По ту сторону сказки
Нет порядка в этой сказке.
Не пора ли объясниться?
От завязки до развязки
В ней безумство и бардак.
Почему сражались братья?
Для чего скопцу девица?
Это всё хочу узнать я,
Например, могло быть так…
По ту сторону сказки (Криптоистория)
ПРОЛОГ
Для переговоров был выбран холм с плоской вершиной. Разбили шатёр, у каждого входа встало по рыцарю от обеих армий. Братья поднялись по разным склонам холма: старший — с восточной стороны, младший — с западной.
Шамахан много слышала о младшем брате своего господина. Что он славный воин, выигравший десятки турниров. Что он водил войска на запад и на восток. Именно его отец назвал наследником, когда старший сын, бесплодный и своевольный, впал в немилость. Теперь, стоя за плечом своего хозяина, из-под низко опущенного капюшона она разглядывала этого страшного человека.
Напротив её господина сидел светловолосый юноша. У него были голубые глаза и ямочка на волевом подбородке. Он нахально улыбался и выглядел как мальчишка, выбравшийся на весёлую пирушку.
А чего ты ожидала, спросила себя Шамахан. Гигантское чудовище с тремя головами? Если ему соответствует Дьявол, это значит лишь, что он опасен. А ещё он молодой и привлекательный мужчина, и в этом тоже часть его силы. И он — враг.
Несколько минут братья сидели в молчании, поедая друг друга глазами. Младший, как и подобает, начал первым.
— Здравствуй, брат…
— Ты не брат мне! — отрезал старший.
— Как драматично! Можно подумать, это я иду на родину с огнём и мечом.
— На родину? — иронично протянул старший. — Или на тебя, узурпатора? — Он подался вперед, вглядываясь в глаза брата. — Что ты сделал с нашим отцом? Он убит?
Младший прищурился.
— Это тебе она нашептала, да? — Младший пронзил взглядом тонкую фигуру в плаще, стоявшую за креслом. Его глаза встретились с глазами Шамахан, и девушка поблагодарила небо за смуглую кожу и глубокий капюшон. Вражеский вождь не должен видеть, что "великая колдунья" краснеет, как девчонка. Светлые звёзды, как же похож этот взгляд на тот, что она впервые увидела месяц назад! Словно Небо шутит с её судьбой, заставляя повторяться снова и снова, как смену дня и ночи…
— Чем ты купил это прелестное создание? Все же знают, что в постели у тебя…
— Так что с отцом? — старший не дал увести себя от темы.
Молодой рыцарь вздохнул:
— Он не мертвее, чем был, когда ты выступал в поход. Такая же полудохлая развалина, непригодная для управления государством. Я облегчил его бремя…
— Отобрав корону, пока я был в походе? Хороша сыновня забота, нечего сказать!
Старший встал и хлопнул ладонью по бедру.
— Оставь болтовню бабам. Завтра на рассвете я наведу в этой стране порядок.
"ВОРОЖЕИ НЕ ОСТАВЛЯЙ В ЖИВЫХ"
Месяц назад Шамахан рыдала. Она понимала, что большие девочки не плачут. Тем более — ворожеи, ученицы великого Ибн Аллы, владеющие тайнами звёзд и карт. Понимала, что самое страшное позади. Понимала, что ворожея, ведающая пути Земли и Неба, должна в первую очередь владеть собой. Всё это понимание не помогало успокоиться.
Она предсказала кагану разбойников, что набег на царство Додона его погубит, и голос её не дрогнул. Когда последние уцелевшие разбойники вернулись за ней, чтобы убить за сбывшееся пророчество, она не упала на колени и не молила о пощаде. Под ней разводили огонь, кидали в неё камни и оскорбляли — она держалась и уповала на Небо. Но теперь силы оставили её.
Теперь её обидчики лежали в дорожной пыли, а их убийца, рослый усатый рыцарь с седеющими волосами, восседал на огромном жеребце, даже не глядя на людей, убитых им с такой лёгкостью. Вместо этого спаситель с любопытством разглядывал Шамахан. Рыдающую, оборванную девчонку, привязанную к столбу, под которым только что залили костёр. Совсем не похожую на дочь эмира и великую колдунью Востока…
Ворожея помнила их первый разговор. Он напоминал обмен ритуальными фразами, короткими и заученными. Вопрос — ответ. И каждый ответ она выбирала осторожно, нащупывая, как кочку на болоте, как твёрдую плиту в зале, полном ловушек. Костёр залит — пока что…
— За что они хотели тебя сжечь?
— За то, что сказали мне карты.
— И что же они сказали?
— Что их кагана заклюёт петух. Они смеялись. Теперь не смеются…
— Ты гадалка?
— Да, господин. Люди называют меня "знающая пути Неба". Великий Ибн Алла обучил меня читать судьбу…
— И что же судьба сулит мне?
— Вели, чтобы мне вернули мои вещи. Карты, шар и зрительную трубу. И я скажу тебе всё, что ты хочешь знать.
Усатый рыцарь кивнул, показывая, что разговор окончен. Его оруженосец разрезал верёвки, и Шамахан упала на четвереньки, обжигая ладони и колени в ещё не остывших углях. Ей ещё хватило сил самой выбраться с пепелища. Но до шатров обессилевшую девушку пришлось нести на руках.
Самое страшное кончилось. Самое сложное — только начиналось.
***
Два дня спустя в княжеском шатре, расшитом золотыми петухами, перед своим новым господином Шамахан предстала как загадочная ворожея Востока и хранительница небесных тайн.
Ей не впервой производить такое впечатление. Как же это просто и одновременно сложно! Правильно одеваться — в переливающийся лиловый шёлк, плащ с глубоким капюшоном, чуть слышно звенящие браслеты на запястьях и щиколотках. Правильно пахнуть — к счастью, разбойники не успели покуситься на её ароматические масла. Правильно говорить — загадочно пониженным голосом, стараясь не сбиться в "драматический" театральный шёпот. Правильно двигаться — каждый жест должен быть плавным, законченным, как будто перед вами не женщина, а божество, не допускающее ошибок. Никакой суеты, никаких лишних движений. Даже раскладывала карты девушка не просто так, а с особой, годами отточенной напускной небрежностью.
Жгучая брюнетка, с яркими глазами и смуглой кожей, на которой, почти неразличимая, вилась вязь татуировок, она могла бы стать знаменитой обольстительницей. А стала знаменитой колдуньей… и вечной пленницей сильных мужчин.
— Господин желает узнать своё будущее?
— Настоящее. И не тяни со своими штучками, — князь потёр седеющие усы. Он был нетерпелив. Для общения с девчонкой он с трудом выкроил время — управление армией не терпело отлучек. — Что происходит у меня дома?
Шамахан опустилась на колени. На полу шатра она расстелила свой ковёр, изображавший звёздное небо. В центре ковра был установлен тускло мерцающий шар — Луна.
— Мой господин узнает то, что хочет.
Первая карта легла на ковёр.
Дьявол.
Необузданные желания, искушение, страсть. Это пока ещё не плохо, всё будет зависеть от расклада. Кто их знает, северян — может, у них в стране любовные страсти пылают… Вторая карта легла рядом.
Император.
Власть. Честолюбие. Ну и дьявол с ним, с императором! Чего-то этот император страстно возжелал. Хотя более вероятно, что кто-то возжелал власти… тоже мне, новость в подлунном мире! Небрежным движением Шамахан метнула третью карту.
Смерть.
Вообще-то карта не самая плохая. Она означает конец старого и начало нового, а вовсе не крушение надежд. Ворожея давно отучилась бояться ее. Но в сочетании с дьяволом и императором…
Она немного помедлила, прежде чем произнести приговор:
— Некий завистник возжелал власти. И добился ее, совершив переворот. Старый правитель, вероятно, мертв или при смерти.
По плотно сжатым губам и стальным глазам князя трудно было понять, попала ли она в цель. Но пауза, во время которой воин разглядывал карты как вражескую армию, говорила о многом. Наконец, он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и отрезал:
— Бред. Ты подслушивала разговоры солдат и попыталась угадать мои мысли и страхи. Но ты просчиталась, — одной рукой он сдернул девушку с ковра и швырнул в угол. В один миг Шамахан потеряла царственный вид, снова превратившись в маленькое, слабое и испуганное существо.
— Тебе заплатили, чтобы ты поссорила меня с братом? — рокотал князь, пока ворожея собирала свое хозяйство. — Убирайся с глаз моих. Чтоб к утру духу твоего здесь не было!
...К утру в лагерь прискакал гонец. Верные люди извещали старшего сына и законного наследника, что его брат сверг своего отца, царя Додона, и заточил его в темницу.
ЖАТВА СМЕРТИ
Где-то снаружи кипела битва. Из лощины между холмами доносился лязг железа, крики гнева и боли, ржание лошадей. Расстояние и толстая холстина, разукрашенная петухами, приглушали эти звуки, и они сливались в невнятный гул.
Выходить из шатра во время битвы опасно — можно получить шальную стрелу. А уж на проклятую колдунью, якобы сбившую с пути одного из царских сыновей, будет открыта настоящая охота. Впрочем, если младший из братьев не глуп, то, даже победив, он оставит ее в живых. Он захочет узнать тайны Земли и Неба. Еще никто не устоял перед искушением знать — правда, не всем знание принесло счастье.
Кто победит? Кто будет править от имени немощного отца, а кто — кормить червей? Шамахан видела, как собирается на битву старший брат, какая решимость в его глазах, скупая точность — в движениях. Он производил впечатление грозного бога войны, и, в сущности, был им. Непобедимый полководец, могучий воин — куда с ним тягаться мальчишке? Но на другой стороне — вся армия Додона, десятки тысяч против небольшого отряда. И, несмотря на благодарность старшему за спасение, Шамахан не могла не признаться себе, что желает удачи младшему брату. Не победы, а именно удачи — хотя бы выйти из боя живым.
Что за глупости! Не все ли равно, чьей пленницей она окажется завтра? Младший, конечно, красив, и наверное будет лучше с ней обращаться. Зато старший силен и далеко пойдет, если преодолеет это препятствие… Ну вот, она опять рассуждает и сравнивает!
В прошлый раз карты не ответили, кто из братьев победит. Потому что время ещё не наступило. Великий Ибн Алла учил, что провиденье ограничено умением задавать вопросы и не требовать от ответов слишком многого. Куда больше зависит от умения понять ответ…
— Карты, будьте моими глазами. Будьте моими ушами. Расскажите мне, что происходит там, в лощине.
Рисоваться не перед кем, но Шамахан все равно бросила карту тем же разученным, элегантно небрежным движением.
Колесница.
…крытая телега, запряжённая четвёркой лошадей, ворвалась прямо в самую гущу армии младшего князя. Стрелки успели убить одну лошадь, две других, хрипя, налетели на копья, но телега прорвала строй. Наружу, разрубая холстину, хлынули личные гвардейцы князя …
Отшельник.
…огромного роста богатырь, отрезанный от своих. Он стоит на склоне холма, спиной к валуну, и один расшвыривает десятки врагов, наскакивающих, как собаки на медведя, и отлетающих. Кончики усов, свисающие из-под шлема, пропитаны кровью…
Шут.
— Пора задать тебе порку, братец! — младший князь был весел. Сегодня был его день… В лощине еще продолжалась резня, но это не имело значения: ненавистный брат здесь, он решился на рисковый маневр — и проиграл.
Толпа бойцов расступилась, пропуская своего предводителя, скачущего галопом. В руке у него был моргенштерн на очень длинной цепи. Взмах — и огрел пешего, словно кнутом. Щит богатыря треснул. Он бросился навстречу противнику, но длины меча не хватило.
— Будешь себя хорошо вести? — смеялся младший, вновь разгоняя коня…
Колесо Фортуны.
…на сей раз старший брат подставил под удар левую руку. Цепь намоталась, и всадник не успел отпустить рукоять, когда за другой конец резко рванули. Младший брат вылетел из седла…
Смерть.
Но чья? Шамахан не могла сказать. Кто нанес последний удар: старший или младший? Ворожея достала ещё одну карту.
Смерть.
Девушка замерла от неожиданности. В ее колоде есть только одна карта "смерть", как и с любым другим изображением. Но вот они: две одинаковые карты с темным фоном и унылым черепом.
Этого не может быть! Шамахан метнула еще одну карту.
Смерть.
Еще одну.
Смерть.
Смерть.
Смерть.
Ворожее казалось, карты в колоде никогда не закончатся. Она вечно будет выкидывать этот дурацкий череп, говорящий очевидное: снаружи царит смерть. И не важно, кому люди служили при жизни, были они царскими сыновьями или простыми ратниками. Смерть уравняла их, смыла обиды и различия.
Шамахан устало опустилась на ковер. Она не сразу поняла, что шум снаружи прекратился. Стало тихо, даже слишком тихо — должны были раздаваться радостные крики победителей, звон труб и топот копыт. Ничего подобного. Лишь на самой грани слышимости она различала грай воронья.
Полог неожиданно распахнулся и в шатер ввалилась сгорбленная фигура. При тусклом свете лучины девушка не сразу поняла, кто это. И даже когда он заговорил, не смогла узнать голос. Такой хрип не мог принадлежать ни одному знакомому ей живому человеку — только ожившему покойнику.
— Ты ворожея, да? Ты рассказала ему, что произошло? — хрипел оживший покойник. — Я сразу догадался… Ты ведь этого хотела, да? Чтобы мы истребили друг друга…
Покойник вступил в круг света, и Шамахан вскрикнула от ужаса. Это был младший брат, но красавцем теперь его не назвала бы даже портовая шлюха, желающая польстить. У юноши не было левого глаза, половина лица была залита кровью, а в глубокий порез на щеке виднелись коренные зубы. Левая рука висела под неестественным углом, и Шамахан предпочла не пересчитывать, сколько на ней пальцев.
— Погадай мне, красавица, — прохрипел князь. — Хочу знать свое будущее.
Черта с два она хотела, чтобы две армии вырезали друг друга. Черта с два она хотела, чтобы красивого мужчину изуродовали! Будущее? Любой лекарь предскажет его, едва взглянув на раны… Она подумала это, она хотела это выкрикнуть в страшное лицо "победителя", но горло и губы не слушались ее.
Дрожащими руками Шамахан достала колоду и не столько кинула, сколько уронила карту на ковер.
Смерть.
"Победитель" кивнул и тяжело упал на подушки. Шамахан опустилась на колени рядом с умирающим, гладя золотистые волосы и шепча глупые, бесполезные утешения. В эти последние минуты он был ее новым господином.
ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА
Через два дня до кровавого поля добралось крестьянское ополчение под началом воеводы Полкана — старого, но еще крепкого вояки. При отряде был и немощный Додон — в качестве живого знамени. Завидев шатер старшего сына, ополченцы расстреляли его из пищали — Шамахан еле успела выскочить. Бежать ей было некуда — девушка была рада любому, кто увезет ее подальше от груды смердящей мертвечины, воронья и мух.
Колдунья ехала в столицу в качестве живой диковины, эдакой жар-птицы для зоопарка. Ее посадили в золотую клетку — на самом деле, всего лишь позолоченную, — и везли на телеге под открытым небом. Днем клетка ужасно нагревалась, ночью ее продували все ветры. А еще проезжающие ратники могли пялиться на нее днем и ночью — даже когда девушке нужно было справить нужду. Таким манером ее доставили во дворец, где повесили клетку в тронном зале — словно она и в самом деле была редкой птицей, а не человеком.
Шамахан пыталась докричаться до своих тюремщиков, объяснить им, что она ворожея, знающая тайны Земли и Небес. Напрасно. Осторожный Полкан, который отныне стал фактическим правителем, уже опросил немногих выживших. Он не собирался связываться с той, кто свела в могилу предыдущего хозяина и армию целой страны заодно.
Интерес к колдунье проявил только старый царь Додон. Причем, интерес весьма определенного рода. Вопреки словам младшего сына, что царь превратился в развалину, старичок оказался весьма резвым. Увы, не силы, а рассудок и память оставили его. Додон глупо хихикал, разглядывал смуглую красотку, временами засовывал руки в клетку и пытался то щипать, то гладить Шамахан. Она била его по рукам — он гневался и бил по прутьям ремнём, а потом снова начинал уговоры:
— Будешь моей царицей, красавица… — лепетал старец. — Будешь на золоте есть, на золоте спать… Под ноги тебе брильянты будут сыпать да яхонты…
Хорошенькие пожелания! Шамахан и так спала, практически, на золоте, а предпочла бы — в нормальной постели. К счастью, про острые камни под ноги он, кажется, говорил не всерьёз.
Вот так и проходит земная слава. Возможно, она со временем привыкнет к такой жизни. Поддастся на уговоры, станет наложницей безумного старика. Бывшая ворожея Востока, ведавшая пути Неба и Земли… которые никому не нужны.
***
— Клянусь Небом, что я вижу?
Шамахан вздрогнула: эти слова были произнесены на языке, которого она не слыхала уже много лет. На ее родном языке. Она подняла глаза и увидела у подножья клетки высокого мужчину с седой бородой, еще более смуглого, чем она сама. Одет старец был в остроконечный тюрбан и расшитый звездами халат. Он улыбнулся и подмигнул Шамахан.
Так… Вот это уже признаки помутнения рассудка. Пора требовать лекаря. Сперва одинаковые карты, а теперь это…
— Учитель? Великий Ибн-Алла?
— Шамахан-азад, младшая дочь эмира и моя самая способная ученица. Что ваше высочество делает на этом проклятом Небом и Землей севере?
Она не верила своим глазам. Как такое может быть? Как величайшее отчаянье может в один миг обратиться надеждой… Шамахан упала на колени и поклонилась, насколько это было возможно в клетке. По обычаю, ей надлежало поцеловать стопы учителя, но сейчас она могла достать разве что до его тюрбана.
— Я пленница Додона. А вы…
— А я его советник и придворный чародей. Хотя советовать царю, чей ум оставил хозяина — дело, недостойное ведающих пути Небес и Земли. Я оставлю сего почтенного старца, как только он со мной рассчитается за услугу…
Мудрец указал в окно, где виднелась остроконечная башня. На башне был флюгер из золота, выполненный в виде петуха. Или не флюгер… Птица сидела почти неподвижно, но заметив в окне Ибн Аллу, петушок чуть заметно склонил золотую голову. И подмигнул Шамахан — или это игра бликов на полированном металле?
— Полезная игрушка для разумного правителя, но таких в этой державе, увы, не водилось уже давно… — Ибн Алла уже возился с замком. Щелк — и дверца открылась, птичка выпорхнула на волю. Впервые за последние недели Шамахан смогла выпрямить ноги и спину — какое чудесное ощущение! — Казна Додона пуста, но теперь ему будет, чем рассчитаться…
— Эй, холо-оп! А ну-кось, сделай мне, как было! — Из полутемной глубины зала донеслись шаркающие шаги и кряхтение. Царь! Как они могли забыть о старике? Он же надолго не покидает тронного зала. Что теперь делать? Шамахан спряталась за спину учителя, который выглядел абсолютно спокойным.
— О великий государь, — учтиво начал Ибн Алла. — Пятьдесят лет назад, когда ты был еще молод, а я чуть менее древен, ты обещал мне любую награду за услугу, которую я имел честь оказать тебе. Теперь я выбрал эту награду. Я забираю эту девушку, Шамахан, мою ученицу.
Додон с минуту переваривал сказанное, цокая языком и пытаясь заглянуть чародею за спину. Тот ожидал ответа. Сердце Шамахан так колотилось, что ей казалось — звук слышен по всему залу. Что ответит безумец? Ведь предложение выгодное, маг не потребовал ни золота, ни власти…
— Стража! — вдруг заверещал царь. В двери с топотом ворвались стражники и замерли, ожидая приказаний от хнычущего старика. — Царя грабят! Взять их!
…почему, о Небо, ты даешь нам упасть так низко, что мы думаем — ниже падать некуда? А затем, потешив нас минутной надеждой на спасение, ты показываешь нам еще более темные глубины страха и отчаяния? Неужели тебе нравится наблюдать за нашими страданиями?
…и почему Ибн Алла так спокоен?
Чародей невозмутимо стоял, что-то бормоча под нос и размахивая руками. Стражники окружали двоих иноземцев, и Шамахан не могла оторвать глаз от своих будущих убийц. Поэтому, когда они попятились, девушка не поняла, что случилось. Они поняли, что им не справиться с Ибн Аллой? Пожалели их? Нет, в их глазах ужас…
Сзади ее обдал ураган, едва не сорвавший одежду. Девушка обернулась как раз вовремя, чтобы убраться с пути огромного золотого петуха, разворотившего окно. Вблизи он оказался огромным, как орел. Его движения, опасные, воинственные, напоминали повадки охотничьего сокола. Петух был живым… но при этом Шамахан могла поклясться, что его крылья сделаны из чистого золота.
Петушок бросился в гущу стражников, золотые крылья врезались в тела, выбивали оружие. Острый клюв ломал кости. Тщедушный Додон не успел убраться с пути птицы, и та проломила ему череп.
Шамахан не могла отвести глаз от этого спектакля. Когда-то зрелище насилия было отвратительно Шамахан, но в последнее время его стало так много вокруг… Теперь она смеялась и хлопала в ладоши. По крайне мере, это было насилие ради нее. Ради спасения.
Тем временем, Ибн Алла достал мелок и начертил на полу круг, внутрь которого вписал звезду Соломона. Теперь на каждом луче он старательно вырисовывал вязью заветное слово… Круг переноса! О, если бы сама Шамахан владела этим искусством! Он хочет перенести их… куда? Не имеет значения, лишь бы подальше от этого гадкого севера. Может быть, даже домой…
— Убейте колдуна! Он управляет птицей!
Стрела пробила руку Ибн Аллы, и тонкий вензель превратился в неуклюжий штрих. Кровь залила узор. Невозмутимый чародей стер неудачный вензель и начал рисовать его заново. Через мгновение вторая стрела ударила его в лицо.
Учитель! Самый замечательный человек на земле, хранитель тайн тысячелетий, которых не знает больше никто! Добрый, мудрый, могущественный, спокойный даже в момент своей смерти… Погиб так глупо, от стрелы неграмотного варвара.
Погиб, чтобы спасти Шамахан. И она не вправе сделать его жертву напрасной.
Ворожея не понимала всего узора, вписанного в круг. Но буква, которую рисовал учитель, была из восточного алфавита, знакомого ей. Если это последняя часть заклинания… Небо, сделай так, чтобы эта буква была последней! Стражники уже отбились от петушка и бежали к ним, размахивая бердышами…
Девушка дорисовала букву и плетение замкнулось. Шамахан ощутила, как по ее шелкам, по волосам, по всему телу пробегают мурашки. Мир вокруг утратил четкость, превратился в мутное отражение самого себя. Она успела заметить, как один из стражников ударил топором труп Ибн Аллы — таков был страх перед чародеем, что в его смерть не могли поверить. Это выиграло ей еще несколько мгновений, стражники не успели войти в круг. А потом было поздно: буквы ослепительно вспыхнули синим, и все исчезло.
Куда перенеслась Шамахан? Это не так уж важно. В круге остались только четыре выпавшие карты из колоды:
Суд.
В лето шестьсот двадесят седьмое от основания Белого города, бысть сеча велика меж старшим и младшим сынами царя Додона. И в битве той братия со дружиною своею друг друга поубили все до смерти. И виною той сечи бысть девица царского роду, именуемая Шамахан…
Умеренность.
Помните, сыны мои, древнюю легенду о Шамаханской царице, так пленявшей своим видом и речами, что ради ее руки два войска истребили друг друга. Позднее же царь Додон отрубил голову своему придворному мудрецу, посмевшему возжелать девицу, но и сам был насмерть заклеван золотым петухом. Мораль сей легенды, сыновья, такова: берегитесь женских чар, и не давайте женам вашим править вами, но держите их в страхе и покорности…
Верховная Жрица.
Текстологический анализ так называемой "Сказки о золотом петушке" подтверждает, что на ее сюжет значительное влияния оказала структура древнего социума. "Сказка…" — сложная аллегорическая басня, основанная на архетипах героического эпоса. В частности, образ Шамаханской царицы вне сомнения навеян бытовавшим в древности страхом перед возможной эмансипацией женщин. Ей соответствует архетип "роковая обольстительница" — яркая и сильная женщина, но неизменно отрицательный персонаж, чье влияние на мужчин ведет их к гибели.
Справедливость.
Все пройдет, пора смириться.
Что там дальше — неизвестно.
Наше время сохранится
Только в памяти людей.
Величайшие герои
Станут мифом, станут песней.
Те, кто этого не стоит,
Станут сказкой для детей.
Сказка — ложь, но за строками
Укрываются иные.
Где-то в них лежит веками
Притаившийся секрет…
Помни, сказочник — мы люди.
Где-то в прошлом — мы живые,
Мы смеемся, пьем и любим,
О тебе ж и сказки нет.