Железное правило этики

В дежурке царил полумрак. Необходимости в свете не было — он только помешал бы спящим на топчанах людям. Лишь одинокая полоска его пробивалась из-под закрытой двери, за которой прятался небольшой кабинет. Сидевший внутри молодой человек задумчиво посмотрел на настольную лампу и повернул её так, чтобы на дверь падало как можно меньше лучей. Можно, конечно, вовсе выключить свет и провести оставшиеся минуты в темноте, дать отдохнуть глазам, но тогда предательская усталость мгновенно возьмет своё. Заканчивайся дежурство чуть позже, можно было бы позволить себе расслабиться уже сейчас, однако юноша точно знал: стоит щёлкнуть выключателем или на пару минут сомкнуть веки — и мечты о собственной уютной постели на сегодня так и останутся мечтами.

Зажмурившись, он привычным жестом помассировал виски кончиками пальцев. Стало полегче, гул в голове утих. Ненадолго, конечно, но до конца оставалось всего десять минут. День да ночь — сутки прочь. Восемь часов забытья, часто прямо здесь же, самые неотложные дела, быстротечные встречи — и новое дежурство. День через день, вопреки всем правилам и здравому смыслу. Пока хватает сил. Трое суток блаженного, абсолютного ничегонеделанья, необходимые для минимального восстановления, и опять на работу. В памяти привычно всплыли строчки незамысловатой песенки, спетой много лет назад Виталиком. Смысл произведения стёрся за ненадобностью, но слова стали невесёлым присловьем сотрудников "Скорой психоневрологической службы":

А если кто-нибудь помнит КЗоТ,

То мы объявлены вне закона.

Последние минуты дежурства истекали медленно, словно глицерин из клепсидры. Бесшумной тенью молодой человек поднялся из-за стола дежурного и направился прочь из конуса света, на ходу снимая халат. Сигнал наручного коммуникатора, настроенного на беззвучный режим и возвещающего финал смены, привычно застал юношу у двери кабинета. И вновь тот медлил выйти в общий зал, даруя отдыхающим несколько драгоценных минут сна. Собираясь в ближайшее время проспать хоть полдня кряду, молодой человек чувствовал себя вправе делать подобные подарки. Он неторопливо вернулся к столу, проверил отчёты, поправил лампу на столе. "Снова четверть часа, — подумал юноша. — Опять Алекс будет ворчать, пытаясь не выглядеть слишком довольным. И, конечно, постарается ответить тем же". Улыбаясь этим мыслям, молодой человек решительно направился к двери. Пора домой.

Вспышки индикатора вызова на интеркоме резко изменили перспективы: и пространственные, и временные. Формально смена закончилась почти двадцать минут назад, и на вызов можно не отвечать вовсе. Или ответить — и передать его следующей смене…

— Принять вызов, — приговорил свой отдых юноша и, дождавшись смены индикатора, преувеличенно бодро продолжил:

— Слушаю. Липатов.

— Артём?! — изумление собеседника граничило с шоком. — Твоя смена давно закончилась. Зови этих бездельников-сменщиков, а сам — немедленно отдыхать! Жду у аппарата.

— Да что вы, Герд Робертович! Пока я их добужусь, пока ребята очухаются, упустим время. Будить их всё равно придётся, а на вызов… мы съездим. Смена выдалась не самая сложная — всего девять вызовов. Всё-таки не двенадцать, как в предыдущий раз.

— Как знаешь, — устало согласился диспетчер. — Значит, будет десятый…

— Снова "альтер"? — придвигая к себе бланк, спросил Артём.

— Будто за последние пару лет было много других диагнозов, — проворчал собеседник. — Записывай: подозрение на синдром двойника второй степени. Звонила соседка, жалуется на нетипичное поведение: немотивированную агрессивность, изменение характера речи и активного словарного запаса. Адрес…

— Просто скиньте водителю. Вызов принял, выезжаем.

— Удачи! — привычно пожелал Герд Робертович и отключил интерком.

— Смена, подъём! — объявил Артём, появляясь в дежурке и застёгивая на ходу халат. Убедившись, что минуту назад спавшие крепким сном медики подают первые признаки жизни, молодой человек постарался добавить своему голосу бодрости и громкости:

— Локальное время минус двадцать минут от начала вашей смены. Поднимайтесь, лежебоки, пора приступать к работе. А мы поехали на ваш вызов. Возражения и благодарности временно не принимаются!

Не дожидаясь ответных реплик, он стремительно пересёк дежурное помещение и направился к стоянке служебного транспорта.

Увидев Артёма, выходящего из здания в халате, куривший на подножке "Скорой" медбрат неодобрительно покачал головой:

— Ещё один? Будто получасовой задержки мало… Балуешь ты их, Артём Сергеич.

— Не впервой, Степаныч. Какие из сменщиков сейчас работники? Подняться, проснуться. Минут двадцать еще уйдет.

— "Не рабо-о-отники", — передразнил юношу напарник. — На себя бы посмотрел.

— А чего я там не видел? — отмахнулся Артём. — Метр восемьдесят, шестьдесят пять, не был, не состоял, не участвовал. В порочащих связях не замечен, по утрам жадно пьёт холодную воду. Характер стойкий. Не женат. Понимаешь, мы-то вот они, готовые… А в адресе, похоже, вторая степень. С агрессией.

— Пострадавшие? — мгновенно подобрался Степаныч. — Точно нам на вызов. Эти не потянут, уж больно хлипкие. Поехали, нечего время терять.

— Жертв вроде нет, но медлить и впрямь не будем, — согласился Артём, садясь в машину одновременно с подошедшим водителем. — Вот только со стажёром что делать?

— Не надо ничего со мной делать! — раздался из полутьмы кузова сонный голос. — По домам, Артём Сергеевич?

— Тебе, может, и правда пора, — улыбнулся врач. — А у нас вызов.

— Сергеич дело говорит, стажёр: шёл бы ты отдыхать. Уже два часа носом клюёшь, — поддержал идею Степаныч.

— Обидеть хотите, да?! Смена — значит, смена, никуда я не пойду. Не, ну правда, Артём Сергеич. Вот посплю по дороге, буду как огурчик.

— Ну да: зелёный и в пупырышек, — буркнул медбрат.

— Брэк! — остановил препирательства Артём. — Поехали; раньше начнём — раньше закончим. Сколько нам…?

— По нынешним пробкам — с полчаса, — отозвался водитель. — Это ж, почитай, через полгорода пилить.

— Отлично. Включай мигалку и двинулись. "Отбой" до прибытия на место.

Машина "Скорой помощи", включив маячок, выехала за ворота подстанции и влилась в вечерний поток транспорта. Стажёр, умаявшийся за сутки дежурства, дисциплинированно выполнил команду "отбой". А вот Степаныч явно настроился на философский лад.

— Вот скажи мне, Сергеич, — облокотившись на спинку сиденья Артёма, задумчиво вопрошал медбрат. — Почему людям спокойно не живётся? Всё приключений ищут, острых ощущений. И находят, на свою голову — да тот же крэнг, допустим. Чего им не хватает, а?

Сей разговор начинался регулярно в конце смен. Ни объяснить толком, ни тем паче доказать что-либо напарнику не удавалось. Медицинского образования тому явно не хватало, слушать он не умел... Да и не хотел, собственно — так, поговорить. Сон прогнать. В самом деле, не засыпать же на двадцать минут? На работе потом не сосредоточишься.

От необходимости участвовать в бесполезной дискуссии Артёма избавил звонкий, хорошо поставленный голос стажёра:

— Крэнг — заменитель элитного стимулятора "Когитомин". Входящий в состав вирусный компонент стерилен и в обычных условиях не способен к воспроизводству. Приём в большинстве случаев безопасен, но вызывает привыкание. Последующие дозы составляет крэнг-бис, поддерживающий существование вируса. Отказ от употребления симптоматически схож с наркоманией в начальной стадии. В пяти процентах случаев вирус развивается независимо от наличия вторичного препарата, что приводит к возникновению синдрома двойника. Многие исследователи склонны рассматривать его в качестве особой, инвертированной формы синдрома Капгра на основании сходства клинических картин течения заболеваний. Основные симптомы синдро-о-о-о… омн…

К концу импровизированного выступления речь стала невнятной, а потом и вовсе перешла в размеренное посапывание.

— Во даёт, а? Как по писанному чешет! — восхитился Степаныч. — И это, заметь, не просыпаясь.

— Молодец, стажёр! Садись, зачёт, — улыбнулся Артём, легонько тряхнув того за плечо.

— А? Что? Приехали? Я сильно храпел? — заполошно вскинулся юноша.

— Если бы храпел... Чуть нас не заставил. Читал лекцию о крэнге. Зачёт, небось, сдавал недавно?

— Не, экзамен.

Машина, несмотря на маячок, неспешно продвигалась в плотном потоке транспорта. Узкие улицы исторической части города с их низкой пропускной способностью даже днём бывали забиты машинами. Глядя в окно на остающийся по правую руку парк, Артём сдержанно радовался. Нужный адрес, судя по всему, располагался в Заречном районе. Его дом как раз неподалёку от единственного в этой части моста. Так что, если пациент окажется не слишком "тяжёлый", можно будет просто выйти на обратном пути пораньше, сэкономив как минимум полчаса.

Повернув налево, машина пересекла мост, оказавшись в южной части города. Раньше, на заре юности, Артём частенько сиживал с друзьями в местных кафе. Сколько лет минуло, подумать только… "Забавное совпадение, — думал он отстранённо. — За все годы ни единого вызова отсюда. Или мне так везло? Если сейчас снова повернуть налево…" Мигнув поворотником, машина послушно свернула в указанную сторону. Водитель явно был тут впервые, поэтому сбросил скорость и то и дело сверялся с проложенным на навигаторе маршрутом. Взглянув на монитор, Артём озадаченно нахмурился. "Может, стоило мне выяснить адрес? Быстрее доехали бы".

Грозя апатией, снова навалилась усталость. Надо было срочно занять чем-то мозг, чтобы продержаться до места вызова. Годилась любая, пусть даже надуманная, проблема.

— А вот скажите-ка мне, коллеги, — обратился он к спутникам, — как бы вы поступили? Вот, допустим, отправляемся мы на вызов. И тут выясняется, что пациент — ваш близкий друг…

— Обижа-а-аете, Артём Сергеевич, — встрепенулся стажёр. — Это же азы этики! Передал бы вызов другой бригаде, поскольку не в состоянии объективно и без эмоций оценить состояние пациента.

— Ну и дурак, коли не в состоянии, — вступил в беседу Степаныч. — Передать вызов — потерять время. Не говоря уж о том, что смену будить придётся. Оно как тебе, этично? Задачка общего решения не имеет. Тут конкретно смотреть надо… Ты чего это, Сергеич?

— Да ничего, — почти честно ответил Артём. — Отвлечься надо, а то снова в сон клонит. Вот и ухватился за первую попавшуюся проблему, чтобы не молчать.

Он и правда лукавил лишь самую малость: продолжающиеся совпадения скорее забавляли, чем доставляли беспокойство. Машина тем временем свернула к последним двум дворам района. "Пятеро… пятеро из наших живут именно в этих микрорайонах. Трое слева и двое — справа. Налево или направо?" В очередной раз притормозив и сверившись с картой, водитель повернул налево. "Сорок подъездов, по двадцать жилых этажей, — продолжал занимать себя Артём. — Шансы невелики". И даже когда "Скорая" лихо затормозила у знакомого до боли подъезда, вероятность составляла менее процента.

— Степаныч, бери стажёра, и двигайте к заявительнице, — распорядился Артём, гоня мысли о совпадениях. — Всё выспрашиваете, всё фиксируете: что, где, когда. Спускаетесь, готовите машину к приёму клиента — и ко мне.

— Сергеич, про агрессию-то помнишь? Не ходил бы ты один…

— Водитель, — вместо ответа спросил врач, — клиент — мужчина?

— Нет, женщина. Тридцать два…

— Тогда оставь пока конкретику, — перебил Артём. — Неужели кто-нибудь серьёзно думает, что я не умею общаться с девушками?

Шутка вышла не смешной и очевидно натужной. Однако истинную причину никто, кроме него, не знал. Глядя вслед идущим к подъезду сотрудникам, молодой человек обратился к водителю:

— В какой, говоришь, квартире пациентка?

Надежда, как известно, умирает последней.

***

— Засранец ты всё-таки, Тёма... Чай будешь?

— А что сразу я?! — притворно возмутился Артём. — Вот вы привыкли все: чуть что, так сразу Тёма крайний. Не буду я твой чай, мне от него спать захочется.

— Потому что мы сколько вообще не виделись, года три? — Ксения полезла в буфет за печеньем. — И ты хоть раз наведался в гости? Нет, родной. Ты приехал лишь для того, чтобы объявить из меня дуру.

— Думай, что хочешь, Ксю, — Артём пожал плечами. — Я что-то не вижу, чтобы ты сама рвалась встретиться. Мы оба занятые люди. И не только мы. Пашка, Оля, Гена, Светка... Люди со временем разбегаются. Даже не помню, когда мы собирались вмес...

Он вдруг запнулся на полуслове: вспомнил последнюю встречу, и тут же об этом пожалел. Похоже, Ксении на ум пришло то же самое — на мгновение спина её словно окаменела, а руки замерли над посудой.

— И всё-таки ты не ко мне, а за мной, — она высыпала печенье в блюдо. — Вот кто мы теперь: друзья, приятели, чужие люди?

— Уж точно не чужие, солнце моё, — Артём покосился на комод, где лежали любимые тонкие ментоловые сигареты Ксении. Та перехватила взгляд, неловко достала сигарету из пачки.

— Может быть. Но вот друзья ли? Два звонка в год, пять сообщений — и вот ты уже способен и готов подозревать меня во всех грехах. Сейчас, небось, начнёшь задавать хитрые психологические вопросы, а закончишь смирительной рубашкой. Не в дружбу, а в службу...

— Только дилетанты думают, что у нас есть волшебные вопросы, — хмуро заметил Артём. — Нет, мы просто... поговорим. А потом я уберусь прочь, если захочешь.

— Ты не думай, я очень рада, что это именно ты, — серьёзно заявила она. — Но лучше бы ты приехал как ты, а не как Тимур и его команда.

— Очень хотелось спасти тебя в моём рабочем качестве, — парировал он. — Дамзель ин дистресс, всё такое.

— Ладно, проехали. Кто тебя вызвал? Эта жирная корова из сорок пятой? — Ксения неумело попыталась прикурить, но пальцы не слушались, и девушка в конечном итоге раздражённо смяла сигарету и выкинула её в девственно чистую пепельницу.

— "Жирная корова"... Фи, мадемуазель, где ваши изящные словеса?

— Уж какие есть, монсеньор, — Ксения удобно устроилась на диване, поджав одну ногу. –Тётка мне уже месяц проходу не даёт. А всё потому, что я её охламону уши надрала. Представляешь, этот придурок камнями в девчонок кидался. Внимания ему хотелось, понимаешь ли. Как толстуха-мамаша на меня орала — не приведи Господь ещё раз услышать. А потом "чудеса" начались: то на двери надписи появляются, то почтовый ящик сам по себе ломается, то вдруг слухи начинают ходить... неприятные слухи, мерзкие.

— Неприятные слухи, значит? — Артём потянулся за печеньем, разломил на две части и протянул половину Ксении — совершенно машинально. Это была Привычка. Сначала детская, потом подростковая, и вот теперь вполне взрослая. Их компания делилась всем. Неважно, сколько продуктов на столе и в холодильнике, важен сам факт внимания и заботы. Ксения тоже помнила — в уголках губ ещё не успела появиться улыбка, а пальцы уже тянулись к лакомству. Артём внимательно следил за движениями собеседницы.

— Я в порядке, — она вдруг лукаво подмигнула, расправляясь с печеньем. — Впрочем, наблюдай, не отвлекайся. Ты всегда был этаким утончённым параноиком.

— Понеслось... — шутливо застонал Артём, чувствуя, как внутри что-то ухнуло. Вот она — ниточка. — До сих пор не понимаю, откуда вы это взяли. Я что, отношусь к фобиям с большим вкусом?

— Просто у тебя страхи получались как-то... изящнее, что ли. Больше воображения, больше реализма, больше "ааа-ооо-обожемой", — Ксения замахала руками, словно отбиваясь от воображаемого чудовища.

— Ты про Ялту? — Артём ухватился за возможность проверить догадку. — Пещера была просто шуткой.

— Можно и про Ялту. Тоже мне шутка, ага... Твой костюм меня чуть заикой не оставил. Все эти водоросли, ракушки, даже живая медуза. Остальные мальчишки ограничились подвываниями, а ты пошёл по совсем иному пути. Шутник...

— Шутник, — Артём не узнавал собственный голос. — Только вот тебя с нами в пещере не было.

— Не может быть! Как это не... — растерянно начала Ксения, но он её перебил:

— Ксю, ты лежала в дачном домике с температурой под сорок, — Артём, уже психиатр-невролог, а вовсе не близкий друг, пошёл в атаку. — Проболела все каникулы. Эта память — пещера, костюм, всё остальное — она не твоя. Это воспоминание Аськи. Сколько раз потом она тебе рассказывала... И утончённым параноиком меня звала именно она. Ты — не Ксения. Ты "двойник", построенный на воспоминаниях об Асе. А я дурак. Мне следовало догадаться ещё раньше.

— Почему? — неожиданно равнодушно спросила "Ксения".

— Сигареты, — Артём кивнул в сторону комода. — Ксюха курит ментол с четырнадцати лет. Никогда не видел, чтобы кто-то с такой неприязнью относился к любимым сигаретам. Но ведь ты — это другое, совсем-совсем другое дело...

— Допустим, — "Ксения" закусила верхнюю губу, потянулась, сменила позу. Теперь она полулежала в углу дивана, скрестив руки на груди, словно защищаясь от гостя. Её тембр, жестикуляция, даже мимика — всё поменялось буквально за секунды. — Допустим, Ксения покинула здание. Что ты будешь делать дальше? Спасать её от меня? Но я — это она. Ася...

— Нет, — жёстко бросил Артём. — Аси нет. Ася умерла от рака желудка. Сгорела за месяц. И уж ты — точно не Ася.

— Знаю, — хозяйка дома предпочитала короткие рублёные фразы в такт сбивающемуся дыханию. — Дослушай. Ася была отправной точкой. Но я — это я. Мыслю — существую.

— Ненадолго, — Артём покачал головой, не желая вступать в полемику. — Вирус влияет на ЦНС. Нервное истощение ведёт к выгоранию, а это уже смерть. Не веришь? Вытяни руку и подержи на весу.

— Только если ты сделаешь то же, — парировала "Ксения". — Думаешь, я не вижу, что ты на грани? Посмотрим, кто из нас более истощён.

Их мелко подрагивающие пальцы почти соприкоснулись в воздухе. Негласное соревнование длилось с полминуты, затем рука "Ксении" безвольно опустилась. Артём ещё несколько секунд всматривался в кисть, потом резко сжал её в кулак.

— Ты меня почти достала, — устало признался он. — Даже не знал, что настолько вымотан.

— Она не слушается... Как так... Ещё неделю назад всё было совсем иначе, — "Ксения" смотрела прямо на него, в глазах её читался испуг. — Что теперь?

— Теперь, — невесело усмехнулся он, — мы попробуем сделать хоть что-нибудь.

***

"Ксения" лежала на диване, вокруг неё хлопотал Степаныч: укладывал поудобнее, командовал, брал кровь на анализ. Задумчивый Артём всё это время сидел в стороне, изредка подбадривая медбрата, и перебрался поближе лишь когда тот вплотную занялся вводом данных.

— Рассказывай, — потребовал он. — Всё, каждую мелочь. Когда, что, сколько.

— Основная доза была... около двух месяцев назад, наверное... — "Ксения" выглядела растерянной. — Я почему-то не могу сконцентрироваться на точной дате. Дальше она принимала обычные дозы "биса" где-то дважды в неделю.

— Сказывается действие крэнга, — пояснил Артём. — Когда вирус не получает должной подпитки или разрастается, он переключается на ЦНС. Начинается постепенное замещение воспоминаний, и в конечном итоге мозг создаёт из обрывков базу для новой личности. Но... два месяца?

— Что-то около того, — "Ксения" неуверенно повела плечами и поёжилась. — Это плохо?

— Пока не знаю, — солгал Артём, бросая тревожный взгляд на стажёра, занятого анализом данных.

Он прекрасно понимал, что полный набор симптомов всего за два месяца не сулит ничего хорошего. Некоторые люди просто "сгорали" — что-то в организме подхлёстывало развитие вируса до такой степени, что человек приходил к последним стадиям буквально за считанные недели.

— Но то, что ты нервничаешь, слегка ободряет.

— Почему?

— Нервничающий пациент менее склонен наброситься на тебя с кухонным ножом, — Артём уже не знал, кого успокаивает: себя или её. — И ещё один вопрос... Почему?

— Нет, — "Ксения" тряхнула копной волос. — На него я тебе отвечать не вправе. Только она. Только по своей воле.

— Шеф... — стажёр прервал их, показал взглядом на дверь: нужно поговорить.

Они вышли из комнаты.

— Ну? — Артём подозревал, о чём пойдёт речь.

— Дело швах, — практикант протянул планшет с данными анализов. — Организм не выдержит введение вакцины. Мы можем отвезти её в больницу...

— ... и там ей создадут как можно более комфортные условия для смерти, — закончил за него Артём.

Оба знали, что в больнице для этого имеется целое отделение, не испытывающее недостатка в пациентах.

— Мне жаль.

Артём взъерошил волосы, сцепил руки на затылке. В голове шумело, во рту был мерзкий привкус — реакция на диагноз-приговор.

— Степаныч, сходи вниз, принеси аппаратуру для прямого переливания крови, — он усилием воли загнал лишние мысли и эмоции в самый дальний угол сознания, сосредоточившись только на текущей проблеме. — Оба комплекта. И посмотри, нет ли у нас образцов крэнга.

Задумавшись на долгие три минуты, медбрат резко кивнул и вышел из квартиры.

— Зачем это, Артём Сергеевич? — недоуменно поинтересовался стажёр.

— Единственный выход — двойное переливание крови, — Артём заговорил быстро и горячо, пытаясь убедить и себя, и собеседника. — Иначе у неё нет шансов. Больница никогда не использует этот метод — там нет "чистых" доноров, готовых рискнуть и принять дозу одновременно с вакциной, чтобы использовать свой организм для выработки антител.

— Это… это… Нет. И ещё раз нет. Во-первых, лечить родных и близких строго запрещено. Во-вторых, прямое переливание слишком опасно, а двойное… В-третьих, вы вымотаны до предела, и при переливании крови вирус может разгуляться в вашей системе быстрее, чем кролики размножаются. Я уже не говорю о том, что группы крови...

— Насчёт группы не волнуйся, — Артём говорил спокойно и чётко, словно спокойствие это само по себе могло послужить доводом в его пользу. — Мне нужна ваша помощь. Можешь потом сказать, что я тебя заставил, вынудил обманом, что тебя вообще и рядом не стояло — но сейчас мне нужна помощь. Там со смертным приговором лежит моя подруга. Если ты откажешься, я пойду по квартирам и попробую кого-нибудь найти. Или обойдусь помощью Степаныча. К чёрту усталость. Говоришь, самое правильное, что я могу сделать — это не делать ничего? К чёрту правила! Помоги готовить аппаратуру, стажёр. Или иди вниз и не возвращайся — так или иначе, я буду знать твой ответ.

Лежать на полу, почти соприкасаясь головами и вытянув руки "вверх", друг к другу, было неудобно. Но выбирать не приходилось: других равновысоких лежанок в квартире не нашлось. По обеим сторонам от Артёма и "Ксении" завершали приготовления стажёр и вернувшийся медбрат.

— Ой, не дело ты затеял, Сергеич, — не прекращая работу, продолжал убеждать врача медбрат. — Попрут же. Будущими пациентами рискуешь.

— Степаныч, не отвлекайся. Ты меня знаешь: решение принято. По счёту каждый катетеризирует своего реципиента. Ксю, — может, обращение и было некорректным, но это уже не важно, — на счёт "три" задержишь дыхание. Готовы? Раз… два… три!

Оба синхронно ввели пункционные иглы в вены предплечий пациентов.

— Отлично! — подбодрил ассистентов Артём. — Теперь пункция донорских вен, первые десять кубиков — и пауза. Видишь, стажёр, страхуюсь, как положено. Да, но сначала… Степаныч, вводи вакцину. Так, хорошо. После первого переливания давай крэнг.

Следить в таком положении за манипуляциями помощников было невозможно. К тому же значительную часть видимого мира заслоняли тревожные, умоляющие глаза девушки. Требующие если не обещаний, то хотя бы объяснения и утешения. Хоть какой-нибудь надежды.

— Понимаешь, — улыбнулся подруге Артём, — с прямым введением вакцины ничего бы не вышло. Твой организм слаб, не способен произвести достаточно антител. Зато мой вполне справится. За положенные после вливания первой порции пять минут он кое-что успеет, так что получишь кровушку уже с антителами… И никакие сиреневые богомолы по левому борту не помешают.

Мир для Артёма ожидаемо взорвался фейерверком красок. Читать об этом приходилось регулярно, а вот видеть — впервые. Интерьер квартиры потёк, оплавился, становясь то памятным черноморским берегом, то невиданным лесом. Глянцевые листья деревьев прихотливо переливались тысячами цветов и оттенков, стекая на сверкающий песок пустыни и становясь льдом. И всё это жило и пульсировало, чуть отставая от тамтамов в голове. Откуда-то издалека ветер доносил еле слышные звуки. Если прислушаться, если сконцентрироваться на них, можно различить:

— Отторжения нет, продол…

И, мерцающую вечность спустя, вместе с новым порывом:

— Следующий цикл… …следний.

Мир взорвался снова, как-то по-особому ярко. Заиграл перламутром, закружился хороводом цветов. И погас.

***

Женщина, слегка пошатываясь, собирала в дорожную сумку вещи.

— Берите только предметы первой необходимости, — напутствовал медбрат, поддерживая её за локоть.

— Что будет с Тёмой? — она оглянулась на коридор, словно ожидала увидеть знакомую фигуру, но тот был пуст — водитель и стажёр уже унесли Артёма в машину.

— Не знаю, — коротко бросил медбрат. — Выяснится, если... когда он придёт в сознание.

Он тоже был встревожен. Переливание прошло успешно, но это ещё ничего не значило. Потеря крови, усталость, нагрузка крэнга на организм и на мозг — с такими факторами возможно всё, что угодно. Следующие сутки были критическими.

— Кажется, всё... — женщина растерянно оглянулась. Прибой в голове мешал сосредоточиться, размывал мысли на обрывки.

— Сигареты возьмите, там не купить, — Степаныч свободной рукой достал пачку, протянул пациентке.

— Да... Да, конечно, — женщина неуверенно взяла сигареты, слегка улыбнулась. — Как я могла про них забыть... Спасибо. Пойдём, пожалуй.

Так, вдвоём, они и вышли наружу, в темноту улицы. Для города наступала ночная смена.