Грустная историческая фальсификация

— Эх, Джованни, что-то наша затея мне уже совсем не нравится, — вздохнул император и, опустив шторку, отвернулся от окна.

Сейчас ему так не хватало спокойствия верных глаз своего слуги, но в полумраке кареты было невозможно что-либо разглядеть.

— Ваше величество, не стоит переживать, — зашевелился силуэт напротив. — Ещё несколько минут, и будем на месте.

— Не знаю, не знаю… Глянь, какая луна над городом.

— Это не страшно…

— Не страшно?! Джованни, ты представляешь, что будет, если австрийские собаки прознают о нашем… — император замялся, подбирая подходящее слово.

— Похождении? — мягко переспросил слуга и продолжил. — Так они не узнают.

— Конечно… Тебе-то легко рассуждать. Смотри, если что-то пойдёт не так — в тот же день сожгу на центральной площади, и Папа Римский не поможет.

— Великий Гвидоне знает, что моя преданность не зависит от угроз. За годы службы при дворе его величества…

— Да, знаю, знаю, — перебил император. — Но в случае огласки милости не жди.

К подобным угрозам Джованни уже привык и счёл разумным не отвечать на очередной выпад. В наступившей тишине ночь мгновенно наполнилась неторопливым цоканьем лошадиных копыт и равномерным поскрипыванием.

"Грунтовый участок объездной дороги остался позади, — смекнул слуга, — значит, до цели путешествия уже не далеко".

Пройдя под аркой, карета сделала крутой поворот и, слегка подпрыгнув, скользнула в ближайший переулок. Захрустел сухой гравий.

В какой-то момент ветерок качнул неплотно задёрнутую занавеску, и лунный свет упал на руки монарха. Всего мгновение, но Джованни успел заметить несвоевременную дрожь тонких пальцев, сжимавших старый молитвенник.

— Не бойтесь, мой государь, — прошептал слуга, когда карета остановилась, и тут же получил неловкую то ли оплеуху, то ли пощёчину.

— Никогда! Слышишь, никогда… Даже думать не смей, что я могу чего-то бояться, — прошипел Гвидоне и, пихнув дверцу, шагнул в ночную тишину.

Потирая ушибленную щёку, Джованни выждал, пока стихнут шаги, и тихонечко захихикал:

— Трусливый паяц. Без моих подначек ты бы тут ещё долго дрожал. Господи, храни Италию, за что нам всё это?!

Чем дальше император отходил от кареты, тем стремительнее таяла его уверенность: храбриться в одиночестве почему-то не получалось. Луна, как назло, скрылась за облаками, и контур входной двери, к которой он направлялся, теперь едва читался.

Положив вспотевшую ладонь на прохладную чугунную ручку, Гвидоне несколько минут простоял в нерешительности. Попробовал припомнить хоть какую-нибудь молитву, но мысли прятались, и в голове роились одни проклятия. Впрочем, именно они и подстегнули государя переступить порог.

— Я пришёл, — громко произнёс император, оглядываясь по сторонам.

Помещение напоминало его охотничий домик. Несколько свечей под потолком, стены завешаны звериными шкурами, в воздухе — аромат горных трав. Даже камин занимал своё привычное место, но сегодня никто не удосужился развести огонь.

— Не шуми, — донеслось из дальнего угла, куда не пробивался свет. — Государь… всегда заставляет себя ждать?

Гвидоне резко повернулся на голос, но тьма надёжно скрывала его собеседника, который продолжил:

— У нас мало времени — не будем его терять. Задвинь засов и подойди поближе.

Император опустил щеколду, но остался недвижим:

— Сперва назови себя. Кто ты?

— А тебе не донесли? — удивился голос.

— Донесли. Ты — севильская ведьма. Дьявол во плоти. Но я не верю в эту чушь.

— Разве? Тогда зачем тебе молитвослов? Впрочем, он меня не беспокоит.

Гвидоне тихо выругался, убирая книгу в карман.

— Так кто ты? — произнёс он уже несколько спокойнее.

— Меня зовут Лаура. Я — та, кто ведает. Та, кто знает. И очень жаль, что люди относят знания к проявлению Сатаны.

— И ты сможешь мне помочь?

— Попробую. Но если будешь стоять у дверей, то…

— Ладно, — согласился император, делая первые шаги. — Ты знаешь о моей беде?

— Знаю, но у меня есть несколько вопросов. И от того, что услышу, будет многое зависеть. Давно у государя начались проблемы с женщинами?

— Нет… Да… Не совсем, — зачастил Гвидоне стараясь побыстрее разделаться с неприятными подробностями. — Пять… Да, — пять лет назад, когда супруга умерла во время… во время родов… Она подарила мне второго сына, но… С тех пор я… Мужская сила оставила меня с тех пор.

— А что же лекари?

— Лекари? Старые прохиндеи. Никогда не признают своей… своей беспомощности, но продолжают пророчить выздоровление. Священный огонь очистил их души.

— Неразумно… впрочем, это их судьба. Но почему вопрос мужской силы так беспокоит императора? У него уже есть сыновья, которые продолжат род и в своё время займут престол. Разве бесконечные войны и пьяные пирушки не способны утешить мятежный дух?

— Не вижу причин перед тобой оправдываться, — бросил Гвидоне.

— И не надо. Но может дело в том, что государь слишком любил женщин?..

— А если и так?

-…И продолжал их любить, несмотря на свои клятвы в верности. Даже когда супруга пыталась его умолять… А затем хотела покончить с жизнью. Когда…

— Довольно! — рявкнул государь, бросившись в тёмный угол. Но его руки схватили лишь воздух, и император замер, растеряно озираясь.

— Я не хочу тебя унизить, и раскаяния не нужны, — продолжала Лаура. Теперь казалось, что её голос исходит отовсюду. — Всего лишь понять причину твоих бед. Но если император не готов…

— Нет, я готов! Чего ты хочешь? — выдохнул Гвидо, чувствуя, что может упустить свой последний шанс. — Назови любую цену, только помоги.

— Золото меня не интересует.

— Но что тогда? Душу?

— О нет. В эту ерунду я не верю. Но…

— Любую волю твою исполню. Как свою.

— Хорошо. Это предложение можно принять, но... помни о данном слове.

В камине вспыхнуло пламя, и его отблески окрасили комнату багрянцем.

— А теперь подойди и, веря в исцеление, испей чашу с благотворным напитком.

Золотой кубок, казалось, парил над огнём. Гвидоне вцепился в драгоценный металл и, забыв про осторожность, одним махом проглотил содержимое.

— Что теперь? — спросил он, утирая липкие губы.

— Жди-и-и… — прошептал голос и умолк.

"Должно быть скоро рассвет, — размышлял император, развалившись на звериных шкурах у самого камина. — Нельзя допустить, что бы утро застало меня здесь, но как быть с колдуньей?"

В который раз ему захотелось позвать затаившуюся ведьму и потребовать объяснений, но стоило набрать воздуха в грудь, как намерение расплывалось тягучим безволием. Ощущение было столь непривычным, что государь подобно ребёнку то и дело посмеивался над собственной беспомощностью.

Пошевелив паленья, Гвидо откинулся на спину и, закрыв глаза, попробовал сосредоточиться на своей проблеме. Увы, но ничего не менялось — он оставался всё так же беспомощен, как и до эксперимента с напитком.

Несколько раз себя ощупав, император размашисто зевнул и уже подумывал вздремнуть, когда лёгкий шорох заставил повременить с Морфеем. Приподняв веки, он словно сквозь сон увидел лицо склонившейся над ним синьорины. Та улыбнулась и государь, сам не понимая почему, улыбнулся в ответ.

Несколько минут они молча смотрели друг другу в глаза, и тут Гвидоне почувствовал столь долгожданное и отчасти уже позабытое напряжение. В то же мгновение он притянул девушку к себе и, хрипя от нетерпения, принялся срывать с неё одежды.

***

С тех пор прошло немало лет. Первое время казалось, что государя буквально подменили, настолько чутким и отзывчивым он стал, но постепенно жизнь вошла в привычное русло. Повседневные заботы и развлечения сменяли друг друга. Император, сам того не желая, позабыл о чудесном исцелении.

Гвидоне так бы и дожил свою развесёлую жизнь, не вспомнив о Лауре, но... Со временем вельможи прознали, к кому наведываются их супружницы, и решили отравить престарелого ловеласа. К несчастью ли, а может к радости, но получилось, что яд достался сыновьям самодержца и те скоропостижно скончались.

Отгремели похороны, минули поминки, догорели на кострах предатели вместе со своими болтливыми жёнами. А государю пришлось по-новому взглянуть на свою, теперь уже бездетную, жизнь и впервые озаботиться вопросом наследования. От заграничных принцесс, сами понимаете почему, отбою не было, то с одной познакомится, то с другой, да вот незадача: как он ни старался, а ребёночка завести всё не получалось. "Эх, Джованни, не судьба. Видимо, я уже совсем стар стал. Хвост стоит, да земля не родит", — жаловался он верному слуге в минуты отчаяния, и великая Италия в его лице уходила в запой.

На этот раз Гвидоне обнаружил себя в парке. Ощущения по телу и сознанию были привычны, вот только солнце, зависшее в зените, казалось особенно мерзким. Вставать не хотелось, но полуденная жара и невыносимая жажда заставили его подняться.

Отряхнув с одежды кусочки земли, император медленно облизнул сухие губы, — ощущение оказалось не из приятных. Тогда он попробовал сплюнуть липкую гадость, обволакивающую язык, но и плевка не получилось, — слюна тягучей соплёй повисла на кончике языка и, неловко качнувшись, размазалась по подбородку.

— Будь проклят этот мир — пробурчал государь, утираясь заляпанным рукавом парадного камзола. — Джованни, сукин сын, опять не дотащил меня до кровати? Вот только попадись. Слышишь, мерзавец?

Ответа не последовало, но зато, прислушиваясь, Гвидо уловил вожделенное журчание. Самого источника видно не было и, распугивая вездесущую живность, он побрёл на звук.

Небольшой фонтанчик, коих в парке было достаточно, встретил долгожданной прохладой. Разогнав лягушек, самодержец пригубил зеленоватую воду и, сочтя её вполне сносной, припал к живительной влаге, когда…

— Слава великому императору.

Слова прозвучали столь неожиданно, что государь хватанул лишку и закашлялся. Обернувшись же, он увидел незнакомую даму, неспешно выходящую из-за деревьев.

— Слава великому Гвидоне, — повторила она, склонившись в поклоне.

— Слава, слава. Мне всегда слава, — буркнул государь. — Ты кто такая?

— Меня зовут Лаура, — ответила та и замерла, словно чего-то ожидая.

— Новая служанка, что ли?

— О нет, — улыбнулась женщина. — Не так много лет прошло... Неужели повелитель позабыл ту, что ведает? Ту, что в своё время помогла справиться с недугом и вернуть былую уверенность?

Император наморщил лоб, придирчиво оглядел собеседницу, и вдруг его лицо просияло:

— Так это ты?! — выдохнул он, пытаясь привести в порядок всклокоченные волосы. — Та девушка… Севильская ведьма.

— Опять это слово — вздохнула Лаура.

— Ну да, ведьма, — продолжал Гвидоне, воодушевлённый нахлынувшими воспоминаниями. — Никто не мог мне тогда помочь, и только ты… ты… — Государь остановился на полуслове с недоверием посмотрев на женщину. — Погоди, но почему я о тебе не вспомнил, когда навалилась новая беда? Ты ведь всё знаешь? Сможешь мне помочь?

— Знаю. Ведь я — та, кто ведает, — ответила дама, умалчивая о части вопроса. — Я не могла придти раньше. На то были свои причины. Но сегодня…

— Так ты мне поможешь? — нетерпеливо перебил император.

— Возможно… — улыбнулась Лаура. — Но государь помнит данное им слово?

— Слово? — удивился Гвидоне. — Ах, да. Но ты ведь так ничего и не попросила. Если сделаешь так, что б у меня появился наследник, можешь просить всё что угодно. Хоть половину империи.

— Хорошо. Без наследника ты не останешься, — кивнула ведьма и, чуть повернув голову, выкрикнула: — Франческа, подойди сюда.

Осторожно ступая промеж корней, из-за деревьев вышла молодая девушка и, поклонившись, остановилась напротив.

— Это наша дочь, о великий, — произнесла Лаура, словно оглашая приговор. — А воля… Я желаю, что бы она стала императрицей Италии, как прямая наследница его величества.

— Моя дочь? — Переспросил император и непроизвольно попятился. — Этого не может быть. Этого… Это…

— Посмотри ей в глаза, разве ты не узнаёшь свою кровь?

— Старая ведьма, — взвизгнул Гвидоне и чуть не подскочил, упёршись спиной в поребрик фонтана. — У императора не может быть детей от какой-то простолюдинки. Это же позор на всю Италию. А престол? Девчонка не может встать во главе государства. И думать не смей.

— Такова моя воля, — заговорила Лаура, медленно приближаясь, — а его величество должен держать данное им слово. Или он забыл…

В эту минуту, продираясь сквозь кусты, на поляну выбежало несколько стражников, а за ними запыхавшийся Джованни.

— У вас всё нормально, вашес-ство? — выпалил он, пытаясь перевести дух. — Я слышал, вы меня звали и вот…

— Где ты был раньше? — рявкнул Гвидоне, обретая былую уверенность. — Взять эту ведьму! Немедленно!

Повинуясь приказу, солдаты подступили ближе и встали, держа оружие наготове.

— Вот значит как?! — ощерилась Лаура. — Это и есть твоя награда? Тогда будь проклят! А присутствующие здесь станут свидетелями твоего бесчестия.

— Какого бесчестия? — усмехнулся император, подходя к ней вплотную. — Никакого бесчестия я не помню. Но ты… Ты получишь свою награду!

С этими словами государь выхватил меч из рук ближайшего стражника и, вложив в удар все свои старческие силы, пронзил несчастную.

— Джованни, держи вторую девчонку, — бросил он через плечо.

— Какую девчонку? — переспросил слуга в недоумении.

— Как какую? Вот эту…

Император обернулся, ища глазами наследницу, но той и след простыл. Лишь примятая трава напоминала о её недавнем присутствии.

***

— Вот так всё и закончилось, — вздохнул Джованни, перекатывая из стороны в сторону пустую бутылку. — Жаль, конечно, старую ведьму, но… сколько их в те годы на кострах погорело.

— Погоди-ка… это что и конец? А как же Гвидоне? А дочка?

— Гвидоне? Умер он через месяц. От неведомой болезни. Сам я в названиях не силён, только рассказывают, что захворал его "петушок" от постоянного распутства, да и хозяина за собой потянул.

— А дочка?

— А вот за дочку говорить не буду. Я же её не видел. Так что даже не знаю, была ли она, али нет. Мало ли что запойному государю могло привидится. Но сдаётся мне, эта история ещё не окончена.