Персики

Тихо в магазине за несколько минут до закрытия. Тихо и пусто.

Тебе повезло, тебя пропустил охранник — увлекся болтовней с приятелем. И не успел преградить дорогу. Только в спину бросил:

— Молодой человек! Мы уже закрываемся! Куда вы?

А ты, сделав неопределенный жест, сказал:

— Да еще есть пять минут. Я вообще на секунду…

Кассирша, затюканная девица с тусклым взглядом и обесцвеченными волосами, возмущенно звякнула мелочью.

— Через две минуты закрываю кассу!

Как же тут дико, в этом царстве продуктов питания, когда нет людей. Все эти пакетики, банки и бутылки, вся эта прорва жратвы — какого черта она тут будет лежать всю ночь? Для кого?

И где тут персики? Ага. Пиво. Ну, бутылочку ты сегодня точно заслужил.

Бутылка удобно ложится в руку, стекло приятно холодит ладонь. Идешь дальше. Тебе нужен персиковый компот.

Негромко, словно из последних сил, гудят холодильники, неоновый свет утомленно падает на полки, скупо отражается от баночных боков.

А это что? О, черт.

За морозилкой с мясными полуфабрикатами на полу сидит человек.

Когда не ждешь, а такого ведь не ждешь, когда ищешь банку с компотом или выбираешь пачку печенья; так вот, когда не ждешь, такая штука действует подобно удару током. По нервам проскакивает холодная молния, и вот ты стоишь столбом, ноги у тебя ватные, а во рту металлический привкус.

Ставишь пиво на крышку морозильной камеры.

Казалось бы, ну человек, ну сидит. Чего такого. Устал, блин. Ты тоже устал.

Тебе весь день мозги парили на работе, а после ты полз от пробки до пробки — тоже не самое расслабляющее занятие. Потом поставил машину в гараж и пришел домой к девяти. Как всегда. И тебя встретила жена — как обычно, поцелуями и горячим ужином. И вот, после ужина, ты хотел выйти на балкон, выкурить последнюю на сегодня сигарету, тоже, как обычно. Но тут будничная размеренность слегка нарушилась.

Не должно его тут сидеть — этого старика в пиджаке неопределенно-бурого цвета и пожеванных серых штанах. А он прислонился спиной к полкам и чуть покачивает головой, закрыв глаза. А на полках — разнообразные компоты: и сливовые, и вишневые, и те, из-за которых ты тут оказался, — персиковые.

— Ле-ешенька, — сказала Инга, заглядывая в прихожую. А ты уже полез в куртку за пачкой сигарет, — так персиков хочется. Ну очень-очень! Ну хотя бы компотика.

Ты постоял немного, потом накинул куртку, чмокнул жену в нос и вышел.

Быстро возвращаешься к столику охранника. Тот склонил стриженную голову над планшетником и увлеченно смотрит, как там, в планшетнике, что-то непрерывно вспыхивает и мельтешит. Приятель охранника — рыжий веснушчатый парень — сидит напротив и, заглядывая в экран со своей стороны, комментирует происходящее:

— Фильм — жесть вообще. Мочилово крутейшее. Как он там главного уделывает в конце — это надо видеть.

Озабоченно кашлянув, сообщаешь спине с надписью "ОХРАНА":

— У вас там мужчине плохо. Он на полу сидит.

Спина не реагирует. Рыжий приятель отрывается от экрана, удивленно смотрит на тебя, потом переводит взгляд на друга:

— Серый, слышь, тебя.

Серый оборачивается.

Ты повторяешь:

— У вас там в углу мужчина сидит. Ему плохо, наверное, стало.

— Где? Какой мужчина?

Потом всматривается в картинку на мониторе слежения.

— Че-то я никого не вижу.

— Пойдемте, я покажу, — говоришь. — Он за морозилкой сидит.

Серый поднимается с места, потягивается.

Кассирша неодобрительно смотрит на вас, но ничего не говорит. Рыжий, улыбаясь, склоняется над планшетником, из которого продолжают нестись звуки стрельбы и взрывов.

Провожаешь охранника до морозильной камеры. Тот проходит в закуток между морозилкой и стеллажами. С неприязнью смотрит вниз.

— Мужчина! — говорит он, — вставайте! Мы закрываемся.

"Как будто в ресторане, — думаешь ты, — и надо выпроводить закосевшего клиента".

Серый присаживается. Не видно, что там происходит, но ты слышишь легкий стон.

Охранник вновь появляется из-за камеры.

— Бухой по ходу, — бормочет он в сторону.

Постояв с полминуты, делает новую попытку, громко и четко проговаривая слова, как глухому:

— Дед, слышь! Вставай! Домой иди. Мы закрылись. Всё!

Последние слова он гаркает так, словно хочет одной лишь силой своей крепкой молодой глотки поднять старика на ноги. Однако реакции не следует никакой.

Кассирша выбирается из-за кассы и встает у входа в зал.

— Что там у тебя? — спрашивает.

— Да бомж какой-то завалился. Пьяный.

— А как он у тебя прошел? — девушка неодобрительно глядит на охранника.

— Да чё… — охранник чешет в затылке.

Заглядываешь за камеру — старик уронил голову на грудь, на его бледно-сером лице болезненная гримаса.

— У него, наверное, сердце прихватило, — говоришь ты. — Надо скорую вызвать.

Охранник скользит по тебе взглядом.

— Ага, — говорит он. — А вы уже идите. Магазин закрыт.

Потом, обращаясь к приятелю:

— Вась, ты подойди сюда. Вась, слышь?

Рыжий Вася, похоже, так увлекся происходящим на экране планшетника, что не слышит.

Досадливо крякнув, охранник возвращается к своему столику.

— Вась, давай, короче, заканчивай. Мне домой надо.

— А? — откликается Вася.

— Помоги, я говорю. Там типа одного надо вынести. Время уже, б*я, много.

Вася поднимается, продолжая смотреть в экран.

Ты, тем временем, проходишь в закуток и наклоняешься над пожилым мужчиной.

— Что с вами? — спрашиваешь, — вам плохо?

Через некоторое время получаешь ответ:

— Плохо. Ноги… не слушаются.

Голос едва слышен, слова даются человеку с трудом.

Присаживаешься рядом на корточки. Всматриваешься в лицо. Ничего особенного. Морщинистый лоб с обширной залысиной, мешки под прикрытыми глазами, страдальчески опущенные уголки губ. И он не пьяный — запаха не чувствуется. Тебе кажется, что ты видел уже этого старика. Встречал раньше.

— А где вы живете? — спрашиваешь.

— Да тут… напротив, — после паузы говорит старик.

Ты тоже живешь напротив. Улица Ремонтников, дом 17, второй подъезд.

Когда ты вышел из подъезда, на ходу закуривая, то первое, что увидел — двух парней, справляющих малую нужду в углу, под окнами первого этажа. Брезгливо поморщившись, ты прошел мимо. Хотел было им сказать, что здесь не туалет, а потом подумал, а где у нас туалет? Ведь специальные заведения для подобных нужд в вашем районе отсутствуют. Да и связываться, честно говоря, не было желания. Времени и так в обрез. До закрытия магазина оставались считанные минуты, поэтому ты быстрым шагом свернул за угол.

— Нам надо поднять его, — охранник, опершись на крышку морозильной камеры, заглядывает вниз.

Ты встаешь.

— Ему нужен врач. Вы скорую вызвали?

— Да, — говорит охранник, глядя куда-то мимо тебя. — Вы идите. Мы сами справимся.

Рыжий, криво ухмыляясь, маячит у него за спиной.

Пожимаешь плечами, выбираешься из закутка. Неприятный привкус во рту, пропавший было, появляется вновь. Ты медлишь, хочешь еще что-то спросить. А потом спохватываешься: "Инга ждет. На минутку ведь вышел. Черт! Ладно, сами разберутся. Кто тебе, в конце концов, этот старикан?".

Кассирша озабоченно мнется у входа в зал.

— Сережа, — говорит она недовольно, — давайте быстрее! Мне уже идти надо. Что вы там тянете?

Ты останавливаешься. Никого они не вызвали. И не собираются. И ты прекрасно это знаешь. Сейчас просто выкинут старика из магазина. В бодрящую апрельскую ночь.

Или дождутся, когда ты уйдешь, а потом выкинут? У них, кажется, и на это мозгов не хватит. Похоже, они вообще не воспринимают его в качестве человека; даже не думают, что могут нарваться из-за него на неприятности. А ну как умрет, и станут выяснять, что да как. Нет, не думают, дебилы. Да и то верно, кому он нужен, этот отработанный материал — не тебе же, в самом деле, из-за него в бутылку лезть.

Ребятки уже пытаются вытащить деда из узкого коридорчика. Тот стонет и кряхтит, и не очень им помогает.

— Э-э! Стой! — кричишь ты. — Стоять!

Приятели удивленно оборачиваются.

Протолкнувшись между ними, перегораживаешь проход к деду.

— Вызывайте скорую, — твердо говоришь ты. — Звоните.

— Ты чего, мужик? — непонимающе тянет охранник Сережа, — чё тебе надо?

— Скорую вызывай! — повторяешь как можно более убедительно.

— Ой, ну совсем с ума посходили! — кассирша крутит головой. — Сережа! Ну сделай что-нибудь! Мне домой надо!

Сережа молча надвигается на тебя. Он невысок ростиком, да и не очень широк в плечах. Но в светлых сузившихся глазах очень неприятный блеск. Такой блеск, наверное, в глазах овчарок, с которых сняли цепь и дали долгожданную команду: "Фас!".

Твоя рука нащупывает пивную бутылку, забытую на морозилке, пальцы сжимаются на высоком горлышке. Перехватываешь бутылку, словно гранату или дубинку.

— Ты, че, дурак, не понимаешь, что все записывается? — говоришь Сереже, — Вы его сейчас потащите, через весь магазин. Выбросите. Парализованного. А завтра здесь будут менты и прокуратура. Я тебе обещаю. Ты понимаешь, что срок можешь получить?

Сережа останавливается, испытующе смотрит на тебя. Словно бы не веря, не воспринимая до конца твоих слов.

— Ты чё? — опять говорит он, — кто он тебе? Папа-мама? Чё ты из-за него бучу подымаешь?

— Не твое дело, — отрезаешь ты. А потом все-таки добавляешь. — Знакомый.

— Я щас полицию вызову.

Точно дебил.

— Ага, и скорую не забудь.

Про скорую звучит двусмысленно-угрожающе.

— Тебе надо, ты и звони, — находится Сережа. — Только нам надо магазин закрыть. Иди отсюда со своим знакомым и звони, куда хочешь.

— Я позвоню, — говоришь ты, — но тогда завтра в прокуратуре будет моя заява. За неоказание помощи. А деда выводить нельзя. Надо здесь врачей дожидаться.

Лезешь в карман куртки, в котором только пачка сигарет — телефон, конечно, остался дома.

— Или ты сейчас звонишь "ноль три", или жди проблем.

Рыжий Вася трогает друга за плечо.

— Слушай, ты давай тут, разбирайся, а я пошел. Поздно уже.

Сережа, не оглядываясь, бросает:

— Пока!

Рыжий, виновато улыбаясь, катится на выход. Сгребает со столика планшетник, потом возится с ключами в выходной двери, отпирает и отбывает в неизвестном направлении.

Охранник оборачивается к кассирше.

— Так чё, вызывать, что ли?

— Ой, я не знаю. Делай, что хочешь. Вызывай. Я пошла. Сам тут все закроешь.

Девушка скрывается в служебном помещении.

Сережа мерит тебя недобрым взглядом.

— Ну ты и дурак, — цедит он сквозь зубы, — ой, дурак. На всю голову.

— Иди уже, умник, звони.

Он круто разворачивается и шагает в ту же комнату, что и кассирша.

Ты, облокотившись о крышку морозилки, смотришь на деда.

— Как вы? — спрашиваешь.

В ответ только слабый вздох.

— Потерпите, — говоришь, — врачей вызвали, они скоро приедут.

Мужчина пытается что-то сказать, но голос у него такой тихий, что ничего нельзя понять. Ты снова заходишь в коридорчик, приседаешь рядом.

— Улица Ремонтников, семнадцать… — разбираешь с трудом, — квартира сорок три.

— Это вы там живете?

Мужчина качает головой. Собравшись с силами, продолжает:

— Соседка. Галина.

— Понял.

Внимательно всматриваешься в лицо, которое, кажется, сделано из желто-серого шершавого картона, и тебя осеняет:

— Константин Иванович!

Глаза старика чуть приоткрываются.

Константин Иванович, дядя Костя — ваш трудовик. Табуретки учил делать, ящики всякие. Боже, когда это было! Лет двадцать прошло. А он, значит, жив еще. И твой сосед. Из третьего, получается, подъезда. У него еще двух пальцев на левой руке не хватало.

Берешь легкую старческую ладонь, так и есть, вместо среднего и указательного пальцев лишь небольшие бугорки.

…

— Константин Иванович, дядь Кость, вы не волнуйтесь, я зайду к вашей соседке, — частишь, следуя за носилками. — Я адрес запомнил. Ремонтников семнадцать, сорок три. И к вам в больницу зайду. Обещаю.

Дверца с большими красными цифрами "03" опускается, и скорая, газанув, выруливает из проезда на дорогу.

Охранник Сережа заканчивает возиться с выходной дверью магазина. Он спускается по ступенькам, проходит мимо тебя, едва не задев плечом.

Обернувшись, он крутит пальцем у виска, невнятно матерится и растворяется в темноте.

Ты вдруг понимаешь, что очень счастлив, безумно, беспричинно счастлив. Тебе хочется смеяться, прыгать. Допрыгнуть до этой дурацкой светящейся вывески, до ветвей тополя, поблескивающих в ее свете, до этого замечательного беззвездного апрельского неба. С которого, кстати, начинает накрапывать дождь.

А еще осознаешь, что в руке у тебя бутылка пива. Уже не такая холодная, но зато на халяву.

Персики ты так и не купил, времени почти одиннадцать, а завтра в семь утра на работу. Как обычно. Но это почему-то не портит настроения. Ты скручиваешь пробку. Жадно пьешь. И с каждым глотком радость, беспричинное, детское счастье, улетучивается, уходит куда-то.

Покончив с пивом, озадаченно смотришь на бутылку. А чего это тебе так весело стало-то?

Затаившаяся на время усталость вновь наваливается, жмет к земле.

— Что ты себе втираешь? — говоришь вслух, — чё ты трешь? "Дядя Костя, я к вам зайду…". Куда зайдешь? Когда?

"Он тебе так нужен, этот дядя Костя? И так времени убил... Инга с ума сходит, наверное, — продолжаешь про себя, осторожно пересекая темный двор. — Сходил, блин, за персиками!".

И с непонятной обидой швыряешь бутылку в темноту.

Ежась под холодной моросью, шагаешь дальше.

Вот он твой дом, светлых окон уже меньше, чем темных, уснувших. Но в ваших-то окнах горит свет. Подходишь к двери, и тут только соображаешь, что мог бы и раньше — после того как охранник вызвал скорую, — сбегать, сказать где ты и что с тобой.

Балда! — шепотом ругаешь себя. — Ах, черт! Еще соседка...

Затем набираешь свой номер.

— Леша! Ты где был?! Что с тобой? — Инга всхлипывает.

Ты наклоняешься близко-близко к микрофону, прижимаешься к нему губами. Практически целуешь его.

— Инга, все в порядке. Я…

— Где ты был?! Ты что, пьяный?

— Нет. Я сейчас приду. И все объясню. Мне только надо зайти еще тут… в одно место. Я на пять минут. И еще…

В динамике молчат и шмыгают носом.

— И еще хочу сказать, что очень тебя люблю.