Везунчик

От яркого света головная боль становилась невыносимой.

«Боже! Кто-нибудь! Убавьте яркость».

Свет стал приглушеннее.

«Так лучше, Денис?» — голос прозвучал где-то внутри меня.

«Да, Сим, спасибо. А боль уменьшишь?»

«Прости, ты же знаешь, что не могу».

Я почувствовал, что Сим отстраняется и попытался удержать. От усилия новый приступ боли пронзил голову, словно раскаленная спица прошла от правого виска за левое ухо. Я погрузился в спасительное небытие.

 

 

***

В двенадцать лет я, как и многие мальчишки, мечтал о велосипеде.

— С ума сошел! Никакого велосипеда! — взвилась мама, едва услышав просьбу, — У тебя же астма! Ты даже от физкультуры освобожден!

Отец сочувственно обнял за плечи:

— Мама права, сынок. Не переживай, подрастешь, окрепнешь...

Ему легко было так говорить, а каково мне сидеть на лавочке, когда все друзья катаются на великах, играют в футбол; даже девчонки, и те в резинку прыгают. Хотелось расплакаться.

 

 

В таком настроении и застал меня второгодник Борька. Я сидел во дворе и чертил палкой на песке крестики-нолики.

— Скучаешь?

Он плюхнулся рядом.

— Ага. Все на стадион пошли. Саньке мяч подарили новый.

— Я в курсе, — Борька помялся. — Марья к тебе послала… Чтобы ты меня по матеше подтянул… Мол, отличник, староста и все такое… Выручай, Ден. Батя убьет, если на третий год останусь.

— Может, просто спишешь контрольную, как обычно? — предложил я.

— Не, не прокатит. Марья сказала, что за учительский стол посадит, чтобы не списывал. Да мне много не надо. На троечку бы.

Сам не знаю, почему я тогда согласился. Целый месяц мы провели за учебниками. Борька старался, как мог. Каждый день после уроков он приходил ко мне домой. Мама подкармливала нас пирожками, блинчиками и прочей домашней выпечкой.

Как-то незаметно для самих себя мы крепко подружились. Выяснилось, что у нас много общего. Нам обоим нравились фильмы с Брюсом Ли, и не нравилась «Санта-Барбара». Оба любили докторскую колбасу, и терпеть не могли русскую. Оба считали, что все девчонки — задаваки и нытики.

 

 

Одним воскресным утром Борька поднял меня с постели ни свет ни заря.

— Ден, выходи! — орал он.

— Чего? — я высунулся в окно.

Борька стоял, держа в руках велосипед, к раме которого изолентой было прикручено шерстяное клетчатое одеяло.

— Выходи, говорю. Сейчас такое покажу!

Не раздумывая, я впрыгнул в штаны, глотнул воды из-под крана и выскочил на улицу, на ходу застегивая рубашку. От двери крикнул матери:

— Ма, я — гулять.

— Куда? Не позавтракав! — донеслось в след.

 

 

— Чего у тебя? Показывай, — Борькино возбуждение передалось и мне.

— Садись на раму, — Борька похлопал по одеялу, — все утро прикручивал.

Я растерянно переводил взгляд с одеяла на друга и обратно. Приятель понял мое замешательство:

— Тебе педали крутить и не придется. Повезу я, а ты будешь ехать, как барин. Садись, давай, быстрее.

Я послушно пристроился на раме.

Сначала велосипед вихлял, и пару раз мы чуть не грохнулись. Но Борьке быстро удалось поймать равновесие, и на большую дорогу мы выехали плавно.

— Понимаешь, — говорил по дороге приятель, — я так боюсь продуть завтрашнюю контрольную, что уже вторую ночь плохо сплю. И вот, лежу я сегодня, в окно смотрю. И вдруг вижу — звезда летит.

— Желание успел загадать?

— Да какое там желание! Она летит, и от нее прям огонь такой. Я думал, сплю, мерещится. А потом оттуда, куда она грохнулась, как повалил дым.

— И куда мы сейчас?

— Туда. Звезду искать. Она где-то недалеко от города грохнулась.

— Как ты ее искать собираешься?

— Слушай, Ден, ты вот вроде умный, а чего такой тупой? — Борька остановился и посмотрел на меня в упор, — Будем искать пожарище. Направление я знаю. Как увидим свежее пепелище или чего на него похожее, это оно и будет.

Мы выехали на загородное шоссе. Борька велел смотреть по сторонам внимательно. Но сколько я ни вглядывался, ничего горелого не видел.

 

 

***

— Хорошо, Борис Андреевич. Но только на минуточку, — послышался из-за двери голос медсестры.

— Ну как ты, старик? — Борька присел на край кровати.

— Хотелось бы получше, — честно сознался я, морщась от боли.

— А чего капризничаешь? Мне врач уже нажаловался, что от операции отказываешься.

Я моргнул в знак согласия.

— А Сим чего не помогает?

— Мозг для него — закрытая территория.

— Теперь я вообще ничего не понимаю, — Борька принялся ходить по палате взад-вперед. — Ты знаешь, что без операции останешься инвалидом?

— Догадываюсь, — буркнул я. — Как девочка?

— Не знаю, не узнавал, — отмахнулся приятель. — Догадывается он! Ты в своем уме? Да в твоем случае промедление смерти подобно!

— Не преувеличивай. Всего лишь слабоумие или паралич — врачи и сами еще ни в чем не уверены.

— А теперь объясни мне, — Борька навис над изголовьем, как грозовая туча, — почему ты отказываешься от операции и сознательно обрекаешь себя на жизнь растения?

 

 

***

Мы бродили по выжженному сухостою, высматривая что-нибудь необычное. Я понятия не имел, как должна выглядеть упавшая звезда. Но Борька заверил, что как только увижу, сразу догадаюсь.

— Это хорошо, что на пустырь грохнулась. Прикинь, если бы в дом или сарай чей-нибудь, — рассуждал приятель.

— Ага, — соглашался я.

Гари было столько, что обувь и штаны тут же покрылись черной сажей. Казалось, она проникает всюду, становилось трудно дышать. Я с ужасом вспомнил, что оставил ингалятор дома.

«Надо позвать Борьку, — мелькнула мысль, — если ехать быстро, то успеем».

Я попытался крикнуть, но ничего, кроме хрипа не получилось. Горло сдавил спазм, легкие, казалось, вот-вот разорвутся, в глазах потемнело, и я отключился.

 

 

— Ден! Ден, очнись! — Борька тряс меня так, словно пытался вытрясти душу.

Я открыл глаза.

— Ну, и напугал ты меня, старик! Я думал, ты коня двинул. Лежишь там весь такой и не дышишь. Я чуть не обделался! Что твоей матери скажу? Что угробил ее Дениску ненаглядного! Тащу тебя оттуда, тащу, а ты хоть бы хрюкнул. До велика доволок, а что дальше делать, не знаю…

Он говорил торопливо, прерываясь на всхлипы и размазывая по лицу слезы. От грязных рук щеки его покрылись черными полосами. Я с трудом понимал происходящее.

— …стал трясти тебя, трясти, и ты очухался! Ден, обещай мне, обещай, что никогда больше не будешь так делать!

— Борька, — пробормотал я, — что за фигня? Мать говорила, что во время приступа, без ингалятора, я могу… ну, ты понял.

— Она ошиблась! Классно! Тебя надо было просто хорошенько потрясти!

Теперь борькино зареванное лицо светилось нескрываемой радостью.

Я сомневался в истинности его теории, но перечить не стал. К тому же собственного объяснения произошедшему у меня не было. Зудела правая ладонь. Я посмотрел, в центре нее появилось маленькое красное пятнышко размером с горошину, похожее на ожог.

— Что это? — Борька проследил за моим взглядом.

— Не знаю, наверное, поранился, когда падал.

— Ерунда, до свадьбы заживет.

 

 

Зажило гораздо раньше. Уже к вечеру не осталось и следа.

Рассказывать родителям о том, что случилось на пустыре, я не стал. Мне и так досталось от матери за испачканную одежду. А с Борькой мы договорились, что это приключение будет нашей страшной тайной.

 

 

Контрольная по математике не предвещала ничего неожиданного — обычный набор задач и примеров. Я, не вспотев, справился с базовыми заданиями и приступил к дополнительному. Задачка оказалась с хитростью, и вот тут-то в моей голове и раздался этот голос:

«Простите, я не сильно вам мешаю?»

Я с подозрением покосился в сторону Ленки Антиповой — уж не ее ли это штучки? Ленка корпела над своей тетрадью, высунув от усердия кончик языка. Нет, вроде, не она.

«Это не она, это я говорю в вашей голове, — повторил тот же голос, — мое присутствие не сильно мешает вам сосредоточиться?»

Ох, ё! Галлюцинация! Только этого не хватало! Видимо, вчерашнее происшествие не обошлось без последствий. Только не сейчас! Только не на годовой контрольной!

«Простите, — снова извинился голос, — кажется, я не вовремя. Вы не будете возражать, если я вернусь к вопросу своего присутствия чуть позже?»

Да-да, конечно, позже. До звонка пять минут!

Голос ничего не ответил. Но сосредоточиться на задаче я уже не мог.

 

 

После уроков мы с Борькой сидели на спортивной площадке.

— Да, ну и дела, — чесал репу мой приятель.

— Думаешь, у меня крыша поехала?

— Не, я где-то слышал, что настоящие психи себя психами не считают. Может, ты стал как Чумак или Кашпировский?

— Ага, буду бабушкам мази от геморроя наговаривать, — подхватил я, и мы покатились со смеху.

 

 

 

 

***

— Сим не выдержит наркоза, — я надеялся, что друг поймет меня правильно.

— А если?.. — Борька изобразил двумя пальцами шагающего человечка и взглядом указал на дверь.

В ответ я покачал головой, о чем тут же пожалел.

— В нашей атмосфере он погибнет. Борь, это несправедливо! Я тот, кем стал, только благодаря Симу. Это он излечил меня от астмы. Он наделил меня такими способностями к регенерации, что на мне заживает как на собаке. Кем бы я был без него? Инвалидом...

— А с ним ты сорвиголова. Сколько горячих точек ты прошел? Сколько прыжков? А восхождений? Твоя мать поседела раньше времени. Ден, может, пора завязывать с адреналином? Четвертый десяток на исходе. Хочешь, я подыщу тебе теплое местечко? С твоим-то послужным списком, это как два пальца об забор. Женишься, будешь смотреть вечерами футбол по телику, а по выходным гулять с детьми в парке. Мать успокоится.

— Борь, я не смогу успокоиться, зная, что погубил жизнь, пусть и инопланетную.

— Ёперный театр! А сколько ты их спас! Скольких ты вытащил из огня! Наверное, одной можно и пожертвовать.

— Уходи, пока не запустил в тебя уткой! — процедил я сквозь зубы, — У себя в Думе можешь распоряжаться, а ко мне не лезь! Я обязан Симу жизнью, если ты помнишь. Без него лежать бы мне на том пустыре, окочурившись. И прошу заметить, что мать поседела бы еще раньше.

— Эгоист! — не унимался Борька, — О своей совести он, значит, думает. А о нас ты подумать не хочешь? Каково будет нам — твоим близким — видеть вместо сына и друга парализованного идиота и маразматика? Я вот сейчас, прям, запрыгаю от счастья.

Он вышел из палаты, громко хлопнув дверью.

Это была наша первая серьезная размолвка за долгие годы дружбы.

В чем-то Борька был прав. Я не думал ни о его чувствах, ни о матери. Маленькое инопланетное существо, однажды проникнувшее в мой организм, чтобы выжить, стало частью меня.

 

 

У Сима была своя история. На родной планете его приговорили к смертной казни. За что, он не распространялся. Говорил только о несправедливости местных законов. Что ж, каждый имеет право на маленькую тайну. Казнь у них была своеобразная — приговоренного запускали в космос по направлению к ближайшей звезде, где он и сгорал. Долетали они до звезды или нет, никто не проверял, но и назад казненные не возвращались.

Симу повезло попасть в поле притяжения Земли. До Солнца он не долетел, но чуть не сгорел от трения об атмосферу. Чудом остался жив, но тут же едва не умер от состава земного воздуха. Ему не хватало углекислого газа. Пришелец медленно умирал на пустыре, когда на него свалился источник оксида углерода. Но надо ж было этому источнику оказаться бракованным! Кислород не поступал, оксид не вырабатывался, жизнь Сима снова висела на волоске. К счастью, он смог найти неполадки в системе и устранить их, хоть это и было нелегко — пришелец сам едва был жив.

 

 

С тех пор мы существуем вместе, как единый организм. Я дышу — он живет, я «ломаюсь» — он «чинит». Единственным ограничением его вмешательства в мое здоровье был мозг.

«Он больно колется», — сказал однажды Сим.

Также он попросил меня отказаться от никотина и алкоголя, когда я, будучи подростком, решил попробовать и то и другое. Впрочем, об этом я нисколько не жалею. Лекарства Сим тоже не переносил, но и у меня не было необходимости их принимать — болезни обходили стороной, а травмы заживали буквально на глазах.

Ушибы, порезы, переломы — все это стало неотъемлемой частью моей жизни. Излечившись от астмы, я словно с цепи сорвался. Футбол, хоккей, борьба, парашютный спорт и альпинизм — хотелось попробовать все, чего был лишен с детства. У других восстановление после травмы занимало недели, у меня — день. Друзья прозвали везунчиком.

Еще бы! Две чеченские — и ни царапины. Работа опасная — а мне хоть бы хны. Но, видимо, свой лимит везения я исчерпал.

 

 

***

— Там моя дочь! — женщина вцепилась в мою куртку, — Спасите ее!

Растрепанные волосы и обезумевший взгляд придавали ей сходство с фурией.

— Там — это где? — попытался уточнить я как можно спокойнее, — Сколько лет?

Возраст — важная деталь. Маленькие дети часто прячутся от огня в шкафах, под столами — там, где их труднее всего найти.

— Девять. Ее комната с той стороны.

Женщина трясла меня за куртку, словно от этого могло что-то измениться.

— Серега! — предупредил я напарника, — Надо найти ребенка.

Окно на восьмом этаже, лестница установлена. Только бы пламя не добралось до девочки раньше.

Вечное противостояние огня и воды. Оба шипели, пытаясь побороть друг друга. Вода заливала огонь в одном месте, он вспыхивал в другом. Едкий дым от современных полимеров разъедал легкие.

Где же эта комната?

Девочка лежала на полу без сознания. Прожорливые языки пламени обгладывали остатки кровати и уже подбирались к маленькой хозяйке. Я схватил почти невесомое тельце и повернулся к выходу. Огонь недовольно зарычал.

Всего несколько шагов, чтобы добраться до спасительного окна. Как бы ни так! Пламя охватило дверной проем. Я свернул в коридор в поисках альтернативы. Идти приходилось наощупь. Что они тут понаставили? Обо что я все время спотыкаюсь? Только бы добраться до двери. Там, на лестнице, ребята тянут рукав. До выхода, по моим подсчетам, оставались считанные шаги, когда на голову обрушилось что-то тяжелое. Со злорадным урчанием пламя принялось пожирать все вокруг, а я погрузился в темноту.

 

 

***

— Денис Леонидович, прошу вас еще раз взвесить все «за» и «против», — лечащий врач сложил в папку результаты последней МРТ, — это всего лишь небольшой кусочек кости черепа, который мы легко извлечем и восстановим кровоснабжение поврежденного участка головного мозга.

— Спасибо, доктор, я понял, но решение останется неизменным. Лучше скажите, как девочка?

Седовласый эскулап отвел взгляд:

— Мы делаем все возможное, но… семьдесят девять процентов... шансов нет. С такими ожогами не выживают. Ваш случай иначе как чудом назвать нельзя.

 

 

Я лежал, уставившись в потолок. Мысли были о девочке. Даже имя ее было мне не известно. В памяти всплыло лицо женщины, просившей спасти дочь. Сердце вдруг защемило. Из груди вырвался стон от бессилия что-либо изменить.

«Денис, — позвал Сим, — могу я рассказать тебе кое-что?»

«Конечно», — отозвался я без особого энтузиазма. Вряд ли беседа с Симом отвлечет меня от тяжелых мыслей.

«Помнишь, ты спрашивал, за что меня казнили? Наша раса — хилеры — живет в постоянной симбиотической связи с представителями другой расы, населяющей планету — хилодусами. Эта связь была установлена миллионы лет назад нашими предками. Каждому хилодусу с рождения положен свой хилер. Без нас они не могут прожить и суток. Мой хилодус оказался алчным, нечестным, злым и жестоким. Мне не нравилось, что он делал. Но кодекс хилера не позволял сменить симбионта.

Один молодой хилодус раскрыл махинации моего хозяина и грозился предать его суду. Мой хитростью выманил его хилера и убил. Тогда я принял решение — покинул хозяина и переселился к тому, другому».

Сим замолчал.

«А дальше?»

«Бывшего хозяина осудили посмертно. Вместе с ним и меня — за нарушение кодекса».

«А молодой?»

«Ему дали нового хилера».

Мы немного помолчали. Постепенно в моей голове созрел план.

 

 

Я медленно брел по пустынному больничному коридору. В этот час спали не только пациенты, но и дежурная медсестра. На стене слабо светилась надпись «Отд л ни инт нсивной т рапии». Проходя мимо поста, нечаянно задел стул. Девушка оторвала заспанное лицо от стола.

— Денис Леонидович? Зачем вы здесь? Вас же перевели в общее.

— Наташенька, передайте Николаю Степановичу, что я согласен на операцию. Только предупредите, что у меня астма.

Маленькое красное пятнышко на правой ладони нестерпимо зудело. Теперь оно не скоро заживет.