Разум когда-нибудь победит

Вначале появился какой-то странно знакомый звук: как будто неподалёку кто-то то ли капает, то ли скребёт. Потом появилось осознание того, что голова буквально раскалывается, а следом за этой мыслью в глаза ударил яркий свет. И, наконец, окружающее пространство наполнил ужасно противный писк, настойчиво требующий немедленного пробуждения.

Герман Семёнович с трудом раскрыл веки, заслонился рукой от заглядывающего в окно солнца и попытался выключить будильник, что получилось у него не сразу.

— Шрёдя, брысь! — прикрикнул на кота старик, но тот даже ухом не пошевелил и продолжил доставать из тапка одну из многих своих игрушек.

Махнув на кота рукой, Герман Семёнович опустил ноги на пол и, протерев глаза, потянулся, пытаясь взбодриться. У него это не получилось, и он, накинув на плечи халат, поплёлся босиком на кухню. Тапок с игрушкой старик решил оставить коту, а второй он просто не нашёл. Однако всё это сейчас мало волновало Германа Семёновича. Единственное, что ему требовалось в данный момент — это чашка горячего кофе.

Профессор очень не любил утро. Точнее он не любил рано вставать, и для него утренний подъём был ужасным испытанием. Но в институт ходить надо — вот и приходилось ежедневно бороться со своей сонливостью.

Как только Герман Семёнович появился на кухне, из-за угла выбежал кот и настойчиво потребовал немедленно покормить его. Кинув коту небольшой кусочек мяса, профессор улыбнулся и стал с умилением наблюдать за своим любимцем. Герман Семёнович отлично помнил тот день, когда у дверей института он нашёл маленького котёнка. Забрав его к себе домой, профессор хорошенько вымыл гостя и накормил его. Через несколько дней старик понял, что не сможет расстаться с котёнком и решил оставить его себе. Несмотря на шальной характер питомца Герман Семёнович ни разу не пожалел о своём выборе. Своего нового друга профессор назвал в честь великого Шрёдингера — очень популярного художника, в работах которого нереальность и стихийность гармонично сочетается с умиротворяющей беспечностью.

Из задумчивости старика вырвал звук разбивающегося горшка с цветком, сразу после которого последовало ворчливое мяуканье. Герман Семёнович заглянул в зал и успел заметить мелькнувший силуэт виновника произошедшего, который скрылся за диваном.

— Ну, Шрёдя, ты у меня сейчас получишь!

Профессор вернулся на кухню с твёрдым намерением справедливо наказать кота, но от увиденного остолбенел. Шрёдингер уже доел положенный ему кусок мяса и, решив, что ему мало, забрался на стол и стал лапой выковыривать себе добавку. Заметив хозяина, он застыл, что-то мяукнул и в буквальном смысле растворился в воздухе.

Дело в том, что кот Шрёдингер обладал необычным свойством: он мог одновременно находиться в разных местах, появляясь из ниоткуда и исчезая в никуда. Собственно этим свойством кот и завоевал внимание профессора. Герман Семёнович долго пытался выяснить у коллег проводил ли кто-нибудь из них опыты над животным, но признаний ни от кого так и не получил. Исследования странного феномена тоже не дали никакого результата — учёный даже не смог определить радиус действия загадочной особенности Шрёдингера.

Герман Семёнович выругался себе под нос, взял веник и убрался в зале. После этого он наконец-то сварил себе кофе, но, вопреки всем ожиданиям, остался им недоволен. Решив, что утро у него не задалось, старик умылся, оделся и вышел из дому. На дворе стоял сентябрь месяц, и погода стала изменяться не в лучшую сторону. Пожалев о том, что не взял куртку, профессор побрёл на работу.

Его путь пролегал через стадион, на котором часто можно было увидеть кого-нибудь из сотрудников института. Но чаще других на стадионе появлялись два брата-близнеца, за которыми очень любил подсматривать Герман Семёнович. Вот и сейчас, несмотря на то, что опаздывал, профессор остановился и, сложив руки на груди, стал с улыбкой наблюдать за своими коллегами.

А коллеги были необычными. Дело в том, что на первый взгляд их можно принять за отца с сыном: одному из них на вид чуть больше тридцати, а другому — все пятьдесят. Из-за этого братья иногда и попадают в различные нелепые ситуации. А почему так произошло, никто с уверенностью сказать не может. Хотя "младший" утверждает, что во всём виноваты инопланетяне, которые забрали его в детстве из дому и заставили путешествовать с ними по всей вселенной. Естественно ему никто не верит, но некоторые твердят что-то о скорости света и специальной теории относительности.

Каждое утро братья приходят на стадион для пробежки. Вот только странная она у них, эта утренняя пробежка. "Младший" каждый раз подходит к старту, готовится и ... стоит на месте. Он никак не может начать бегать. Говорит, что не знает как это сделать и поясняет: для того, чтобы пробежать круг, вначале надо пробежать полкруга, а для этого необходимо пробежать четверть круга и т.д. Вот и не получается у него сделать первый шаг, потому что для этого ему вначале надо сделать полшага.

"Старший" же успешно бегает, но не один. Он каждый раз берёт с собой на стадион черепаху, пускает её вперёд, ждёт некоторое время и пытается догнать её, но безуспешно. Бегает то он явно быстрее черепахи, однако, пока учёный добегает до места, где она была, черепаха успевает продвинуться вперёд на некоторое расстояние. Учёный пробегает и это расстояние — черепаха снова впереди. И так носятся они вдвоём по стадиону, пока не устанут.

Герман Семёнович покачал головой, очередной раз подивился чудаковатости близнецов и направился к проходной.

Там его встретил Максвелл — один из трёх братьев-"демонов". Эти были ещё более странными, чем близнецы. Во-первых, у всех троих на голове росли рога, а из штанов торчал хвост. Собственно, поэтому братьев и прозвали "демонами". Во-вторых, у каждого из них ужасный характер, из-за которого мало кто общается с братьями.

Старший, Лаплас, работает в институте библиотекарем. Очень любит читать книги, журналы, брошюры. Словом, всё, что попадётся ему на глаза. И, естественно, считает себя умнее всех остальных. Вечно спорит со всеми и, что самое обидное, в конце концов, доказывает свою правоту. Раньше он очень любил играть в покер, но разлюбил. Говорит, что слишком предсказуемая игра.

Средний, Дарвин, сидит в отделе кадров. Строгий мужчина, очень серьёзный. К делу подходит ответственно, даже слишком. Многих лоботрясов из института из-за него выгнали. Однако и много смышлёных сотрудников благодаря ему появилось. Человек он нелюдимый и необщительный, но начальство его любит и ценит.

Максвелл же в должности охранника числится. Раньше на фабрике какой-то работал, мелкие детали от крупных отделял, но потом его братья в институт устроили. Неприятный он тип, хитрый. Любит людей между собой ссорить, драки иногда провоцирует, а сам в сторонке потом наблюдает.

— Привет! — бросил на ходу охраннику Герман Семёнович и, завернув за ближайший угол, поднялся наверх.

Лаборатория у учёного была небольшая, но достаточно просторная для работы. По крайней мере, профессор никогда на помещение не жаловался. Здесь можно найти множество различных приборов, всяких колбочек, всевозможных стендов для проведения опытов и целую гору разобранной аппаратуры. Словом, лаборатория профессора представляет собой обычное рабочее место сотрудника исследовательского института.

Зайдя в помещение, Герман Семёнович сразу направился в дальний конец комнаты, где находится небольшая установка, надёжно прикреплённая к столу. Он внимательно осмотрел её, убедился, что всё в порядке и включил. Установка представляет собой полую камеру, одна из стен которой отсутствует. В центре камеры генерируется какое-нибудь голографическое изображение, которое способно перемещаться в пространстве. Если к этому изображению поднести руку и попытаться прикоснуться к нему, то рука почувствует странное ощущение, которое можно интерпретировать как признак осязаемости голограммы.

Профессор уже давно работает над идеей создания сенсорных голограмм, чувствительных к прикосновениям. Руководство института дало поручение учёному разработать проект установки, с помощью которой можно будет реализовывать эксперименты различной степени сложности. Например, захотелось какому-нибудь молодому дарованию провести исследования, которые в обычных условиях осуществить невозможно. Тогда это дарование может воспользоваться разработкой Германа Семёновича и с лёгкостью осуществить свои эксперименты. Проект назвали "Мысль".

Как только профессор получил это задание, он принялся за разработку специального шлема, позволяющего мысленно смоделировать необходимый экспериментатору мир с требуемыми исходными данными и провести в этом мире желаемые исследования. Идею такого аппарата подсказал Герману Семёновичу его сын Витя, который периодически помогал отцу в работе над проектом. В благодарность Герман Семёнович решил назвать устройство в честь сына, то есть "ВИКТОР". Фактически шлем это перемычка, соединяющая реальный мир с иллюзорным, а точнее обеспечивающая пользователю контакт с его миром грёз.

Однако произошла трагедия — умер Виктор, и Герман Семёнович отказался продолжить работу над шлемом. Вместо этого он переключился на создание сенсорных голограмм, программируемых пользователем с необходимыми ему начальными параметрами. Движение реальных предметов в проектируемой установке фиксируется с помощью специальных датчиков и видеокамер, а осязаемость голограмм моделируется ультразвуковыми волнами, воздействующих на экспериментатора или приборы, помещённые в установку.

Поглощённый своей работой, Герман Семёнович вначале не обратил внимания на шорох, доносящийся со стороны двери. Но вскоре раздался звук разбивающегося стекла возле стола у окна, и профессор, приподнявшись, попытался разглядеть, что же там произошло. Велико было его удивление, когда он увидел своего кота Шрёдингера, беззаботно прохаживающего среди нагромождения колбочек и мензурок. Тут учёный услышал и шум у двери. Герман Семёнович выглянул из-за стенда, и его вниманию предстала картина вывернутой урны и кота, увлечённо гоняющего по полу какую-то металлическую деталь. Пока профессор дивился визиту своего любимца, третий кот тихонечко подкрался к установке и стал пытаться лапой поддеть прыгающую голограмму шарика.

— Шрёдя, засранец, пошёл вон! — вначале Герман Семёнович прогнал кота от установки и направился уже к столу, но Шрёдингер не стал дожидаться хозяина и спрыгнул вниз, опрокинув при этом ещё несколько колбочек. При этом шум со стороны вывернутой урны прекратился.

— Шрёдя, ты где? А ну, покажись мне! — произнёс Герман Семёнович, заглядывая под стенды и столы. — Ты куда пропал?

В поисках кота профессор выглянул в коридор и налетел на своего коллегу, молодого парня, работающего в соседней лаборатории.

— Ты кота моего не видел? — вместо приветствия поинтересовался Герман Семёнович.

— А что, ты снова его в институт привёл? — ответил вопросом сосед, откусывая кусок от большого бутерброда.

— В том-то и дело, что нет, пожал плечами профессор. — Он как-то сам сюда пробрался: то ли за мной шёл, то ли научился на большие расстояния перемещаться.

Во время разговора Герман Семёнович всё время поглядывал по сторонам, ища своего кота, но того словно след простыл.

— Семёныч, а помнишь, я тебе фокус с монеткой показывал?

Профессор пристально взглянул на своего коллегу.

— Знаю я этот фокус, Василий. Ты мне его уже раз сто показывал. В печёнках он у меня уже сидит.

Суть фокуса состоит в том, что сколько бы раз Вася не подкидывал монетку, — она всегда падает решкой вверх. Секрет фокуса знал только Василий, но ни с кем делиться им он не собирался.

— Так я, Семёныч, тебе другой показать хочу. С бутербродом, — парень откусил ещё один кусок и продолжил: — "закон бутерброда" знаешь? Ну, что он всегда маслом вниз падает? — Герман Семёнович кивнул. — Так я тебе его сейчас опровергну.

С этими словами Василий подкинул недоеденный бутерброд и, вместе с профессором, проследил его падение.

— Вуаля! — парень с довольной улыбкой протянул руки вперёд, указывая на бутерброд. — Маслом кверху.

— Ерунда, ¬¬— махнул рукой Герман Семёнович, — тот же фокус с монеткой. Не интересно — всё равно ты секрет не раскроешь.

Тут вдруг возле бутерброда появился Шрёдингер и стал обнюхивать свою находку. Василий уставился на него и о чём-то задумался, а Герман Семёнович без лишних слов накинулся на кота настолько стремительно, что тот даже среагировать не успел.

— Ну что, Шрёдя, попался! Пошли в лабораторию, нечего по институту шататься.

Профессор уже было направился к себе, но Василий его окликнул:

— Погоди, Семёныч. Ты куда кота понёс?

— Ошейник на него одену, чтобы не пропадал больше. А тебе то что, волнуешься за него?

— Да нет, — парень взлохматил свою и без того неряшливую причёску, мыслишка у меня созрела. Давай мы на Шрёдингере опыт небольшой поставим. Безобидный.

— Ты что это задумал, живодёр?!

— Да не бойся ты, всё нормально будет. С котом ничего не случится, — успокоил профессора Василий и поднял с пола бутерброд. — Вот смотри. С одной стороны мы имеем "закон бутерброда". А с другой — "закон кошки", которая всегда приземляется на лапы. Так мы сейчас с тобой проверим, какой из этих законов сильнее.

Пока Герман Семёнович обдумывал слова Васи, тот сбегал к себе в лабораторию и вернулся с верёвкой в руках и новым бутербродом. Забрав из рук профессора кота, Василий привязал ему на спину бутерброд маслом вверх и подкинул Шрёдингера.

Как и ожидал Герман Семёнович, его любимец стал приземляться лапами вниз. Однако у самого пола кот вдруг завис и стал медленно поворачиваться набок вначале в одну сторону, а потом в другую на подобии маятника. Постепенно колебания стали происходить с большей скоростью пока Шрёдингер не совершил полный оборот. После этого кот с привязанным бутербродом стал вращаться вокруг своей оси, набирая при этом скорость. В конце концов, Шрёдингеру надоел этот глупый опыт, и он, ворчливо мяукнув, испарился. Бутерброд же, продолжая вращаться, упал на пол маслом вниз.

— Балбес! — Герман Семёнович дал своему коллеге смачного подзатыльника. — Ну и где мне теперь его искать!?

— Ты чего, Семёныч? Я же с научной точки зрения к вопросу бутерброда подошёл, а ты меня ругаешь, — Василий погладил свою незаслуженно наказанную голову и удалился к себе.

Профессор немного постоял на коридоре и уже было решил вернуться в лабораторию, как заметил появившегося из-за угла представительного молодого человека в пиджаке. Звали его Михаил Аркадьевич, и был он одним из помощников директора института. С Германом Семёновичем молодой человек был знаком лично — он курировал проект профессора "Мысль" и не скрывал свою заинтересованность в этом деле. Ему, как и профессору, очень нравилась идея создания шлема, поэтому он всеми силами старался возродить исследования в этой области. Периодически Михаил Аркадьевич захаживал к учёному в лабораторию или наведывался к нему домой проконтролировать ход работы над проектом. По официальной версии. А на самом деле Герман Семёнович очень любил и уважал этого молодого человека и относился к нему как к родному внуку.

— Здравствуйте, профессор! — Михаил Аркадьевич дружелюбно улыбнулся и крепко пожал руку учёному. — Давненько я уже к вам не захаживал.

— Да, Мишка, совсем забыл ты обо мне. — Герман Семёнович нравоучительно покачал головой. — Видать работы у тебя много.

— Ну, не сказать, чтобы много, но свободного времени катастрофически не хватает. Вот, нашёл минутку, чтобы вас навестить.

— Так проходи, коль пришёл, — профессор зашёл в лабораторию, пропустив гостя перед собой. — Чаю будешь? С печеньем.

— Нет, спасибо, — отказался Михаил Аркадьевич и осмотрелся. — А у вас всё также: бедлам и беспорядок. Как там ваши исследования? Небось, скоро порадуете нас всех своей хитрой установкой.

— Боюсь, Мишка, что не скоро. Что-то не хочет она исправно работать, вечно программа у неё сбивается, да и датчики чувствительней поставить надо, — вздохнул учёный.

Молодой человек подошёл к установке, окинул её рассеянным взглядом и, обернувшись, спросил:

— А вы работу над шлемом возродить не хотите?

Герман Семёнович удивлённо посмотрел на гостя, присел на стул и уставился немигающим взглядом на пол.

— Я уже и позабыл о нём... Знаешь, Мишка, я бы с радостью снова к тем исследованиям вернулся, но других дел хватает. С меня уже руководство отчёты о проделанной работе над проектом требует, а у меня ещё ничего не готово.

Михаил Аркадьевич вначале принялся расхаживать по лаборатории широкими шагами, а потом взял стул и сел напротив профессора.

— Так я, Герман Семёнович, всё улажу. С директором поговорю, объясню ему всю ситуацию. Найдём мы с ним выход, поверьте мне. А идею со шлемом забывать не следует. Уж очень у неё потенциал огромный.

— Миша, директор сам настоял на сворачивании каких-либо исследований по данному вопросу. Значит, не понравилась ему эта идея, и я сомневаюсь, что тебе получится разубедить его в обратном. Да и не пойму я никак, чего ты так прицепился к этому шлему?

— Так ведь я вам говорю, что идея эта мне очень нравится. Ведь с ним можно будет многое сделать. Невероятные эксперименты — это, конечно, хорошо. Но его можно будет использовать и в других целях. Например, слепой снова сможет видеть — достаточно запрограммировать шлем на наш мир и разработать дизайн наподобие очков. Или, с ним можно будет прогнозировать будущее, а также исследовать прошлое, отвечая на вопрос "а что было бы, если..?" Но это всё цветочки, самое главное в другом. Люди смогут снова увидеться с теми, кого потеряли! Представляете? — Михаил Аркадьевич говорил словно одержимый, не замечая скептического взгляда учёного. — Это будет новая эра, которая подарит человечеству широкие возможности. Мир изменится, профессор!

Герман Семёнович отвернулся и очень спокойно ответил:

— Нечто подобное когда-то говорил мне мой сын. У него тоже были грандиозные планы, пророчащие великие изменения... — профессор вдруг замолчал.

— Так продолжите дело сына, Герман Семёнович. Не бросайте вашу с ним мечту в урну.

Учёный молча поднялся, подошёл к чайнику и включил его. Потом достал из шкафа две чашки, засыпал в них заварку и стал ожидать, пока закипит вода. Всё это время Михаил Аркадьевич терпеливо ждал, пока профессор вернётся к нему и продолжит беседу.

— Насколько я помню, тебе одну ложку сахара?

Молодой человек кивнул.

Наконец, Герман Семёнович подошёл с двумя чашками горячего чая и произнёс:

— После смерти Вити я бросил работу над созданием шлема из-за того, что мне было больно на душе. А этот шлем постоянно напоминал мне о сыне. И теперь ты просишь меня снова всё вспомнить?

— Так ведь прошло уже много лет. Пора это принять и отпустить. Не стоит держать это в себе.

Профессор отхлебнул из чашки и с улыбкой продолжил:

— Откуда такое мудрое поколение взялось, которое стариков учит жить? Если уж так сильно этого хочешь, то поговори с директором, выпроси у него разрешение продолжить исследования. А там уже видно будет.

— Это-то я непременно сделаю в скором времени. А пока расскажите мне, в чём у вас с сыном загвоздка была, какую проблему вы не могли решить?

— Идея шлема состоит в том, что с его помощью можно создать целый мир, существующий в воображении у пользователя, — преподавательским тоном ответил Герман Семёнович. — Устройство считывает с мозга информацию и преобразовывает её в электронный сигнал, который, в свою очередь, генерирует изображение и звук. Таким образом, пользователь видит и слышит то, что представляет себе в воображении. При желании, можно подключить и оставшиеся чувства: вкус, запах и осязание. Вся загвоздка состоит в том, чтобы научить устройство не только считывать исходную информацию, но и использовать её в качестве основы эмитируемого мира. То есть краеугольный камень проблемы — это то, что шлем лишь только воспроизводил мысли пользователя, но создать самостоятельную программу на их основе он не в состоянии. Понимаешь, связь у шлема односторонняя.

Михаил Аркадьевич всё это время внимательно слушал, периодически что-то помечая себе в блокнот. А профессор продолжал делиться с ним всеми нюансами проекта "ВИКТОР". Внезапно их беседу прервал звонок телефона. Герман Семёнович извинился и, подойдя к столу, поднял трубку. На другой стороне линии он услышал знакомый голос секретарши директора. Она просила подойти учёного к Виктору Викторовичу — так звали директора института.

Герман Семёнович передал слова секретарши Михаилу Аркадьевичу и спросил, не знает ли он причину вызова, на что молодой человек лишь отрицательно покачал головой.

— Тогда прости, Мишка, но мне придётся ненадолго тебя покинуть. Если ты никуда не спешишь, то можешь подождать меня здесь.

Поднявшись наверх, Герман Семёнович прошёл в дальний конец коридора и повернул направо, где находился кабинет Виктора Викторовича. На двери красовалась табличка с именем директора и эмблемой института — сферического коня. Профессор заглянул внутрь и, уже было, открыл рот для приветствия, но вместо секретарши увидел обезьяну в очках, что-то печатающая на компьютере. Женщина же расположилась в кресле и увлечённо равняла пилочкой свой маникюр. Вообще секретарша часто использовала обезьяну в качестве помощницы — её муж владел небольшой редакцией газеты, в которой обычно текст набирали специально обученные обезьяны.

— Здравствуйте, Герман Семёнович. Вы входите, Виктор Викторович вас ждёт.

Учёный постучал в дверь и вошёл внутрь. Директор стоял у окна и что-то там высматривал. Потом он повернулся и жестом пригласил профессора присесть. Герман Семёнович, в который уже раз, подивился невероятному сходству Виктора Викторовичем со своим сыном.

— Здравствуй, Герман. Ты уж извини, но я сразу перейду к делу. Так получилось, что институт больше не нуждается в твоих услугах. Точнее это ты в нас больше не нуждаешься.

Всё что смог сделать Герман Семёнович — это раскрыть от удивления рот и уставиться непонимающим взглядом на директора.

— Я понимаю, ты не ожидал такого поворота событий, но так сложились обстоятельства.

— Погодите, Виктор Викторович, я совсем вас не понимаю. Я чем-то провинился, в чём-то вас подвёл? — наконец промолвил профессор. — Вы что, хотите меня уволить?

Директор облокотился на спинку кресла, сложил пальцы в замок и ответил:

— Ты очень скоро сам всё поймёшь, Герман. Понимаешь, тебе больше нет необходимости просиживать дни напролёт в нашем институте. Скоро ты будешь свободен и сможешь куда-нибудь съездить, посмотреть мир, пообщаться с интересными людьми.

— Но мне и здесь хорошо! Не хочу я никуда ехать! — вспылил учёный.

— Прошу тебя, успокойся. Потерпи немного, и скоро у тебя не останется больше вопросов. — Виктор Викторович взглянул на часы и снова подошёл к окну. — Подойди ко мне, пожалуйста, Герман.

Лицо профессора выражало одновременно негодование, непонимание и недоверие. Он встал и подошёл к директору.

— Ну и что вы мне хотите показать?

Вместо ответа Виктор Викторович указал на переходящего дорогу человека. Герман Семёнович присмотрелся, и ему показалось, что этот человек очень похож на него самого. Внезапно раздался звук тормозящего автомобиля, а через мгновение пешехода вначале бросило на капот появившейся машины, а потом отбросило в сторону. Сразу же со всех сторон стал собираться народ, а водитель выскочил из автомобиля и в растерянности схватился за голову.

Однако всё это уже не замечал Герман Семёнович. В его сознании вдруг стали появляться вспышки картин из его прошлого. Они сменяли друг друга с невероятной скоростью, но профессор успевал различить всё в мельчайших подробностях. Вот он увидел своего сыны, Витю. А вот они вместе работают над созданием шлема. Вот тот злополучный день, когда учёный узнал о смерти Вити. А вот тот день, когда в доме впервые появился Шрёдингер. Наконец, Герман Семёнович увидел себя переходящего дорогу возле института и внезапно вынырнувший из-за угла автомобиль. Дальше начались какие-то неясные обрывки памяти о больничной палате, враче, что-то бормочущем про ужасное состояние и кому, а также о людях, которые договаривались с врачом о проведении какого-то эксперимента.

От нахлынувших воспоминаний у профессора закружилась голова, и он присел в кресло. Теперь ему всё стало понятно, всё встало на свои места. Герман Семёнович схватился рукой за голову и опёрся на стол. Он как-то резко постарел, а его лицо стало выражать невероятную печаль. Профессор что-то промычал, поднял взгляд на Виктора Викторовича и как будто задал тому безмолвный вопрос. Директор лишь развёл руки в сторону, словно извиняясь за что-то. Учёный сумел быстро взять себя в руки. Он подошёл к директору, пожал ему крепко руку, улыбнулся и вышел. Герман Семёнович шёл по коридору и смотрел по сторонам на всё так, как будто видел это впервые. Он прощался с институтом и с его сотрудниками. Поэтому каждому, кого встречал мило и искренне улыбался. Зайдя к себе в лабораторию, профессор, как и ожидал, увидел там Михаила Аркадьевича, терпеливо дожидающегося с чашкой чая.

— Прости, Мишка, но нашу беседу мы, наверное, так и не закончим. Так что придётся тебе продолжить моё дело одному.

Молодой человек сдвинул брови пытаясь понять учёного, но тот лишь окинул прощальным взглядом свою лабораторию, вздохнул и собрался попрощаться со своим другом, как вдруг на столе появился Шрёдингер. Герман Семёнович подошёл к нему, ласково погладил, взял на руки и направился к выходу.

— Прощая, Мишаня. Ты хороший человек, и я думаю, что у тебя всё будет хорошо, — профессор поднял в прощальном жесте руку и вышел за дверь.

— Постойте, Герман Семёнович! Я ничего не понимаю.

Молодой человек выбежал вслед за профессором, но не увидел его. Он вообще ничего не увидел…

***

Какая-то неведомая сила выдернула сознание Михаила из выдуманного мира и вернула его в настоящий. В висках раздалась настолько ужасная боль, что парня начало подташнивать. Но вскоре она исчезла, и Миша отбросил шлем в сторону, вскочил с кресла и стал бурно размахивать руками и громко ругаться.

— Что, чёрт возьми, произошло?! Что за сбой в программе?! Мне кто-нибудь ответит?!

И тут он сам понял ответ на свой вопрос: рядом с ним на кровати лежал Герман Семёнович, на голове которого находился похожий шлем, а тело было подключено к аппарату сохранения жизнедеятельности, который показывал, что мозг профессора больше не функционирует.

Появились люди, которые стали проверять исправность аппарата и пытаться вернуть учёного к жизни. Михаил же стоял и в растерянности смотрел на всё это и не верил в происходящее.

— Загнулся твой профессор, Мишка. Теперь он нам уже больше ничем не поможет, — произнёс подошедший человек, поглаживая свою бородку. — Придётся нам справляться без него.

Михаил перевёл взгляд на собеседника и произнёс:

— Урод ты, Володя.

— Как пожелаешь.

Владимир развернулся и вышел, а Михаил так и остался стоять и смотреть на мёртвое тело своего друга, Германа Семёновича. Никто не заметил, что по щеке парня покатилась слеза.