Sic itur ad astra
Санкт-Галлен. Высшая школа Проводников.
В полумраке зала нежно голубел экран, чуть подернутый рябью, оттого похожий на маленькое озеро. Наконец, появилось изображение: Денис, собранный и серьезный, без улыбки. Его волнение, липкое и холодное, Нина ощутила сразу, хотя он был там, на экране, а она здесь — в удобном плюшевом кресле. Дело было даже не в сенсорной пластинке, пристегнутой к ее запястью, дело было в Денисе — его Нина чувствовала и без передатчиков.
— Начинаем сеанс, — без выражения проговорил мастер Вейшенг, — господин Ручин, вы готовы?
Денис мигнул в знак согласия.
— Что вы видите?
— Я вижу…
На миг экран погас, и каждый сидящий в зале ощутил, как через сенсоры передаются импульсы, легкие, будто прикосновения бабочек.
Почти сразу бабочки превратились в ос, жалящих и звенящих. Это был самый неприятный момент сеанса, но, к счастью, и самый быстротечный.
Нужно набрать в грудь побольше воздуха и немножко потерпеть.
В последнем ряду кто-то тоненько вскрикнул.
"Новичок!" — успела подумать Нина, прежде чем все расплылось, и зал исчез.
…Прямо над ее головой ухнул филин или, может, сова — Нина не очень разбиралась в птицах. В лицо подул ветерок, смешавший в себе запахи костра, дубовой коры, хвои и подгнивающей листвы. Луна, круглая, на сносях, готовая вот-вот разродиться новым месяцем, освещала окрестности лучше любого фонаря.
Нина огляделась по сторонам. Лес. Многовековые валуны, мшистые, бархатные на ощупь. Стройные голубые сосны, дубы-великаны, под ногами — желуди.
Чуть поодаль — пещера.
Нина приблизилась к ней, с опаской заглянула внутрь: острые, словно клыки, сталактиты и сталагмиты делали пещеру похожей на пасть дикого зверя. В дальнем углу монотонно капала вода. Стены, казалось, шевелились и чуть подрагивали. Девушка напрягла зрение и от изумления охнула: внутренняя поверхность пещеры была сплошь усыпана черными жуками с блестящими хитиновыми панцирями.
Где-то сбоку, вверху, видимо, был проем, и сквозь него внутрь проникал лунный свет, зыбкий, мягкий, обволакивающий…
Сталагмит, росший прямо у выхода, поймал лунный блик и засверкал в полутьме.
Ощутив тоску, щемящую, знакомую с детства, Нина сделала несколько робких шагов, сложила ладони лодочкой, словно пытаясь зачерпнуть мерцающий синий свет…
— Спасибо, Денис! — услышала она голос мастера Вейшенга, — вы — отличный Проводник. Это было прекрасно!
***
15 лет назад. Александровск.
…О том, что она не такая, как все, Нина узнала рано.
Было солнечное воскресное утро, начало мая, от запаха черемухи кружилась голова. В городском парке молодые мамаши обсуждали сериалы и новые реалити-шоу, малышня носилась вокруг затянутого ряской пруда, на скамейках подростки с вальяжным видом потягивали пиво. Нина смотрела на весенний, красочный, забрызганный солнечным светом мир и думала, что вот-вот лопнет от красоты, если ею не поделится.
— Мамуля, глянь! Посмотри, какая лягушка!
— Довольно мерзкая, — пожала плечами мама.
— Нет, что ты! Она — красивая…
— Это слово нельзя говорить вслух! — когда мать сердилась, она вся покрывалась алыми пятнами.
— Но посмотри же, мамочка! Она, правда, очень…
— Прекрати, Нина! Сколько можно повторять?! Есть особенные слова, которые могут произносить только особенные люди! — мать резко схватила ее за запястье, попыталась встряхнуть, но вдруг застыла, зачарованно уставившись в одну точку.
Нина сразу поняла, в чем дело: просто мама увидела изумрудную лягушку, надрывно квакающую на листе водяной лилии, Ниниными глазами.
Только сделав над собой усилие и отпустив дочку, женщина смогла прийти в себя.
— Что это было? — растерянно спросила она, глядя на Нину чуть ли не с испугом, — Никогда больше так не поступай со мной, слышишь? И никому ничего не рассказывай. Пообещай!
Девочка пообещала, но вскоре мать сама нарушила собственный запрет.
Однажды июньским вечером она тихонько пробралась в детскую, неуверенно взяла дочку за руку и долго слушала музыку раннего лета, доносившуюся из приоткрытого окна. Мать пришла и на следующий вечер и потом приходила — в такие минуты она становилась какой-то странной, иной раз даже плакала.
С другими детьми Нина заводила дружбу легко и быстро: ей было немного жаль соседских малышей, которые видели мир похожим на черно-белую книжку-раскраску, в то время как сама Нина получила от судьбы в подарок не только разноцветные рисунки, но еще и набор цветных карандашей.
— Неужели ты не видишь, что это не облако вовсе, а кремовый единорог? Ну, посмотри же получше!
Малышка Соня из соседнего подъезда не видела. Задрав голову, смотрела во все глаза, но почему-то совсем не видела единорога — только обыкновенное облако.
Глубоко вздохнув, Нина привычно взяла ее за руку, и спустя мгновение круглое личико Сонечки озарилось необычайной радостью.
— Вижу, воо-он там! Лозовый…
Но настоящий друг у Нины был только один — конопатый Денис из двадцать второго дома.
Они встретились, когда обоим было по девять, жизнь, считай, прожита, и никаких перспектив на будущее. У Дениса не складывались отношения с мальчишками из соседнего двора, и он стоически переносил их постоянные насмешки и улюлюканья. В тот день его в очередной раз жестоко оскорбили, обозвали рыжим, долго бежали за ним следом, что-то напевая про дедушку и лопату. В итоге Денис обогнул железнодорожный вокзал и скрылся от преследователей в пологом овраге, среди огромных лопухов и мясистых молочаев. Тут его и нашла Нина, пришедшая послушать иволгу и проверить, как поживает ее Гигантская Страна.
— Чего ревешь? — спросила она, присаживаясь рядом прямо на траву.
— Я не реву! — огрызнулся мальчишка, — И не твое это дело вообще-то!
— Как знаешь, но если соберешься реветь, делай это тихо. Сейчас будет иволга петь. Красиво.
— Это слово нельзя вслух произносить! — шикнул на нее Денис. — Оно запретное.
— Кому нельзя, а кому можно, — горделиво отвечала Нина, преисполненная чувством собственной значимости, — ты, небось, не знаешь, где мы с тобой сейчас. Думаешь, в овраге? А вот и нет, это — Гигантская Страна. Здесь лопухи во-от такие, великанские! Зеленые паруса, а не лопухи! А медуница? Такая огромная только здесь растет, нигде похожей нет — я проверяла. До конца лета, думаю, она о-го-го как вымахает, будет размером с дерево! Не веришь? Хочешь посмотреть? — и не спрашивая разрешения, она взяла Дениса за руку.
Тогда он увидел.
***
Санкт-Галлен. Высшая школа Проводников.
— Продолжаем экзамен, — на невозмутимом лице мастера Вейшенга появилась улыбка, нежная, как у младенца.
— Напомню, что только троим победителям выпадет честь быть Проводниками на планете Шлея. Вторая межпланетная экспедиция: удивительный мир, красоту которого вы сможете увидеть собственными глазами. Увидеть и передать. Заманчиво, не так ли? Не забывайте об этом, когда тянете билет. Джая, вы готовы?
На экране появилась смуглая девушка с высокими скулами и черными, как маслины, глазами. В отличие от Дениса, Джая не волновалась — она была лучшей в школе Проводников.
Нина мысленно прикинула рокировку: первой, бесспорно, будет Джая Камур. У нее талант. Затем Денис. Он справился с заданием блестяще. Вейшенг сказал: "Это было прекрасно", а мастер не станет понапрасну бросаться запретными словами.
Кто же будет третьим? Манфрид, Шариф, Рэйчел?
Или, может быть, Нина?
***
15 лет назад. Александровск.
…Денис оказался особенным, необыкновенным — сначала его тоже приходилось брать за запястье, а потом он научился видеть сам, без чужой помощи.
У них оказалось много общего: Нинина мама работала кассиршей на вокзале, папа Дениса — проводником в поезде, и целое лето новоиспеченные друзья носились по перрону, перепрыгивали через рельсы, махали вслед уезжавшим пассажирам или встречали приезжих.
— Пойдем в зал ожидания, выпьем шипучки и посмотрим на людей! — предлагала Нина, устав от бега наперегонки.
— А что там делать? Духотища, вонь, колбаса копченая и мухи, — не соглашался Денис, но Нина тянула его за руку, и он шел следом.
В зале ожидания было на что посмотреть: загорелые лица, мозолистые ладони, стоптанные шлепанцы, пыльные поклажи, чемоданы, тюки, пустые пластиковые бутылки, лишайные коты и безродные дворняги.
Любимой забавой Нины и Дениса была игра в детективов: они могли подолгу наблюдать за людьми на вокзале, пока не случилось вот что.
— Вот эта тетенька, интересно, кто она такая? — Нина кивнула в сторону женщины в пестром, с вышитыми маками и павлинами, сарафане.
— По всему видать, работает продавщицей мороженого, — не задумываясь, ответил Денис.
— С чего ты взял?
— Уж больно румяная, как будто только с мороза. Говорю тебе, мороженое продает.
— А вот этот дяденька, — Нина покосилась на бородатого мужчину справа от нее, — скорее всего, он пианист. У него длинные пальцы.
— Или доктор, — вставил Денис, — или учитель истории, на Романа Игоревича похож.
А вот эта, эта… — он недоговорил.
Прямо возле них остановилась она — еще нестарая, худая, словно жердочка, с вытянутым лицом и бесцветными, мутноватыми глазами.
"Ненормальная", — подумала Нина, испуганно прильнув к Денису. На секунду девочке померещилось, что в зрачках безумной женщины отразились какие-то неведомые дальние дали: шпили чужеземных городов, укрытые туманами вершины гор, леса, луга, озера…
— Бойтесь, бойтесь, дети! — затараторила сумасшедшая, — Нет ничего страшнее, чем навсегда остаться в зале ожидания. Люди, люди… Вы только посмотрите на них! Ждут своего поезда, хотят умчаться или вернуться. Они ждут, и вы ждете, и я жду, а поезда нет, он ушел или опоздал, или разбился в дороге! Поезд не придет! А я жду, и вы ждете. Еще не там, уже не здесь, еще не там, уже не здесь, не здесь, нигде…бойтесь, дети!
Она говорила и говорила, бубнила себе под нос, встряхивала всклокоченными волосами, закатывала глаза, размахивала фалдами своего длинного светлого балахона, и от этой картины даже смелый Денис струсил.
— Бежим, Нина! Я ее боюсь!
Крепко держась за руки, они пустились наутек мимо газетных киосков и переполненных мусорных баков, мимо табачных ларьков и неухоженных клумб — вперед, вперед! Подальше от сумасшедшей тетки!
Отдышались только в овраге — в своей волшебной Гигантской Стране.
— Кто же она такая? Я раньше никогда ее не видела…
— Не знаю. Какая-то чокнутая! — Денис задумчиво смял в руке стебель чистотела, испачкав ладони липким желтым соком, — "Еще не там, уже не здесь". А ведь правда! У людей, что на вокзале толкутся, всегда такие лица — потерянные, пустые, как у призраков!
— Послушай, Денис, — взволнованно прошептала Нина, — послушай, а вдруг эта тетка, вдруг она и есть призрак? Ты видел ее платье? У нас в таких никто не ходит. И глаза… Страшные у нее глаза.
— Ладно, — с сомнением ответил мальчик, — я у отца спрошу, откуда она взялась. Папка точно знает!
***
Санкт-Галлен. Высшая школа Проводников.
В перерыве между конкурсными сеансами Денис принес бутерброды с ветчиной и кофе в пластиковых стаканчиках.
— Как думаешь, какие у меня шансы? Я пропустил сеанс Рэйчел…
Нина улыбнулась, похлопала его по плечу, пытаясь приободрить.
— Все будет отлично, Денис! Ты и сам это знаешь. Рэйчел — ничего, справилась, но лично у меня от ее сеанса, от этих подводных рифов и кораллов, мурашек по спине не было, а от твоей лунной пещеры были.
— Если меня не возьмут в экспедицию, Нина, я не знаю, представить даже не могу, как тогда жить дальше. Уже вторую неделю мне снятся поющие деревья, летучие города аэро-хомусов и светящиеся рыбы-ночнушки. Мне снится Шлея. Глупо, правда? Мысленно я уже там.
Нину передернуло.
"Еще не там, уже не здесь" — всплыли в памяти слова сумасшедшей странницы, бродившей по вокзалу Нининого детства.
Интересно, где она сейчас? Все так же скитается по чужим городам, блуждает по незнакомым мирам, пытается выбраться из зала ожидания — места, где нет ни прошлого, ни будущего, где настоящего, кажется, тоже нет?
— А, может, она и дождалась своего поезда, — пробормотала Нина, не замечая, что говорит вслух.
— Прости, что? — удивленно вскинул бровь Денис.
— Ничего. Кажется, мне пора. Через 15 минут мой сеанс.
***
15 лет назад. Александровск.
Отец Дениса только развел руками, да и никто в городе не знал, откуда на вокзале появилась умалишенная женщина в чудаковатом светлом балахоне. Поговаривали, что она отстала от поезда, потеряла документы, что ее ребенка украли цыгане, а сама она от горя лишилась рассудка. Но Нине казалось, что всё не так, что безумная женщина — пришелица из другого, параллельного мира, по какой-то глупой ошибке попавшая в их маленький провинциальный город. Теперь несчастная ищет дорогу назад и, конечно, никак не может ее найти.
Мысли о сумасшедшей скиталице не давали Нине покоя. В тревожных, предутренних снах она часто слышала сбивчивый шепот:
— Бойся, бойся зала ожидания, девочка! Еще не там, уже не здесь, еще не там, уже не здесь, не здесь, нигде…бойся, девочка!
Однажды Нина не выдержала. Жарким июньским полднем вместо того, чтобы идти с Денисом и Соней на ставок, она тайком пришла на вокзал. У входа в зал ожидания, прямо на бетонном полу, сидела сумасшедшая — удивительно, но на ее светлом балахоне не было ни единого пятнышка, и это почему-то особенно поразило Нину. Ни о чем не думая, она приблизилась к странной женщине, присела рядом, хотела о чем-то спросить, но вдруг та посмотрела на Нину ясным безмятежным взглядом и ласково взяла девочку за руку.
Тогда Нина увидела.
…Сверкающие, словно вырезанные из цельного хрусталя деревья. Колодцы, наполненные радужной водой. Пурпурный теплый песок, поющий на разные голоса, тонко, подобно детскому хору в кафедральном соборе…
Спустя годы Нине будет казаться, что ничего этого и вовсе не было, что она не подходила к безумной страннице, а деревья, колодцы, песок ей просто приснились, сны ведь приходят разные.
Очнулась она на скамейке в зале ожидания — женщины в светлом балахоне нигде не наблюдалось, зато возле Нины хлопотали какие-то тетушки, брызгали ей в лицо водой, жалостливо улыбались. Чуть поодаль стоял перепуганный Денис, а рядом с ним — пожилой китаец с круглым, словно тыква, лицом.
— И давно вы обнаружили свой дар? — услышала Нина скрипучий голос китайца.
— Какой дар? — Денис не мигая смотрел на нее, — Я не понимаю, о чем…
— Прекрасно понимаешь, мальчик. О способности видеть, чувствовать и передавать красоту.
Услышав запретное слово, Денис вздрогнул.
— Вы… вы знаете, что это такое?..
— Знаю, — улыбнулся китаец, — когда я взял твою подружку за запястье, попытался нащупать пульс, я сразу понял, она — Проводник. Судя по всему, ты тоже.
***
Санкт-Галлен. Высшая школа Проводников.
Прихрамывая, Нина перешагнула порог экзаменационной комнаты: монета, положенная в туфельку на счастье, мешала нормально идти.
— Тяните билет, — подсказала незнакомая ассистентка, сидевшая рядом с мистрис Пилар.
Нина покорно протянула руку к горке металлических пластинок, вытянула одну, самую нижнюю.
— Ничего не бойтесь, Нина, — ободряюще улыбнулась мистрис Пилар, — просто помните о том, что вы — Проводник, и люди, сидящие в зале, по ту сторону экрана, увидят красоту вашими глазами. Готовы?
Нина слабо улыбнулась в ответ.
Ассистенты помогли ей приладить ко лбу и запястьям сенсоры, затем проводили в соседнюю комнату, спрятанную за черными бархатными портьерами.
Внутри было темно, как в кладовке, и повсюду мерцали огромные зеркала, отражаясь в собственных отражениях, отчего казалось, что комната — это перекресток бесчисленных туннелей, ведущих в таинственные миры.
Неожиданно прямо перед Ниной возник голубой экран, а в нем улыбающееся лицо мастера Вейшенга.
— Начинаем, Нина? Ни пуха, ни пера!
Одно из зеркал вспыхнуло, и тогда…
…Туман.
Сизые, голубоватые, белесые клубы дыма, окуривающие тополиную аллею, ведущую в никуда. Шорох листвы под ногами. Деревья, похожие то ли на угрюмых часовых, то ли на черных призраков в изорванных белых саванах, сотканных из тумана.
Зыбкость. Размытый пейзаж, как будто смотришь через линзы дедушкиных очков, и все расплывается перед глазами.
Туман, туман, туман.
И где-то там, вдалеке, там, где обрывается нитка горизонта, там — музыка.
Одинокий трубач, играющий блюз.
Там, вдали, теплый, медовый свет фонарей.
Там туман рассеивается.
— Благодарю, Нина! — ей показалось, или голос мастера Вейшенга действительно дрогнул? — Мы почувствовали красоту. Спасибо.
***
15 лет назад. Александровск.
...На веранде было прохладнее, чем в доме, поэтому гостей усадили там. Отец вынес стулья и раскладные кресла, а мама застелила стол парадной белой клеенкой в розовую клеточку.
Со стороны реки тянулся сквознячок, пахнущий илом, водорослями, скошенной травой и какими-то сладковатыми ночными цветами. Над запыленным старым плафоном порхали мотыльки — серые, кофейно-коричневые, белые в черную полоску, с мохнатыми брюшками и длинными усиками.
"Мерзкие", — сказала бы мама.
"Красивые",— поправил бы Денис.
Но мама и Денис молчали, внимательно слушая мастера Вейшенга.
— Ваши дети — особенные. Они не только замечают красоту, — запретное слово китаец произносил легко, без запинки, будто имел на это право и запрет на него не распространялся,— они способны заставить окружающих их людей увидеть ее и прочувствовать. Поверьте, в наши дни это очень редкий талант.
— В наши дни… Можно подумать, когда-то было иначе! — фыркнула тетя Рита, мама Дениса, которая с самого начала была настроена против мастера Вейшенга.
— Когда-то было иначе. Да-да, представьте себе. Когда-то давно каждый мог увидеть прекрасное без помощи Проводника. Людям не нужно было приходить на специальные сеансы или оплачивать дорогостоящие индивидуальные консультации, все, что от них требовалось, — остановиться, отбросить шелуху серости и повседневности, открыть глаза и увидеть. Увы, эти благословенные дни канули в лету! Пора признаться хотя бы самим себе: мы — цивилизация духовных слепцов, неспособных разглядеть волшебство этого мира. Знаете, почему о красоте нельзя говорить вслух? Известна ли вам история запрета?
Родители ничего об этом не знали, и китаец продолжал:
— В прошлом столетии, когда стало понятно, что у подавляющего большинства людей органы эстетического зрения постепенно атрофируются, Лига мировых лидеров приняла закон, запрещавший обсуждать эту проблему в общественных местах. Их логика была до смешного проста: нет обсуждения, нет и проблемы. Со временем запрет распространился на все, включая простое упоминание эстетических понятий. Нужно быть лицензированным Проводником, чтобы просто поговорить о прекрасном. К счастью, они есть среди нас — горстка зрячих, поводырей. Ваши дети — избранные. В нашей специализированной школе, в Санкт-Галлене, под руководством умелых наставников они научатся управлять своим талантом.
— Проводники… у нас в семье уже есть один! Постоянно в разъездах, днем с огнем не сыщешь! Проводники! А что потом? Какие перспективы? — не собиралась сдавать позиции мать Дениса, — Кем мой сын станет после этой вашей школы? Магом и волшебником? Я бы предпочла, чтобы Денис получил серьезную надежную профессию, которая сможет его прокормить в будущем…
Мастер Вейшенг плавно взмахнул рукой, останавливая поток негодующих слов, и Нина подумала, что, может, он и правда какой-нибудь колдун. Ведь умеет же творить чудеса! А заставить тетю Риту замолчать Нина считала настоящим чудом.
— Рита Сергеевна, не беспокойтесь. Перспективы у Дениса самые блестящие. Большинство наших выпускников работают в департаментах образования, многие занимаются частной практикой, кто-то весьма успешно сотрудничает с кинокомпаниями, туристическими фирмами, галереями и музеями… Более того, несколько лет назад мы приступили к подготовке второй космической экспедиции на планету Шлея. Через пятнадцать лет трое наших лучших выпускников полетят вместе с исследователями и увидят планету, прекраснее которой в нашей Галактике нет. По крайней мере, так написано в Межзвездном справочнике, а ему можно доверять, его писали Проводники. Кто знает? Если Денис и Нина столь же упорны и старательны, сколь талантливы… Быть может, именно их имена станут всемирно известными, быть может, именно они помогут миллионам землян увидать ослепительную красоту чужой планеты! Подумайте об этом: слава… богатство… признание…
Мастер Вейшенг продолжал говорить, и от его слов тетя Рита разрумянилась и повеселела: китаец знал, что именно она желает услышать!
А Нина уже не слушала. И Денис не слушал.
Они смотрели на августовское небо, темное и глубокое, словно огромный колодец, опрокинутый над их головами.
Они видели далекую Шлею — самую прекрасную планету Галактики.
— Я читал Межзвездный справочник, — жарко зашептал Денис на ухо Нине, — у нас такой есть. Кто-то однажды забыл в поезде, и папа забрал домой, подарил мне. Шлея — она, правда, необыкновенная. Там растут поющие деревья, представляешь?
— Не очень…
— Смотри!
Денис взял Нину за запястье, и она представила.
…Карликовые деревья, прозрачные и хрупкие, словно выдутые из стекла, а на каждой веточке — крупный розовый цветок, похожий на медузу.
Цветы-медузы — от слова "мёд". Когда к ним подлетают пчелы, цветы начинают нежно звенеть: дин-дон, дин-дон, дин-дон, совсем как хрустальные колокольчики. Их музыку слышно на тысячи километров — она волшебная.
Шлея…
Там идут цветные дожди. Зеленые — к похолоданию, абрикосовые — будет солнечно. А серые ничего не означают, просто дожди.
По вечерам из озер на берег выскакивают светящиеся рыбы-ночнушки: если такую поймаешь, считай, что обзавелся фонариком. А можно их не ловить, можно просто стоять на пригорке и любоваться песчаным берегом, освещенным ночнушками, похожими на маленькие звезды. Кстати, звезды там кажутся ближе и крупнее. Некоторые планеты можно отлично рассмотреть даже без телескопа, а вот Землю почти не видно, так, просто маленькая голубая точка на небосводе, едва заметная.
Пурпурные барханы, гигантские стрекозы с золотыми фасеточными глазами, океаны, на дне которых живут колонии агва-хомусов, людей-амфибий; зеленые облака — место обитания крошечных аэро-хомусов, людей-птиц…
Шлея. Самая прекрасная планета Галактики.
— Ты помнишь страницу из справочника наизусть? — Нине показалось, что где-то она уже слышала о стеклянных деревьях и разноцветных дождях.
— Помню, такое не забудешь! Мы ведь полетим туда через пятнадцать лет? — шепотом спросил Денис.
— Обязательно полетим, — прошептала в ответ Нина, — вместе.
***
Санкт-Галлен. Высшая школа Проводников.
Проводники нервничали — их волнение, как море о скалы, разбивалось о спокойный взгляд мастера Вейшенга.
— Да, дети мои, результаты экзаменов готовы. Не буду вас томить, сразу же назову имена троих счастливцев, которые отправятся в экспедицию. Ими стали Джая Камур, Манфрид Лещински и Рэйчел Денсвуд.
Зал загудел, как улей растревоженных пчел — со всех сторон зазвучали восторженные поздравления и разочарованные возгласы.
Рэйчел всхлипнула. Джая повисла на шее растерянного Манфрида.
Денис обнял Нину, спрятав лицо в ее волосах:
— Все хорошо, малыш! Все нормально… это не последний шанс в жизни, мы с тобой еще…
Нина чувствовала, он врет. Он сам не верит тому, что говорит.
Она слышала, как глухо стучит его сердце.
Мастер Вейшенг подошел к ним, устало провел рукой по лбу:
— Нина, останься, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.
Она осталась. Долго молчала, не зная, что сказать, да и сам учитель не торопился начать разговор.
— Я знаю, о чем ты молчишь, — наконец произнес он, — обида, разочарование и разбитые надежды. Я прав?
— Вы правы, мастер Вейшенг.
— В твоем молчании я слышу невысказанный вопрос. Задай его, Нина!
— Зачем мне у вас что-то спрашивать?
— Неправильный вопрос. Задай мне правильный.
— Хорошо. Почему не мы, учитель? Почему не Денис, не я, а Рэйчел? Она была много слабее нас. Джая, Манфрид — с ними все ясно. Но Рэйчел? Почему?
— Похоже, старинный трактат, который я вам когда-то задавал на дом, ты так и не выучила… жаль. В нем была мудрость: "Никогда не сравнивай себя с другими, ибо, сравнивая, рискуешь стать тщеславным или разуверившимся…". У Джаи, Манфрида и Рэйчел — свой путь. Их ждут звезды…У тебя и Дениса — свой. Именно об этом я и хочу поговорить с тобой. Я должен сказать тебе правду. Комиссия хотела, чтобы полетела ты, а не Рэйчел. Твой талант действительно ярче и сильнее. Я убедил их, что твое место на Земле.
— Но… почему? — обида захлестнула Нину, наполнила горечью до краев.
— Помнишь, перед экзаменами мы провели гипно-сеанс с каждым из вас?
Нина понуро кивнула. То, что любимый учитель предал ее, никак не хотело укладываться в голове.
— Целью сеанса было выявление скрытых патологий и особенностей организма — в новых условиях, скажем, на другой планете, нельзя допускать неожиданностей… результаты меня поразили.
— Я и Денис… Мы больны, да? Увечные? Поэтому нас не берут? — она едва сдержалась, чтоб не разреветься. Обида, помноженная на обиду, плюс плохие новости — такая арифметика не сулила ничего хорошего, но мастер Вейшенг мягко улыбнулся, он знал что-то особенное.
— Денис… как выяснилось, он не врожденный Проводник, как ты или Джая. Его способности приобретенные. До определенного момента он был самым обычным человеком, "незрячим", а потом… прозрел.
— Но разве так бывает, мастер? — Нина нервно хихикнула. Слышать подобное от учителя было более чем невероятным. Не мастер ли Вейшенг пятнадцать лет назад читал им лекцию о том, что Проводниками не становятся, а рождаются? Без исключений.
— До недавнего времени я бы сам рассмеялся в лицо любому, кто сказал бы мне, что Проводником можно стать. Поверь, я мечтал о том дне, когда к "слепцам" вернется зрение, но я не верил, что доживу до него. Мечты сбываются: Денис — приобретенный Проводник, и таким его сделала ты.
— Я?
— Ты. Гипно-сеанс показал, что встреча с тобой и была тем самым переломным моментом в судьбе Дениса. Я подал запрос в Национальный архив и поднял личные дела твоих друзей, родственников и знакомых — тех, с кем ты общалась до того, как поступить в нашу школу. У четырех из тридцати твоих одноклассников обнаружены способности. Слабые, незначительные, но все же! Все четверо были твоими приятелями. А твоя соседка Сонечка, помнишь такую? У нее недавно выявили настоящий талант.
— Родители? — прошептала Нина, — Они видят?
Учитель отрицательно качнул головой:
— Увы, возрастной порог. Твоя десятилетняя сестренка, к сожалению, тоже "незрячая". Она ведь с тобой почти не общалась! Я не могу отпустить тебя на Шлею, Нина. Ты нужна нам здесь.
— Хорошо, со мной все ясно, но Денис? Почему вы не взяли его? Он ведь превосходит Рэйчел!
— Ты ведь несерьезно, девочка? Я знаю, если он улетит, это разобьет тебе сердце. Пойми, он покинет Землю навсегда. Ты этого хочешь?
— Навсегда? — эхом откликнулась Нина, — Как навсегда? Почему? Обещали ведь не больше пяти лет?!
Мастер Вейшенг невесело усмехнулся, отчего его круглое лицо покрылось тонкой сеточкой морщин и стало заметно, что он уже очень старый, древний.
— Обещали… нам нельзя верить, Нина! Однажды ты будешь на моем месте, ты поймешь меня и, может быть, даже простишь. Сейчас ты меня осуждаешь, а после моих слов и вовсе возненавидишь — я готов к этому. Я открою тебе правду. Шлея — особенная планета. Не только самая красивая, но и самая опасная планета Галактики. Это действительно так. Двадцать лет назад мы этого не знали, мы отправили на Шлею первую экспедицию — десять членов экипажа, восемь исследователей и трое Проводников. Спустя три года вернулись все, кроме Проводников. Вернее, Проводники возвратились измененными, не в себе. Шлея погубила их, лишила рассудка. Это стало заметно не сразу: пока они работали над созданием фильмов об экспедиции, писали очерки и статьи, нам казалось, что с ними все в порядке. Завершив работу, они сломались. Все трое мечтали только об одном — вернуться назад. Им казалось, что Земля — всего лишь перевалочный пункт, эдакий зал ожидания… Помнишь тот день, когда мы познакомились, давно, пятнадцать лет назад?
Нина, сглотнув, кивнула.
— В тот день, Нина, я неслучайно оказался на вокзале вашего Александровска. Я искал ее…
Мастер Вейшенг достал планшет, нашел в архивной папке фото, показал Нине.
…Вытянутое лицо, бесцветные глаза, светлые волосы. Нина узнала ее сразу, почему-то даже не удивилась.
— Безумная скиталица, — пробормотала она, не сводя глаз с фотографии.
— Ружена Степановская — самый талантливый Проводник первой экспедиции, — сообщил мастер Вейшенг, — между прочим, автор статьи о планете Шлея, тридцать восьмая страница Межзвездного справочника. Через два года после возвращения экспедиции Ружена была помещена в санаторий, на лечение… Оттуда она сбежала, долго бродяжничала, все ждала какой-то поезд. Я искал ее, хотел помочь. Ружена была моей лучшей студенткой.
— Где она сейчас? — спросила Нина, удивившись тому, как глухо звучит ее собственный голос.
— Покончила с собой. Надеюсь, ее душа нашла дорогу в то место, которое она так искала. Я не хочу, чтобы подобная трагедия повторилась. Проводники останутся на Шлее, будут передавать информацию дистанционно. Если Денис улетит, Нина, то навсегда. Sic itur ad astra.
***
Она ненавидела мастера Вейшенга.
Ненавидела.
Она так ему и сказала:
— Я ненавижу вас, учитель! — и хлопнула дверью.
Он не стал ее догонять.
Всю ночь Нина проплакала, уснув только под утро.
Ей снилась Ружена Степановская, бледная, в полупрозрачном балахоне-саване. Вместо рук у нее были ветки хрустальных деревьев, а на каждом пальце розовел цветок-медуза.
"Бойтесь, бойтесь, дети!" — звенели цветы, — "Поезд не придет!"
Ружена тянула свои ледяные руки к Денису, а он стоял, боясь шелохнуться, и чего-то ждал…
Руки-ветки оплетали его, и он сам становился деревом, а Нина все бежала за каким-то поездом и не могла его догнать…
— Ты проспала два дня, Нина. У тебя была горячка, — услышала она голос Дениса, когда, наконец, очнулась от страшного сна, — нам с мистрис Пилар пришлось вызывать врача.
— Тебе и самому врач не помешал бы! — пробормотала она в ответ. Денис действительно выглядел ужасно: впалые щеки, красные глаза, как у вампира. И что-то еще, знакомое и чужое одновременно — что именно, сразу и не разберешь.
— Денис, Нина, мне нужно поговорить с вами, — начала мистрис Пилар, и Нину тут же накрыло усталостью и тоской. Поговорить! Она знала, о чем будет разговор. Учитель Вейшенг, видно, решил действовать через мистрис Пилар…
— Рэйчел отказалась лететь, у нее здесь жених и вообще она боится, — без предисловий сообщила учительница, — следующие в рейтинге студентов-номинантов идете вы. У вас одинаковые баллы. Мастер Вейшенг настоял на том, чтобы вы сами решили, кому лететь.
— Нет! — Денис не сказал — выдохнул слово, — учитель не мог с нами так поступить!
— Мог! — криво усмехнулась Нина, трижды прокляв про себя старого маразматика. Его изощренный план был ей понятен: иллюзия выбора. Решайте сами. Поссорить их решил? Отнять у Нины самого дорогого ей человека?
— Бросим жребий? — неуверенно предложил Денис и тут же залился краской стыда, — Прости, звучит по-свински! Ты талантливее меня, достойнее. Это ты должна полететь на Шлею.
"Денис еще ничего не знает, мастер не говорил с ним", — догадалась Нина.
Она улыбнулась другу светло и безмятежно, взяла его за руку и чуть было не вскрикнула от испуга.
Она поняла, что именно с ним не так.
— На Шлею полетит Денис, — медленно, выделяя каждое слово, проговорила девушка.
— Вы не обязаны решать сейчас, — в голосе мистрис Пилар звучало сочувствие.
— Послушай, Нина…
— Ручин! Полетишь ты. Так нужно.
"Так нужно", — мысленно повторила она, — "и дело даже не в мастере Вейшенге. Посмотри на себя, Денис! У тебя в зрачках отражаются инопланетные подводные города, в твоих ушах звенит далекая звездная музыка, ты дышишь воздухом, напоенным цветными дождями… Шлея проникла в тебя, пустила корни, подчинила себе. Ты похож на пассажира, отставшего от поезда: еще не там, но уже не здесь. Я не хочу, чтобы твоя жизнь превратилась в бесконечный день в зале ожидания. Ты слишком дорог мне, я не могу позволить тебе зависнуть между мирами, сойти с ума".
— Я не знаю, не знаю, это нечестно, — бормотал Денис, обхватив голову руками, — я не могу принять такое решение…
Денис сможет, уверила себя Нина, он обязательно сможет. Ему осталось торчать в зале ожидания совсем недолго, его ждут звезды. А у нее — свой маршрут и своя дорога.
И как будто в подтверждение её правоты, ей почудился протяжный гудок приближающегося поезда.