Осенняя жизнь

Каждое утро Виталий начинал с изучения термометра, висевшего за окном, в надежде увидеть, как сбывается прогноз синоптиков. Метеорологи обещали, что жара — самая обычная, не аномальная, но для него и она была тяжким бременем — растает без следа, едва только начнётся осень. Но летний зной не спешил уступать место прохладе, несмотря на то, что красная рамочка на календаре отсчитала уже целых четыре дня сентября.

Вот и этим утром столбик термометра упрямо полз к двадцатипятиградусной отметке.

Виталий вздохнул и отвернулся от окна. Мрачно покосившись на полку с лекарствами, мужчина покачал головой. В такую жару надо жить у кардиолога. Иначе — никаких гарантий. Хотя… и врачи ведь всего лишь люди. С того света не вытащат, если пробьёт его час.

Хорошо хоть, сегодня не нужно выходить на улицу.

Тяжело ступая, он прошёл в гостиную, и сел в кресло, стоявшее у окна. Взял в руки пульт от телевизора. Толстый указательный палец навис над кнопками выбора канала, замер на миг… а затем рука разжалась, и пульт с глухим стуком упал на ковёр.

Надоело.

Всё.

Без исключения.

Виталий откинул голову назад, закрыл глаза.

Лекарства, диеты, осторожные прогулки — потихоньку и с остановками.

Регулярные визиты к врачам.

Ощущение собственного бессилия. Особенно — летом.

Это — жизнь?

Но он, Виталий, всё равно не готов отказаться от завтрашнего дня. Страшно. Пусть этот новый кусок существования будет кастрированным, как и его предшественники; пусть не принесёт радости; пусть вечером опять захочется завыть, глядя сквозь оконное стекло на уличный фонарь, освещающий кусочек мира, когда-то целиком принадлежавшего ему… пусть.

Ведь это значит быть.

Но как же хочется — жить!

Может быть, осень всё же скоро наступит?..

На пухлых губах Виталия промелькнула слабая улыбка. Ему нравилась осень.

Время, когда воздух становится прозрачен и чист, а выгоревшее и выбеленное пылью небо, умытое невесомыми струями ещё по-летнему тёплых дождей, возвращает себе прежнюю глубину и цвет.

Время, когда на возрождение неба откликается земля, красавицей-невестой отражаясь в высоком женихе богатством своего праздничного убора: пылающей листвой клёнов, мягким золотом берёз, гордой зеленью сосен и елей. В знак свадебного уговора она принимает в себя частичку неба, вбирая её озёрами и реками, и хранит бережно, прогоняя прочь шаловливые ветерки, норовящие состарить водную гладь морщинами волн.

Время, когда тело жадно вдыхает ставший таким вкусным воздух, а душа пьёт его хрустальную прозрачность и готовится к новым полётам, расправляя крылья, ссохшиеся за время летнего зноя.

Гулко хлопнула форточка.

Вздрогнув, Виталий открыл глаза. Посмотрел на вальсирующие по комнате рецепты, а затем бросил взгляд в окно. Над крышами многоэтажек набухала черная грозовая туча. Её налитое силой тело медленно надвигалось на Виталия, зашивая нитями ливня мир за своей спиной.

Мужчина встал, и торопливым шагом направился на кухню. Добравшись, он, чуть повозившись с балконной дверью, не открывавшейся всё лето, распахнул её, и вышел наружу.

Предгрозовая духота окутала его ватным облаком, забилась в нос и горло, разбудила в голове кузнечный цех. Но Виталий, вцепившись в перила, остался стоять. Он закрыл глаза и запрокинул голову, предвкушая, как на лицо упадут первые тяжёлые капли.

Ветер мягко коснулся кожи, пропустил между невидимыми пальцами редеющие пряди волос. Затаился на миг, и тут же упруго ударил человека кулаком — вполсилы, чтобы не зашибить ненароком.

Виталий открыл рот, ловя воздушные потоки. Провёл рукой по нечёсаной шевелюре, и засмеялся. Сначала тихо, а когда новый порыв ветра бросил ему в лицо горсть капель — во весь голос, уже не боясь задохнуться…

Гроза шла над городом.

Её жернова, грохоча, перемалывали удушающую жару, стирали в пыль мутное марево. Гвозди ливня прибивали остатки задержавшегося лета к земле, благодарно запасавшей тепло для семян, дремлющих в её лоне.

Внизу, на балконе, раскинув руки, хохотал человек, славя приход осени.

* * *

Сегодня любовь подсказала Виталию новый маршрут. Рискованный — в любое другое время он ни за что не отправился бы в лесопарк, ставшим таким далёким — но вот уже который день человек принимал советы своего сердца, и ни разу не пожалел об этом.

Это осень привела к нему любовь. Но не сразу.

Сначала поднесла кубок из ломкого льда неожиданных ночных заморозков, до краёв наполненный тягучим, искрящимся воздухом раннего утра. Затем поманила за собой, повела кругом дома — чтобы зажечь глаза поднявшего голову человека рассветными лучами. И, наконец, увела прочь от бетонных тюрем, погрузила в тишину небольшого яблоневого сада на берегу реки, мерно вздыхавшей по ушедшему лету, тянущейся к нему в прошлое тонкими пальцами нежного тумана.

И только тогда из-за старых деревьев, сонно шелестящих увядающей листвой, показалась любовь к жизни. Она неслышно подошла к скамейке, на которой сидел Виталий, и молча присела рядом, прижалась к его плечу.

Он, конечно, узнал любовь, хоть та и сильно изменилась за время их разлуки: стала спокойной, чуть задумчивой, склонной к созерцанию.

Узнал — но не поверил сначала, что это именно она. Молча смотрел, пытаясь разглядеть в ней кого-то другого. А любовь тихо улыбалась и ждала.

Домой они вернулись вместе.

С тех пор Виталий с каждым днём гулял всё дольше и дольше, лишь раз вспомнив, что ещё совсем недавно его собственный шагреневый мирок сжался было до размеров квартала.

И вот сегодня Виталий шёл по лесопарку сбоку от дорожки, с удовольствием зарываясь ботинками в опавшие листья. Утро буднего дня деликатно оставило мужчину один на один с природой, позаботившись и о том, чтобы прочие посетители выбрали для прогулок иные маршруты.

Деревья расступились, Виталий сделал ещё несколько шагов, и остановился на краю склона. Распахнувшийся перед взором мир заворожил человека глубиной и прозрачностью.

Он бывал здесь и раньше — ещё школьником и студентом, но тогда ему было не до того, чтобы останавливаться и смотреть.

Смотреть на волны древесных крон, катящиеся к горизонту. На редкие впадины полянок, умудрившихся сохранить свою весёлую зелень. На вечный союз неба и земли у самого края, доступного глазу.

— Это моё любимое место здесь, — голос прозвучал прямо у него в голове, и оттого Виталий не удивился, услышав его. Он вполне мог принадлежать любви. Если бы, конечно, она вдруг захотела говорить словами, что вряд ли. Зачем они ей? Впрочем, кто её знает. — И твоё тоже?

Постепенно осознавая, что рядом появился кто-то ещё, Виталий повернулся налево.

— Привет, — просто сказала она, и улыбнулась.

Виталий автоматически кивнул головой, мучительно пытаясь сообразить, что же сказать. В последнее время — с тех пор, как пришлось уволиться — он успел отвыкнуть от бесед.

— Тебе здесь нравится? — не отставала она, почему-то решив разговорить его, во что бы то ни стало.

Виталий медленно оглядел незнакомку с головы до ног. Столь невежливое изучение толстушку ничуть не смутило. Она снова улыбнулась, и, склонив голову набок, молча смотрела на него.

— Да, — наконец, сказал он. И на всякий случай добавил: — Нравится.

— Здорово! — обрадовалась она. — А почему я тебя здесь раньше не видела? Я сюда каждый…

И вдруг, наткнувшись на взгляд Виталия, осеклась. Шагнула вперёд, протянула руку к его широкой ладони — но жест так и остался незавершённым.

— Извини, — долетел до слуха Виталия тихий выдох. — Я… пойду. Извини.

Толстушка развернулась и, неожиданно грациозно ступая, медленно пошла прочь.

Виталий смотрел незнакомке вслед, пока она не скрылась за деревьями. Затем повернулся к обрыву.

Волны листвы всё так же катились вперёд и вперёд, не заметив, как две песчинки волею судеб столкнулись, влекомые течением, и тут же снова разлетелись в разные стороны.

Мужчина опустил голову и, внимательно смотря под ноги, сделал шаг к обрыву. А затем ещё один — правой ногой, оставив левую на месте. Подавшись вперёд, Виталий взглянул с обрыва вниз.

Крутой склон был усыпан листьями. Мужчина помнил, что раньше здесь торчали корни и зияли ямы — их каждое лето копали мальчишки, мечтая создать под холмом собственное подземное царство. Он и сам не раз приходил сюда с сапёрной лопаткой, за что потом бывал наказан матерью.

Но сейчас Виталий, как ни старался, не мог ничего разглядеть. Пёстрый ковёр надёжно хранил тайны старого холма.

Мужчина вдруг ощутил острое желание спуститься и проверить-таки — есть там пещерки, или нет? В душе почему-то с каждым ударом сердца крепла уверенность: есть. И если только он не побоится шагнуть вниз, то волшебная страна непременно распахнёт ему свои объятья.

Голова закружилась, в висках застучала кровь. Виталий поспешно отшатнулся, неловко взмахнув руками, его повело в сторону, и мужчина крепко приложился спиной о сосну.

— Нет уж, — прошептал он, восстановив дыхание. — Обойдёмся. Как-нибудь…

Следующим утром Виталий собирался на прогулку, с удивлением понимая, что снова пойдёт в лесопарк. Потому, что ему этого, как ни странно, хочется.

— Привет! — она, казалось, обрадовалась больше, чем удивилась. Смущённо улыбнулась, выжидающе посмотрела на него снизу вверх.

— Привет! — откликнулся он. — Я вчера понял, что ты права. Здесь стоит бывать чаще. Ты когда сюда приходишь?

Её улыбка стала шире, толстушка кивнула, с явным облегчением принимая ответ.

— По-разному. Знаешь, какие здесь красивые рассветы?

— Да и закаты тоже. Ну, раньше были, по крайней мере.

В этот день Виталий заново открыл для себя лесопарк, пройдя, кажется, по всем его дорожкам. К концу совместной прогулки ноги стали ощутимо гудеть, но сердце билось ровно, дышалось по-прежнему легко, и мужчина был счастлив.

"Я ведь ей ничего такого о себе не рассказывал… — недоумевая, рассуждал он по возвращении домой. — Так как же она поняла, что я не могу ходить и ходить без перерыва? И ведь останавливалась каждый раз, словно это было нужно ей…".

Так и не найдя ответа, Виталий пожал плечами, и, чуть застонав от наслаждения, опустился в любимое кресло. Прикрыл глаза, позволив тёплым волнам, пробегающим по телу, взять его в плен.

— Надо же… — пробормотал он, улыбаясь. И задремал.

Вышедшая из-за облаков луна тихо коснулась человека самыми кончиками лучей. Нежный этот свет, тем не менее, безжалостно уничтожил полутона, превратив лицо Виталия в бесстрастную чёрно-белую маску — идеальный инструмент для гадания. Свет — тьма, да — нет, любить — не любить, жить — не жить, не быть — быть…

С того дня Виталий и Алёна проводили вместе всё больше времени. Но он не спешил раскрываться.

Опыт подсказывал, что делать этого не стоит. По крайней мере, так рано. Опыт придирчиво осматривал Алёну при каждой новой встрече, выискивая подтверждения своим подозрениям. Стоило девушке скользнуть взглядом по витрине с модной одеждой, как опыт, ехидно ухмыляясь, шептал на ухо Виталию: "А я предупреждал! Сейчас она молчит, но скоро начнёт вздыхать, потом начнутся намёки… готовься подсчитывать убытки!".

— Давай зайдём! — как-то раз предложила она, потянув Виталия в сторону обувного магазина. Опыт возликовал: наконец-то!

— Ты не подумай, — словно извиняясь, сказала она, — ты мне и так нравишься, очень… но тебе нужны новые осенние туфли. Можно, я тебе немножко помогу? Давай выберем что-нибудь вместе?

Опыт потерянно молчал, не зная, как быть в такой ситуации, и Виталий, оставшись без советчика, кивнул, соглашаясь.

Из магазина они вышли с осенними туфлями и отличными зимними ботинками — тёплыми и удобными. Алёна углядела их в самом углу, и оказалось, что именно эта пара подошла Виталию больше всего.

Шли дни, и когда красная рамочка календаря переползла на середину октября, опыт, наконец, сдался. За это время ему так и не удалось хотя бы раз разгадать мотивы, которые двигали Алёной. Да и её поступки то и дело ставили его в тупик.

"Обходись дальше без меня, — буркнул он Виталию на прощание, — а я — пас. С этой сумасшедшей и сам не заметишь, как чокнешься".

А Виталию порой казалось, что девушка — плод его воображения. Что она существует только в часы их встреч, а всё остальное время ждёт бесплотной тенью его зова. Потому что не может настоящий живой человек понимать другого человека так хорошо, так полно, как это делала Алёна. Виталий и сам далеко не всегда мог объяснить самому себе, откуда берутся его желания — куда уж тут посторонним! Но девушка справлялась.

После нового вечера вдвоём у него дома — язык не поворачивался назвать его очередным — Виталий, проводив девушку до выхода из подъезда, поднялся в квартиру, сел к окну, и задумался.

Во дворе ноябрьский ветер пригласил последние листья на танец — романтику хотелось напоследок подарить им праздник. Он весело подхватил прозрачными ладонями жалкие бурые клочки, секунду назад безнадёжно висевшие на ветвях, и закружил между деревьями. А потом поднял листья над крышами, и мир раскрылся перед ними шкатулкой, наполненной сверкающими искрами драгоценных камней.

Ещё несколько па, и ветер, обернувшись вдруг рачительным хозяином, понёс листья прочь, к яблоневому саду, по пути громким шёпотом рассказывая пассажирам о долгой зимней стуже, сверкающих снежинках, и молодых ростках, которые пробьются наверх благодаря старым, уставшим листьям.

Ветер спел колыбельную, убаюкивая свою ношу, и под конец бережно опустил её к ногам старых яблонь.

А Виталий всё сидел у окна. Он успел разобраться в себе и кое-что понять. Успел верно истолковать, что значат жар в груди при звуках Алёниного голоса и мучительный паралич, сковывающий тело в моменты расставания, не дающий повернуться и уйти. Успел сказать сам себе то единственное слово, которое объясняло всё…

Но что с этим делать, он не знал.

Разумом Виталий понимал: нужно уходить. Как можно скорее и решительнее.

Он всё равно не сможет дать Алёне того, что хочет каждая женщина. Подставить надёжное — и долговечное — плечо, вместе создать настоящую семью. Мужчина? Ха! Дотлевающий уголёк по имени "Как-бы-чего-не-вышло". Прогулка черепашьим шагом с остановками — его потолок. О чём говорить?

Не о чем.

Если он не может сделать её счастливой, то и сам не будет счастлив. Ловить неосторожно брошенный жалостливый взгляд? Чувствовать себя обузой, несмотря на все заверения, какими бы искренними они ни казались?

Нет уж, спасибо.

Нет смысла лезть из кожи вон ради такого будущего. Верный способ разрушить жизнь Алёне и самому раньше срока лечь в гроб.

"Вы должны избегать эмоциональных стрессов, — прозвучали в голове слова кардиолога, — Каждый из них — это несколько дней вашей жизни. А если вовремя не помочь…".

Да. Надо уходить.

Принятое решение отозвалось в груди саднящей болью.

Ничего, пройдёт. Надо выпить успокоительного, лечь, заснуть, а утром всё будет… нормально.

Виталий тяжело встал, с удивлением ощутив в теле давно позабытое бессилие.

Не зажигая свет, вышел в коридор.

Трель дверного звонка остановила его на полпути на кухню.

Едва взглянув в глазок, Виталий распахнул дверь.

На пороге стояла Алёна — запыхавшаяся, с растрёпанной причёской.

— Я люблю тебя!

* * *

В последний ноябрьский вечер Виталий попробовал вспомнить, как же они с Алёной провели предыдущие недели полторы.

Но перед внутренним взором мелькали только разрозненные моменты, яркими цветками фейерверка вспыхивавшие в колдовском тумане счастья, поглотившем человека.

Вот она кружится на дорожке в том самом лесопарке, раскинув руки. Короткие — едва достают до плеч — рыжие волосы ярким венчиком поднялись в воздух, частичками ясного осеннего неба сияют глаза, зимней свежестью сверкает улыбка, и звенит в ушах музыка её счастливого смеха. Алёна останавливается, протягивает к нему руки, он делает шаг навстречу...

Вот они сидят в каком-то небольшом ресторане. Где? Виталий не может вспомнить, да он, если честно, и не старается, как следует. Алёна смотрит на него поверх бокала с шампанским. За стеклом играют в догонялки пузырьки, но весь их блеск, вся живость и очарование — лишь бледная тень искорок в её глазах. Виталий смотрит в них, и вся Вселенная летит ему навстречу, звёзды окружают человека, и чистым хрусталём звучит их тихая вечная песня. В унисон ей раздаётся звон бокалов, Алёна подаётся к Виталию...

Вот они сидят на спектакле. Показывают что-то о любви. Кажется, Виталий раньше его уже видел. Но теперь, с Алёной, всё воспринимается иначе. Словно через её пальцы, которые сжимает его ладонь, соединяются души, раскрывая людям глаза на истинную красоту той жизни, которая только-только начинается. На сцене герой признаётся в своих чувствах, а они с Алёной переглядываются, и им вдруг становится смешно. "Лучше бы нас пустили туда, под огни!" — безмолвно говорят они друг другу...

Виталий лежал на своём стареньком диване, обнимая посапывающую Алёну, и, очнувшись от воспоминаний, смотрел в окно. Старательно дышал, пытаясь унять сердце до того, как оно проломит рёбра. Ничего, ничего, скоро должно подействовать лекарство, и тогда всё снова станет просто замечательно. Обязательно. Иначе нельзя.

Виталию было страшно. Не за себя. И не за неё. Страшно за них. За их волшебство, засиявшее в ночи волшебным разноцветным фонарём — он не должен, не может осыпаться тусклыми, бессильными осколками…

С другой стороны окна за Виталием с грустной улыбкой наблюдала осень. В последние дни человек всё больше напоминал ей автомобиль — безумную повозку, каждый день убивающую сотни людей. Мужчина мчался всё быстрее и быстрее.

Любовь, которую осень вернула Виталию, когда-то спасла его. Согрела, указав дорогу, по которой можно идти и идти, от души благодаря мир за каждый прожитый день. Но потом любовь свернула с безопасного пути — она, как всегда, забыла про правила. Не могла иначе.

Мужчина улыбнулся.

"Сколько там осталось до первого марта? — в который уже раз начал считать он. На этот день они наметили свадьбу. Дата пришла как-то сама собой, без долгих обсуждений. И всего за неделю Виталий привык вести обратный отсчёт. Уменьшающееся число с каждый днём делало его всё счастливее.

Сердце всё не унималось.

Виталий поморщился, чуть изменил положение, и тут же замер, прислушавшись. Алёна спала по-прежнему безмятежно, её ресницы чуть трепетали.

"Интересно, что ей снится? Может, свадьба?.. вот сегодня осень закончится… ура, покойся с миром, осень!.. ещё один день долой! Всего девяносто останется… скорей бы!.. Новый год, каникулы… съездим куда-нибудь… и уже февраль…".

Виталий унёсся в мечтах к марту, легко оставив за спиной отжившую своё осень, и ещё только вступившую на порог зиму. Эх, и почему нельзя заставить время бежать быстрее… ну да ладно, ничего, доживём. Сейчас тоже ведь хорошо…

За стеной раздался бой кремлёвских курантов — сосед, военный пенсионер и большой оригинал, и сегодня не изменил своей традиции, отмечая наступление нового дня.

Виталий закинул правую руку за голову, улыбнулся. Ну вот, если первое декабря не считать, то осталось всего восемьдесят девять дней. Он улыбнулся, наслаждаясь приятной тяжестью алёниной головы на левой стороне груди. "Самая лучшая подушка", — пробормотала любимая, устраиваясь поудобней.

Как же это здорово — жить! Оказывается, он может всё. Пусть с оглядкой, с подстраховкой, но всё!

Виталий представил себе лицо кардиолога, когда он расскажет ему, чем занимался эти недели, и заулыбался ещё шире. Тут же захотелось поделиться с Алёной, но мужчина сдержался.

Алёна, солнышко нечаянное… он ощутил, как любовь переполняет его, заставляя голову кружиться от счастья. Где-то вдалеке послышался венчальный колокольный звон. Он набирал силу, заполняя собой весь мир, и вдруг оборвался на высокой ноте.

Виталий глубоко вздохнул, застыл на миг, а затем, всё ещё улыбаясь, упокоено вытянулся на диване.