Бизнес

Бизнес.

Накрапывал мелкий дождь. Колонна из пяти джипов смело летела по встерчке, из города в область. Находящийся в третей машине "авторитет" Дадонцев, по прозвищу Дадон, был не то, что бы в ярости, но в таком состояние, что сидящие на передних сидениях про себя удивлялись, как он еще не дымится, а сиденье под ним не обугливается. Пальцы его с немыслимой скоростью поигрывали четками. И ведь нечего не предвещало такого развития событий…

…Пять дней назад к Дадону попала информаций, что какой-то умелец из какого-то толи села, толи маленького города, название которого он даже не пытался запоминать, вдохновленный сказкой Пушкина, название, которой он так же забыл, сделал статуэтку золотого петушка. Казалось бы нечего такого нет в статуэтке, гораздо более интересен материал из которого она сделана, но к вечеру того же дня Дадону были доставлены фото. И вот тут, даже нечего не понимающий в искусстве и красоте "авторитет" вынужден был признать мастерство изготовителя. Статуэтка была сделана настолько искусно, что даже на фото можно было различить самое маленькое перышко или коготь на лапе и множество других мелких деталей. И это все только на бумаге! В реальности же наверняка не у кого не хватило слов от потрясения.

Не долго думая, Дадон решил действовать. Вечер обещал быть насыщенным. Пробив по своим каналам информацию и разослав нужным людям фото статуэтки, он стал ждать. Примерно через час ему позвонили. За "бугром" нашелся любитель подобных вещей, который заинтересовался золотым петушком и хотел бы его приобрести. Вопроса о деньгах не было. От количества нулей в сумме, которую покупатель готов был выложить, у Дадона закружилась голова и перехватило дыхание, как будто в сауне лишнего принял.

Впрочем, восторг этот дольно быстро улетучился. "Бизнес" есть "бизнес". Необходимо было продумать дальнейший план действий, ведь очевидно было, что сведения о статуэтке могли попасть не только к нему. Так же нужно было найти для такого дела не просто надежных людей, а тех, кто был заинтересован в успехе в равной с ним степени. Именно в равной С НИМ степени. Принцип "проплатил — доставили" здесь не пройдет, слишком велик соблазн. Поэтому выбор, после короткого раздумья, остановился на сыновьях.

Сыновья — его гордость. Дадон постарался "воспитать" их как можно лучше. И вроде бы получилось. Братва их уважала. В "бизнесе" они понимали, и чего уж скрывать, Дадон порой любил по понтоваться перед корешами, что у него де смена будет более чем достойная, и те, соглашаясь, молча, завидовали. Не многим из них удалось в период "накопления капитала" сохранить семьи. Девяностые взяли свое. А Дадон смог.

Он несколько раз прошелся по комнате, за тем достал из кармана мобильник. Бухнувшись в своё любимое, поистине барское кресло, он набрал номер.

— Сашок, ты щас где? — осведомился он деловито. — Короче так, всё бросай и ко мне! Есть серьезное дело.

Через полчаса старший сын прибыл. Дадон обнял его, и они прошли в кабинет.

— Вообщем тут такая тема… — и Дадон начал разъяснять суть дела.

Закончив, он поинтересовался:

— Ну что думаешь?

— Норм, — был ответ. — От меня что требуется?

Дадон улыбнулся. Достойная смена.

— От тебя вот что требуется — завтра часиков в семь возьмешь пять пацанов и к этому… ювелиру — скульптуру.

— Ясно, забираю что нужно и пулей назад.

— В принципе да, — согласился Дадон, — ничего сложного. Но все равно ты нюх не теряй.

— Да все норм будет.

— Ну ладно, давай, удачи.

Сашок уже собрался уходить, как вдруг, почти в дверях, его остановил отец.

— Стой. Ну ка вернись. — Тот вернулся, а Дадон, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, сказал. — Нет, давай сделаем малость по другому… Все таки бабки замешаны солидные… Слушай. Завтра как запланировали едешь за статуэткой, но сам не везешь ее, а остаешься там на хате… Момент…

Дадон набрал номер младшего сына.

— Серега, ну что как там?.. Порядок. Слушай… А! Ты уже в теме! Красава!.. Завтра к девяти подтягивайся к Сашке, вдвоем повезете, надежней будет… Человека три-четыре с собой захвати, для подстраховки… Ну все пока.

— Завтра к тебе, как только на банковской сходке разгребется, Серега подкатит, — пояснил Дадон. — Понял?

Тот кивнул.

— И еще, — на лице авторитета появилась улыбка, — вы с ним там этому мастеру интеллигентно разъясните, что даже в нынешнее время работать без "защиты" крайне не безопасно. А уж тем более с таким материалом, с каким он. И поинтересуйтесь, от куда, собственно, он материал достает, но так не особо настойчиво. Не как в прошлый раз.

Схожая улыбка расцвела и на лице Сашки. Он кивнул.

— Вот. Теперь все. Свободен.

Оставшись один, Дадон сделал еще несколько звонков. После этого подошел к бару, открыл его, достал от туда еще непочатую бутылку коньяка, и, откупорив, сделал пару основательных глотков.

Золотой петушок. С чем-то это в его сознание неумолимо ассоциировалось. Но вот с чем, он вспомнить не мог. С чем-то из детства.

За тем он пошел в спальню взял с кровати подушку и кинул ее на диван в кабинете. Сделав еще глоток и аккуратно поставив бутылку на пол, Дадон завалился спать.

Ох нервы, нервы…

… Дождь был все таким же нудным, и, казалось, бесконечным. Нет, сильней он не стал, но именно это его монотонность раздражала больше всего. Дадон посмотрел в окно и выругался. Погода соответствовала настроению. Загородом же, наверное, еще хуже. "Ну, нечего, — мрачно подумал он, — могилу ему будет проще копать. А вам сыночки я так мозги вправлю, что на всю оставшуюся жизнь хватит". Он убрал четки в карман и достал на смену ему мобильник. Не пропущенных звонков, не новых сообщений. Вероятность того, что там, куда он ехал, могла начаться грызня за статуэтку была маловероятна. Сыновьям было бы с ней некуда податься, а Мудрецу… Ему и последней "войны" хватило, когда Дадон хапнул почти половину его "земли", и тому пришлось в резко ограниченных условиях перестраивать свой значительно уменьшившийся "бизнес". Жить ему надоело чтоль? Сыновья — ладно, но Мудрец… сам позвонил, начал орать, требовать! Интересно, от куда он узнал про золотого петушка, про эту статуэтку?..

… Дадон проснулся и с хрустом потянулся. Настроение было хорошее. Увидев около дивана коньячную бутылку, он взял ее и сделал глоток. Настроение стало превосходным.

Сегодня его "бизнес" получит новые материальные вливания и возможно расширится, когда узнают, откуда был взят материал для статуэтки.

Дадон пошел в ванну и, закончив там все гигиенические процедуры, вышел свежим, бодрым и полностью настроенным на деловой лад. Сев на диван он достал из кармана брюк мобильник и посмотрел на время. Без пяти десять. Значит, статуэтку либо забирают, либо уже везут. Превосходно.

Неожиданно телефон в руке зазвонил. Высветился номер старшего сына.

— Да, я. Ну как там… — Дадон не успел даже договорить, в трубку просто орали дурным голосом. Орал Сашка, словно его резали. Секунд десять Дадон держал телефон на расстоянии от уха, ошалело соображая. Дальнейшую часть разговора телефон так и не приблизился к уху. Было слышно.

— Батя, делай что хочешь, хоть на зону отправь, но она моя! Слышишь?!

— Погоди, погоди…

— Моя! Моя!

— Да что у тебя там творится то!?Что твоя? — была попытка внести хоть какую-то ясность.

— Ты сам знаешь, что! Я не дебил! Так кинуть хотел! Вот обломайся, мне она достается! Ты понял?!

— Чего твоя-то!? Статуэтка? Так мы ж…

— Убери от сюда всех! Слышишь?! Звони брату, этот отморозок нечего не понимает, и корешу своему! Пусть валят от сюда! Я за нее любого замочу! Голыми руками!

— Ты что творишь?!..

Разговор прервался столь же неожиданно как начался.

У Дадона не было слов, как на зло, потому что буквально через минуту снова раздался звонок. Это был младший сын. То, что было сказано, было практически тем же, что сказал Сашка, только другими словами. И все произнесено было так же, на повышенных тонах, мягко говоря. На этот раз Дадон сам прервал разговор.

Убрав мобильник, он стал нервно ходить по комнате, соображая, что стряслось. Очевидно, было, что все пошло не так, как планировалось. Кто-то стравил сыновей и сейчас там могла начаться грызня из-за этого золотого петушка. Неужели статуэтка была столь хороша? Бред. Да и птицу она изображала не самую благородную. Или что? Это было не первое дело, которое Дадон доверил сыновья, и всегда все было нормально, а тут такое. Может, там было что-то еще, помимо статуэтки? Врядли. "…мне она достанется", "Я за нее…". Ну да все говорило о статуэтки.

Тут он вспомнил, что в разговоре был упомянут какой-то его кореш. Дадон быстро перебрал в уме всех знакомых. Нет, не у кого к нему не было претензий, а у него к кому то. Хотя… был один человек и, похоже, что "кореш" было сказано в переносном смысле. У него с Дадоном даже была недавно "война", входе которой Дадон значительно расширил свой "бизнес" за счет его. Прозвище его было Мудрец. И вот он мог, в принципе, сотворить что-то подобное. В принципе. Поражение от Дадона было слишком тяжелым, и он не стал бы рисковать всеми оставшимися ресурсами, что бы увести из под носа статуэтку. Она одна его "бизнес" бы не подняла, то есть, могла бы улучшить его положение, но вот поставить его на прежний уровень — нет. Но тогда кто? А вдруг…

Он собрался уже позвонить, как уже в третий раз его опередили.

Знакомый голос, сейчас в прочем доведенный чуть ли не до истерического визга, казалось, и не принадлежал Мудрецу. Дадон поразился изменению произошедшему с ним. Такого визга он никогда не слышал, по крайне мере от мужчины. И оставалось лишь догадываться о причине вызвавшую эту перемену.

— Слушай меня внимательно, — еще не много и голос взорвет трубку, — убирай от сюда своих молокососов! И не вздумай сам соваться! Я ее забираю! Я! Понял?!

Дадон попытался вставить слово. Не получилось

— Она моя, моя! Порву, если кто сунется! Буквально! И если…

Выслушивать весь этот бред по третьему разу Дадон не собирался, а потому, не дожидаясь окончания этого потока слов, сбросил разговор.

Посидев с минуту, словно что-то взвешивая на внутренних весах, он встал и стал звонить. Не соваться? Как же! Единственная мысль была в его голове: "Закопаю".

Закончив обзвон, Дадон пошел одеваться. Вскоре он был полностью готов к "деловым переговорам". Достав из ящика письменного стола "ствол", он проверил его обойму. Полная. На глаза ему попалась бутылка, и он хотел было сделать глоток, но как только взял ее в руки желание пропало. Сжав кулак так, что захрустел толи он, толи бутылка, он с яростью разбил ее.

"Закопаю"…

… Опустив стекло, Дадон посмотрел в окно. Дождь из моросящего превратился как будто в водяную пыль. Он подставил лицо навстречу дождю, глаза закрыты, и несколько раз провел по нему рукой, словно умываясь. Закрыв окно, поинтересовался:

— Долго еще?

— Минут десять-пятнадцать, — был ответ водителя.

Дадон достал четки и стал снова, с виртуозностью, их перебрасывать. Спустя пару минут, он увидел, что через зеркало, на него смотрит второй, сидящий рядом с водителем человек. Четки остановились.

— Что ты пялишься?

— Круто, шеф, — искренне сказал завороженной четочной игрой.

Дадон ухмыльнулся.

— Стаж, — сказал он и передал четки сидящему впереди, — дарю, практикуйся.

Вырвавшись из города, в области им даже не пришлось ехать по встречке, машин было на удивление мало и поэтому они просто в наглую подрезали, обгоняли. Вскоре они были на месте. Влетев в село-город, они спросил у встерчного где хата, которая им нужна, и, получив ответ, отправились дальше.

Дом стоял на холме и, при подъезде, его было хорошо видно. Дадон приказал тормозить. Выгрузившись, он обратился к братве:

— "Стволы" пока я не скажу не доставать, но держать наготове.

Послышался звук передергиваемых затворов.

— Пошли, — скомандовал Дадон.

Метров пятьдесят до дома они шли пешком. Дом окружала кирпичная ограда высотой не меньше двух метров, так что весь двор вокруг дома был скрыт от глаз. Но вот странно, подойдя, они не услышали не криков, не ругани, не вообще каких-либо звуков. Было тихо, невероятно тихо. И казалось, что дождь, превратившийся из пыли в моросящий, шумел сейчас больше, чем что-либо могущее издавать какие-либо звуки.

Внушительного вида ворота были распахнуты настежь.

Братва вошла во двор и… замерла как громом пораженная. То, что они увидели поразило даже их воображение. Каждый из них убивал и не раз, но то, что было перед ними заставило каждого содрогнуться. Развороченная земля смешалась с кусками человеческих тел. Некоторые тела были изуродованы до неузнаваемости, другие представлял собой всего лишь груды мяса, в которых с превеликим трудом можно было различить человеческие черты. Здесь боролись. Нет, это был не бой, а именно борьба. Можно было представить, как люди катаются по земле, пытаясь разорвать друг друга в безумной ярости; как победитель пытается задушить побежденного или вырвать у него челюсть, и тот, в предсмертной агонии жуткой смерти, почти пропахивает землю носками и каблуками ботинок; как после чудовищных ударов, от которых трещат кости, каждый встает, что бы нанести еще удар, финальный, а затем, когда пораженный уже лежит на земле, будучи еще живым, победитель, с звериным наслаждением жаждет только одного — стереть его в пыль, вбить его в землю, буквально, и ломаемое тело разбрасывает землю вокруг себя; как более сильный, с упоением, выламывает или выкручивает у слабого конечность, упиваясь звуком ломаемой кости или рвущегося сухожилия…

Медленно, словно боясь наступить на что-нибудь, братва прошла дальше к дому.

— Осмотреться, — хриплым голосом сказал Дадон.

На земле вались пистолеты и даже несколько автоматов. Дадон нагнулся и взял один "ствол". Вынул обойму. Полная. Взял еще один. Тоже самое. И от этого по его спине пробежал холодок. Значит все, что тут произошло, было сотворено людьми друг с другом голами руками…

Все это время пока они с ужасом обозревали последствия неясной бойни, каждый ощущал, что находится под чьим-то пристальным взглядом. Более того в голове каждого звучал неизвестный, мелодичный и мягкий голос. И голос этот звал, манил, просил, молил, обещал все мыслимые и немыслимые наслаждения, но только одному. Ни один не догадывался даже, что голос звучит не только в его голове, но в голове каждого, и потому полагал, что все это предназначалось только ему и для него. И каждый решил про себя, что это должно быть его, во что бы то ни стало.

Зрелище во круг было тяжкое. Дадон посмотрел в небо и взгляд его скользнул по остроконечной крыше дома. На ней сидел золотой петушок. То из-за чего все началось. Стоявшие рядом проследили его взгляд, за спиной же кто-то тихо выругался.

— Как его достать-то?

— Будем думать, — сказал Дадон, — пошли в хату, глянем что там.

Осторожно, словно боясь потревожить мертвых, они ступали между останками, подходя к дому. И по мере их приближения голос становился все четче и влекомей. Очевидно, было, что бойня началась в доме и, войдя в него, Дадон ощутил как у него перехватывает дыхание. Все время, пока они были во дворе, он даже не вспоминал не о сыновьях и Мудреце, а они все трое были тут. Узнать их было не трудно, но кончена их вряд ли была менее ужасна чем тех несчастных во дворе. Старший сын был просто и незатейливо разорван надвое, и гирлянда внутренностей было жутко растянута от одной половины к другой; младший сын лежал ничком, и было хорошо видно, что от шеи до пояса его позвоночник вырван с зверской силой; Мудрецу "повезло" не многим больше — его череп был жесточайшим образам проломлен в нескольких местах.

Ноги Дадона подкосились, но сильные руки братвы его вовремя подхватили и усадил на пол. Царивший во круг ужас не поддавался разумению. За что люди стали убивать друг друга столь нечеловеческим способом? Какое безумие заставило забыть их о оружии, быстром и надежном способе уничтожения, и убивать подобно животным?

Неожиданно, голос все еще звучащий в головах, произнес четко и ясно: "Сюда".

Дадон встал, и все они как по команде вышли во двор, и пошли к подвалу. Спустившись, и включив свет, они увидели ее. И поняли, что голос принадлежал ей. К стене была приколота девушка, странной красоты. Глаза ее смотрели с какой-то настороженностью и превосходством. Набедренная и нагрудная повязки были ее единственной одеждой. Приколота она была… за два развернутых, как у летучей мыши, крыла.

Дадон приблизился и тихо спросил:

— Ты ангел чтоль?

— Суккуб, — был ответ, сопровожденной обворожительной улыбкой.

— Суккуб?

— Для тебя ангел.

Нагнувшись, насколько позволяли колья, вбитые через крылья в стену, она стала шептать ему на ухо.

Дадон резки движением вырвал сначала один кол, потом другой, и хотел взять на руки это сокровище, но она отказалась. Сложив крылья как накидку, суккуб стала подниматься из подвала. Загадочной восточной грацией были наполнены ее движения, и братва почтительно расступалась перед такой красотой. Их красотой.

"Они все погибли ради нее, — думал Дадон, — ну и пусть! Она этого стоила! Она моя и только моя!"

Так думал каждый.

Она вышла во двор и Дадон, и все остальные шли за ней. Дойдя до середины она остановилась — тела мешали пройти. Увидев это Дадон с охотой стал расчищать для нее дорогу и закончив, хотел, даже без ее желания, взять ее на руки и нести, нести как царицу, как вдруг чья-то тяжелая рука упала ему на плечо. Он обернулся, а суккуб одним гигантским прыжком взлетела на ограду и, усевшись на ней, отвернулась от них…

…Перед Дадоном была вся братва приехавшая с ним. И в глазах каждого читалось желание владеть не статуэткой за которой они прибыли, а той, что сидела на ограде, безразлично отвернувшись от них. Каждый был готов рвать и убивать за нее…

Дадон резким движением сбросил с плеча руку и посмотрел на стоящего перед ним. Пара секунд. С похвальной реакцией он поймал кулак, который словно выстрелил ему в лицо. Дикий вопль, изданный им, перекрыл хруст ломаемой руки.

"За нее, — думал Дадон, — убью голыми руками! Любого!"

Так думал каждый. И каждый готов был воплотить мысли в действия…

… Суккуб сидела и безразлично смотрела вдаль. Когда же за ее спиной, во дворе дома хруст, треск и мене приятные звуки стихли, она поднял руку и, не оборачиваясь, поманила кого-то. В тоже мгновение золотой петушок, сидевший на крыше дома, ожил, и, слетев, сел рядом с ней на ограду.

В руках суккуба, от куда-то взявшись, оказался сборник сказок Пушкина. Перелистав его, она прочитала вслух сидевшему рядом существу:

— "О мертвой царевне и о семи богатырях", — помолчав, добавила, — здесь посложней будет.

Хихикнув, она закрыла книгу, и обратилась как будто уже к ней.

— Ох, зря, зря они не читали или не помнят, того, что читали в детстве. — Еще один смешок. — Как детей.

Не выдержав, она разразилась смехом, полным чистейшего безумия. Потом хлопнула в ладоши и вместе с золотым петушком пропала. Словно и не было ее.