Правда бывает горькой
По мотивам SO: TL
Потеря рассудка [на войне] мне кажется почетной, как гибель часового на своем посту.
Леонид Андреев "Красный смех"
Наша совесть — судья непогрешимый, пока мы не убили ее.
Оноре де Бальзак
Звонко протрещавшая очередь врезалась в спину, швырнула вперёд тело в сероватом зимнем камуфляже, впечатала в стену, на ослепительно белой поверхности снега расплылись ярко-алые пятна.
Сухой щелчок. Я вздрогнул и обмороженными пальцами судорожно рванул рукоять затвора, скользнул пальцем по защёлке магазина, последний мигом очутился у меня в руке. Изогнутая металлическая коробочка, полностью разряженная, а посему — бесполезная. Отшвырнул в сторону, лихорадочно зашарил по разгрузке… Пустой, пустой, ещё один…тоже пустой. Рука сама скользнула к набедренной кобуре, но сгребла лишь воздух — пистолет был потерян довольно давно.
"Всё…"
Осторожно выглянул из-за опрокинутого набок, занесённого снегом грузовика, служившего мне укрытием.
Небольшая площадка перед четырёхэтажным зданием из красного кирпича, шестёрка серо-бурых тел, лежащих в алых пятнах впитавшейся в снег крови. Множество следов — попробуй разбери, сколько человек тут прошло.
Тишина. Не скрипит снег под ногами, не хлопают выстрелы. Смотались, точно смотались, испугались — и спрятались за стенами. А напрасно — я остался один, и пустой…
Почти один.
***
Дэсмет сидел там же, где я его и оставил: в углу полуобвалившегося деревянного дома, привалившись спиной к стене.
Серо-белый армейский свитер, скрывавший повязку, стал багровым на груди, с него методично, безостановочно капала кровь.
— Подъём, сарж1! — Я вытянул из разгрузки пару ремней для транспортировки раненых с защёлками-карабинами на концах, взял подчинённого за воротник правой, перевязанной рукой, скривился от боли, выругался. С третьей попытки мне удалось взвалить бойца на спину и пристегнуть его.
— Хреновато…получи…лось, Иверсен. Подв..ёл…
— Заткнись, сержант, — я скрежетнул зубами, сгорбился и зашагал в сторону места недавней перестрелки. — А то подохнешь раньше срока.
***
Толкнув скрипучую двустворчатую дверь, перешагнул порог. Зашаркали по голубым плиткам пола истрёпанные зимние берцы, оставляя за собой мокрые, красноватые следы.
К шуршанию моих шагов прибавился звук дюжины других — навстречу по небольшой лесенке спускалась человек десять бойцов в примелькавшемся уже камуфляже.
"Вот теперь — точно всё".
Но противник при моём появлении повёл себя по меньшей мере странно — на ходу перестроился в колонну, и спустившись вниз, остановился. Взмыли к шлемам и шапкам руки в характерном приветственном жесте. Из строя навстречу мне шагнул солдат с перевязанной головой, с нашивкой медика на левом плече.
— Господин лейтенант, мы — все, кто выжил из седьмой роты. Мы сдаёмся. Уинтерфалл ваш.
— Помогите мне.
Я расстегнул защёлки, осторожно опустил Дэсмета на пол.
— Господин лейтенант, но…
— Что "но"?
Мой вопрос пропал впустую. Сарж смотрел на меня пронзительным, укоряющим взглядом ярко-синих глаз. Остекленевшим, сведённым в одну точку взглядом, что свойственен только мертвецам.
Я обессилено сел на холодный пол рядом, прикрыл красные, налитые кровью от несколькодневного недосыпа глаза. Усталость навалилась на плечи, словно лавина в горах — на незадачливого альпиниста.
Оставалось только одно дело, одно небольшое дело, которое должно быть выполнено.
— Где Уэстрэйт? — Я рывком поднялся с пола.
— Наверху, господин лейтенант.
— Дайте пистолет.
Медик вытянул из плечевой кобуры искомый, протянул мне.
Я кивнул рядовому, забрал из его рук оружие и, взбежав по ступенькам, толкнул дверь, за которой в полутьме виднелись облицованные белой плиткой ступени.
***
Лестница, причудливо изгибавшаяся меж рам, скалившихся останками толстых стёкол, словно пасти хищных животных — зубами, уходила наверх, во тьму. Белый мрамор, что покрывал их когда-то, растрескался, и теперь каждый мой шаг сопровождался хрустом осколков.
Порыв ледяного ветра, провывший свою странную песенку в пустых рамах, принёс запахи: въедливый — гари, сладковатый, тошнотворный — разложения, и горсть снега, немедленно брошенную мне в лицо. Пришлось закрыть глаза раненой правой рукой, замотанной чуть выше локтя грязной серой тряпкой, посреди которой расплылось бурое пятно. Впрочем, повязка была бесполезна: ярко — красные зудящие пятна, воняющие терпким ароматом заживо разлагающейся плоти, усыпали конечность целиком. Даже при наилучшем раскладе я долго не протяну…
Под подошвами зашуршали бумаги — эта часть лестницы была густо усыпана ими. Приказы, донесения, наставления — всё это, уже бесполезное, устилало раскрошенный мрамор сплошным шелестящим ковром.
Деревянная дверь. Роскошная, с множеством узоров и инкрустаций. Узкая щель, сквозь которую пробивается свет. Потянуть за ручку и, с трудом перешагнув порог, оказаться внутри, в тепле.
Яркий свет ламп, треск поленьев в камине. Рабочий кабинет — стол с грудой бумаг, кистей, баночек с красками. Картина. Огромный холст на треноге, а на нём — корчащиеся, кричащие, сдирающие с себя кровоточащее мясо, выблевывающие полуразложившиеся внутренности люди в клубах серо-жёлтого газа.
— Что за…
Во вращающемся кресле перед холстом сидел человек, повернувшийся ко мне при звуке голоса. Начищенные до блеска ботинки, отутюженные брюки, вытершийся и полинявший бежевый парадный китель, галстук. Четвёрка ярко-жёлтых ромбиков на тёмно-зелёных погонах — капитан. Берет с трудно различимым значком. Чуть выступающий вперёд подбородок, прямой нос, зелёные глаза. Именная нашивка на груди гласила: "Уэстрэйт".
— Скажи мне, Иверсен, что ты подумал, когда впервые попал сюда, в Уинтерфалл? Что я слетел с катушек? — по губам моего собеседника скользнула усмешка.
— Да, дружище, — оскалился я. — Это первое, что пришло мне в голову. Кстати, не могу сказать, что рад тебя видеть…
— Да, так было бы легче. Гораздо проще считать меня сумасшедшим… но я не более ненормален чем ты, лейтенант.
Взгляни, — собеседник кивнул в сторону картины, — тебе нравится?
— Это ты!
— Нет. Твои приказы отправили на тот свет несколько сотен человек.
— Интересный упрёк со стороны офицера, изменившего присяге и погубившего целый город.
— Ты так ничего и не понял, эл-ти2 … — капитан вздохнул. — Давай-ка восстановим цепь событий. С чего всё началось?
— С твоего исчезновения, дружище. И с радиомолчания "семёрки".
***
Уинтерфалл. Маленький северный шахтёрский городок — в своё время здесь процветала почти свёрнутая ныне добыча угля. В наследство от него осталось огромное количество подземных тоннелей, как в окрестностях, так и под самим насёлённым пунктом. Население — четыре-пять тысяч человек. Обыкновенное, ничем не примечательное захолустье, если бы не одно "но" — начавшаяся три месяца назад эпидемия абсолютно неизвестной науке болезни.
Правительство, как и положено в таких случаях, запаниковало. Настолько, что даже отказалось посылать туда своих собственных вояк и учёных, предпочтя обратиться к гигантской частной военной корпорации — Всемирной Ассоциации наёмников.
Большие шишки из последней, почесав свои умные головы (или задницы — судя по ряду принятых нашим высоким начальством решений, думает оно именно тем, на чём сидит), решили отправить туда своих цепных псов — Внутреннюю службу.
Руководство тогда считало это решение безошибочным. Таким оно на первый взгляд и выглядело — казалось бы, что может случиться с первоклассно подготовленными солдатами и офицерами? Да и действовать им предстояло по специальности — основным занятием частей Внутренней службы была поимка или отстрел результатов всяческих экспериментов — а проще говоря, разнообразных монстров, проникновения в заражённые различными малоизвестными вирусами лаборатории, естественно, с целью заполучить штаммы означенной биологической гадости, и прочие столь же малоприятные вещи.
Выбор пал на Седьмую отдельную роту, расквартированную всего-то в паре сотен километров от Уинтерфалла. Подразделение довольно быстро передислоцировалось в заражённый город, заняло ключевые точки, отрапортовало о первых результатах…и смолкло. За прошедшие со времени отправки два месяца от "семёрки" не поступило ни одного радиосообщения. Вообще.
Настал чёред паниковать руководству Ассоциации, никогда прежде не сталкивавшемуся с пропажей своих подчинённых, да ещё и в таких количествах. Пораскинув мозгами, означенное решило направить в район заражения группу, на сей раз из разведки.
Среди разведчиков, естественно, дураков не было, и соваться в подобное дело никто не пожелал, что впрочем, было неудивительно: одно дело бегать по джунглям за повстанцами, и совсем другое — производить розыск в районе, заражённом малоизвестным вирусом, где до этого исчезла рота «спецов». Руководство «давить» и назначать «козлов отпущения» не стало, но выбрать кого-либо было необходимо. Поэтому личный состав кинул жребий, жертвами которого оказалась чётвёрка рядовых — невысокий, извечно хмурый и ворчливый Леонард Хэмльтон, добродушный и исполнительный Кристоф Йеспер, вспыльчивый и упрямый Флориан Хольтер, постоянно сосредоточенный, крайне внимательный и осторожный, как и положено снайперу Рольф Сабо, и один сержант — Роджер Дэсмет. Ваш же покорный слуга — лейтенант Леон Иверсен вызвался на роль командира добровольно. Руководство, конечно, покрутило пальцем у виска, но с моей кандидатурой согласилось. Впрочем, я и не собирался объяснять этим напыщенным олухам, ради чего сую голову в петлю.
Рядовые все, как один, были без боевого опыта — впрочем, по мнению начальства, и задача была простой — придти, найти или не найти останки роты или местных жителей, уйти (а заодно сводился к минимуму риск действительно ценными кадрами). Нет, конечно, чему нужно, бойцы были обучены — не зря срок подготовки солдата-разведчика Ассоциации — два года, но в реальной ситуации им ещё действовать не приходилось. А вот сержант уже изрядно понюхал пороха — десять лет на службе, пара нашивок за ранение, да и я отставал от него ненамного…
***
— Своё путешествие по Уинтерфаллу ты начал с Западного поста, так ведь? — Уэстрэйт поднялся из кресла, прошёлся по кабинету.
— Да, а заодно узнал много интересного, — я прислонился спиной к стене.
***
Труп лежал, привалившись к разбитому радиопередатчику посреди комнаты.
— Сарж… из "семёрки". Отчего помер?
— Биосканер молчит — никаких неизвестных вирусов нет. — Хольтер убрал похожий на блюдце прибор в чехол.
— Выстрел в голову с короткой дистанции, — Дэсмет склонился над покойным. — На входном отверстии — частицы пороха. Похоже на самоубийство, но не из-за болезни — раз «тарелка» не верещит, следовательно, можем осмотреть тщательно. Оружие, — Роджер указал на пистолет в левой руке покойного, — здесь. А в правой, — сержант попытался разжать пальцы мертвеца, но те упорно не желали двигаться. — Тьфу, резать придётся… Ну-ка…
Через полминуты из ладони мертвеца была извлечен мятый и грязный клочок бумаги.
— Записка? — поинтересовался Йеспер.
— Читай, сарж, — я изучал разбитый передатчик. Судя по повреждениям, восстановлению он не подлежал.
— "Эвакуация Уинтерфелла окончилась полным провалом. Уэстрэйт".
— Один хрен, никакой ясности, — проворчал у меня из-за спины Хэмльтон. — Куда девались…
— Именно. А приказ требует от нас искать выживших — гражданских или наших, без разницы. Так что завтра продолжим, а пока — можете немного отдохнуть и привести себя в порядок, благо, кто-то жаловался, что мёрзнет.
***
Небольшой костерок, разведённый на каменном полу из останков мебели, весело потрескивал и плевался искрами.
"…Первая стадия заболевания характеризуется повышением температуры, слабостью, кашлем. На поражённом участке тела образуются красноватые пятна, позднее превращающиеся в гнойники.
При вступлении заболевания во вторую стадию гной трансформируется в мутную клейкую жидкость белесоватого цвета, область поражения расширяется, происходит временная ремиссия — самочувствие больного улучшается за исключением одного "но" — невозможности приёма пищи и жидкостей — организм моментально избавляется при них при помощи рвотного рефлекса.
На третьей стадии болезнь переходит в завершающую фазу — плоть начинает разлагаться и отпадать целыми кусками. Предположительно, к этому моменту отмирают почти все нервные окончания в поражённой зоне, так как больной ничего при вышеописанном процессе не ощущает.
… Как показали эксперименты, заражённый является разносчиком заболевания только на третьей фазе, до её наступления он полностью безопасен…
…Инкубационный период болезни — от 12 до 24 часов. Первая стадия — 8-10 часов…
В течение первой стадии или начале второй больного ещё можно спасти — по крайней мере, ампутация заражённой конечности даёт положительный результат..."
— Эл-ти, — Роджер отвлёк меня от чтения документов, найденных в сумке мертвеца, — я тебя спросить хочу.
— Слушаю.
— Почему ты во всё это ввязался? Ты из нас один-единственный доброволец.
— Какая разница, — я пожал плечами.
— А всё же?
— Уэстрэйт трижды спасал мне жизнь. В Сефиромии. Только благодаря ему я трижды попадал в госпиталь с контузией, а не в могилу. Вышестоящим это трудно объяснить…
— Да. Но ты ведь хочешь после выполнения задания искать его самостоятельно?
— Именно так. Зачем лишний раз рисковать другими?
— В любом случае, я отправлюсь с тобой, эл-ти.
— Зачем, сарж?
— Хочу тебе помочь. Ты не забыл своего друга, а значит, если прижмёт, и нас не бросишь, лейтенант.
— Он не совсем друг…скорее, кредитор, — усмешка скользнула по моим губам. — Впрочем, воля твоя, сарж. И да, — я протянул Дэсмету стопку смятых листков. — Прочитай сам, и бойцы пусть ознакомятся. Это о болезни…
— А карта, что мы нашли среди документов покойника?
— Интересная штука. Если читать легенду — то на ней ещё и подземные коммуникации обозначены. С учётом многочисленных руин и снежных завалов на поверхности — возможно, лучший способ перемещения. Завтра мы им и воспользуемся.
***
— И ты решил спуститься вниз…
— Да. Окончательно меня на это сподвигла смерть Хольтера.
***
То, что осталось от Флориана, через ПНВ3 больше всего напоминало изувеченную восковую фигуру — нереальные бело-зелёноватые рёбра, загибающиеся дугами вверх из кроваво-блестящей чёрной ямы, оторванная рука с чуть подёргивающимися пальцами в стороне.
Убийца моего подчинённого, лежащий чуть в стороне, походил на изломанную куклу, замотанную в кучу тряпок. В этой игрушке в человеческий рост кто-то провертел цепочку отверстий, через которую вытекала зеленоватая субстанция, похожая на кетчуп.
Хэмльтон опустил ещё дымящийся карабин.
— Я … ему сказал, чтобы к местному близко не подходил, а Фло меня, как всегда, не послушал…и этот сучонок его из обреза в упор — и бежать, ну и…
***
— Я долго пытался понять, за что же гражданские нас так ненавидят. Потом сообразил, что они не различают форму разведки и Внутренней службы, — с трудом подавил зевок, прикрыл рот рукой, — а значит, ты и твоя рота натворили дел. В конечном счёте, ответ на вопрос был найден.
— В тоннелях? — Уэстрэйт повернулся ко мне, скрестил руки на груди.
Я кивнул.
***
Боковое, тупиковое ответвление одной из многих подземных шахт, через которые мы проходили, ничем бы не привлекло наше внимание, если бы не запах — мерзкий, сладковатый запашок, которым мне пришлось вдоволь надышаться ещё в Сефиромии. Именно в тот момент я и решил глянуть — что же может так вонять, хотя ответ знал заранее.
Трупы. Трупы, трупы, трупы, трупы. Вздувшиеся, синеватые, полуразложившиеся. Целые и кусками. Фрагменты чудовищной мозаики, устилающие собой дно тупичка. Женщины, дети, старики. Мужчин немного.
— Гражданские, эл-ти. — Роджер сумрачно глянул на меня. — Сотни этак две. И сдохли, — Дэсмет, морщась, приподнял ближайшее тело, — не от болезни, и не сами. Дырка от пули в черепе. Ты уверен, что хорошо знал командира "семёрки"?
— Теперь — нет. Как я могу после такой хрени вообще быть в чём-то уверен?
***
— Вначале мне не удалось понять только одного — на кой чёрт тебе потребовалось играть в палача, только уже со своими. Ответ был найден позже, — я подошёл к холсту поближе.
***
В прозрачном утреннем небе плавно плыли снежно-белые облака. Метель улеглась, солнце светило ярко, словно предвещая начало нового, ослепительно белого зимнего дня…
На балках полуразрушенного здания, болтаясь на ветру, висели иссохшиеся, синелицые мертвецы. На нескольких я сумел разглядеть зимнюю форму Ассоциации, ряд других, несомненно, были гражданскими.
— Крыша съедет со всем этим, господин лейтенант. Точно съедет. — Сабо глянул на покойников сквозь оптику винтовки. — Как прикажете это понимать?
***
— И тогда, чтобы прояснить ситуацию, ты решил взять "языка", — Уэстрэйт присел на край стола. — Но ведь всё вышло чертовски неудачно?
— Именно так, — я кивнул, продолжая разглядывать людей на холсте. — Твои бойцы даже разговаривать с нами не стали, сразу начали стрельбу.
***
Очередь вгрызлась в кирпичи, брызнула в стороны каменная крошка.
— Как только они побегут — стреляйте, — гаркнул я в микрофон и.с.с.4 , и цапнул гранату из разгрузки. Потянул кольцо, выждал мгновение, и отправил круглую зелёную смерть в огрызающуюся дульными вспышками темноту.
Хлопок. Кто-то заорал, с остатков давно пробитого потолка посыпалась побелка, совсем рядом защёлкали выстрелы — мой немногочисленный отряд старался зацепить кого-нибудь из противников.
Я рванулся из-за укрытия, перебросил тело через груду ледяных глыб, скользнул берцами по каменному полу. Быстрее, за вон ту баррикаду из ящиков. Там должны быть раненые…
Три трупа, один полуживой. Я остановился. Раненым был Хольтер, он пытался отползти в сторону.
Вынырнувший из темноты Сабо разрядил в него винтовку.
— Всё, господин лейтенант.
— Рольф, это же…
— Некий Хэмпстер, — рядовой ткнул стволом своего оружия в именную нашивку убитого.
Черты лица Флориана смазались, истончились, и мой покойный подчинённый превратился в неизвестное мне лицо.
***
— Господин лейтенант, там… — Хэмльтон казался бледнее обычного.
— Понял уже, рядовой.
Йеспер привалился боком к грязной стене. Если бы не багрово-красные, сверкающие в свете фонарика потёки на ней и на серо-белой маскировочной куртке, могло бы показаться, что рядовой уснул на ходу.
— Не добежал он, — Леонард забросил карабин за спину. — Рванулся к укрытию, и прямо в незащищённый бок получил. Я его утянул, а он... уже. Да и вообще…мы только что пол-отделения Ассоциации положили. И притом — ни за что!
— Думаешь, мне по своим стрелять нравится? — я сгрёб рядового за ворот куртки, встряхнул. — В любом случае это была самооборона!
— Как не назови, эл-ти, а мне ни хрена от этого не легче, — Хэмльтон попытался вырваться.
— Легче с пулей в черепе лежать, рядовой?! — огрызнулся на подчинённого Дэсмет.
***
— И тогда ты решил продолжить поиски ответов на свои вопросы? — Уэйстрэйт снял берет с головы, отряхнул.
— И на твою беду их нашёл, дружище, — я повернулся к капитану. — В офицерском оперативном штабе.
***
Когда-то, ещё до эпидемии, это помещение наверняка было залом ресторанчика — резные дубовые плиты на стенах, зеркальный потолок, хрустальные люстры. Эпидемия добавила к этому облику десяток столов с кипами документов на них, расположившихся под окнами западной стены и большой стационарный радиопередатчик.
Посредине зала, на железных походных стульчиках, глядя на живых чёрными провалами глазниц, ухмыляясь сведёнными в предсмертной муке ртами, сидели обугленные, скукоженные, похожие на мумий мертвецы. Руки каждого из покойников были связаны за спиной.
В воздухе витал аромат палёного мяса.
— Мы в дерьме, — выразил общее ощущение от увиденного Дэсмет.
Я забросил карабин за плечо и торопливо обошёл сожженных, срывая с их шей чуть деформировавшиеся от жара армейские жетоны.
— Почти весь офицерский и сержантский состав "семёрки". — Я повернулся к своим бойцам. — Сабо, что у тебя там?
Снайпер, стоявший у одного из окон, оторвался от оптики и повернулся ко мне.
— Ничего особенного. Ещё пять повешенных гражданских.
— Где? — спросил я, принимая из рук снайпера его винтовку.
— Вон там, на десять часов.
— Стоп! Как у тебя увеличение подкрутить?
Прицельная сетка смазалась, тела на фоне сине-белого неба стали ближе.
— Рольф, нашу форму не узнаешь? — Я оторвался от прицела и протянул снайперу его оружие. — Это ж разведгруппа!
Сабо удивлённо взглянул на меня, и вновь припал к окуляру.
— Пятёрка гражданских, эл-ти.
— Дай-ка…
Пять трупов в стандартной зимней форме разведки Ассоциации продолжали раскачиваться под порывами холодного ветра.
— Хрень какая-то… — я опустил оружие. — Но если это — разведка, то мы здесь не первые…
— К счастью, — хмыкнул Дэсмет, — иначе висели бы там. Эл-ти, я полагаю, что твой друг всё-таки спятил.
— Понятие сумасшествия слишком растяжимо, — знакомый мне голос донёсся от одного из крайних столов с документами.
"Уэстрэйт?"
На деревянной крышке лежало и.с.с., точно такое же, как и те, что были в составе нашей экипировки. Из-под задней панели его в стороны торчали несколько проводков с контактами.
— Капитан, вы меня слышите?
— Прекрасно, — ответило устройство.
— Вы меня не помните? Лейтенант Леон Иверсен, семнадцатая рота разведки. В Сефиромии вы три раза сохранили мне жизнь.
— Я помог многим, эл-ти. Как там, так и здесь.
— Тем не менее, ответьте мне — зачем? Зачем вы всё это натворили? Почему ваши люди стреляли по нам? На кой чёрт потребовалось убивать здоровое мирное население?
— Иногда ради того, чтобы спасти часть, другой частью приходится пожертвовать. Тебе ли этого не знать, лейтенант?
Я выругался и торопливо спрятал и.с.с. в один из карманов разгрузки под недоуменными взглядами своих подчинённых.
— Ты был прав, сарж. Это всё он, Уэстрэйт, натворил. Вероятно, сошёл с ума, возомнил себя местным царьком… Значит, нам придётся его проучить.
***
— И тогда ты решил уничтожить склад с материалами, которые мои бойцы и мирные жители использовали для отопления? — капитан продолжал крутить берет в руках. — Ты хоть понимал, что сделав это, обречешь остатки города на смерть от холода?
— Да. Но мне было важнее, чтобы "семёрка" передохла, и тем самым путь к тебе был бы свободен.
— Ты добился своего. Часть действительно погибла. А сколько помёрзло уцелевшего после эпидемии населения… Ты ведь не считал, верно?
— Мне было немного некогда, — я неторопливо подошёл к столу. — Это "мирное" население вооружилось, и гоняло нашу четвёрку по тоннелям двое суток под аккомпанемент из твоих философствований, передаваемых нам и.с.с. Именно там, внизу, я и подцепил эту дрянь, — с трудом пошевелил пальцами правой руки, скривился от боли. — Неудачно прыгнул, и напоролся на какую-то железку, началось заражение. Дэсмет был хорошим сержантом — он ничего не сказал ни Сабо, ни Хэмльтону.
— А потом ты решил, что можно добраться до меня, и направился к Центральному посту. Скажи мне, тебе хоть было жаль гарнизон?
— Я не склонен жалеть предателей и убийц.
***
Маленький двухэтажный домик из крайне распространённого в Уинтерфалле красного кирпича расположился на возвышенности. Спрятавшийся от всех невзгод под крышей из толстого серого шифера, сейчас он выглядел на редкость грозно — окна заложены мешками с песком, баррикады из ледяных глыб перед каждым входом, несколько стационарных крупнокалиберных пулемётов.
— Карта, снятая с покойника, утверждает, что это какой-то ключевой пункт, — я затолкнул бинокль в чехол.
— Уж не самого ли Уэстрэйта стерегут? — Сабо продолжал изучать позиции "семёрки" сквозь оптику винтовки красными, воспалёнными от недосыпа и ветра глазами.
— Не думаю. Если верить карте — капитан в другом месте, к нему должна вести подземная коммуникация из домика.
— Их там не меньше взвода, — Хэмльтон оторвался от бинокля. — А нас четверо. Даже если очень захотим — вряд ли прорвёмся.
— Эл-ти, я думаю, тебе будет интересно на это взглянуть, — Дэсмет поманил меня в сторону.
***
— А вот теперь я более чем уверен, что мы — пройдём, — я постучал по выкопанному из снега ящику. — Знаете, что это?
— Одноразовый реактивный гранатомёт с гранатой объемного взрыва. Начинка — "Чёрная смерть" — высокоэффективное отравляющее вещество, — Сабо хмыкнул. — Наверняка при транспортировке вертушкой уронили неудачно.
— Эл-ти, это хреново кончится, — проворчал Хэмльтон.
— Для них — да.
***
— А ведь ты прекрасно знал, что намеревался применить, — капитан побарабанил пальцами по крышке стола.
— Но не знал одного обстоятельства…
— А если бы… — Уэстрэйт вопросительно поднял бровь.
Я пожал плечами.
***
На Центральный пост мы вломились спустя двадцать пять минут после выстрела, оставив газу для разложения лишнюю шестую долю часа.
Не могу сказать, что я впервые столкнулся с последствиями применения "Черной смерти", но зрелище это — что в первый, что в последний раз смотрится одинаково отвратно. Серо-жёлтый газ, химическая формула которого состояла аж из дюжины букв и десятка цифр никогда не оставлял своим жертвам ни единого шанса. Не обязательно его вдыхать — достаточно попадания на кожу, и мучительная гибель обеспечена — вещество в несколько сотен тысяч раз ускоряет естественные процессы старения. Да-да, жертвы "Черной смерти" разлагаются заживо.
Вот и сейчас мы осторожно обходили мёртвых и ещё живых, но стремительно рассыпающихся, расклеивающихся бойцов "семёрки", напоминающих сахарных человечков, попавших в воду.
Солдат, выблёвывающий чёрные, гнилые лоскутья лёгких. Рядовой, от ног которого остались только кости — плоть сошла с них гниющей, черно-красной хлюпающей жижей. Просто оголённый разваливающийся скелет в гнойной луже — граната объёмного взрыва, почти мгновенно распространившая газ по внутренним помещениям и служебным тоннелям, не оставила шансов никому.
Будь у меня и моих подчинённых в желудках хоть что-то — мы бы давно уже с ним расстались, а так только сплёвывали тягучую слюну, продолжая продвигаться вперёд.
Вход в тоннели оказался обычным люком с лестницей, ведущей вниз. Из зева шахты доносился высокий, надрывный не то вопль, не то вой, не смолкающий ни на минуту.
"Не может, ну не может человек так орать…"
Источником сего потрясающего во всех смыслах звука оказался сержант из "семёрки", лишившийся ног. При нашем появлении сарж попытался подняться, и естественно, что ему это не удалось.
— За что? За что? За что? — хрипел он.
Я остановился рядом с ним, сплюнул на пол.
— Сами напросились.
— Мы…спасали.
— Что? — Дэсмет удивлённо поднял бровь. — Кого? Где?
— Там…
***
Это был один из залов в шахтах, по — видимому, оборудованный системой обогрева, и примитивной системой пропуска.
Газ добрался и сюда, и сейчас там, за тонкой перегородкой умирали люди, молясь, плача и изрыгая проклятия в адрес убийц.
— Открываю, — Дэсмет дёрнул рычаг и толкнул дверь. — Это...это гражданские, эл-ти. Женщины, дети, старики…
— Вижу, — я шагнул в открывшуюся дверь.
***
В центре зала застыла скульптурная композиция — женщина с маленьким ребёнком, сидящая на ящике. Правая половина лица её была обычной, нормальной, зелёный глаз с ненавистью впился в меня, когда я перешагнул порог, а левая … оскал черепа в чёрных ошмётках разлагающейся плоти, белое незрячее бельмо. Девочка, которую она держала на руках, уже была мертва, личико её превратилось в бесформенную черную студенистую массу, стекавшую на пол.
Мать и дочь. Мёртвая мать и мёртвая дочь.
— Ты превратил нас в убийц, лейтенант! В мясников!! — голос Хэмльтона донёсся откуда-то издалека, с трудом пробившись через многоголосый вой заживо разлагающихся людей.
***
— И всё же ты не сдался… — Уэстрэйт вытянул из внутреннего кармана кителя портсигар.
— Такое я тебе простить не смог, дружище.
— Что было дальше?
— Мы выбрались из коммуникаций, и тут-то нас и прижали остатки твоей "семёрки". Пришлось разделиться — именно так мы потеряли Сабо.
— Но нашли…
— Да.
***
В свете яркого зимнего солнца серо-белый камуфляж повешенного, с нашивкой разведчика на рукаве, казалось, сверкал. Узкое лицо, и без того бледное, сейчас сравнялось цветом со снегом. Тёмно-синий язык распух и вывалился изо рта.
Толпа, собравшаяся внизу импровизированной виселицы, роль которой выполнила железобетонная балка, выходившая из руин дома на уровне второго этажа, шумела и не сразу обратила внимание на нас.
— Эл-ти … это Сабо, — Дэсмет присмотрелся к лицу покойника.
Что-то внутри меня оборвалось. Хотелось сравнять этот чёртов городишко с землёй, а жителей — утопить в их собственной крови, удавить их собственными кишками, накормить до отвала их же собственным дерьмом.
— Сам вижу, — холодно ответил я, и повернулся к толпе. — Эй, падаль, кто его повесил?
Молчание. Люди повернулись к нам, по меньшей мере сотня пар глаз вцепилась в нас, словно хотели разорвать, разодрать в клочья нашу троицу.
— Ну?
Молчание в ответ. Толпа неторопливо двинулась к нам, к моёму удивлению — без криков и воплей, практически молча.
— Бросятся, эл-ти, — зашептал мне Дэсмет. — Бросятся и повесят нас рядом с Сабо.
— Значит, все? — я улыбнулся собравшимся. Не знаю, что они увидели на моём лице, но люди — старики, мужчины, женщины — остановились и попятились. — Очень хорошо. Все — так все.
Карабин взлетел к плечу почти мгновенно, длинная, во весь магазин, очередь хлестнула по толпе, рой стальных жужжащих кровожадных шмелей рванул человеческую плоть.
"…Я имею полное право сейчас убить вас всех. Всех до единого. За Сабо. И за Хольтера."
Подал голос пулемёт сержанта. Зачавкал, глотая золотистые патроны из ленты…
Толпа попятилась, дёрнулась прочь от нас, словно от прокажённых. Но пространство было слишком тесным, и слишком много было людей…
Пулемёт в руках сержанта продолжал исторгать смерть.
Палачи Сабо наконец-то сориентировались — и рванулись прочь, в стороны, подальше от косящего их свинца.
— Прошу вас! Не надо! Не надо! Умоляю! — женщина в черной зимней куртке упала на колени, закрыла голову руками.
Я пинком опрокинул её на спину, выдернул из кобуры пистолет.
— Не надо! — кричала она. Миловидное личико — в иных условиях я бы, наверное, постарался познакомиться с ней поближе.
— Он по вам стрелял? Я спрашиваю — он по вам стрелял? Отвечай, сука! — пистолет описал полукруг и врезался ей в лицо, брызнула кровь.
— Эл-ти, зачем?! — крикнул Хэмльтон. Пулемёт саржа смолк.
— Я тебя спрашиваю, сука! Он — стрелял?! — я продолжал размахивать оружием перед носом одной из убийц Сабо.
— Нет! — она помотала головой. — Нет… он винтовку почти сразу опустил, как увидел нашу одежду.
"Не умел убивать гражданских. Даже защищая себя".
— А вы? — я плюнул ей в лицо. — Вы что сделали, а?
Выстрел грохнул неожиданно. Пистолет выскользнул из рук, исчез в глубоком снегу.
Хэмльтон держал ещё дымящийся карабин наизготовку, чёрный ствол оружия смотрел на меня.
— Хватит, эл-ти, — с трудом выговорил рядовой, его трясло.
— Что ты предпримешь? Убьёшь своего командира? — я вытянул из нож из ножен на бедре.
— Да, Иверсен.
— Вперёд, — сталь замерла у горла женщины. — А иначе…
Звонко хлопнул пулемёт Дэсмета.
Леонард качнулся, опустил карабин, открыл рот, словно желая что-то сказать, но вместо слов на губах бойца лопнул кровавый пузырь.
Сержант отправил вторую пулю в полёт.
Рядовой упал лицом в снег, на сияющей белизне под его головой медленно стала расплываться ярко-алая лужа.
— Спасибо, сарж, — холодно сказал я, и перерезал женщине горло — от уха до уха.
***
— Тогда, в Сефиромии, пять лет назад, мне говорили, что ты умеешь управлять кадрами, Уэстрэйт, — я повернулся к капитану. — Но здесь эта хвалёная способность дала сбой. Половина твоих бойцов болтается на виселицах по всему городу, вывалив опухшие синие языки изо рта, часть занялась мародерством и грабежами, часть сдохла. Ты сжёг своих офицеров, когда они стали тебе мешать, ты повесил первую разведгруппу, присланную на помощь, и ты натравил на меня мирных жителей — последние повесили Сабо. Я ведь знаю — ты сказал им, что мы идём тебя убивать? А они привыкли сидеть за спиной у "семёрки", жрать из кормушки Ассоциации…
— Опустим пока этот момент, — мой собеседник щёлкнул зажигалкой. — Что случилось с Дэсметом?
— Мёртв. Сарж умер, спасая меня. Впрочем, он и не верил, что мы выживем.
***
Дверь распахнулась, сбивая меня с ног, карабин вылетел из рук.
На пороге стоял Сабо, мёртвый Сабо, тёмно-синий язык распух и вывалился из его рта.
— Ты бросил меня подыхать! — снайпер вскинул винтовку, но между мной и ним оказался Дэсмет, как всегда, моментально среагировавший на всё происходящее. Выстрелили они одновременно.
— Что за дерьмо, — выдохнул я, глядя, как черты Рольфа истаивают, исчезают, превращаясь в абсолютно незнакомое лицо.
***
— Ты натворил дел, дружище, — я устало улыбнулся Уэстрэйту. — Когда-то ты был героем. А сейчас…
— Ты так ничего и не понял, Иверсен, — командир "семёрки" швырнул недокуренную сигарету в камин, встал и пошёл к маленькой дверце в дальнем углу комнаты. — И это чертовски плохо.
— Для меня?
— Для тебя, Леон, — капитан толкнул дверцу, перешагнул порог, и исчез в темноте.
— Мне надоели эти игры… увиливания, увертки… — я шёл к дверце с трудом, меня пошатывало — болезнь, усталость и истощение брали своё. Шаг, ещё шаг, ещё…
— Увы, эл-ти, это не игра, — донеслось из темноты. — Заходи.
Маленькая тёмная комнатка. Письменный стол с лампой на нём, кресло рядом. Огромное зеркало во всю противоположную стену.
В кресле — человек. Черный берет на седых волосах, вытершийся и полинявший бежевый парадный китель, засохшая кровь на полу, неестественная поза…
— Уэстрэйт?
Я повернул сидящего ко мне лицом.
Начищенные до блеска ботинки, отутюженные брюки, вытершийся и полинявший бежевый парадный китель, галстук. Четвёрка ярко-жёлтых ромбиков на тёмно-зелёных погонах — капитан. Берет с трудно различимым значком. Чуть выступающий вперёд подбородок, множество морщин, прямой нос, остекленевшие зелёные глаза. Сладковатый запашок разложения. Пистолет в руке.
Именная нашивка на груди гласила: "Уэстрэйт".
"Ты сошёл с ума, Иверсен. Ты сошёл с ума".
— Удивлён?
Я повернулся. Из зеркала на меня смотрел командир "семёрки". Живой.
Темнота сгустилась, стала чернильной, навалилась на плечи, капитан шагнул в комнату из-за рамы.
— Как видишь, Леон, слухи о том, что я выжил, оказались изрядно преувеличенными.
— Невозможно…
— Увы, но это — так. Ты не должен был придти сюда.
— У нас был приказ — искать выживших — гражданских или бойцов Ассоциации. Найдём — можем возвращаться домой, вместо нас пришлют других. То, что случилось — не моя вина.
— Правда? — усмешка скользнула по губам Уэстрэйта. — Остановись ты — и ничего бы, понимаешь, ничего бы не случилось! Но ты, — капитан развёл руками, — пошёл вперед! Ради чего? Скажешь, хотел меня спасти? Но нет, Иверсен, ты — не спаситель! У тебя, мой друг — иные таланты!
"…Потянуть кольцо, выждать мгновение, и отправить круглую зелёную смерть в огрызающуюся дульными вспышками темноту…"
"…личико, превратившееся в бесформенную черную студенистую массу, стекающую на пол.
Мать и дочь. Мёртвая мать и мёртвая дочь.
— Ты превратил нас в убийц, лейтенант! В мясников!! — голос Хэмльтона донёсся откуда-то издалека, с трудом пробившись через многоголосый вой заживо разлагающихся людей..."
— Я не виноват! — мой хрип по сравнению с голосом Уэстрэйта казался комариным писком.
— Конечно, эл-ти, — капитан улыбнулся. — Ты сильный, ты способен отрицать очевидное. А когда правду нельзя отрицать, ты создаёшь свою.
"…— Рольф, нашу форму не узнаешь? — я оторвался от прицела и протянул снайперу его оружие. — Это ж разведгруппа!
Сабо удивлённо взглянул на меня, и вновь припал к окуляру…"
— Правда, лейтенант, в том, что ты здесь — потому что хотел стать тем, кем не являешься — героем.
"…На пороге стоял Сабо, мёртвый Сабо, тёмно-синий язык распух и вывалился из его рта.
— Ты бросил меня подыхать!.."
— Я здесь — потому что тебя заело чувство вины. Ты сломался.
"…и.с.с., точно такое же, как и те, что были в составе нашей экипировки. Из-под задней панели его в стороны торчали несколько проводков с контактами. Если его перевернуть — можно увидеть пустое гнездо для батареи.
— Капитан, вы меня слышите?..."
"… — Ты был прав, сарж. Это всё он, Уэстрэйт, натворил. Вероятно, сошёл с ума, возомнил себя местным царьком… Значит, нам придётся его проучить".
— Начал искать виноватых, и всё свалил на меня! На меня — на мертвеца!! — капитан скрестил руки на груди и отвернулся.
Я не отвечал — мне просто нечего было ему сказать, и Уэстрэйт продолжил рассказ.
— "Семёрка" взбунтовалась. Когда эвакуация провалилась и привела к гибели гражданских, я, осознав, что больше не контролирую ситуацию, вынужден был пустить себе пулю в голову. Всё дело было в том, что большинство бойцов не могло бросить людей в беде, но часть не захотела погибать ради местных, и отделилась от нас. Уже после моей смерти, когда закончились припасы, первые перешли на "подножный" корм, отдавая остатки мирному населению, а отделившиеся начали гробить тех, кого мы спасали, ради еды. Они убили многих, но первые вырезали их поголовно, кого-то даже повесили. Когда же командный состав попытался вывести остатки роты из города, бросив спасённых, произошёл второй бунт — солдаты сожгли заживо почти всех сержантов и лейтенантов. Подумать только, мои рядовые оказались куда как благороднее моих же офицеров и меня самого, — капитан горько усмехнулся. — А потом…потом пришёл ты. И добил остатки "семёрки" вместе с немалой частью уцелевших гражданских, — Уэстрэйт развёл руками.
— Вот так, эл-ти. Смирись — правда бывает горькой, но другой у нас с тобой нет. Но долго так продолжаться тоже не может, — блеснула вынимаемая из-под вытершегося кителя сталь. Пистолет.
— Я досчитаю до пяти, и спущу курок.
— Ты всего лишь моя галлюцинация, Уэстрэйт.
— А может ты — моя? Раз!
— Всё это — твоя вина…
— Если веришь в это — стреляй… Два!
— Я никого не хотел убивать!
— Никто не хотел, Иверсен. Пришлось. Три!
Я с трудом поднял своё оружие.
"Не хочу, не хочу, не хочу!! А придётся — я не имею права бросить оставшихся…"
— Четыре! — продолжал считать Уэстрэйт.
Выстрел в замкнутом пространстве комнаты прозвучал оглушительно, отозвался звоном в голове, заплясала на полу стреляная гильза.
Пистолет выскользнул из рук капитана, ударился об пол, разлетелся осколками, лицо командира "семёрки" пошло трещинами.
— Что же… Только сильный способен отрицать очевидное.
— Я сильнее тебя. Я принимаю…ответственность! — оружие медика лёгло на стол перед мертвецом. Ноги мои подкосились, и я сел на пол.
— Как скажешь, Иверсен, — капитан кивнул. — Счастливчик, даже после того, что ты сотворил, можешь вернуться домой, — с этими словами Уэстрэйт исчез. Темнота рассеялась, расползлась, словно чернильная клякса, смытая с листа.
По зеркалу на противоположной стене пробежала сетка трещин. Через пару секунд оно лопнуло и с грохотом осыпалось грудой осколков.
***
— Значит, очагов эпидемии к моменту моего прибытия не было уже две недели? — я с трудом удерживал в здоровой левой руке кружку с горячим чаем.
— Так точно… фактически, последний заражённый — это вы, — медик с перевязанной головой сидел напротив. — У вас есть выход. Сами знаете какой…
— Я подумаю.
***
Пищала полевая радиостанция, "переваривая" скармливаемый ей текст, отправляя его за многие километры.
"Это лейтенант Леон Иверсен. Нужна срочная эвакуация Уинтерфалла. Болезнь локализована и практически исчезла. Выжившие? Довольно много".
— Готовы, господин лейтенант? — медик из "семёрки" повернулся ко мне.
— Делайте вашу работу, — я закрыл глаза.
***
Много лет спустя, в одном из тренировочных лагерей кандидаты на поступление в Ассоциацию спрашивали у однорукого капитана — инструктора, с серой ленточкой, свидетельствующей о ПТСР5 высшей степени, на форме, и именной нашивкой, гласящей: "Иверсен", как он сумел пройти через ту печально известную историю в городке Уинтерфалл.
На все вопросы о том деле бывший разведчик ответил фразой, которую от него слышали много раз:
— Кто сказал, что мне это удалось?
_________________________
[1] Искажённое "сержант".
[2] Сокращение от "лейтенант".
[3] Прибор ночного видения.
[4] И.с.с. — индивидуальное средство связи.
[5] Посттравматическое стрессовое расстройство.