Зов крови

Барон Гароний сидел в своей комнате в гостевых покоях замка и рассматривал механическую шкатулку. Он был довольно грузным человеком средних лет с густой шевелюрой и пышными бакенбардами, обрамлявшими его физиономию кудрявым ореолом. В лице его было что-то от кабана. Брюхо с трудом умещалось в стальных доспехах, облачение в которые перед битвой стало для барона уже настоящим мучением. Но все же он был добрый малый, весельчак и имел в душе даже что-то от ребенка. Поэтому сейчас, когда перед ним лежала механическая шкатулка, покрытая диковинным узором, лицо его выражало умиление.

Барон надавил неуклюжими похожими на сосиски пальцами на миниатюрный замочек, и шкатулка раскрылась. Внутри нее, насаженная на тоненькую шпильку, замерла в изящной позе фигурка миниатюрной танцовщицы в диковинном платье. Руки у нее были расставлены в стороны, одна нога была поднята за спиной и тянулась к затылку. Фигурка медленно закружилась вокруг своей оси, и в то же мгновение зазвучала переливчатая механическая мелодия, похожая на звон колокольчиков. Барон прослезился и несколько секунд с умилением слушал. Мелодия ему очень нравилась. Ему казалось, что в душе его, обрюзгшей, но в основе своей простой и бесхитростной, просыпалось что-то легкое и изящное. Взмахивало невесомыми крылышками и…

Его фантазии оборвал настойчивый стук в дверь. Гароний посуровел, закрыл шкатулку и направился отпирать тяжелый дубовый засов. На пороге стоял кто-то из замковых слуг. Он слегка поклонился барону и объявил, что король ждет его в каминной зале и задерживаться не велено. Барон вздохнул и зашагал по каменному коридору, ведущему в противоположную часть замка. Слуга семенил следом. Огарок его свечи и редкие факелы на стенах тускло освещали грубую кладку стен. Наконец они подошли к залу. Помимо массивного камина и скудной обстановки в нем, состоящей из грубо сколоченных лав, пыльных доспехов и небольшой коллекции оружия на стенах, в зале был еще трон, так что его можно было назвать и тронным. В помещение уже находилось трое людей.

Одного из них, стоявшего у камина, Гароний узнал сразу. Это был военачальник и правая рука его господина — короля здешних земель, которому сам Гароний когда-то присягнул на верность. Военачальник был суров нравом, даже злобен. Лицо его, наполовину скрытое нечесаной всклокоченной как щетка бородой, покрывали многочисленные шрамы. Нос был перерублен, а вместо одного глаза в глазницу был вставлен отполированный кусок янтаря, тускло сверкавший в свете камина. Облачен он был в видавшую виды кольчугу.

Второго человека Гароний не знал, но одного взгляда на него хватило, чтобы признать в нем архиепископа. Это был высушенный, желчный старик с мутными зрачками слепца и кустистыми бровями. Он замер в углу и производил впечатление мебели, хотя видно было, что от его чуткого слуха не укрывалось ничего.

Третьим был сам король, его господин. Он восседал на массивном троне с ножками в виде звериных лап и выглядел задумчивым. Гароний посмотрел на него, и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. "Боже", — одними губами произнес он.

Он видел своего господина последний раз несколько месяцев назад, но уже тогда заметил в его облике разительную перемену. В лице короля, всегда сочетавшем в себе силу, целеустремленность и какую-то глубокую мысль, стало проглядывать что-то звериное. Словно он надел на себя какую-то едва заметную маску. Надбровные дуги его стали массивнее, скулы и нос изменили форму. "Проказа", — подумал тогда с ужасом барон. Но нет, это была не она.

Ко всем прочим признакам теперь добавились когти, клыки и тонкий слой шерсти цвета апельсиновой корки на лице и руках. А волосы напоминали уже настоящую гриву. Барон сглотнул, пытаясь не выдать своего ужаса. И в тот же момент ощутил в душе острый укол жалости к своему господину.

Должно быть, это отразилось на его лице. Король заметил это и зло фыркнул.

— Ты вовремя Гароний, — произнес он. — Мы обсуждаем варварскую угрозу.

— У нас военный совет, господин? — поспешно спросил барон.

— Нет-нет, — устало махнул рукой король, — просто хочу собрать побольше различных мнений.

— Как я уже говорил, ваше Величество, — продолжил прерванный разговор военачальник, — мы должны атаковать. Нам лучше попытаться разбить варваров поодиночке, чем ждать пока они сформируют свой очередной союз и обрушатся на нас все разом.

— Насколько я знаю, большинство из них обитает в болотах и непроходимых лесах, — возразил король. — И к тому же у них нет городов, только деревни, которые они с легкостью покидают в случае опасности. Так каким образом ты собираешься их атаковать?

— Все так, ваше Величество. Но у нас нет выбора. Карательные походы — лучшие акции устрашения. И к тому же мы сможем войти в сношения с наиболее лояльными из их племенных вождей и попытаться настроить их друг против друга. Мы должны интриговать, господин. Нужно использовать все средства.

— Войти в сношения, Лемер? — прервал военачальника архиепископ. — Ты, кажется, не знаешь, что это за люди. А я знаю. Я участвовал в двух крестовых походах и навидался такого, что ты себе и не вообразишь. Это не люди, Лемер. Это даже не звери, это демоны, и черное колдовство разъедает их богомерзкие души. Они идут на войну как на праздник, как будто Создатель примет их на небеса после смерти. Перед боем они напиваются какого-то пойла из… самосгонных параратов и доводят себя до неудержимого бешенства. А артефакты древних, которыми они обвешиваются?

— Довольно, Цемисхий, — прервал его король. — Ты хоть и был капелланом, но никогда не был в бою. А я регулярно говорю с этими людьми лицом к лицу языком меча. И я знаю, что у них есть мужество и отвага.

— Опасайся, мой господин, — зло произнес священник. — Ты сам становишься на их путь. Зачем ты сотворил это с собой? Мне говорят, что ты превращаешься… во что-то. Хвала Создателю, мои глаза не видят это. Вместо того, чтобы вкушать запретные дары…

— Молчать! — взревел король, и в его голосе послышался звериный рык. — Не тебе, старому дураку, читать мне мораль. Я отдал служению Создателю все. Я отдал ему самого себя. Ты хочешь знать, для чего я это сделал с собой? Да, для того, чтобы вселять ужас в сердца своих врагов. Для того чтобы рвать их плоть голыми руками, терзать их женщин, топить в крови их детей. Только такой язык им понятен. И они, — твердо произнес он, — будут ему внимать.

Король постепенно отходил. Вспышка гнева, преобразившая весь его облик, сходила на нет. Но на Гарония она произвела тягостное впечатление. Его господин был уже не тот, кого он когда-то знал. В нем изменилось что-то не только внешне, но и внутренне. Как будто животная сущность постепенно прогрызала себе путь в его душе.

— Ваше Величество, — нарушил воцарившееся молчание Гароний, — позвольте мне кое-что предложить вам. Мы можем попросить помощи, у людей машин, и тогда не нужно будет гонять войска по лесам и болотам. Мы примем генеральное сражение и разобьем варваров всех разом. Это произведет на них куда большее впечатление.

— Это опасно Гароний, — возразил король.

— Я знаю, господин. Но с механизмами людей машин мы сможем получить такие преимущества, которые позволят нам изменить ход любой битвы.

— Нам нечем им заплатить, ты забыл, Гароний? — вмешался военачальник. — В прошлый раз пять их пушек стоили нам половину казны. И не могу сказать, что они определили исход хотя бы одного боя.

— Это так, — согласился барон, — но мы можем купить и что-нибудь другое. Я слышал об одном из них, который живет в древней башне у моря. Он вероятно сумасшедший. Говорят, что каждую ночь он наблюдает за звездами и составляет какие-то таблицы. Но главное — у него полно всяких механических приспособлений, он помешен на них.

— Как твоя шкатулка? — усмехнулся Лемер.

— Да. Ее продал мне один бродячий торговец. Он-то и рассказал мне о нем. Позволь мне отправиться к этому человеку, господин.

— Хорошо, — подумав, произнес король. — Возьми с собой все необходимое. И покончим с этим на сегодня.

Барон Гароний стоял перед широкими дверьми, ведущими в обеденный зал башни, и переминался с ноги на ногу. Он чувствовал неловкость. Все в башне было каким-то странным, не таким к чему он привык у себя в замке. Интерьер помещений был словно бы легче и изящней. Казалось, дотронешься до чего-нибудь, сядешь на какой-нибудь стульчик, и он тут же рассыплется. А узоры, которыми здесь была украшена каждая вторая вещь, вызывали у него какое-то приторное чувство, как от переедания сладостей.

Гароний вздохнул и перевел взгляд на двух стражников, вытянувшихся по стойке смирно по обе стороны от дверей. Он ждал, пока его примет хозяин башни, поэтому у него было много времени рассмотреть их наряды. Ничего нелепее он в своей жизни не видел.

Вместо шлемов они носили какие-то маски с коротким хоботом, наполовину отстегнутые и болтавшиеся на шее. А также довольно ладно скроенные кафтаны с двумя рядами пуговиц и брюки. Винтовки, правда, барон опознал сразу.

— Просите, — послышалось с той стороны, и один из стражников открыл перед бароном дверь.

Он переступил порог… и почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

Помещение, главным предметом обстановки которого был длинный обеденный стол, заливал дневной свет. Но откуда он шел… Вся противоположная стена почти полностью состояла из высоких, до потолка, окно. А за ними простиралась бескрайняя гладь моря, упиравшаяся в горизонт.

Чувство полета над миром ошеломляюще ударило по неизбалованному воображению барона. Зачем людям в древности понадобилось строить такие высокие башни? Недаром он потерял счет этажам, когда поднимался по ступенькам

В обеденном зале было и кое-что еще — музыка. Гароний поискал глазами ее источник и увидел только какое-то уродливое приспособление с коленчатой спицей, раструбом и плоским диском. Хозяин башни, сидевший за столом спиной к гостю, спокойно обедал и никак не приветствовал гостя. Тот сам уселся напротив и стал ждать.

— Приветствую, ваша милость, — наконец прервал он молчание. — Я к вам от короля Ричарда. Дельце есть к вам одно.

— От кого? — непонимающе посмотрел на него мужчина, но тут же усмехнулся. — А, король-лев.

— Вы знаете моего господина? — как мог сдержаннее произнес Гароний.

Этот человек произвел на него неприятное впечатление. Элегантность и аристократизм в нем сочетались с какой-то развязною скукою и желчным презрением. К тому же он был далеко не молод. Гароний посмотрел ему в глаз и увидел знание старика.

— Скажем так, я знаю того типа, который продал ему генетическую сыворотку. Ты знал, что львы могут спариваться до тридцати раз за случку? И я не знал. А он видимо сообразил.

Барон побагровел и резко поднялся со стула. Он схватился за меч. Но в итоге только скрипнул зубами и с силой вогнал его обратно в ножны.

— Я перейду прямо к делу, сир, — напряженно произнес он, меряя комнату шагами. — Мы хотим купить одно из ваших изобретений. Я не знаю, что вы мастерите и как, но наверняка у вас найдется что-нибудь для военных целей. Что-нибудь, что может убивать, резать, взрывать. Ну, вы понимаете. И желательно массово. У вас ведь есть такие штуки?

— Есть, — равнодушно ответил хозяин башни. — Только я вам ничего такого не дам.

Так и оставив барона стоять с открытым ртом, хозяин башни продолжил задумчиво после паузы:

— Для того, чтобы обладать таким оружием, нужно иметь определенный уровень цивилизованности. Нет, вам такое доверять опасно. Но, впрочем, — задумался он, — есть у меня для вас кое-что другое.

Граф позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и явился слуга. Он склонился перед хозяином и выслушал его объяснения, после чего удалился, и барону пришлось ждать четверть часа, прежде чем тот вернется. Наконец несколько человек внесли какую-то штуковину в зал. Она была внушительных размеров и выглядела более чем странно. Серебристый корпус был увенчан какими-то толстыми трубками идущими вряд. А остальные детали конструкции Гароний не опознал даже приблизительно.

— Что это? — недоуменно спросил он.

— Орган. Механический.

— И что он делает?

— Играет.

— Как вон та штука? — показал барон на источник музыки.

— Да. Только громче.

— Я не понимаю.

Хозяин башни вздохнул и принялся объяснять.

Орган установили на верхнем этаже донжона замка, присоединив к нему какие-то резиновые тросы, к другим концам которых в свою очередь крепились металлические раструбы. Их развесили по внешним сторонам башни, сориентировав по сторонам света. После чего стали готовиться к войне.

Неприятель, в который раз уже тревожил пограничные земли, совершая набеги мелкими разбойничьими отрядами. Ясно было к чему все идет. В замке чувствовалось нарастающее напряжение. Начался сбор ополчения. С окрестных городов свозили запасы воды и продовольствия, а дворяне, в душе которых боролись жажда наживы и честолюбие, торопилось первыми явиться на зов короля.

Наконец наступил решающий день. Войско собралось на поле через реку от замка, где было решено принять решающее сражение. В полдень на поле появился сам король на коне в окружение тяжелой дворянской конницы — основной ударной силы войска. Его встретили всеобщим ликованием. Все кто был на поле в нестройном порыве пали на колени, после чего священник принялся зачитывать молитву перед боем. Все усердно каялись и обещали начать праведную жизнь, если Создатель дарует им победу.

Во второй половине дня показались первые отряды неприятеля. Это было ужасающее зрелище. Необузданные варвары, свирепые полулюди, облаченные в меха и кожу, потрясали над головами здоровенными мечами и топорами. Некоторые из них шли в бой обнаженными, и их тела полностью покрывали диковинные боевые раскраски. Другие обвязывались со своими товарищами свободной веревкой в цепь, чтобы никто не думал бежать с поля битвы. Вскоре загрохотали боевые барабаны, лишь не намного заглушавшие гомон десятков тысяч варварских глоток, сыплющих на врагов проклятья. Войско короля зашевелилось, выстраиваясь в боевой порядок.

Но… не слишком интересно наблюдать за битвой умозрительно, поэтому перенесемся в самую ее гущу к простому крестьянину Фоме, стоящему в тесном строю в одном из отрядов.

Фома был облачен в кожаный нагрудник и сжимал простой круглый деревянный щит и палицу. Он был коренаст, но не высок ростом, поэтому стоявшие впереди него товарищи заслоняли ему поле боя. Что творилось там, он не ведал. Но ясно было, что пока не атаковали.

Фома перевел взгляд на своего товарища справа. Тот был бледен как мел и смотрел куда-то вперед невидящими глазами. Капли пота покрывали его лицо. Соратник по левую руку напротив был пунцов и сосредоточен. Он тяжело дышал, словно после трудового дня в кузнице.

— Воздух! — донесся чей-то гортанный крик.

Фома не сразу сообразил поднять щит и тут же услышал свист, окончившийся дробным стуком. На него к счастью не попало. А затем послышался какой-то глухой рокот. Он приближался.

— Что это? — опасливо спросил крестьянин у стоявшего впереди верзилы. Тот на мгновение обернулся и как-то дико посмотрел на Фому, скаля зубы.

Рокот быстро перерос в рев и топот десятков ног, как будто на отряд неслось стадо быков. А затем последовал удар. Передние ряды отряда с силой вдавило назад. Верзилу отбросило на Фому, и он больно врезался ему плечом в лицо.

Кровь хлынула у него из носа, и он ощутил ее вкус.

И в ту же секунду реальность взорвалась грохотом оружия о щиты и лязгом доспехов. Крики заполнили все вокруг.

Фома с ужасом наблюдал за происходящей в первых рядах рубкой. Удары сыпались отовсюду. Лезвия мечей и топоров, навершия палец встречали на своем пути щиты, оружие, доспехи или беззащитную плоть. Звон и скрежет сменялись хрустом костей и чавканьем плоти. Смерть смотрела из глаз умирающих, являя свои многочисленные лики.

Человек справа от Фомы захрипел и схватился за горло. Кровь алым ключом била из его раны. Другой взвыл, получив удар в грудь топором. Лезвие пробило кольчугу и с глухим хрустом застряло в грудной клетке.

Верзила напротив Фомы отчаянно сражался с кем-то, вооруженным здоровенным клевцом. Фома в каком-то оцепенении ждал, когда его товарищ падет. Следующим после него будет он. Но может еще все обойдется, может тот выстоит?

Нет. Очередной удар молота пришелся верзиле по голове. Тот крякнул и стал медленно оседать на землю. А затем Фома увидел его убийцу. Это был рослый варвар с густой нечесаной бородой и руками кузнеца, облаченный в меха и кожу.

Он посмотрел на Фому и улыбнулся в злорадном оскале.

А затем занес молот над головой и со всего маху обрушил его на Фому. Крестьянин закричал и попытался закрыться щитом. Удар сокрушительной силы расколол щит, отозвавшись дробящей болью в руке. Крестьянин взвыл и выронил палицу. Молот стальным клювом взмыл для решающего удара. И замер.

Воздух над полем боя содрогнулся, наполнившись невероятным звучанием. Музыка могучими аккордами заглушила брань мечей.

Она произвела ошеломляющий эффект. Все замерли и обратили взгляды в сторону замка. Ни варвары, ни королевские подданные никогда не слышали ничего подобного. Это была триумфальная поступить цивилизации. Давно изувеченная, оскверненная и забытая, она все еще хранила в себе следы былого величия разума. Умы, которые когда-то написали такое, взглянули на сражающихся с небес. Сверху вниз, сквозь бесстрастную бездну времени.

А потом где-то в стороне послышался ликующий клич. Он донесся из стана королевской конницы. Рассыпчатой волной она хлынула с холма и устремилась в гущу врагов. Варвары дрогнули в суеверном страхе, и началось массовое отступление.

Фому при виде этого захлестнула волна воодушевления и какого-то опьяняющего веселья. Он что-то прокричал, а потом вместе со всеми куда-то побежал, но так никого и не настиг. Что было дальше, он плохо запомнил. Перед глазами мелькали какие-то лица, уши заложило от криков. Кто-то стаскивал с трупов золотые цепи, другие тащили за волосы извивающихся варварских женщин. Фома не принимал в этом участия. А на следующий день надолго запил в деревенском трактире и рассказывал, как собственноручно уложил с десяток врагов.

Битва закончилась массовым побоищем — цвет варварского войска попал в окружение, и король приказал не брать пленных. Избиение было долгим и планомерным. Враг ощетинился оружием и отчаянно сопротивлялся, но из-за давки бойцы ломали друга другу ребра, а те, кто умирал так и оставались стоять бок о бок с живыми товарищами.

Спустя час все закончилось. На месте вражеского отряда теперь громоздился курган трупов. Из его недр доносились стоны умирающих. Воздух, пропитанный жаром тел, горячил глотки приходящих в себя рыцарей.

Король оперся на меч и тяжело отдышался. Он перевел взгляд на курган и вдруг сорвался с места и жадно взобрался на самую его вершину. Гароний посмотрел на своего господина и увидел его фигуру на фоне раскаленного до красна солнца. Король зарычал, по-звериному. И войско в ответ взорвалось ликованием.

После боя в шатер Ричарда, наряду с другими трофеями, доставили здоровенную клетку. В ней свернулось клубком какое-то животное. Одного взгляда на него королю хватило, чтобы прийти в неописуемый восторг.

В клетке было нечто, что можно было бы назвать помесью человека и рыси. По всей видимости, плод какой-то противоестественной связи, Создатель ведает как удачно разрешившейся. Существо оказалось самкой. Абсолютно дикой и необузданной, но не лишенной проблесков разума. Вожделение и страсть вспыхнули в душе короля. Он приказал доставить клетку в свои покои.

В тот же день в замке закатили роскошный пир, а после король удалился к себе, и из его покоев всю ночь доносилось рычание и какая-то возня. Слуги с содроганием прислушивались к этому. Не знали, что и думать. На следующую ночь все повторилось. А потом снова и снова. Жизнь в замке безвозвратно менялась, и король был этому причиной.

Он изменился еще больше. Теперь Ричард мог сорваться по любому пустяку. Все дела он оставил, перепоручив советникам, а сам объедался на застольях, напивался, а потом часами в одиночку бродил по своему зверинцу.

А ночью начинались его любовные приключения, и горе было тем, кто попадался ему под руку, когда он после какой-нибудь ссоры со своей подругой, получив отказ в близости или еще в чем, разъяренный бродил по замку.

Барон Гароний следил за всеми этими переменами, и сердце у него обливалось кровью. Он любил своего короля. Его преданность ему была искренней. Но что он мог сделать?

Как-то раз он застал короля вечером, сидящим у парапета одной из башен и смотрящим на закат. Король находился в частом теперь уже для себя состоянии мрачной задумчивости.

— Мой король, — умоляюще начал Гароний, — скажи мне, что с тобой? Ты пугаешь всех. Дела в королевстве в запустение. Те советники, которым ты поручил их, обкрадывают казну и творят произвол. В армии начинается разброд. Поговаривают, что ты уже и не человек вовсе, ешь на завтрак младенцев и пьешь кровь девственниц.

— Вздор, — раздраженно бросил король, но потом словно бы погрустнел и как-то обмяк. — Впрочем, в одном они правы, — произнес он. — Мне все больше не уютно среди людей, они меня раздражают. Большинство из них либо сильны характером, но глупы и грубы духом, либо умны, но слизняки во всем остальном. А прочие так и вообще ничем не отличаются от стадных животных. Мне достаточно подойти к большинству из них, чтобы определить по запаху, что они из себя представляют. Но это все философия, реальность в другом. Я все настойчивей слышу зов крови… Когда-нибудь я уйду с Рысей в лес, чтобы жить на природе среди зверей и птиц.

У барона глаза полезли на лоб.

— Мой король, ты сошел с ума. Подумай, что ты говоришь. На кого ты оставишь нас, твоих подданных. На кого оставишь королевство?

— Я уже думал об этом, — задумчиво ответил Ричард. — Рыся родит мне наследника. Это будет настоящий герой, плод нашей страсти. Я думаю, его кровь будет устойчивей моей. И он займет мое место.

Гароний побледнел, но ничего не сказал. Он явственно понял, что его господин сошел с ума.

Он тут же созвал тайный совет из наиболее высокопоставленных придворных и изложил ситуацию. Переполох поднялся страшный. В случае рождения ребенка грозили будущими бедствиями, начиная от восстания черни, кончая заговором, а то и карой Создателя.

Архиепископ особенно беленился.

— Предупреждаю, — кричал он, — если это родится, я отлучу его от церкви.

— Но что же делать? — вопрошал Гароний.

— Попросим помощи у твоего приятеля, — вмешался военачальник. — У тебя с ним уже есть кое-какие завязки. Преподнесем ему дары: золото, титул или все что он сам попросит.

— Но что он сможет? — развел руки барон.

Военачальник изложил план.

Ненастным дождливым вечером к замку подкатила карета, из нее вышел новоявленный граф, и зашагал к подъемному мосту. Карету тут же принялись нагружать какими-то тяжелыми сундуками и свертками. А графа тем временем провели к обеденному залу, у которых его уже дожидалась вся честная компания заговорщиков и несколько дюжих слуг с веревками.

— Покажите ему это, — протянул аристократу какой-то документ архиепископ.

Им оказался задним числом состряпанный договор, по которому граф якобы в обмен на орган мог претендовать на одну любую услугу. Договор был заверен королевской печатью, к которой имел доступ и архиепископ.

— А теперь с богом, — произнес тот, и все прошли в зал.

Король в это время трапезничал. Он сосредоточенно жевал баранью ногу и был погружен в свои мысли.

— Прошу прощения за поздний визит, ваше Величество, — начал граф. — Но дело у меня к вам деликатное, лучше разрешить его без лишних свидетелей. Прослышал я, что у вас есть некая э-э… женщина-кошка.

Король враз посуровел.

— Ну? — произнес он.

— В общем, я пришел забрать ее. По договору. Вот, извольте ознакомиться.

Король медленно взял бумагу и просмотрел ее. Затем встал из-за стола, а потом подошел к графу и, наклонившись к самому его лицу, прорычал:

— Нет!

Граф утер платочком нос, на который попали капельки слюны.

— Что ж, позиция понятна.

Он выразительно посмотрел на слуг с веревками.

— Вы это… ваше Величество, — выступил вперед один, трясясь как осиновый лист, — не серчайте. Это для вашего же блага.

Король все понял и скрипнул зубами. Он развернулся к нападавшим. Краем глаза заметил, как граф достает какой-то мушкет, заряженный иглой. Услышал скрежет вынимаемых из ножен мечей стражи. Те собирались защищать архиепископа.

Первых атаковавших король отбросил в стороны могучими ударами лап. Один из слуг попытался накинуть на него аркан. Другие двое подбирался со спины с сетью. Король занялся ими, после чего на пол рухнули еще трое бесчувственных тел.

В суматохе архиепископ поймал Гарония за руку и прошипел ему на ухо:

— Убей ее пока не поздно. Она сосуд дьявола и источник всех бед.

— Но…

— Если любишь его, возьми это на себя.

Граф в этот момент попытался сбежать. Король развернулся к нему и могучим прыжком повалил на пол. Аристократ успел только всадить ему в грудь дротик, а потом мир для него взорвался болью и окрасился красным. Король хотел отыграться на нем по-особому. Граф кричал только первые несколько минут, а потом потерял сознание. Но он не даром, когда-то испил эликсир бессмертия. Спустя какое-то время он пришел в себя и неуклюже сел.

Один из стражников в ужасе смотрел на него и не переставал креститься. Другие лежали бездыханными или слабо стонали, размазывая по полу кровь.

Граф взглянул на свое изувеченное тело и дико улыбнулся. И почувствовал, что улыбка у него теперь в прямом смысле до ушей.

Рассудок оставил его, когда он достал зеркальце и взглянул на свое отражение. Да он был жив, все еще. Но теперь напоминал скорее живого мертвеца.

Он поднялся и, шатаясь как зомби, поплелся к винтовой лестнице, ведущей на самый верх донжона. Проходя мимо королевских покоев, мельком заглянул в них. Там был жуткий кавардак. В распахнутое окно хлестал дождь. Король стоял у окна, обхватив голову руками, а к его ногам прижимался Гароний. Рыси не было.

Граф безучастно прошел мимо и преодолел последний пролет лестницы. Он шел в помещение с органом. Зайдя, машинально закрыл дверь и, хихикая, придвинул засов.

А затем сел за инструмент и откинул крышку, обнажив ряд отливающих серебром клавиш. Он дал первый аккорд, и музыка, могучая и степенная, грянула подобно раскату грома.

Граф захохотал. Он погрузился в пучину либретто Вагнера, и весь остальной мир перестал для него существовать.

А не далеко от замка разведчики варваров вслушивались в бередящую душу музыку.

— Рагнарок, — изумленно произнес один.

Он поднялся с земли и побежал к своим.