Письма Жозефины
Автор знает, что на самом деле все было не так.
Бомба разорвалась в опасной близости от шатра императора. Комья земли вперемешку с песком застучали по натянутой ткани. Наполеон даже не обратил внимания, как до этого не замечал изнуряющей жары и пота, стекавшего по шее за воротник мундира. Он внимательно слушал доклад.
Маршал Даву сделал очередной глоток из фляги и продолжил:
— Ибрагим-бей вот-вот прорвет правый фланг. Надо отступать, сир. Мы не сдержим новые силы мамелюков, пришедшие на выручку Мурад-бею.
Император на минуту задумался, и глубокая складка пересекла его лоб.
В этот момент полог шатра откинулся, и внутрь протиснулся посыльный. Он протянул Наполеону конверт, который тот, не глядя, бросил поверх разложенных карт. Сейчас ему было не до писем от Жозефины.
— Кто у нас в резерве? Богарне? Отправьте его на правый фланг. Мамелюков надо сдержать. Любой ценой! — последнюю фразу Наполеон произнес с нажимом.
Один из адъютантов бросился передавать приказ.
Бонапарт опустился на стул и обхватил голову руками. Жара мешала сосредоточиться. Он приподнял голову и взглядом остановился на конверте. Тоненький лучик света пробился сквозь маленькую дырочку в ткани шатра и упал на печать. Изображение орла заиграло, отчего тот стал казаться золотым.
Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Наполеон схватил конверт, сломал печать и залюбовался красивым ровным почерком жены.
Мой дорогой Наполеон!
С тех пор, как ты покинул Париж, я не нахожу себе места. Пребывая в постоянном беспокойстве за тебя, посетила Мари Ленорман — известную парижскую прорицательницу и гадалку. Ты должен ее помнить. Это она предсказал мне встречу с тобой и твое возвышение.
Долго не решалась пойти к ней, так как боялась услышать самое страшное. Но Гортензия уговорила меня и даже составила компанию.
С тех пор, как я была в последний раз у гадалки, в ее салоне ничего не изменилось. Там царит все такой же полумрак. Все также на столе стоит хрустальный шар, в котором она видит будущее. Даже колода гадальных карт мне показалась той же самой.
Но, если в прошлый раз мадам Ленорман была словоохотлива, то нынче она очень долго молчала, а потом сказала одну-единственную фразу, смысла которой я так и не поняла: "Пусть сын ударит слева, а Брюи уйдет".
Сколько я не просила ее дать пояснения, она не проронила более ни слова.
Мой дорогой Наполеон! Я очень волнуюсь за тебя и за Евгения. Пожалуйста, если ты хоть что-нибудь понял, прислушайся к словам Мари.
Люблю.
Целую.
Жду.
Твоя Жозефина.
Бонапарт отложил письмо в сторону. О способностях Мари Ленорман ходили легенды. Поговаривали, что это она предрекла смерть Марату и Робеспьеру.
Глупость какая! Неужели он — император Франции — будет слушать какую-то гадалку? Что она там говорила? Пусть сын ударит слева? Слева. Что у нас слева?
Наполеон склонился над картой. Ну, конечно! Мамелюки бросили все силы на прорыв правого фланга. Левый защищен слабее.
Он поднял глаза на адъютанта:
— Срочно! Приказ для Евгения Богарне. Пусть берет весь свой корпус и наносит удар по левому флангу.
Адъютант пулей вылетел из шатра. Даву недоуменно уставился на императора:
— Но ведь Ибрагим-бей…
Наполеон его не дослушал:
— Нужно срочно передать де Брюи, пусть собирает весь свой флот и убирается из Абу-Кира — Нельсон на подходе.
***
Бонапарт обнял жену и зарылся лицом в ее волосах. Как же он по ней скучал! Аромат духов пьянил, а тонкие простыни лишь подчеркивали изгибы прекрасного тела. Жозефина заерзала, устраиваясь поудобней.
— А дальше? — промурлыкала она.
— Дальше твой сын ворвался в тыл к мамелюкам, и мы задали им жару.
Он притянул жену к себе, прерывая поток новых вопросов крепким поцелуем.
Немного успокоившись и восстановив дыхание, Жозефина продолжила расспросы:
— А что означала фраза про де Брюи?
— Его флот стоял в бухте Абу-Кир, совершенно не готовый к атаке англичан. Покинув бухту, де Брюи встретил Нельсона и задал ему хорошую трепку, — Наполеон самодовольно улыбнулся, — если бы не ты, любимая, мы бы крепко застряли в Египте. Англичане просто отрезали бы нас от моря. А я не обнимал бы сейчас самую прекрасную женщину на свете.
— Моя заслуга невелика. Это все Ленорман.
— Ее слова помогли мне заметить то, что ускользало от внимания. Надеюсь, ты щедро с ней расплатилась?
— Она отказалась от денег.
— Да? — Наполеон удивленно посмотрел на супругу, — И какой из твоих бриллиантов она выбрала?
— Она не взяла ничего. Сказала, что еще не время требовать.
— Хорошо. Я дам ей все, что она пожелает. Наполеон Бонапарт не делает долгов.
***
Император постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь маленького домика на Рю де Турнон. Мари Ленорман сидела за столом, пристально вглядываясь в хрустальный шар, словно не замечая Бонапарта.
Напеолеон решительно пересек небольшую комнатку и, швырнув в лицо гадалке газету, прошипел:
— Ты что себе позволяешь?
Та подняла на императора томный взор и, нисколько не страшась его гнева, ответила спокойно, словно перед ней был обычный буржуа из предместья:
— У каждого своя работа. Ты воюешь, я предсказываю.
— Ты не предсказываешь. Ты сеешь недоверие среди моих подданных. За такие вещи тебе прямая дорога на гильотину. Скажи спасибо, что моим людям удалось вовремя пресечь распространение этого пасквиля.
— Жаль, что верноподданные императора Франции так никогда и не узнают, какая участь их ждет, — Мари пожала плечами. — Чтож, это ничего не меняет. Мое предсказание остается в силе: война с Россией погубит тебя, многие сыновья Франции полягут на чужбине…
— На что ты расчитывала, публикуя это в газете? Я уже говорил, что не откажусь от своих военных планов. Какую цель ты преследуешь? Кто стоит за твоей спиной? Кому ты служишь? Уж не Александру ли?
— Как много вопросов, Наполеон, — женщина улыбнулась. — Помнится, ты обещал исполнить любую мою просьбу. Ты нарушил свое слово. Я нарушила свое — не публиковать предсказания. Мы в расчете.
— Ты потребовала невозможного — отказаться от России! Зачем тебе это?
— Раз потребовала, значит, так было нужно. Если тебе больше нечего мне сказать, уходи!
— Ты становишься слишком опасна, и я разберусь с тобой сразу, как только вернусь из России.
С этими словами Наполеон развернулся и решительным шагом покинул дом Ленорман.
***
"Россия тебя погубит". Бонапарт не мог точно сказать, слышал ли эти слова, когда покидал дом гадалки, или же ему просто почудилось. Император зябко поежился. Жаровня не давала достаточно тепла, чтобы чувствовать себя комфортно. Окна в карете покрылись ледяными узорами. Наполеон приложил ладонь к стеклу, узор начал таять, открывая взору императора унылый пейзаж.
Равнина, деревья вдоль дороги, да и сама дорога — все было покрыто огромной снежной шапкой. Смотреть было не на что. Наполеон отвернулся от окна и погрузился в собственные мысли. Снег, мороз — и это в начале ноября. Что ж это за страна такая, где осень настолько быстротечна, что кажется, будто зима наступает сразу после лета. А в Париже сейчас красиво, яркие листья мягким ковром устилают парки и аллеи. Жареные каштаны…
Внезапно карета накренилась, выдирая императора из полудремы. Дверца открылась, жаровня вывалилась, и угли с противным шипением погрузились в снег.
Один из гвардейцев подбежал к карете, открыл противоположную дверцу и помог Наполеону выбраться. Потирая ушибленное плечо, Бонапарт прошелся чуть вперед, чтобы размять затекшие ноги.
Его внимание привлекла груда тряпья в паре метров от дороги. Заметив взгляд императора, кто-то из гвардейцев подсказал:
— Солдат. Замерз ночью. Их здесь много.
Проваливаясь в сугроб, Наполеон приблизился к трупу, смахнул с лица снег и вгляделся в застывшее молодое лицо. Он вспомнил этого юношу. Тогда, в Египте, после победы над Мурад-беем Бонапарт лично награждал подчиненных своего пасынка за проявленную доблесть. Этот мальчишка запомнился ему своей молодостью, энергией…
Император напряг зрение и вгляделся в заснеженную равнину. То тут, то там можно было заметить трупы солдат. Они лежали и сидели, поодиночке и целыми группами.
Наполеон выбрался на дорогу, где гвардейцы уже достали карету из ямы.
— Как называется это место? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Здесь рядом деревня Михайловка, сир, — подсказал кто-то из офицеров.
— Михайловка, — пробормотал Бонапарт, словно пробуя слово на вкус. — Будь ты проклята, Михайловка!
***
Мой дорогой Наполеон!
Я знаю, ты уже на пути в Париж, но боюсь, что для меня будет слишком поздно. Доктор сказал, это дифтерит. Так много хочется тебе сказать, и так мало подходящих для этого слов.
На прошлой неделе ко мне приходила Мари Ленорман. Говорила, что после того, как ты подменил ее предсказание и опубликовал в газете лжепророчество о безоговорочной победе над русскими, ее салон обходят стороной. Все считают ее шарлатанкой, она бедствует.
Я предложила Мари денег, но она снова отказалась. Сказала, что никакие деньги не вернут ей доброе имя, и лишь кровь может смыть этот позор.
Вскоре после ее визита я слегла. Не буду описывать те страдания, которые испытываю. Хочу, чтобы ты запомнил меня здоровой, веселой и жизнерадостной.
Письмо отсылать не буду. Ты получишь его по возвращении, уже скоро. Оно будет ждать тебя в кабинете на столе.
Береги себя и прощай.
Люблю.
Целую.
Твоя Жозефина.
Наполеон нервно скомкал письмо и в сердцах стукнул кулаком по столу. Почему? Почему она ушла именно сейчас, когда так нужна ему!
Внезапно горячая волна подхватила его сознание и понесла куда-то далеко, где красными кругами расписано оранжевое небо, где стайки пурпурных стрижей со свистом проносятся над алыми полями…
Вбежавший в кабинет адъютант обнаружил своего императора лежащим на полу в луже крови. Все было кончено. Падая в приступе эпилепсии, Наполеон ударился головой о каминную решетку. В руке он сжимал последнее письмо Жозефины. Маленькая сургучная печать с изображением орла переливалась в лучах зимнего солнца.