Петрович в эфире

— Вот ты, Сема, говоришь образование, наука… Культура производства, говоришь, ни к черту… Техническая безграмотность… А я тебе скажу, что все это ерунда!

Мой приятель взял с тарелки соленый огурец и смачно захрустел.

— Ерунда, и ничего больше! Все наши с тобой дипломы, это чушь, филькина грамота.

Я опрокинул рюмку, и тоже потянулся за огурцом.

— Э-э нет, Евгений, не совсем.

— Ерунда!

— Неет! — Я погрозил ему пальцем. — Вот ты, к примеру, — главный механик. Я член комиссии по… Короче, проверять тебя приехал. Выяснять как вы тут трактор угондохали.

— Да говно твой трактор.

— Неет. Не совсем. Там мотор японский, пятьдесят тысяч моточасов ресурс.

— То-то он и тысячи не наработал.

— А мы выясним, почему не наработал. Чем вы его тут заправляли, какое масло заливали… Какой специалист ТО проводил… Все выясним. И могу тебе поручиться, всему виной техническая безграмотность. Или у тракториста руки кривые, или у слесаря. Про тебя, Евгений молчу, ты у нас голова. — Я потрепал университетского друга по плечу. — Но я о другом. Вот ты говорю, механик, я — член… комиссии… А кем бы мы были без Филькиных грамот, а? Верно говорю?

-Угу. — Евгений потер ладонью вспотевший лоб. — Я тебе расскажу сейчас кое-что. Между прочим, прямое касательство к твоему трактору имеет.

Он поднялся со стула и, покачиваясь, подошел к буфету. Рука его несколько секунд шарила в одном из ящиков, внутри позвякивало. Наконец, на свет показалась непочатая бутылка. Я откинулся на спинку стула.

— Ну-ну.

— Ну вот, слушай. Был у меня толковый механизатор, Василь Петрович Дерищенко. Дед уже. Два года до пенсии ему оставалось. Все категории на трактор имел, да и на автотранспорт, кажется, тоже. Опытный, короче. Ну и новый трактор ему отдали, кому ж еще? Не сопле ж зеленой технику доверять?

— Вот и доверили.— Проворчал я наполняя рюмки.

— Да ты слушай! Ездил этот Петрович на тракторе и горя не знал. Техника действительно мощная, надежная…

— Вот я и говорю!

— Но случилась неприятность. Расход большой. Утвержденных норм на него еще нет, брали среднее, по приборам. А они, видать, врут маленько.

— Не может быть!

— Да врут, врут. Я проверял. Реальный расход больше. Словом беда. Петровичу и солярки слить не получается. А все равно, вроде как недостача. Что делать? Я сказал: подожди пока обкатается.

— Правильно! В период обкатки раход не нрмр… нумерурр… тся.— Мой язык отчаянно боролся с большим куском бутерброда.

— Вот. И я ему так сказал. Но он мужик с норовом. Не может он на тракторе ездить, и солярку не сливать. Как вбил себе в голову, что надо расход снизить, так и ходил хмурый три недели. А потом…

— Запил?

— Не. Заболел вроде. На работу стал опаздывать. Говорит, проснуться не могу, так сплю крепко. И сны, говорит, такие красочные, как наяву, да все с продолжением… Будто живет он в городе. Город маленький, дома все в один, в два этажа. Улочки там, палисаднички, клумбы всякие. И у него тоже дом, садик маленький, белый забор. И соседи есть. С одной стороны барышня какая-то, а с другой мужик, тощий весь и с усами…

— Ну, сны, положим, не повод на работу опаздывать. Сны и я вижу всякие.

— То-то и оно, что всякие. А у него — один и тот же, постоянно. Будто живет он в этом городе, на рынок ходит, в булочную, с людьми здоровается, про погоду беседует. С соседями познакомился. С барышней у него будто даже того… Складывается… Он там вроде как молодой, во сне. А другой сосед, Микола, с ним в гараже ковыряется. У него там Мерседес, во сне. Старинный, вроде как у Штирлица.

— Микола, это который с усами?

— Точно. Сказал, что его Миколой зовут. Вот так прошло пару недель, а потом является ко мне Василь Петрович, и говорит. Они де с соседом покумекали как трактор переделать, чтоб больше солярки оставалось. Покумекали, говорит, денек и все придумали.

— Ишь ты.— Я осклабился.— И чего они там придумали?

Но Евгений не улыбнулся в ответ. Он хмуро посмотрел мне в глаза и процедил.

— Фиговину.

— Ого!

— Вот тебе и ого! Я, понятно, не разрешил ее на трактор ставить. Но Петрович, он с норовом, я говорил. Он эту фиговину сам сделал, и к двигателю приладил.

— И что? — Я предвидел ответ — трактор крякнул, а признаться сразу духу не хватило.

— И то! Работает фиговина! После того четыре месяца трактор не заправляли, а он знай себе ездит.

— Как ездит? Без солярки?

— В том то и дело, что без…

— Да ты, брат, в своем ли уме? Он что, ядерный реактор туда всунул? Ты тоже хорош. Фиговина! Инженер, называется. Смотрел хоть, что там за поделки?!

Евгений смущенно закусил губу.

— Не надо так, Сема. Я смотрел, главный инженер смотрел, агроном смотрел, вот ты завтра посмотришь. Знали бы как назвать — назвали бы.

— Так значит, ездил трактор?

— Ездил.

— А чего теперь не ездит?

— Не знаю, Сема. Сломалась наверное, самодельная ведь…

— Ну а Кулибин твой что говорит?

— Ничего не говорит, Сема. Сидит он.

— Как сидит?

— Обыкновенно сидит. В тюрьме. Он две бухты медного кабеля стащил в РЭСе. Поймали. Судили. Теперь сидит.

— Кабеля? Вам что, зарплату задерживают?

— Не. Ему надо было. Он хреновину строил. Чтоб дом отапливать.

— Сосед Микола надоумил?

Евгений пожал плечами

— Какая теперь разница? Она стоит у него в сарае, недостроенная, можем сходить посмотреть завтра.

Я поднялся, намереваясь идти сейчас же, но почувствовал себя во власти явления именуемого в народе «вертолет»

— Да потерпи уж. Завтра с утра пойдем. — Евгений тоже поднялся.

Мне оставалось только согласиться, мы направились спать

На следующий день осмотрели и трактор и сарай. Я вынужден был признать, что названия устройствам даны самые подходящие. Фиговина весила килограмм двадцать и размещалась под капотом на месте ТНВД. Где сам насос выяснить не удалось. Подозреваю, он послужил сырьем для изготовления неизвестного устройства. Причина поломки трактора тоже была мне непонятна. Если не считать, конечно, того, что мотор с фиговиной вместо ТНВД работать не может даже теоретически.

Хреновина оказалась сложной системой катушек различной формы. Среди них преобладали тороиды с осевыми и кольцевыми сердечниками. Некоторые имели возможность двигаться, другие были жестко закреплены. Вся конструкция была окружена металлической сеткой и заземлена. Эта сетка напомнила мне опыты с трансформатором Тесла, виденные когда-то в университете.

Забавно, а ведь Тесла, один из величайших технических гениев человечества, тоже говорил, что черпает идеи из эфира, когда спит. И не тот ли Микола… Неужели Василий Петрович тоже нашел способ подключиться к этому эфиру? Интересно, будет ли он видеть в тюрьме свои сны? Ведь гений и злодейство, говорят, не совместимы…