец валялся в стороне, источая запах раскаленного металла.

Присев на корточки, я пальцем ткнул в плечо лежащего. Уже привык к тому, как они выглядят, и даже горящие огненные глаза меня не пугали.

— А песни говорят, что вы почти бессмертны…

Тело пошевелилось. Попыталось перевернуться на спину и тихо прохрипело:

— Ты тоже не вечен, — затем даф сделал еще одну попытку перевернуться. — Помоги. Я хочу увидеть небо.

От неожиданности я отшатнулся, не веря своим ушам. Затем наклонился к лежащему:

— Ты что-то сказал?

— Переверни, говорю. Или ублюдок Бессмертный в вас ничего человеческого не оставил?

— Ах ты, погань! — я вскочил на ноги, выхватывая из-под плаща длинноствольный пистолет: следовало научить отродье почтительно отзываться о Бессмертном.

Тихо щелкнул затвор. Даф прохрипел:

— Ну, стреляй. Чего ждешь?

Ничего я не ждал, поэтому выпалил в песок рядом с головой отродья. Тот вжался еще сильнее и притих. Очень странный даф. Не проявляет враждебности, разговаривает. А ведь дафы не умеют говорить. Они лают. Меня разбирало сильнейшее любопытство, заткнув за пояс пистолет, я перевернул отродье.

— Не смей так говорить о Бессмертном!

— А то, что? Убьешь? Да я и так труп. Метко стреляете, мясо.

— Мясо?! Да я тебя… Отдам на потеху детям!

Даф тихо хмыкнул:

— Согласен. Тащи…

Разговор не получился, да и с кем я, собственно, разговариваю? Вытащив пистолет, я хладнокровно прицелился чуть ниже светящихся оранжевых глаз без зрачков и белков. Отродье резко выкинуло правую руку и отбило в сторону оружие:

— Не так быстро, мальчик.

Что-то глухо хрустнуло в огромном теле, затем со странным ноющим звуком даф поднялся. Я отступил на шаг и вскинул пистолет, все так же целясь врагу в голову.

— Погоди, легионер. У тебя вода есть?

— Что? Как ты меня назвал?

— Не важно, охотник. Прошу, дай мне немного воды, и разойдемся подобру-поздорову, каждый своей дорогой.

Сказать, что я был ошарашен этой тирадой — ничего не сказать. Даф просит у меня воды? Как заблудившийся в пустыне путник? Бессмертный заповедал не отказывать никому в такой просьбе. И что теперь делать? Передо мной тварь, которой пугают детей. Даф-людоед. Даф-конокрад. Чудище, глотающее отары овец и сжигающее кочевья одним взглядом. Но заповедь гласит: "Дай воды даже врагу". Я опустил пистолет и молча снял с плеча почти пустой бурдюк.

Даф внезапно яростно выругался и прыгнул на меня, сбил с ног и упал рядом. Прикрыв собой, будто от какой-то опасности, прохрипел в ухо:

— Прикинься мертвым!

Я не успел спросить, что случилось, как справа и слева от нас зашипели синие молнии, оплавляя песок. Даф неуклюже поднялся, подхватил бурдюк и побежал, прихрамывая, прочь, а зигзаги молний погнались за ним, ударяя в спину, в ноги и взбивая песок по сторонам. Я лежал на животе, закрыв голову руками и не шевелясь, наблюдая из-под локтя, как странный даф скрылся за белыми холмиками.

Тяжелые шаги раздались рядом. Огромная тень накрыла песок, и я понял, что еще один даф появился возле меня. Или двое, так как они начали переговариваться на лающем языке. Вот это — правильные дафы. И сейчас они меня съедят!

Один против двоих… хм… даже в песнях о том не пели. Герои выходили против отродий один на один. "И славная битва была между ними. Пески поединок хранят тот до ныне..". Я мысленно усмехнулся словам из песни и вжался в песок, усиленно изображая мертвого.

Один из них потыкал чем-то тупым мне в спину, наверное, древком двузубца. Я не шевелился. Тогда отродье что-то пролаяло. Второй засмеялся, и тяжело ступая, оба прошли мимо, остановившись немного впереди. Посовещались. Затем один из них отчетливо сказал:

— Уверен, что бедолага мертв?

При этих словах я похолодел. Даф говорил голосом Первого Старейшего. Интонации, манера слегка растягивать слова… О, Бессмертный, да что же происходит?!

— Да, господин. Я видел, как тот свернул ему шею.

— Ну что ж, тогда не будем терять время, идем.

И они удалились, направляясь за убежавшим дафом. Когда они скрылись из виду, я встал, отряхнул песок с плаща, а в голове крутилось: "Дафы воюют друг с другом?! И разговаривают?!"

Об этом в легендах не говорилось. О таком не ведали Старейшие, иначе бы рассказали. Об этом не знал никто, кроме меня. Вдобавок, я теперь обязан жизнью дафу. Такие долги нельзя оставлять неоплаченными. А вот ему помощь не помешает. Он ранен, безоружен, обессилен. Я тоже остался без воды и придется вернуться назад к оазису, на юг, в то время как дафы убежали от меня на север…

Подозвав коня, я поехал к ближайшему источнику, думая, что теперь осталось только появиться в племени и сказать, что я разговаривал с дафом… Потом сказать, что этот самый даф спас мне жизнь… Смеяться будут все кочевья от Большой воды до Белых песков. Еще бы! Охотник стал должником жизни отродью Кааса. Умереть не встать. Меня точно изгонят, а мое чучело будет три года служить посмешищем для проезжающих в Золотой Город. Но подождите, я вернусь в племя не с одним амулетом, а с тремя, если повезет.

***

Голубое солнце безжалостно испепеляло все вокруг. Я споткнулся и упал на жесткую землю, покрытую мелкими камешками. Белые Пески остались позади. А впереди я видел горы. Да! Простой смертный дошел до них. Есть о чем рассказать в кочевье. Горы были прекрасны: белые, остроконечные, поднимающиеся могучей стеной, и облака ютились на их морщинистых боках, будто искали убежища.

Я потерял счет дням с того момента, как в последний раз напоив коня, отпустил его. Я не помнил, когда опустел бурдюк, не знал, когда доел последнюю сухую лепешку, но знал, что мой даф идет, истекая кровью, падая и поднимаясь, и с каждым часом другие два дафа неумолимо настигают свою выдохшуюся жертву. Об этом говорили следы, и капли зеленой дафьей крови…

Меня коснулось слабое дуновение ветерка, оно принесло прохладу и влагу. Рядом вода! Взбежав на холмик, я увидел ленту сверкающей реки и, не помня себя, ринулся к ней, распугивая мелких животных и птиц. Вскоре освеженный и отдохнувший шагал по следам дафов вверх по реке. Следы становились все отчетливее. Дафы где-то рядом. А вот и синие сполохи молний за излучиной реки.

Вывернув из-за большого валуна, лежащего под обрывом, я остановился, и мгновенно оценил ситуацию: мой даф прятался за обломками скал, а двое других нещадно обливали его потоками молний из двузубцев. Что ж, пришло время оплатить долг. Выстрел, и ближайший даф, сделав шаг вперед, рухнул на траву. Второй резко развернулся, и молния с треском ударила в обрыв рядом со мной. Но тут же пуля пробила уродливую башку между глаз… Похоже, это мой коронный выстрел. Тренировки не прошли даром, что бы там про меня не думал Лотус.

— Ты пришел? Хвала Небесам, — мой даф еле выполз из укрытия и лег возле воды на мелкий мягкий песок, — помоги мне, охотник.

— Уф, еле догнал вас. Чем тебе помочь? — я подошел к дафу, с неослабевающим любопытством разглядывая его.

— Я не могу двигаться. Руки и ноги заклинило. Все масло вытекло, и платы сгорели к чертям собачьим. Эти два идиота чуть не сожгли меня. Видишь амулет у меня на груди? Нажимай на камни, как я тебе буду говорить.

— А что такое "черти собачьи"?

Он расхохотался. Какой веселый даф. Потом выдал:

— То же, что и каасово отродье.

Вот те раз… Я почесал в голове, пожал плечами… Видимо дафьи шутки не для меня.

— Ну, хорошо, — я достал кинжал и подвел лезвие под украшение, намереваясь выдернуть его из тела дафа, куда оно прочно приросло.

— Нет, нет! — громко крикнуло отродье, — ни в коем случае не вынимай его, ты же не хочешь, чтобы я взорвался?

— А… тогда что делать?

— Жми на самоцветы. Красный, потом зеленый, потом снова красный, красный и синий. Затем на центр.

Пришлось послушно нажимать на камни, и они вспыхивали огнями под пальцем. Когда я нажал на центр амулета, тот вошел внутрь золотой пластины, и кожа дафа открылась как шатер. Вздрогнув, я отдернул руку, а кожа целиком свалилась на землю, обнажив то, что было спрятано многие поколения от глаз людей. Я отскочил назад и сел на песок.

В скорлупе раскрывшейся кожи лежал… человек! Самый настоящий! Собравшись с духом, я подошел к нему и потрогал рукой золотистые волосы, такие же, как у Бессмертного. Незнакомец рассмеялся, сел в скорлупе, снял с головы металлический обруч и потянулся:

— Знал бы ты, как меня достала эта броня!

Он встал, развел в стороны руки и помахал ими, потом поправил смешные облегающие штаны, зачем-то согнулся и взялся руками за большие пальцы ног, распрямился и снова развел руки в стороны и вновь согнулся. Проделав эти манипуляции несколько раз, он подошел и хлопнул меня по плечу:

— Ты в порядке, легионер? Кстати, спасибо за воду и два очумительно метких выстрела. Я обязан тебе до конца вечности.

Я молча рассматривал его. Он был даже красивее Бессмертного. Голубые глаза, волосы цвета песка и поразительно стройная фигура с великолепными мускулами. Я лихорадочно соображал, как такое вообще может быть. Наконец меня осенило:

— Ты был заколдован Каасом?

Он усмехнулся:

— Считай, что так.

Внезапная волна гордости обдала солнечным жаром. Я расколдовал человека! Вот здорово. И преисполненный радости я отправился снимать амулеты с убитых дафов.

***

Узкая тропа, петляя, карабкалась по гранитной скале, прижималась к краю каменной осыпи и бежала куда-то в глубину ущелья, увлекая нас за собой. Мы взбирались по ней, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть. Я молча шел за Михаилом — бывшим дафом. Он очень торопился и все время говорил о том, что мы должны прийти к "кораблю" раньше, чем "остатки десанта". Михаил вообще говорил и делал много странных вещей. Так, например, он хотел натянуть на себя шкуру одного из убитых дафов, но тот взорвался раньше. Пришлось ему довольствоваться моим запасным плащом. Пытался объяснить, что дракон — не живое существо, а летающая "машина". И перевозит эта "машина" дафов… Дальше объяснение зашло в тупик, потому что я решительно не понимал, зачем дафам, бегающим со скоростью хорошего скакуна, летающая машина? Михаил смеялся и шел дальше.

И вот тропа вывела нас из-за уступов на небольшое усеянное острыми обломками плато, посреди которого стоял замок. Прекрасный сверкающий замок.

— Пришли! — радостно воскликнул Михаил и повернулся, чтобы что-то еще сказать.

Но в этот момент я уловил тяжелые шаги:

— Дафы! — резко оглянулся, выхватывая из-под плаща пистолет.

Михаил сорвал с плеча трофейный двузубец и выстрелил в появившегося дафа раньше, чем тот успел сообразить, что раскрыт. Я добил тварь своим коронным. Из-за уступа метнулись еще двое и проворно спрятались за валунами. Я выстрелил, промахнулся и кувыркнулся к ближайшему скальному обломку. Михаил плюхнулся рядом:

— Остатки десанта с того дракона, что ты видел неделю назад. Надеюсь, другого десанта не было. Иначе нам крышка.

Дафы обильно метали молнии из двузубцев, не давая возможности высунуться, и подожгли растущий возле обломка куст. Он вспыхнул как высушенный курай и подпалил мне плащ. Пока я сбивал пламя, стараясь отползти от горящего куста, Михаил крыл молниями дафов, стреляя наугад из поднятого двузубца.

— Ползи вон к тем обломкам, — шепнул он.

Такая тактика сработала. Увлеченные перестрелкой дафы не заметили моего перемещения. Оказавшись в сравнительной безопасности, я огляделся и пополз во фланг врагу. Выбрав удобную позицию, и тщательно целясь, уложил с трех выстрелов обоих врагов. Выждав немного, и убедившись, что оба мертвы, я вскочил и побежал к ним, чтобы забрать амулеты.

Михаил выглянул из-за валуна и крикнул:

— Эй, не торопись!

Но я не обратил внимания и бежал дальше. Вдруг один из дафов приподнялся и вскинул двузубец в мою сторону. Синяя молния, сверкнув перед глазами, зигзагом обошла меня и ударила в двузубец Михаила. Тот отлетел назад, резко запахло горелым, а я, спохватившись, пристрелил дафа. Затем выстрелил еще раз в уже неподвижную черную тушу. И еще, и еще… пока не закончились патроны. Я готов был выть и проклинать всех. Но, вдруг, Михаил еще жив? Кинулся к нему. Приник ухом к груди… Нет, сердце не билось. Но может все-таки… я попробовал его трясти, звать… облил водой… Но все напрасно. Он лежал холодный и недвижимый. О, Бессмертный, я не уберег друга. Да и откуда я знал, что двузубцы могут отвлекать молнии на себя? В отчаянии, склонившись над неподвижным телом, я готов был заплакать от бессилия и злости на самого себя.

У Михаила в груди, что-то щелкнуло. Я поднял голову в недоумении, и сквозь слезы увидел то, что никогда не приснилось бы в кошмарном сне: верхняя часть черепа покойного медленно отъехала в сторону, и сверкающий, переливающийся синий кристалл поднялся из недр головы на блестящей подставке.

— Каас!!! — я отпрыгнул от тела как от чумы.

Раздался мягкий голос, идущий от покойного:

— Мозг готов для пересадки в другое тело. Воспоминания индивидуума не тронуты. Психический образ полностью сохранен. У вас есть десять секунд до полного самоуничтожения тела. Отойдите как можно дальше.

— А-а?

— Тело повреждено врагами. И по электронному кодексу пункт четыре, параграф три, тело подлежит немедленному уничтожению. Отойдите как можно дальше. Не забудьте забрать мозг убитого.

Не знаю, что двигало мной в тот момент, но я схватил синий кристалл и метнулся прочь от тела. Сзади раздался знакомый хлопок, и волна горячего воздуха ударила в спину.

 

***

"Ну и зачем я это сделал? Каас прикинулся человеком, а я и поверил! Это меня заколдовали, а не Михаила", — я потер лицо руками, но прогнать мысли из головы не мог: сердце говорило, что я потерял друга, а мораль твердила, что все случившееся — происки Кааса. Вера убеждала, что только Бессмертный мог создать человека, а опыт говорил, что видел нечто, как две капли воды похожее на человека и явно созданное не Бессмертным. Противоречивые чувства и мысли буквально раздирали меня пополам. Кроме того, я понимал, что если рассказать в племени о случившемся, никто не поверит, а Старейшие объявят, что я одержим дафами и изгонят навсегда. Хотя, можно ли им верить, ведь я слышал, как даф разговаривал голосом Первого. Или они морочили меня?

— Надо вернуться и поговорить с Октавом. И спросить у него, что же делать дальше, — сказал я вслух.

— Октав не поможет, — Михаил вздохнул и добавил, — только ты сам теперь можешь помочь нам.

Я оглянулся, потом неуверенно посмотрел на кристалл, лежащий рядом. Невидимый Михаил продолжал:

— Не бойся. Я не успел тебе всего рассказать, да и многого ты не понимаешь. Потом, когда-нибудь, я тебе все объясню. Сейчас иди к кораблю. Верь мне!

— К какому кораблю?

— К замку, Гай, к замку…

Было что-то нереальное в тихом голосе умершего человека, настолько потустороннее и неестественное, что я вскочил, и бросился бежать как можно дальше от кристалла, замка и голоса. Но вскоре остановился и побрел назад. Долг перед Михаилом был сильнее суеверного ужаса. Ведь он спас меня в последний раз. И если его дух чего-то хочет, неужели мне трудно это сделать?

Я поднял кристалл и молча уставился в мерцающие синие глубины — вдруг там спрятано объяснение происходящему? Тихий голос вздохнул:

— Тебя послали Небеса, Гай. Я рад, что ты вернулся. Иди к замку.

— Хорошо.

Чем ближе к замку, тем больший трепет охватывал меня. Замок был огромен, средняя башня нависала высокой сверкающей скалой, вершина которой терялась в голубизне неба. Тихий голос Михаила указывал, по какой лестнице нужно подняться, куда свернуть. Наконец, мы пришли. Дух Михаила заговорил с духом замка, и массивные двери почти бесшумно разошлись. Темный коридор за ними уводил в глубину строения, и странный трепет охватил меня. Я невольно оглянулся на яркий день, словно в последний раз видел небо и горы, затем шагнул в темноту. Двери с шелестом сошлись за спиной, и внезапно все наполнил яркий свет. Он лился с потолка, кругом блестело, переливалось, светилось призрачным голубым светом. Слишком нереально, чужой, не знакомый мир. Каас заманил меня в преисподнюю? Или наоборот я пришел в мир светловолосых ангелов? И тут из глубины коридора выбежали блестящие существа. Увидев их зеленые глаза, безликие головы, кучу рук и суставчатые ноги, я понял все. Каасова преисподняя. Подожди, охотники так легко не сдаются! Я выдернул из-за пояса пистолет и…, осечка, еще раз осечка, еще раз... О, Бессмертный, все патроны были истрачены на последнего дафа.

Во рту появился странный кисловатый привкус, перед глазами потемнело, и я провалился в пустоту.

 

***

Сон цвел сказочными мирами. И тянулся и тянулся, очень долго, разворачивал кольца как удав, вел по виткам в неизвестное, и рисовал все новые и новые картины. Там были битвы и победы, поражения и отчаяние, поиск и надежда… Огромные города и уносящиеся ввысь башни, люди, машины, роботы… Сверкающие иглы проникателей, разлапистые космические станции, и что-то еще… что-то главное. Но оно все время ускользало, и когда я почти понял суть, сон исчез. Открыл глаза, потянулся, полежал немного и ощутил странную легкость в теле, какую-то щенячью радость жизни, не свойственную мне раньше.

Соскочил с кровати и бросил системе:

— Открой жалюзи. Долго я спал?

Стальные жалюзи раскрылись, лучи света потекли в комнату, а система ответила певучим девичьим голосом:

— Вы спали три недели. Это стандартный срок для воссоздания тела и интеллекта.

— Три недели? Хм, — я отвернулся от окна, чтобы пройти в санузел и остановился как вкопанный.

О, Бессмертный, да что же происходит? Откуда я знаю все эти слова? "Жалюзи", "система", "санузел"? Я помотал головой, где я? Ответ пришел откуда-то из глубины сознания: "На космическом научно-исследовательском судне "Академик Королев"".

Даф раздери, да откуда я это знаю?! Ну не могу я … но ведь знаю. В душу поползло что-то вроде страха, безотчетный, почти инстинктивный ужас… я понял то, что от меня ускользало во сне. Со стоном сев на кровать, тихо сказал:

— Я — даф…

Реальность с треском разорвалась, мир рухнул в пустоту. Все… все, чем я жил оказалось ложью! Все в этом поганом мире было не так… Бессмертный — Каасово ты отродье! Что же ты натворил? Какой ты бог, ты — лишь копия великого ученого Кааса Леврие. Цифровая кукла, сбежавшая от создателя. Кукла, которая захотела идти своим путем, путем противоборства и войны.

Теперь я знал правду о Бессмертном, о Каасе, о Вселенной… Эти знания мучительно разрушали мой мир, уничтожали, стирали меня в атомную пыль. Я вскочил с кровати и заорал как сумасшедший, закинув голову к потолку. Я когда-то был человеком! Да нет, никогда я не был человеком. Лишь потомком искусственных биологических особей, выращенных Бессмертным в пробирках. Он создал нас, чтобы убивать ДАФов… Но я БЫЛ человеком! А теперь? Что я такое, дьявол раздери этого Кааса Леврие — создателя программы оцифровки человеческого интеллекта. Что я теперь такое?

"Ты — человек". Холодная волна окатила меня. Страх отступил. Ну конечно! Компьютерное регулирование уровня эмоций. Да, кибермозг не даст сойти с ума от отчаяния. Я понял, что дышу ровнее. Хех, синтетическому телу — Дифференцированной Автоматической Форме — был нужен воздух для поддержания кое-каких функций и отвода тепла от систем. И ДАФу было все-равно — есть ли кислород в воздухе… Что у меня сейчас было свое? Ничего. Синие кристаллы в башке, такие же, как у Михаила.

Полученные при оцифровке знания не давали сил, как гласила поговорка. Знания старили. И я рассуждал, наверное, как какой-нибудь шестидесятилетний профессор. Этот профессор внутри меня сказал: "Ты бессмертен. Радуйся, Гай! Впереди вечность. Теперь ты успеешь все". Но фишка в том, что я никуда вообще-то не торопился. И в мои шестнадцать и так казалось, что я успею все. Куда мне вечность?

Я снова вздохнул. Бессмертие. Улыбнулся, и вспомнил иглы проникателей из сна. Разноцветные туманности и мерцающие звезды. О, Небеса и Вечный Разум создавший мир! Я же мог теперь подняться в небо! Я рассмеялся, и жизнь вдруг стала прекрасной. Мой интеллект, разум, душа… Это было мое. Собственное. Ставшее бессмертным, благодаря новому витку цифровой эволюции. Я мог менять ДАФы, мог быть восстановлен с резервного носителя, если вдруг ДАФ или кибермозг, будут разрушены. Не об этом ли говорили все религии мира? Переселение в другие тела? Бессмертие и вечная жизнь? Счастье жить и ничего не бояться: ни боли, ни смерти, ни старости…

Система жизнеобеспечения корабля следила за мной:

— Уже освоились, Гай, с новым состоянием?

— Да, спасибо. Я в порядке. А Михаил?

— Восстановлен. И полностью функционален.

Я сорвался с места и выбежал на обзорную галерею. Жизнь раскрывалась в роскошной гамме чувств: тысячи запахов, миллионы оттенков, острота ощущений. Я ворвался в каюту Михаила без стука. Мишка еще лежал на кровати и играл с системой в голографический тетрис.

— Ха… вот ты чем занимаешься, — вырвалось вместо приветствия.

Михаил сел и смерил мою новую фигуру удивлённым взглядом:

— Ты согласился на оцифровку? Но как, во имя Неба?

— А меня никто не спрашивал. Я же грохнулся в обморок, когда увидел обслуживающих роботов. Они оттащили нас в центр восстановления.

— Ясно. И как тебе?

— Я уже привык. И мне нравится.

Он улыбнулся, широко и открыто. Встал с кровати, и мы обнялись.

— Рад за тебя. И насколько же мне легче теперь будет с тобой! Давай руку.

Наши запястья сомкнулись. Поток данных потек в мой мозг. Почти тысячу лет Каас Леврие и несколько его единомышленников искали по галактике сбежавшего Дубль-Кааса, нашего Бессмертного. И вот нашли здесь, на Богом забытой планете. Нашли, чтобы попасть в ловушку. Они ничего не знали о нас — легионерах, охотниках на ДАФов. Ничего не знали о дафо-подобных боевых роботах. О Старейших — первых людях, которых Дубль сделал вечными фанатиками своего культа. О том, что Бессмертный истребил всех коллег, которые ему помогали в работе над созданием биологических людей. Группа Кааса, пришедшая на переговоры с Бессмертным, была уничтожена роботами. Каас погиб, а Михаилу удалось уйти.

Мы разжали руки. Михаил был мрачен, он не мог мириться с мыслью, что его друзья потеряны безвозвратно. Я тоже пребывал в некотором замешательстве. Оказывается, ужасы, которые мы приписывали ДАФам, творили боевые роботы Бессмертного. А в поколениях людей выросла стойкая ненависть к самому слову даф. Теперь понятно, почему одних дафов мы убивали играючи, а другие уносили жизни целых кочевий.

— Миш, не терзайся. Вы не могли всего знать.

— Да. Но я не уберег никого. А потеря Кааса мучительна и кошмарна, ты представляешь, какой человек, какой могучий потенциал погиб безвозвратно?

— Не погиб, у меня есть его резервный носитель, амулет.

Михаил уставился на меня, беззвучно открывая и закрывая рот. Я рассмеялся, до того потешный был у него вид.

 

***

За три недели, пока системы восстанавливали Кааса, мы в мелочах обсудили план налета на сокровищницу Старейших в Золотом Городе. Наша цель — резервные носители нескольких сотен ученых, что погибли во время Великой Охоты. Эти люди, возможно, ошиблись в выборе предводителя, когда ушли за Дублем, но их интеллект был бесценен с точки зрения цифровой эволюции. Тем более что ДАФы не могли размножаться, и теперь в Галактике каждый человек на счету. С резервных носителей Первого Старейшего и его роботов, мы извлекли всю необходимую информацию: план дворца, расписание смены караула, боевую программу охранных роботов, которых было десять. Оказалось, что Бессмертный никогда не держал большой армии. Да и зачем? Если охотники уничтожали робота, он восстанавливал его с носителя, который кочевники сами доставляли в Золотой Город.

Но одно мне категорически не нравилось в нашем плане — это желание Михаила принять участие в операции. Он был ученым. Какой из него боец — я уже видел. Только и делал и что подставлялся под молнии. Он возражал, что из меня тоже боец хоть куда: только и делаю, что допускаю ошибки. А свое поведение объяснял тем, что чем дольше живешь, тем сильнее ценишь жизнь. Особенно чужую. И поэтому и пытался защитить меня. Когда я был еще смертным.

Мы оба смеялись. И искали новые способы проникновения в Золотой Город. Наконец, к нам присоединился Каас Леврие. Выслушал наши бредовые планы и тихо сказал:

— Пока вы тут сочиняете, корабельные системы получили данные о разработке нового портативного щита. Весьма любопытная вещица. Сделана для защиты ДАФов, находящихся в опасных зонах, например в открытом космосе. Понимаете, к чему я клоню?

— Портативный щит? — я протянул руку Каасу, горя желанием узнать подробности.

Так и есть! Великолепная вещь. Если его надеть, то нам будут не страшны ни молнии боевых роботов, ни "божественные" пули охотников, способные повреждать наноброню. Генератор щита умещался в обычном перстне. Удобнее вещи мир еще не изобретал. Бессмертные становились не уязвимыми. Это то, что надо! Но меня мучило одно сомнение:

— А Бессмертный не смог получить эти данные и вооружить щитом роботов?

— Исключено, — заявил Каас, — гиперпространственные передатчики изобрели через триста лет после побега Дубля. Он ничего о них не знает, и не может получать такие передачи.

Еще несколько дней мы готовились. Пока системы создавали кольца-щиты для нас. Это было удивительно время. Общение с Каасом и Михаилом интеллектуально обогащало меня. Я научился свободнее пользоваться своими знаниями и, самое парадоксальное — понимать суть этих знаний. И чем больше я понимал, тем более загадочным и сложным казался мир, в котором мы живем.

Но о чем бы мы ни говорили, я замечал странную грусть в глазах Кааса. Затаенную, спрятанную, будто он сам от себя что-то скрывал.

— Что с вами? Что вас терзает? Уж не существование ли Бессмертного? — спросил я однажды.

— Именно, Гай. Ты видишь корень проблемы. Меня мучает тот факт, что он — это я. Я мог стать таким же чудовищем, как эта несчастная копия. Предателем, убийцей друзей, ложным богом…

— Думаете, что он — другая сторона вас? То, что вы когда-то победили в себе? Вы же не стали таким, я думаю, при копировании, произошла ошибка, какой-то сбой…

— Нет, то был не сбой. Это — моя ошибка. Я проводил копирование интеллекта без учета моральных ограничений. Я хотел, чтобы он выбрал свой путь. И моральный кодекс записал в него как дополнительные данные.

— Теперь понятно, почему он не признает никаких правил, кроме собственных. Но с другой стороны, он решил проблему, над которой бьются лучшие умы. И которую решили бы вы, если бы не этические соображения и запрет на эксперименты с генным кодом человека.

— То есть?

— Он нашел способ размножения ДАФов. Он возродил нас. А нам ничто не мешает…

Каас не дал мне договорить, он схватил мою руку и принялся ее трясти, приговаривая:

— Гениально, молодой человек! Гениально. Это действительно решает проблему заселения Галактики новым видом человека. Вот что значит: свежий взгляд на проблему.

Мне стало неловко. Ну, какой тут свежий взгляд? И серому прыгуну понятно, что к чему.

 

***

Наш маленький отряд бежал по пескам в сторону Золотого Города. Наноброня с экзоскелетом, встроенными сервомоторами, платами дополнительного управления и приборами ночного видения радовала меня несказанно. Теперь я ощутил на себе, что такое бежать без устали, отдавшись на волю сервомоторов и броневого компьютера. И понял, зачем Михаил в свое время просил воды. Нанороботы при недостатке влаги не могли регенерировать броню в случае повреждения. Надо будет поработать над этим, когда вернемся.

Мы появились возле городской стены, как песчаные призраки. Перепрыгнув ее возле дворцовых ворот, я оказался перед носом ошарашенной охраны. Они мгновенно открыли стрельбу. Портативное защитное поле вспыхнуло оранжевыми языками, словно пламя. Стражники суеверно попятились:

— Огненный Даф!

Кое-кто сделал еще по паре выстрелов, и, видя, что все безрезультатно, опустили оружие, несколько человек повалился на колени. Вот только этого не хватало!

— Встаньте, охотники. Мир вам! Я не Бог, и не стоит мне поклоняться. Пропустите меня и моих друзей к Бессмертному.

Стражники открыли ворота, кланяясь нам в след. Мы вбежали во внутренний двор, куда вход смертным был запрещен. Двое Старейших вышли нам на встречу. Один из них сказал:

— Болваны, кто вам разрешил проходить через главные ворота?

Кажется, нас приняли за боевых роботов.

— Что вы сделали с охраной, идиоты? — спросил второй.

— Ничего, лучше сдавайтесь! — Михаил вскинул двузубец.

Старейшие выхватили пистолеты. Они привыкли, что плазменные пули легко пробивали броню, и каково же было их удивление, когда вокруг нас полыхнуло защитное поле. Михаил легко уложил обоих фанатиков, я подошел к ним и подобрал пистолеты — привычное для меня оружие. Мы пересекли двор и вошли в галерею, ведущую на верхние ярусы дворца. Где столкнулись с отрядом роботов. Завязалась перестрелка, электрические разряды с низким гулом расчертили коридор, по которому плясали безумные синие сполохи и оранжевые блики. Один из роботов, попав под двойной удар молнии, свалился, задымившись. Затем — второй. И тут выяснилось, что еще не прошедший обкатку портативный щит, плохо сдерживает потоки электрических разрядов. Несколько раз ослабленные молнии, ударили в броню. Компьютер предупредил меня, что есть опасность критических повреждений. Нам некогда церемониться с роботами! Я закинул двузубец за спину и достал пистолет. Сполохи щита мешали целиться, и первые выстрелы ушли мимо. Я, падая на пол, отключил защитное поле, откатился за одного из убитых роботов и уложил ближайшего выстрелом в голову. Роботы страха не знали, но в тактике кое-что соображали, поэтому отошли за поворот коридора. Пуля догнала еще одного, и он свалился за угол, став хорошим бруствером для своих товарищей.

— Проклятье, — Михаил присел рядом, — их там еще шесть.

— Одевай мой щит. Так ты будешь лучше защищен, отвлеки их. Я попробую подкрасться незамеченным. Каас, не высовывайтесь. Сидите тут, за роботом.

Михаил надел кольцо и побежал вдоль коридора, мимо ответвления с роботами. Те открыли по нему стрельбу, один высунулся, и был тут же уложен выстрелом. Похоже Бессмертный не удосужился сделать их гениями стратегии. И прекрасно! Иначе мы бы не прорвались.

Михаил резко развернулся и разрядил молнию во врагов, затем еще одну. Ближайший робот коротнул и повалился на пол. Оставшиеся обрушили на Михаила всю мощь двузубцев, дав мне возможность прицельно расстрелять их. Путь был свободен. Мы вошли в сокровищницу, но Каас остановил нас на пороге:

— Считаете, что Бессмертного нужно оставить в живых?

— А вы хотите его уничтожить? — где-то в глубине души я все еще считал Бессмертного божеством, в конце-концов, я живу благодаря ему.

— Гай, он опасен. Пока он жив, твоя мечта о бессмертии для кочевников и заселении Галактики не сбудется никогда.

— Так вот кто устроил у меня во дворце бедлам, — прогремел голос и Бессмертный вошел в сокровищницу с другой стороны и, посмеиваясь, смотрел на нас, — Каас, да неужели тебя восстановили? Какая опрометчивость!

Похоже, повелитель Пустыни не знал, что роботы уничтожены, а охрана уже разносит по улицам Золотого Города весть о появлении Огненного Дафа. Я хотел сказать ему об этом, но Каас опередил меня. Он с силой метнул двузубец в свою копию, вложив в бросок всю ненависть, обиду и злость. Оружие пробило синтетическое тело, опрокинув Бессмертного и пришпилив его к полу.

Я отвернулся. Вид поверженного божества, пусть ложного, меня не радовал. Был ли он плохим или хорошим, но без него мечта человечества не осуществилась бы никогда. Немного подумав, я повернулся к Каасу:

— Вы — это он… Он — это вы. Не хотите ли остаться здесь, чтобы указывать кочевникам путь к бессмертию?

Он отрицательно покачал головой:

— Хватит с них одного лжебога.

 

И было так, что Великий Охотник стал Огненным Дафом. Он разгадал ложь Бессмертного, и очистил имя Кааса от скверны. Предание сбылось, как и говорили пророки. Злые дафы исчезли с лица Пустыни. И в знак своей милости Каас наделил Охотника вечной жизнью, и тот отправился в миры звездные, в миры загадочные. И теперь каждый кочевник, будь то муж или жена, вождь или пастух, в свой час отправляются в вечное странствие по звездным мирам, где обитают другие Бессмертные.

Из преданий кочевников