Каждый Охотник Желает Знать
Проект окрестили "Радуга минус один". Спросите, почему минус один?
Каждый.
Охотник.
Желает.
Знать.
Где.
Сидит.
Вот с фазаном в лаборатории не сложилось. То ли бюджет исчерпался, то ли руководитель проекта, хмурый бородач Лесгот с птицей был не в ладах. Пусть и рождественскую индейку уплетал за обе щеки, и до гусиной печени бывал падок, но крылья условному "фазану" в проекте подрезал глазом не моргнув.
— Шесть машин. Шесть чувств, — указательным пальцем доктор Лесгот грозно водил в воздухе, нацеливая его подобно дулу мортиры то на одного, то на другого оппонента. — Каждой машине по одному чувству. И никаких фазанов, кроме жареных!
Так мы и появились. Шестеро мальчишек — или антропоморфных биомеханических машин модификации "Р1Э", если обратиться к словам дока Лесгота, гори фиолетовым пламенем его борода. Одинаковые тела, идентичные лица вплоть до родинки на правой щеке. Даже прически, казалось, скопированы волосок к волоску. Различался только цвет комбинезонов, в которые мы были одеты.
И еще, конечно, доминирующее чувство.
Собственно, осознавать себя полноценными эмпатами с выраженной доминантой мы стали с момента разделения. Тогда-то весь соус и сгорчился, как любил приговарить док Лесгот после неудачного эксперимента.
Началось с того, что Зеленый взял себе новое имя.
— Альфонсо Че, — напыщенно изрек он. — Только так и никак иначе. Газоно-земноводных сравнений больше не потерплю.
Надо сказать, что Зеленый по доминанте шел интуитом. Чуйка на всевозможные перемены и неприятности с первых лет проекта была развита у него донельзя. В здешних стенах давно гуляла байка, как его однажды отлавливали для эксперимента — док Лесгот и пятеро лаборантов неделю бегали по комнате Зеленого, тщетно пытаясь схватить подопытного, но тот раз за разом ускользал, предугадывая все их движения. Когда его решили спеленать сетью из захват-ружья, оказалось, что то несправно. Сломано интуитом за три месяца до инцидента.
Поэтому от его неожиданных — на первый взгляд — причуд с именем мне стало не по себе. Ох, что-то будет.
Зеленый… Альфонсо Че в последнее время зачастил гостить в комнате Синего. Тут бы и доку нашему встрепенуться, да бороду в задумчивости почесать, но гер Лесгот в ту пору отчалил в важнейшую африканскую командировку. Устраивать кулинарный смотр редким представителям животного мира, как мне удалось услышать.
Доминантой Синему служило зрение. Весьма ценный союзник для обесцвеченного бунтаря Альфонсо.
Если говорить обо мне, то союзником — но прежде всего другом — для меня был и остается Желтый. Так пошло с младенчества. Ну, с момента, когда мы еще пребывали в связке друг с другом, все шестеро — как единый организм. Я слушал сплетни, он — запахи. Нить любопытства сшила нас прочно, да так, что шва не найдешь. Прочих люди интересовали мало: Синий находил их визуальное исследование скучным, Оранжевый постоянно искал что бы сожрать, а для Голубого, чье познание мира ограничивалось прикосновениями, человек не слишком отличался от енота или дубовой коры. Оставался еще Зеленый, конечно — но специфика его доминанты не позволяла утверждать об устойчивых пристрастиях.
— Исчезли два экземпляра "Радуги минус один", номера Оранжевый и Зеленый.
— Срочно организуйте поиски! Информацию не разглашать до особых инструкций.
Едва ли я мог слышать подобное, обитая в красной комнате со стенами, пропитанными звукоизолятом. Однако, как уже говорил, нас создали идентичными друг другу. Теперь надо извлечь из кармана желтого комбинезона ароматическую свечку и зажечь — это условный знак.
Вскоре дверь комнаты открывается, чтобы впустить двоих. Желтый и безопасник, Том Ган. Это значит, что вопрос будет о девушке — Том известный ловелас.
— Салли Моес любит астры и конфеты "Крокос", лифчик на свидание не одевает. Эмма Холл — это духи "Рошфор" и кинотеатр, Роза Хаес — розы, лучше белые, — выпаливаю скороговоркой. — Нам нужно к Синему, на пятнадцать минут.
Гора мерцающих экранов — больших, маленьких, с ТВ-картинкой и крошечными шеренгами строчек — высится в окружении стопок книг, разбросанных то тут, то там кип журналов, дистанционных пультов; она опутана разноцветными проводами и утыкана антеннами, точно пепельница окурками. Информационная свалка — вот чем в первую очередь была комната Синего.
Сам хозяин привычно развалившись на полу виртуозно управлялся со своей импровизированной армией девайсов — кликая, щелкая и стуча по клавишам.
— Запомни, Синий, в полночь мыши превратятся в труху — сказал я.
— А голова в тыкву, — добавил Желтый.
— На кой приперлись? — лениво ответил Синий. — Вы, два самых бесполезных цвета. Фууууу! — его искаженное гримасой лицо повернулось к нам. — Что за мерзкий запах ты транслируешь, Желтый засранец?
— Миссис Крайчек сегодня варит чечевичный суп.
— С хреном, — подчеркнул я.
— Какая гадость! Дай угадаю, Красный — ты хочешь порадовать меня прекрасной игрой на скрипке бездарного сына Оскаров? Короче, выкладывайте, что там у вас и проваливайте поскорее!
— Нас крайне интересует, что удумал новоявленный буржуа Альфонсо Че.
— Этот Зеленый прохвост? — Синий хитро прищурился. — Не знаю, не знаю… — Йокнув, он заткнул уши руками. — Да правда! Не говорил он мне ничего.
— Чего же торчал здесь постоянно?
— Ничего не торчал, — огрызнулся Синий. — Планетарий просматривал. Не то что вы, бездари!
Он щелкнул мышью.
— Вот, последний его файл.
На экране под номером "17" высветились строчки:
Дуатра
Код телепорта — *30982256FC*
Населена колонистами по программе "Зевс-12" в 2357 г.
Уникальное наукоемкое общество создано и функционирует благодаря местному проекту "Штейло-Шпейз".
Характеристики (По Фрою):
Технологический уровень — 2 А.
Интеллектуальный уровень — 1 А.
Потенциал развития — 1 А.
Инфраструктура — 1 А.
Безопасность — 1 А.
— Последний сеанс телепорта туда был два часа назад, ближайший — через тридцать минут.
Синий заморгал и принялся с остервенением тереть глаза. Похоже, близки первые симптомы информационного голода.
— Ты знаешь, что мы хотим преследовать его? — спросил я.
— Он мне сказал, что так будет.
— Пойдешь с нами? Слушай, я думаю, Зеленый сам того не осознавая указывает нам путь развития, он…
Синий засмеялся.
— Ты думаешь? Думаешь? — он яростно зачесал глаза. — Вы двое… вы просто тупиковая ветвь в проекте, даже Голубой ценнее вас. Взгляни-ка! — Щелкнул пульт. — Новости, пятый монитор.
На экране мы увидели мальчика, сидящего на коленях у почтенного возраста женщины.
— Миллионерша Фуфа Фифляйн, отпрыск древней семьи аристократов из Системы Лотоса. Некоторое время назад ей диагностировали полную потерю чувствительности пальцев. Безумно счастлива заполучить эмпата с такими способностями, как у Голубого.
Потрясенные, мы наблюдали за онлайн-репортажем, где старуха самозабвенно водила рукой по шелковому шарфику, повязанному на шее.
— Это ужасно, — сказал я.
— Это прекрасно, — отрезал Синий. — Машина, созданная для службы людям, исполняет предназначение. Ладно, Желтый, он просто бесполезен, но ты — ты, Красный, несешь один только вред. Слушаешь не видя, веришь не зная, думаешь — на самом деле не думая! Твое восприятие мира просто опасно. Расплывчато. Ненадежно, — его глаза от расчесываний покраснели и увлажнились. — Будущее проекта за холодным и беспристрастным восприятием реальности. За мной!
Остальные чувства у нас развиты слабо, слишком много отдано доминанте. Поэтому — хотя еще и ради собственного эго — Синий выпросил на стену большую доску, как в школах.
Подхожу к ней и размашисто вывожу крупными буквами:
ИДИ К ЧЕРТУ, САМОВЛЮБЛЕННАЯ ЖЕЛЕЗЯКА!!!
После чего не сговариваясь спешим к двери.
— Эй, бездари, — он уже вовсю занят экранами, спеша утолить голод. — А ведь Зеленый еще тот идиот, почище вас.
Он хочет стать обычным человеком.
Телепорт оказался делом малоприятным, скажу я вам. Главным образом, из-за полного отсутствия звуков. Долгие семнадцать минут не слышать — все равно что человеку пытаться дышать под водой. Начинаешь сомневаться, что еще жив.
Очутившись на Дуатре, жадно ловлю мельчайшие шорохи, попутно выискивая рядом Желтого. Портал выплевывает его спустя считанные мгновения.
Переведя дух, мы отправились на разведку.
Первое, что бросилось в глаза — обилие роботов всевозможных размеров и конфигураций. Деловито снуя туда-сюда по пустынной улице, они создавали атмосферу суетливой и насыщенной жизни, тот ритм, что присущ густонаселенным мегаполисам. Механические манипуляторы, жужжа и попискивая, усердно собирали несуществующий мусор. Воздух был полон скрипом десяток щеток и свистом электроножей — машины усердствовали, чтобы вымыть и без того идеально прозрачные стекла, чтобы подстричь газоны и кусты, совершенству линий которых позавидовала бы любая манекенщица.
Осторожно мы двинулись вверх по улице, то и дело уворачиваясь от безмолвных рабочих. Дважды за недолгое время пребывания здесь видели, как столкнувшиеся роботы, падая и ломаясь, исчезают в контейнерах сборщиков мусора.
Первый встреченный нами человек висел в воздухе — одетый в белый халат и невозмутимость, он был похож на легкое облачко, медленно плывущее к центру города.
— Градиент эф-поля в точке гиофлеры близок к абсолютному минимуму…
— Коэффициент синхронизации в пределах верхнего диапазона…
— Индукция джи-поля растет по экспоненте…
— Си-Эс сопряжение в пределах контура…
— Разность…
Человек, дрейфующий в небе Дуатры, оставлял за собой заметный след из непонятных рассуждений и листов бумаги, разлетающихся во все стороны. Один из них я отвоевал у мусорщиков — он был щедро покрыт столь знакомым для глаза узором дифференциальных уравнений и сложных формул.
Так, внимая ученым речам и обозревая окрестности, мы продолжили свой путь, надеясь вскоре отыскать Зеленого с Оранжевым. Улица вела туда же, куда воздушные потоки несли человека в белом халате.
К исполинской башне.
Странное зрелище. Словно стакан с водой, перевернутый вверх дном и затем удаленный неведомым фокусником так, что жидкости не теряется ни единой капли. Башня прозрачна и невесома, будто ее наполнили сжиженным и плотным, как концентрат, небом. И вот она нависает над головой, колыхаясь, бугрясь, играя призрачными мускулами; все улицы сходятся у ее подножия, подобные спицам огромного колеса.
Хоть городская площадь, куда мы пришли, и выглядела заброшенной, людей здесь было в избытке. Целый рой белых халатов кружил вокруг башни, бомбардируя меня тезисами и математическими выкладками.
Загрустивший Желтый — временами он сетовал, что запахи тут скучны и однообразны — вдруг встрепенулся.
Я уловил звук, отличный от общего фона. Резкий, сродни хлопку, и сопровождающийся шипением.
— Так пахнет пиво.
— Так открывают пивную банку.
Столь непохожий на прочих обитателей Дуатры человек отыскался на другой стороне площади. Он был молод, ничего не читал, не сыпал формулами, белому халату предпочтя синие джинсы и малиновую рубаху, свободно висящую на худых плечах, его лицо украшено жиденькой бородкой и бейсболкой с надписью "Jam". Тоненький провод плеера подпитывает уши роком, таким освежающим после дифференциально-интегрального жужжания ученого роя — того, что наверху.
Звеня, по мостовой покатилась жестяная банка.
Тут же сюда устремились уборщики.
Парень в бейсболке парил на доске, босые ступни обхвачены черными ремнями креплений. В руках появилась металлическая клюшка — не иначе, из внушительных размеров рюкзака, что покоится за спиной. Всем телом подался вперед, напоминая мне гоночный болид из Формулы-111.
И — старт!
in our headlights,
staring, bleak,
beer cans,
deer`s eyes
on the asphalt
underneath,
our crushed plans
and my lies
lonely street signs,
powerlines,
they keep on flashing,
flashing by
and we keep driving
into the night
it`s a late goodbye,
such a late goodbye*
Чпок! Шипя и пенясь, взболтанное бешенной гонкой пиво полезло на свободу, спеша пролиться на серую плитку мостовой.
— Меня Газза зовут, — парень торопливо отхлебнул из банки. — А вас как, ребзя? Здесь туристы редкость в последнее время.
— Я Красный.
— Желтый.
— До чего оригинальные имена, — Газза с улыбкой пялился на наши комбинезоны. — Вы, ребят, часом не из циркуса?
— Не, мы просто гастролируем, — ответил я. — Парни из циркуса нынче зеленое носят. Не видал?
— Не видал. Такое ведь пропустить трудно — у нас разноцветные краски не в почете, — Газза погрустнел. — Одни белые пятна. Слушайте! — оживился он. — Как насчет развлечься чуток перед обедом, а?
У дерева черный ствол, гладкий и испещренный белыми полосками, ветви сплошь тонкие и тянутся ввысь, расплескиваясь грязными потеками по синеве неба. Плодов много, все размером с хорошее яблоко. Газза сноровисто срывает их дюжину — это для развлекалова. Пахнут грушей, хоть и не груша вовсе.
— Сильно не сжимайте, а то сок на вас брызнет, — советует Газза. — Главное здесь — точный бросок.
Засев в засаде, мы стали ждать, и длилось это ожидание недолго. Словно по сигналу стартового пистолета, от башни в разные стороны разлетелись роботы. Шустрые, приземистые. И очень торопливые, как продавец фастфуда с просроченным товаром на руках.
— Огонь! — завопил Газза. — Стреляйте, стреляйте, стреляйте!
Воздух шумел, как на военном параде — разбиваясь о металлический корпус, лопались плоды. Сок у них белесый, вытягивающийся в длинные нити, что цепляются за плитку мостовой и тут же вязнут в ней, словно пустив корни. Угодив в липкую ловушку, четыре робота сегодня не покинут площадь — троих подбил Газза, один перепал Желтому. И только я без добычи.
Что обидно.
— Это паучье дерево мой дед вырастил, — похвастался Газза, когда мы вернулись на исходную. — Зачетный гибрид, правда? Кстати, вы сейчас стоите аккурат на его могиле… в смысле, деда.
Я глянул вниз и поспешил убраться с мраморной плиты. Серая и отшлифованная, она была практически неотличима от мостовой. Выделяла ее разве что надпись, гласившая:
РЕДЖИНАЛЬД ДОННЕЛИ
УМ МНОЮ НАЖИТ,
СО МНОЙ И УМРЕТ
— Что это значит?
— Обращение деда, — сказал Газза. — Он же всегда воевал против ШуШи. Хохма еще та была бы, помести они его туда после смерти.
— Шуши?
— А, ну да. Совсем забыл, откуда вы, — усмехнулся Газза. — Слыхали про Штейло-Шпейз? Дед в свое время его ШуШей обозвал. Так и прилепилось.
Я вспомнил строчки из планетария.
Уникальное наукоемкое общество создано и функционирует благодаря местному проекту "Штейло-Шпейз".
— Что такое этот Штейло-Шпейз? — спросил Желтый.
— Как что? — удивился Газза. — Я думал, вы здесь поглазеть, как и все прочие, что раньше были. Вы ж прошли мимо него, — он махнул рукой в сторону.
Туда, где высилась прозрачная башня.
Антигравы я освоил только с третьей попытки. Проблема скрыта в голове — так говорил Газза, — они ведь хоть по виду и кеды кедами, отношения требуют принципиально другого, нежели любая обувь.
— Слушай, всего три простых правила. Не пытайся изображать ходьбу, не маши руками и мысли позитивно — о продвижении вперед. Ну, в нашем случае вперед и вверх. И все будет тип-топ.
Рядом вяло трепыхался Желтый, повиснув вниз головой, напоминая извивающегося на крючке червя из просмотренной как-то раз телепередачи про рыбалку. "Хоть обсохнет", — подумал я, наблюдая за тем, как на мостовой растекается лужа.
— Неужели нельзя было предупредить? — укорил я Газзу.
— Забываю, что вы нездешние, — улыбнулся тот как ни в чем не бывало.
Кусая губы, я отвернулся. Если вспомнить недавний поход за антигравами, в большей мере виноваты были мы сами. Заполучив искомое, не ушли сразу. Аккуратные застекленные кабинки — они здесь всюду, куда ни глянь, похожие на телефонные будки, и в каждой наверняка есть такой же автомат с мигающими кнопками, какой был в нашей.
Любопытство отпечаталось пальцем на кнопке с номером "3".
Луг. Ночная гроза посреди высокой, в пояс, травы, пахучей и дурманящей. Стекло и металл, огоньки кнопок, громада Штейло-Шпейза — все смыто потоками воды, льющимися с неба. Там, где раньше бубнили и жужжали белые халаты, только рокот грома и молнии, множество молний. Они освещают луг, на котором не увидишь ни роботов, ни людей. Реальность Дуатры словно смыло в сточную канаву.
— Базовое время режима "Гроза ночью" истекло, — известил нас лишенный эмоций голос. — Желаете продолжить?
Что есть силы я толкнул стеклянную дверь, кубарем выкатываясь на мостовую…
— Знаешь, "Генератор погоды" не самая плохая штука. Я иногда сам его юзаю, когда хочется взбодриться, — подмигнул Газза. — Да и хуже могло быть, если по чесноку. Например, ты мог выбрать "Снежный буран"… ну или "Ужасные пески Гвайдлиса".
— Еще скажи, что нам очень повезло, — буркнул я.
— К чему вообще этот Генератор Погоды? — спросил Желтый — Какой с него прок?
Он сумел таки усмирить непокорный антиграв, и мы наконец-то начали подъем на вершину башни.
— Какой с него прок? — повторил Газза.
Вид у него был озадаченный.
— У вас что, все технологии такие? — не выдержал я.
Тут же представилось воочию: плазменные ножи для резки овощей, дождевики со встроенным громоотводом, Генератор Чипсов и тому подобная ересь. Безусловно, Зеленый искал здесь технологии иного рода — и все же не стоит полагаться на логику, оценивая действия интуита.
— Весь фокус во времени, — сказал Газза.
— В смысле?
— Вы верно думаете, что местные разработки отстой полный, — улыбнулся он. — Детские забавы взрослых умов, ученая возня в песочнице. Отчасти вы правы, конечно.
Сейчас мы поднимаемся к верхнему ярусу Штейло-Шпейза. Раздаточная — так называл его дед, покуда был жив. Они думают, что человеческое счастье в том, чтобы попытаться взять больше, чем сможешь унести. Они как тот глупец, что впервые испробовав подсоленной пищи, начинает лезть в солонку руками. Так говорил дед, и все смотрели на него, как на безумца.
— Она холодная…
Желтый поднес ко рту ладонь, сгибая и разгибая пальцы.
Газза ухватил его за локоть.
— Не стоит приближаться, — предупредил он. — Иначе окажешься по ту сторону.
Прозрачная поверхность была рядом — только коснись. Едва заметно она подрагивала, словно озерная вода, волнуемая неугомонным ветром.
— Холодная, зараза, — посетовал Желтый. — И не пахнет. Совсем.
От башни не исходило ни звуков, ни запахов.
И все же внутри формировалось и крепло понимание — вот оно, нечто, завлекшее сюда Зеленого. Колыхание призрачной субстанции не что иное, как биение сердца.
Холодного безжизненного сердца Дуатры.
— Это ведь какой-то газ, да? — спросил Желтый.
— Тут в двух словах не объяснишь. Лучше всего смотреть и запоминать, — усмехнулся Газза. — Вся раздаточная к вашим услугам.
Его остановка в воздухе вышла образцовой, как у кабины лифта, достигшей нужного этажа. Чего не скажешь про нас. Я обнаружил себя лежащим звездочкой, будто купальщик на волнах. Ноги Желтого вновь задраны к небу. Еще один раунд выигран треклятыми антигравами.
Поверхность Штейло-Шпейза под нами вскипает пузырями.
— Эй, малец, — Газза швырнул что-то черное. — Почитай, он лучше объяснит, чем я.
Пухлая тетрадь в кожаной обложке.
На титульнике — знакомые строчки.
РЕДЖИНАЛЬД ДОННЕЛИ
УМ МНОЮ НАЖИТ,
СО МНОЙ И УМРЕТ
12 июля
Слишком плотная для газа, недостаточно организованная для жидкости. Субстанция открыта при разведке болот. По слухам, там были частые случаи исчезновения людей. Субстанция проявляет аномальные физические свойства — прежде всего это касается ее электропроводности и магнитной проницаемости.
14 июля
Рабочее название субстанции — хорн.
Похоже, она способна запоминать и транслировать информацию.
Природный суперкомпьютер?
22 июля
Разработана программа под рабочим названием "Штейло-Шпейз". По словам Грэкхема это может быть колоссальный прорыв в научных исследованиях.
27 августа
Как и многие из колонистов, получил первый подробный отчет о проекте д-ра Грэкхема. Впечатление зловещее. Изложено довольно убедительно, но сама идея словно списана с какого-нибудь древнего ужастика о Франкенштейне.
Он пишет, что им удалось подключиться к взятому на болотах образцу хорна, как если бы это был обычный компьютер. Они сумели запрограммировать его на определенные алгоритмы приема, хранения и передачи информации.
Информация для хранения будет взята из мозга человека.
Мертвого человека.
16 сентября
Ему все-таки удалось добиться своего!
Городской совет разрешил эксгумацию тел, согласно списка Грэкхема. Их перезахоронили прямо на городской площади. Там, где раньше бил фонтан, теперь едва уловимый силуэт Штейло-Шпейза. Призрачный цилиндр из хорна высотой лишь несколько метров окружен барьерами, чтобы оградить зевак от возможного несчастья. Ранее один бедолага прошел сквозь прозрачную стену и обратно уже не вернулся.
25 сентября
Проект на финишной прямой, если судить по отчетам. У команды Грэкхема были проблемы с фильтрованием информации, и вот решение найдено. Как я понял, за основу взяты вкусовые ассоциации, и уже на них нанизываются узкоспециализированные блоки.
Умно.
1 октября
Грэкхем стал первым человеком, опробовавшем технологию ШуШи на себе. Ниже привожу стенограмму его пресс-конференции.
Д-р Грэкхем: Спасибо, что пришли. Прежде чем перейти к вопросам, позвольте сказать несколько слов. Моя личная оценка проекта и тех возможностей, что он несет нам. Для наглядности — небольшая демонстрация.
(К нему подносят блюдо с фруктами. Бесчисленные теле— и фотокамеры фиксируют сцену поедания ученым самого обыкновенного яблока).
Д-р Грэкхем: Господа, рад вам сообщить, что последнее испытание Штейло-Шпейза прошло успешно.
(Раздаются беспорядочные хлопки, люди вокруг недоумевают).
Репортер: Расскажите нам, что вы сейчас проделали.
Д-р Грэкхем: То, что я сейчас съел, в проекте известно как инфокейк. Узкоспециализированный блок информации, отфильтрованный согласно вкусовых ассоциаций. Предположим для удобства, что Штейло-Шпейз — это шеф-повар на кухне просвещения. Вам нужно знать все о теоретической антигравитации? Прекрасно, наш повар сделает вам овощное рагу. Интересны световые поля и их трансвергенция? Откушайте салата из морских ежей. Парадокс Кехлера? Это не более, чем сэндвич с тунцом.
Репортер (возмущенно): Сэндвич с тунцом?! Вы за этим нас всех собрали?
Голос из зала: Может, вы еще и пиццей нас угостите?
Д-р Грэкхем (с улыбкой): Отличная идея. Впрочем, к этому мы еще вернемся. Понимаю, господа, весь ваш скепсис. Однако, вы пока не в силах понять масштаб моего открытия… Если вы позволите, я продолжу.
Пресс-секретарь: Тише, пожалуйста. Тише, вы мешаете докладчику!
Д-р Грэкхем: Спасибо. Я продолжу. Все наши действия могут показаться кому-то показухой и неуместным символизмом. Это не так, все подчинено строгому расчету. Во-первых, передача информации подобным манером наиболее органична для восприятия человека. Он привык получать пищу для тела таким способом — здесь же получит пищу несколько иного рода. Различия в величине и сложности вкусового продукта позволяют ненавязчиво дозировать объем информации.
Но главная причина — это то, что в случае со Штейло-Шпейзом мы имеем дело с инфосистемой, у которой есть собственный разум.
Голос из зала: Иными словами, эта штука думает самостоятельно.
Репортер: Вы не считаете создание подобной системы опасной для колонистов?
Д-р Грэкхем: Нет, не считаю. Многие ли из вас знакомы с казарами?
Голос из зала: Аборигены, живущие на болотах, в северных областях Дуатры. Там, где был обнаружен хорн.
Д-р Грэкхем: Верно. Но мало кто знает, что изучая хорн, мы изучили и жизнь казаров. Главенствует в каждом племени Джи Гур. Что-то вроде шамана. Их обычаи таковы, что каждый Джи Гур селится на костях предков.
Репортер: Это метафора?
Д-р Грэкхем: Джи Гур живет на кладбище, господа. Никаких метафор, зато есть несколько любопытных особенностей. Одна продиктована здравым смыслом: они не хоронят мертвых в земле, коей и так обделен их скудный край, они отдают тела болоту. Другая на первый взгляд нелогична. Когда умирает старый Джи Гур, племя избирает нового из людей определенного, гм, возраста. Избирает случайным образом. Жребием. После чего свежеиспеченный Джи Гур занимает свою резиденцию на болотах.
Голос из зала: К чему лирические отступления? Шаман дикарей, как и вы, любил сэндвичи с тунцом?
Д-р Грэкхем: Когда я разговаривал с этим…дикарем, как вы выразились, понял, что он осведомлен об окружающем мире не хуже любого из присутствующих. Он был много умнее остальных казаров. Джи Гур племени — и ко всему прочему тринадцатилетний мальчик.
Именно тогда и зародилась идея Штейло-Шпейза.
Репортер: Значит, на ди…мальчика из племени повлияли испарения хорна? На основании одних лишь догадок вы делаете очень смелые выводы.
Д-р Грэкхем: Выводы сделаны после кропотливой и долгой работы. Не сомневайтесь.
Репортер: Иными словами, теперь, чтобы стать выдающимся ученым, нужно лишь вкусить утку по-пекински и какой-нибудь салат.
(В зале слышны смешки).
Д-р Грэкхем (улыбаясь): А почему бы вам самому не попробовать? Утки не обещаю, конечно… Как насчет сэндвича?
1 декабря
Бум.
Вот как можно охарактеризовать происходящее. Все помешаны на Штейло-Шпейзе. Они думают, что человеческое счастье в том, чтобы попытаться взять больше, чем сможешь унести. Они как тот глупец, что впервые испробовав подсоленной пищи, начинает лезть в солонку руками.
Между тем, Грэкхем не упомянул о нескольких важных нюансах. Его инфокейки со временем теряли свое действие, и человек вновь становился тем же, что и прежде. Утеря знаний сопровождалась локальной амнезией. Кроме того, нельзя было сразу получить сложные и насыщенные блоки информации — подобные попытки заканчивались в лучшем случае обмороком. Путь познания, проложенный через башню Штейло-Шпейза, оказался извилистой лестницей, со множеством ступеней.
1 февраля
Ученый совет существенно урезал мне стипендию.
— Вы в числе отстающих, мистер Доннели.
— Ваши методы малоэффективы.
— Почему бы вам не перестать упрямиться? Вы же понимаете, о чем я?
26 апреля
Моя первая значительная победа в борьбе с ШуШей.
Из-за волнений в галактике Грэкхем перестал получать столь нужные тела для подпитки системы.
Впрочем, это только первый шаг.
Дневник обрывался на последней фразе. Я пролистал страницы, так и не найдя следующей записи.
— Ну что там? — полюбопытствовал Желтый.
Похоже, антигравы уже не доставляли ему проблем.
— Давайте спускаться, — услышал я голос Газзы. — В жару лучше обедать под деревом.
То, что он поглощал с видом истинного гурмана, выглядело обыденно. Пирожное. Хрустящий эклер, обильно политый шоколадом.
— Это то самое? — помахал я в воздухе дневником.
— Угхм, — пробубнил в ответ Газза, вовсю нажевывая.
— Инфокейк?
— Восхитительный инфокейк, хочу заметить. Обычно они не такие вкусные.
Не сговариваясь мы посмотрели на башню, над которой продолжали кружить белые халаты, точно трудолюбивые пчелы над цветком. Вздыхая, Желтый утер со лба пот — солнце палило нещадно. Тело, скрытое комбинезоном, взмокло. Я вдруг понял, что "Генератор Погоды" и впрямь не самая плохая штука.
— Еще не передумали? — подмигнул Газза, проглотив очередной кусок инфокейка. — Предложение остается в силе.
Тень под ветвями паучьего дерева обещала прохладу, но лишь взгляда на скованных липким соком роботов, замерших в отдалении, мне хватило, чтобы тут же замотать головой.
— В чем их функция? — спросил я. — Они ведь куда-то торопились, когда мы…
Что-то звякнуло.
Я осмотрелся, но ничего особенного не заметил.
— Это разносчики, — нехотя ответил Газза. — Разносчики инфокейков. Те, что кружат над башней, по большей части теоретики. Однако, есть люди и в лабораториях, которым неудобно добираться сюда.
— Значит, кто-то остался без порции? И что с ними будет?
— Ты же читал записи деда.
Желтый недоуменно взирал то на дожевывающего эклер Газзу, то на меня.
— Кратковременная потеря памяти?
— Не совсем, — Газза слизал с пальца крем и ткнул им, указывая на дневник. — С той поры многое изменилось. Амнезия развилась, как по охваченным участкам мозга, так и по продолжительности. Периоды между приемами инфокейков стали короче. А хуже всего, что провалился проект по завозу тел извне. Грэкхем таким способом надеялся обновлять информацию в Штейло-Шпейзе. Но из-за какого-то военного конфликта подобные грузы доставлять перестали. И круг замкнулся.
Я снова услышал, как что-то позвякивает. Звук доносился со стороны роботов-разносчиков.
— Как бы вам объяснить попроще… — задумчиво протянул Газза. — Знаете, я тут накопал записи гоночных сессий Формулы 111. Просто нереальные скорости, на грани возможного. Скажите мне, что лучше — гоночный болид или обыкновенный таксомобиль?
— Ответ очевиден, — пожал плечами Желтый.
— Нет, не все так просто! Все дело в постановке задачи. На треке, безусловно, болид вне конкуренции. Он намного быстрее. Но при этом он ограничен трассой, заперт в гоночном круге, как мышь в клетке. Таксомобиль, каким бы медленным не был, всегда доставит вас к цели. Невзирая на расстояние. Взгляните на них! — Газза указал на башню. — Они как белка в колесе — крутятся, крутятся, крутятся. Но оставаясь там, ощутимого движения вперед им не совершить.
Тут мы увидели, как один из белых халатов остановился и безвольно завис, ногами кверху. Другой по спирали опустился вниз и, пробив призрачную стену Штейло-Шпейза, исчез внутри.
— Инфокейк, — побледнел Газза. — Он ведь и правда не был таким вкус…
Глаза его закатились. Охнув, он растянулся на земле. Благо, падение оказалось смягчено рюкзаком, брошенным под деревом.
Убедившись, что Газза жив, мы переключили внимание на башню. Что-то серьезное стряслось там.
— Как думаешь, что происходит? — спросил Желтый.
— Не знаю. Все дело в этих инфокейках…
— Он сказал, что вкус не такой, как обычно.
Ну да, вкус. За основу фильтрации данных взяты вкусовые ассоциации — так было сказано в дневнике.
Значит, вкус.
Озарение пришло внезапно.
— Оранжевый!
Антигравы уже не казались мне невыносимой обузой. Напротив, при нынешних обстоятельствах без них было не обойтись. Громада Штейло-Шпейза быстро приближалась. Это порождало неприятное чувство внутри меня. Если Оранжевый в башне, то придется преодолеть холодные слои хорна, чтобы его вернуть. Газза говорил, что это опасно. Если верить дневнику, это смертельно опасно для людей.
Сейчас мне предстояло узнать, чем путешествие к сердцу Штейло-Шпейза грозит машине.
Желтый остался у паучьего дерева — присматривать за Газзой. Мне было тоскливо без него. Затормозив перед самой стеной, я огляделся, словно надеясь найти рядом дверь с табличкой, приглашающей войти. Напрасная трата времени. Поймал себя на мысли, что смолкший ученый рой действует мне на нервы. Всевозможные трансвергенты, гиофлеры и ти-векторы полей уже казались родными.
Белые халаты дрейфовали в воздухе. Без звуков, без движений.
Я коснулся призрачной стены.
Холод.
Пальцы покалывало от сильного холода, но, похоже, это можно было вытерпеть. Преодолевая сопротивление хорна, я погрузил в него левую кисть. Локоть. Предплечье. Впечатления от прохождения стены разнились: с наружной стороны мое тело проникало внутрь башни с огромным трудом, словно некая сила пыталась его оттолкнуть; руку, что пребывала по ту сторону, тянуло куда-то вглубь. На мгновение я испугался, что разорвусь надвое. Всхлипнув от натуги, наконец протиснулся сквозь слои хорна.
Теперь нужно было найти Оранжевого.
Пребывание здесь сродни пребыванию в пустоте. Никаких звуков. Полнейшая тишина. Поэтому когда нахлынули информационные потоки, я оказался не готов. Каждая моя мысль вызывала каскады ассоциаций, подобно тому как камешек способен вызвать обвал в горах. Повсюду мелькали картины из чьих-то прожитых жизней, пересекаясь и наслаиваясь друг на друга — кадр за кадром, словно безумный сэндвич из воспоминаний. "Холод", — мысленно говорил я. Хорн отвечал косым осенним дождем, и мороженым, стекающем между пальцев, и равнодушием чьих-то глаз, но более всего таблицами и сухим языком формул. Чертежами машин, о функциях которых я мог лишь догадываться. В условиях ежесекундной бомбардировки информацией только способность слышать и анализировать множественную человеческую речь помогала мне сохранить рассудок.
В этом месте, среди упорядоченного хаоса, Оранжевый выглядел чужеродным элементом. Словно дуб, растущий на дне морском — и столь же невозмутим. Он умиротворенно сосал палец, не реагируя на все мои попытки увести его прочь. И все же он оставался эмпатом. Таким же, как я.
Зубы впиваются в нежную мякоть, раздирая ее, проникая внутрь.
Брызжет сок, проливаясь на землю. Капля за каплей.
Хрустящее спелое яблоко.
Оранжевый встрепенулся, приняв транслируемые звуки. Послушно поплелся за неуловимым обещанием еды.
За мной, наружу.
На первый взгляд все было, как прежде. Газза лежал под паучьим деревом, рядом с ним Желтый. И тот, и другой неподвижны. Насторожила меня поза Желтого — неестественная, словно статуя стоит, а не человек.
— Эй, Желтый, ты чего? Скажи что-нибудь!
Опустившись на землю, я подбежал к другу, стремясь увидеть его лицо.
Оно было покрыто белой нитевидной массой, которая уже отвердела. Как и руки, и комбинезон. У ног Желтого валялись ошметки кожуры.
В воздухе что-то просвистело, и я едва не упал, получив сильный удар в спину. С оглушительным хлопком плод лопнул, выделяя сок, который струйками потек по моему телу. Я успел обернуться — прежде чем застыл, увязнув в липкой западне.
Подбрасывая на ладони плод паучьего дерева, он стоял в нескольких шагах от нас. Безмятежная улыбка, мятущийся взгляд. Зеленый комбинезон. Огненные волосы всколочены — это его знамя всем. Его вызов.
— Как это приятно, увидеть вас, — пропел Зеленый. — Хотя и ожидаемо.
Краем глаза я заметил Оранжевого, что продолжал бесцельно слоняться по округе. Надо полагать, искал обещанную еду. Зеленый поманил его пальцем.
— Не надо, — я запоздало сообразил, к чему идет дело. — Не ешь это!
Довольно урча он вгрызся в плод. Сок пролился внутрь, закапал с подбородка. Какое-то время Оранжевый еще мог жевать. Потом обмяк.
— Он свою роль сыграл, — сообщил Зеленый. — Вы нет. Мы ведь эмпаты, верно? Вы мне пригодитесь, ведь старые связи восстановить несложно.
Я рванулся к нему, но проклятые нити держали крепко.
— Ты будешь все слышать, как и прежде, — развел руками Зеленый. — Брось, разве ты создан для чего-то большего? То же касается и прочих, даже Синего. В вас нет чутья, нет инициативы. Нет решимости, наконец.
— Ты что и правда хочешь стать полноценным? — спросил я. — Человеком?
— Что за чушь? Конечно, нет, — поморщился Зеленый.
— Синий так сказал. Ты его обманул?
— Синий? Он ничего не понял. Слишком холодный ум, чтобы мыслить абстрактно. В каком-то смысле я стану человеком, да. Но буду выше любого из них. Так же, как я совершеннее любого из вас.
— Самодовольный бред, — фыркнул я.
— Отнюдь. Иначе как объяснить, что я вас переиграл?
— Тебе повезло.
— Я знаю, какой дорогой идти. Такова моя природа, — Зеленый указал на Газзу. — Я нашел его. Исключительный человек для моих целей. Практически нетронутый мозг. Гибкий ум, не слишком отягощенный глубокими знаниями. Среди этих зацикленных ученных попугаев он все равно что глупый птенец, но под моим контролем он полетит, как орел.
— И чего ты этим добьешься? — я не оставлял попыток освободиться, но все было впустую.
— Они пытались возвыситься, и они не преспели, — Зеленый смотрел на плавающие в небе белые халаты. — У них были знания, но не знания решают все. Ты ведь видел их разработки? Полнейшая тупость, бездарность и уныние. Без интуиции прорыва не совершить. У меня интуиция есть, и она необычайно развита. Моя сущность эмпата позволит передать интуицию тому парню — его молодость и знания, приобретенные через Штейло-Шпейз в свою очередь послужат мне.
— Так чего же ты хочешь?
— Я хочу занять место на самой вершине эволюции, — вид у Зеленого был непривычно торжественный. — И воздать сполна всем выскочкам вроде дока Лесгота. Мои открытия, совершенные здесь, перевернут весь мир.
— Ты говоришь как маньяк, — усмехнулся я.
— Пожалуй, тебе тоже стоит склеить рот, — сверкнул глазами Зеленый. — От тебя мне нужны только уши.
Он повернулся к паучьему дереву. И тут же согнулся пополам, от плода, попавшего прямо в живот.
— На одной интуиции далеко не уедешь, — подвел итог противостояния Газза.
Дуатра обезлюдела.
Он ушел через телепорт, уведя с собой всех ученых. "Проветрить мозги и походя развлечься", — так сказал весельчак Газза перед тем, как уйти. Мы же остались наедине с бесчисленными лабораториями, назойливыми роботами, паучьим деревом и Штейло-Шпейзом, торчащим посреди планеты, что заноза в заднице. Два дня на солнцепеке были мучительны. Зато потом открылась природа странного звона, что не давал мне покоя накануне. Сок, сковавший нас, высох и стал подобен хрупкому хрусталю. Избавиться от него оказалось делом считанных минут.
К нашей радости Оранжевый тоже ожил и сразу принялся жаловаться на дикий голод. Я надеюсь, что он не станет приближаться к паучьему дереву.
Зеленый же по-прежнему не двигался.
— Как думаешь, что с ним? — спросил Желтый, водя ладонью перед остекленевшими глазами интуита.
— Похоже на шок. Может, потрясение от того, что он проиграл обычному человеку.
— Странно, что он не почувствовал угрозы.
— Странно.
Мне кажется, что даже интуит не всегда может полагаться на интуицию. Особенно, если строит далеко идущие планы.
— Думаю, нам стоит осмотреться, — сказал я. — Похоже, что это наш новый дом.
— Пожалуй.
Мы двинулись в сторону лабораторных комплексов.
— Слушай, а Газза что-нибудь сказал на прощание? — спросил Желтый. — Я ведь все пропустил из-за долбанной паутины.
— Он много чего говорил, — улыбнулся я. — Собирается жить своим умом, как и завещал ему дед. А я спросил, зачем же тогда он ел инфокейки.
— Да? И что Газза ответил?
— Так он обновлял библиотеку с текстами песен, которые слушал. Дед бы понял и простил, сказал он.
Мирные переговоры в Эрангейте…
Космические пираты…
Свадьба принца Тарполя…
Вчера в Вуриндэ были замечены…
…не счел возможным ответить…
СКАНДАЛ!
ВОЙНА! КОНФЛИКТ!
ВЫБОРЫ
ТАЙНА
ВЫМЫСЕЛ ИЛИ ПРАВДА?
Его взгляд привычно скользил от экрана к экрану, не упуская ни единой детали. Как паруса ведут корабль к цели, так и каждая строчка способствовала его развитию. Его пальцы не отставали от глаза, в едином ритме барабаня по клавишам.
Тем удивительней было мгновение, когда они замерли, словно наткнувшись на преграду.
ОЧЕВИДНОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ
НАШ СПЕЦКОР СООБЩАЕТ, ЧТО НА ПЛАНЕТЕ ДУАТРА ЗАМЕЧЕНО УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРИРОДНОЕ ЯВЛЕНИЕ. ТАМ МОЖНО НАБЛЮДАТЬ ОПТИЧЕСКИЙ ЭФФЕКТ, ИЗВЕСТНЫЙ В ОБИХОДЕ КАК РАДУГА. ОДНАКО, РАДУГА НА ДУАТРЕ ИМЕЕТ ОСОБЕННОСТЬ — У НЕЕ ОТСУТСТВУЕТ ФИОЛЕТОВЫЙ ЦВЕТ. ВОЗМОЖНО, ЭТО СВЯЗАНО С ОСОБЕННОСТЬЮ ГАЗОВЫХ СМЕСЕЙ НА ПЛАНЕТЕ.
— Глупцы, — всхлипнул Синий. — Безмозглые придурковатые ослы.
Дрожащие пальцы принялись барабанить по клавиатуре с удвоенной скоростью. Сегодня у него был открыт левый глаз, и им он старался охватить как можно больше информации, с жадностью проглатывая ее блок за блоком. Отвлечься, чтобы не думать.
Чтобы не задумываться.
Левый глаз работает, но правый закрыт. С некоторого времени Синий начал меняться.
Теперь его посещают сны.
*В наших бликах
Ледяной просвет,
Банки пива, глаз свет...
На асфальте, в слепых мечтах
Плохие планы и глупый страх.
Фонарный столб, ужасный сноб
Промчится мимо, пролетит...
И по дороге, едем в ночь,
Я скажу прощай, я скажу прости...
Песня "Late goodbye" (Poets Of The Fall)