Интеллект
Тарас Ткаченко
Интеллект
— Сразу после рекламы я прошу всех отключить штиглицы, — сказал президент со сцены и с потолочного экрана. — Чтобы вам самим было интересно.
Зал осветился. Вдоль коленей зрителей, между рядами, проплыли голограммы в человеческий рост — напиток, утоляющий жажду. Картинки сменили показатели роста, логотип ПЕНА ДНЕЙ брызнул на стенные гардины и пропал.
— Пена дней, — повторил президент. — Только вверх!
Он демонстративно спрятал коробочку размером с жестянку для ментола, которую держал на ладони, и смотал наушник-проводок. — Итак! Мы начинаем историческую передачу. В первый раз вся планета собралась перед тоталовизором. На рынках тайм-аут, сеятели ушли с чеки, тем, кто в реанимации, в ноги поставили экранчик. Сегодня к нам пришли люди, которые доказали, что человечество может абсолютно все. Вот она живьем — экспедиция, которая привезла нам Бога!
Зал рукоплескал. Качались перья и чалмы на напомаженных локонах; браслеты и кольца добавляли хлопкам странный звон. Некоторые из 10000 приглашенных, по моде, взяли с собой двух-трех африканчиков в ливреях, и те хлопали вместо них. За столом худой мужчина в воротнике со звездами поднял руку.
— Капитан команды штиглица!
Вокруг собравшихся затрещали и разгорелись визитные вензельки.
— Между собой мы не говорим "Бог", — сказал капитан. — Ученым нравится "перводвигатель"...
— "Отправной импульс". В крайнем случае "ур-элемент", — басом добавил физик, следующий в полукруге. Все они были в трико и майках с большой горой. Гору физика закрывала борода.
— У ученых для всего свое название, мы знаем, — покивал президент из белого, облегающего, как скорлупа, кресла, и повернулся к камере. — Не забывайте голосовать, чьи ответы вам больше понравились. Отправьте MSM на короткий номер. ...Вы полетели за тем, что было до Большого Взрыва, по ту сторону нормальной вселенной. Для нас, обычных людей, это и есть Бог.
— Мое дело — привезти, — сказал капитан.
— Скоро мы его покажем. Пока давайте вернемся в прошлое. Как я понимаю, поиск стоял на месте много лет?
— Это я виноват, — сказал физик. Руки его в бороде что-то складывали или вертели. — Когда я был аспирантом, к нам на кафедру заходил компьютерный народ. Они дальше по коридору размещались. Принесли и штиглиц, еще прототип. Я подумал, вот опять искусственный интеллект, и напечатал со зла… Тогда надо было печатать вопросы... Напечатал, есть ли Бог, и вдогонку — где искать Бога. Нажал на ввод, он и "завис".
Физик вздохнул.
— И "висел" тридцать три года? — За спиной президента заворочался зал.
— Он искал! Все это время на полке перебирал наши высказывания! Потом ставил поиск в скобки и рассматривал, потом опять ставил в скобки. Бесконечный в принципе процесс, так что он еще быстро ожил.
— И вот он выпускается. — Президент поласкал коробочку. — Скажете нам ответ?
— Как обычно: цитаты, кусочки формул без контекста. Хорошо, мы знали, что смысл есть, а то не составили бы ничего путного.
— Команда сложилась уже тогда?
— Что вы! При институте у нас есть кружок авиамоделистов, все почетные профессора, так вот по субботам мы собирались почертить формулы. Какой-нибудь самолет — хочется думать, что мой "Томагавк" 1945 года — навел на мысль про корабль. Вообще начинать с ответов, которые выдает штиглиц — перспективный метод. Я его думаю назвать заочной аппробацией. Может, так наука выйдет из тупика, когда нужно открывать неизвестное.
Он вынул из бороды крошечный фагот и сыграл три такта "Оды к радости".
— Мой двоюродный брат, здесь сидящий, согласился его вести.
— За субсидиями обращались?
— Зачем, все уже оценили штиглица!
— Окей! Они устроили тендер, — объявил президент. — Разыгрывалось право участвовать в историческом проекте, цена — один миллиард. Некоторые здесь были в отборочном туре. Давайте посмотрим на меценатов, которые сделали охоту на Бога возможной. Штиглиц выбрал среди тысячи, и они не подвели!
Заработали прожектора под сценой. Их лучи, искательно клубясь, выделили из первого ряда двух красавцев с крепкими шеями. У одного слева на груди полыхал Орден Колбасников, другой задрал ногу, показав бриллиантовые шпоры. Они помахали камере и вернулись на места. Луч прожектора, будто объевшийся золота питон, прополз к потолку и уткнулся в широко открытый, длинный, мигающий глаз видеопрезидента.
— Куда же вы отправились на вашем корабле?
— Хм, хм, — сказал физик.
— Мы вошли в ветра, — сказал капитан. — Я поднял его на пять тысяч км. На шесть. Потом... пхх...
— Это так не опишешь, — произнес хлипкий старичок — философ экспедиции.
— Математикой можно, — возразил физик.
— Да, конечно. Я говорю, не опишешь ТАК. — Философ посмотрел в камеру большими круглыми глазами. — Зачем этот поиск Бога? И где он пересекается с научным мировоззрением? Ответ стоит дорого, но экономит нам максимум мышления: Большой Взрыв — это акт террора. Это сделал Бог-творец.
Он махнул рукой, чтобы потянуть рукав майки, и нацелил на 10000 голов раздвижной академический палец.
— Если вселенная рациональна — а не все ли мы верим в это? — то штиглиц постулирует Бога. Раз. Вместе с Богом дается место для Бога — куда он обиделся и ушел. Это называется рациональным деизмом. Два. Он берет наши комплексы...
— Так что там, в том месте? — перебил президент, косясь на счетчики интереса.
— Головато, — сказал капитан.
— Наверняка головато! — фыркнул философ.
— Какие-нибудь... ужасы?
— Одни ужасы!
— Он же не летал, — сказал капитан. — Здесь нас проконсультировал. Там была такая штука вроде пузыря, и в ней — он...
Поперхнувшись последней буквой, капитан плеснул себе воды.
— Взяли на борт и назад.
— Ну почему не Зевс? — пожаловался философ. — Почему не Господь Завета? Какой-то тощий, нацменовский бог-часовщик!
— Потому что штиглиц сделан на радость людям. — Президент заглянул в фокус. — Не будем разочаровываться. Сейчас мы посчитаем голоса. А пока внимание на монитор! Этого Бога нам посоветовал супермозг...
Физик замотал бородищей.
— ...Любимый ответчик. Он нам дает навигацию, знает, почем торгуется фунт плутония, и он подарил нам вот это. Не исключено, что мы ничего не сможем увидеть! Мы можем ослепнуть. Превратиться во что-нибудь. Мы даже можем умереть. У вас еще есть время отвернуться. Те, кто не отвернутся, пусть напишут, что видели, на короткий номер. Раз, два, три... включение.
10000 шей легли на спинки кресел. Их взгляды поднялись к потолку, как призрачное произрастание, как лес бобовых стеблей.
Экран показал вид из объектива камеры. С высоты и чуть под углом она смотрела сквозь прозрачную стену в комнату без окон. Парта стояла у другой стены, кровать — у третьей, книжный шкаф с тоталовизором у четвертой. Безразлично мелькал какой-то мультик. В центре, на соломенной циновке, среди игрушек, сидела с вытянутыми ногами девочка, на вид лет одиннадцати, в темной куртке и юбке. Судя по выражению лица, она хотела спать или скучала.
Картинка замерла. Бобовые стебли превратились в вопросительные знаки.
— Это Бог? — Рука президента потянулась ко рту. — Какой интересный!
Капитан торчал из воротничка, как жираф в золотом коррале.
— Мы сомневались, — сказал физик. — Но вот.
— Она девочка? — прошептал президент. — Или только внешне...
— Вполне, — заверил физик. — Я даже проверял ее на редкие изотопы.
— В пузыре был воздух. Легкими дышит, — сказал капитан.
— Она ест?
— Ест.
— А это что за комната?
— У меня в доме.
На сцену шлепнулось скомканное приглашение. Президент съежился.
— Вопрос из зала...
В первом ряду рванул на себя луч прожектора и встал спонсор, кавалер Ордена Колбасников. Из воздуха к нему спорхнул золоченый микрофон.
— Ничего не понимаю! — заорал он голосом потерянного миллиарда. — Где же Бог!!
Зал — небыстро, по тяжести собравшихся — засвистел и забарабанил по голосовательным кнопкам. Техники пустили рекламные голограммы. В них плевали. Личные ЧОПы, оставленные самыми важными из гостей при входе, принялись облачаться в кастеты и маски.
— Напоминаю, мы в прямом эфире. Сенсация... ур-элемент оказался ребенком! — крикнул президент. — Вы чего хотите? Тотализатор расстроил? Ну уйдите! Извините, уважаемые зрители. Мне звонят со всех сторон. Сейчас мы узнаем, что происходит.
— Только аппробацией. — Физик тщательно наливал себе из графина. — Тут у нас ребенок, да, но в каком смысле она могла устроить Большой Взрыв или что-нибудь? Надо работать.
— А она точно человеческого вида?
— Нашего вида, нашего, — сказал психолог, широкоплечий молодой человек, до сих пор сидевший прикрыв глаза. Из его уха со штиглицем доносились хрипы музыки. — За эти три месяца я с ней переделал массу тестов, с самого начала. К примеру, серые попугаи умеют угадывать, где орехи в чашках. Я должен был это попробовать для очистки совести, но потом мы дошли до нормальных игр, кубиков и до уровня детского сада... — Он повернулся к капитану. — А фононино где?
— Разнесла...
— Абсолютно непредсказуемая, — дернул плечом психолог. — Кубик сейчас кинет.
Лицо президента задергалось в разные стороны.
— Да будет вам!
— Пока не поздно, — вмешался философ. — Пусть никто не спрашивает штиглица, почему Бог — Бог. Слышите? Или мы его опять потеряем на годы.
— Точно, точно! — сообразил президент. — Не спрашивайте ничего про нее. Дал нам, и достаточно. Напишите, что вас возмущает, на короткий номер.
Многие руки там и в других точках земного шара, схватившие было коробочку, отдернулись от штиглица. Террористические руки затрясли ее, выжимая ответ. Но профессиональные контрруки уже развернули мини-клавиатуры и печатали на них.
На сцене психолог открыл бумажную папку и стал читать.
— Физические черты, как видите, азиатские, может быть, монголка. Группа крови... надо? Вот анализы. Вот ДНК. Вот зубы. Здорова. Умственное развитие с задержкой, на уровне примерно семи лет.
— Отсталая... — задумался президент. — А говорит что-нибудь?
— На каком языке, если она всегда там была? — засмеялся психолог. — Молчит. Писать, скорее всего, не умеет. Зато себя в зеркале узнает. Надеюсь, понятно, что это значит.
— Значит, видела людей, — сказал философ.
— Как это видела! — воскликнул капитан. Психолог похлопал папкой.
— Девочка попала в пространственную... попала куда-то, — сказал психолог. — Скорее всего, недавно, потому что там не было ни еды, ни и воды. Штиглиц нам дал туда долететь, и спасибо ему, а то бы она умерла.
— А причем тут перводвигатель? — подозрительно спросил президент.
— Э, двигатель!
"Бросает! Бросает!" раздались голоса.
Президент лег.
На экране огромный куб с буквами Г, З и Эпсилон сумрачно завращался, надвинулся на камеру, окружил ее, почти непристойно вихляя четырьмя углами, замер, переменил верхнюю грань и с грохотом обрушился восвояси. Картинка дрогнула, но устояла. Далеко внизу 10000 приглашенных отдувались и щупали, каждый у себя, ручейки пульса. Гавкали болонки. ЧОПы слабо попискивали, как ошпаренные раки, и стукались стволами.
— Все-таки просто ребенком она быть не может. — Президент элегантно чистил брючину. — Наверно, придется нам принять, что она и девочка, и не девочка.
— Мистика, — отрезал психолог.
— Ого! Хотите сказать, что штиглиц... плохо ищет?
Дискуссия провисла, будто на помочах.
— Или взломан, — спокойно ответил психолог. — Ну, правда. Остальное противоречит здравому смыслу.
— Пока противоречит! — буркнул физик.
— Про штиглица надо было бы спрашивать штиглица, — сказал философ. — Чего вы-то глупите?
— Так что же, молиться ей?
— Зачем сразу молиться? Я думаю, она всю жизнь проживет на особом положении. И пусть.
— А как же мы? — президент обвел рукой смотрящую планету, подкрутив ее. Над стулом философа замигала лампочка, и он не успел крикнуть, как спиной вперед унесся за кулисы.
— Зрители сделали выбор, — сказал президент.
— Я ее удочерю, так решил, — сказал капитан. — Одни будем жить.
— Ну да, — сказал психолог. — С ней нужно заниматься.
— Заниматься... — Президент еретически накренился. — Так вы ее вывозили, ну хоть в диснейленд?
— Она дерется там.
— Дерется... А кто за нее отвечает? Какой у нее статус по закону — никакого? Кстати, она нас не слышит сейчас?
— Я настоял, односторонняя связь.
— Сирота она, — сказал капитан.
— Угу. И немая, — сказал президент. На экране в комнату вошел лаборант в толстом скафандре и, двигаясь, как под водой, щипцами стал выкладывать на стол фломастеры. — Все ждут. Надо спросить штиглица.
— Я ей и дальше буду заниматься, конечно, — поразмыслил психолог. — Она вырастет, может, и заговорит... если будет желание.
— Быстрый поиск. — Физик достал из бороды кубик Рубика. — Как поступить с девочкой — много ли там вариантов?
— Проголосуем, спрашивать или нет, — сказал президент. — Новый вопрос сейчас появится бегущей строкой. Чтобы ответить "за", отправьте сообщение на зеленый номер, "против" — на красный, оба короткие... — Он повернулся к залу, как к статуям острова Пасхи. — Идет подсчет голосов. Она еще может быть тем, что заявлено! Хотя лично я не вижу, чем нам может угрожать этот дикий ребенок.
— Угрожать? — Капитан побагровел над звездами. — Наоборот! Соседи заходят и говорят: "Кому я свечки жгу, показывай!"
— Сейчас, похоже, мы все узнаем… — Президент положил руку на коробочку. — Да. Спрашиваем. ...И — к черту!
В партере начали опускаться руки — на штиглицы эксклюзивной сборки, в чехольчиках из пандового подвздошья, с алмазными брелоками, на хлястиках из каймановой, драконьей, человеческой кожи. Языки облизнули губы. Губы зашептали, медленно и скоро, ровно и запинаясь, вопрос.
— А что ей нравится? — вдруг разлетелся голос.
— Опять там... — пробормотал президент. — Покажите.
Лучи прожекторов выдвинулись из-под трибуны и прошлись вдоль первого ряда кресел. Пусто, только темные, как утесы, очертания, только упертые в грудь подбородки, ладони, сжатые у кадыков, и бульканье. Прожектора поползли дальше, листая ряд за рядом. Огромные желтые головы выплывали из темноты, похожие на злые призраки Будд, свет пересекал ущелья декольте, буш париков. Дряблые руки поднимались, как башни, увитые четками и проводами, они скрипели и на них качались штиглицы — с крестами, профилями гуру, медалями сур и пачками купонов. По грядам свистел горячий шепот.
— Просто интересно. Хоть что-нибудь она любит?
Прожектора раскатились в длину и увидели девушку. Она наклонилась к стоячему микрофону в самом конце, на галерке — худая, в кофте до колен и шапочке. Неизвестно как она просочилась в павильон. Никто не смотрел в ее сторону.
— На пони ездит и пирожные ест... — медленно ответил психолог. — За компанию. Рано же еще! — крикнул вдруг он.
Его голос странно разлетелся по примолкшей сцене. Стихло все, прекратились даже микрописки аппаратуры, фоновое ерзанье механических членов. Девушка стояла в жгучем круге и, казалось, дымилась. Прожектора расстреливали ее — их бросили. Техники у пультов, все шесть континентов взялись за коробочки. Коллективный разум клокотал и сливался туманными водопадами. Слои поднимались, опускались, меняли цвет. В реанимационных отделениях зрители отвернулись и начали умирать.
"Х... А..." поскакало обратно по залу. "Т… РА… ТЬ…" 10000 открывали глаза и шептали, что слышали. С возмущением глядели друг на друга. Но и с облегчением тоже.
Президент на сцене натянул провод штиглица, будто глухой, и дрыгал ногами.
— Это правда его ответ? Он правда это выдал? Ого-го.
— Еще одна прекрасная загадка, — ворочался физик.
— Солнышко мое, доча, — обливался звездами капитан.
— Ну? — Девушка пропала. — Что там?
— Уважаемые зрители, у вас должны быть те же результаты! Мне это и в голову не пришло, но штиглиц говорит... — Президент высунул язык. — Ответ "трахать". Верхняя строчка поиска — девочку нужно "т р а х а т ь"!
Психолог грохнул по столу.
— С-сукины...
Его швырнуло назад. Сцена сгинула. Полетев кубарем в темноту, на что-то хрупкое, психолог понял, что сидел и что это отскочил и перевернулся стул. Он встал на четвереньки и помотал головой. Какая-то паутина обмахнула затылок. Пару секунд он ничего не соображал.
— Не ожидал, — произнес кто-то. — Отстаю...
Психолог обернулся и увидел философа — тот сидел верхом на своем стуле в метре от него. Подбородок он положил на спинку. Лучик из дырки в занавесе — той самой паутины — струился ему в зрачок.
— Вот вы где, — неприязненно сказал психолог. — Изучаете?
— Тс-с, — философ глядел в дыру. — Да...
Психолог осмотрелся. Они оказались в какой-то кладовой за кулисами, без порядка заваленной гипсовыми бюстами, головами, указующими перстами на постаментах — антуражем павильона до того, как из него сделали студию. Половина была разбита, въезжавшие стулья оставили в серой пыли зигзагообразную колею. С той стороны занавеса, вблизи линялого и тертого, пробивались лучики. Психолог вытер руки о трико и нагнулся.
Он смотрел на сцену снизу, едва ли не от пола. Виднелось белое кресло, мелькали голограммы. "Потрясающе!" — заливался президент. "Скандал! Скажите ваше мнение!" Из зала доносился оживленный гул. На экране лаборант бросил щипцы, поднял забрало и вышел. Почему-то он вдруг начал расставлять ноги и вертеть задом. У циновки остался альбом — открытый, белый.
Психолог отвернулся.
— Ну и что предложите?
— Вам-то? — Философ моргнул, и психологу сослепу показалось, что глаза огромные, как у совы. Он невольно отшатнулся. — Вам надо остыть, — сказал философ. — Начинайте думать.
— С ней как быть!
— Ц-ц. Вам, видимо, доверят ее утешать. Между теми сессиями, когда ее... так сказать!
— Зачем же он так ответил. Это же шизофрения!
— Что есть, то есть, — усмехнулся философ. — Эти-то, конечно, так и разойдутся. Эти довольны. А вот кто-нибудь с воображением, какой-нибудь бедный австралийский фермер, пьющий методист... Или наш физик? Ха-ха! — Он закачался на стуле. — К примеру? С этой бородищей. Долбит ее и лекции читает. Что, животик закрутило? Подождите, подрастет. То ли будет.
— Маньяк электронный... — застонал психолог.
— На кого вы сердитесь? Штиглиц, эпоним, сделал его в 18 лет, плагиат для докторской искать…
— Придется ее увезти. — Психолог встал и прошелся по треугольнику стулья — занавес — стена. — Капитан поможет.
— Вряд ли, после такой рекламы.
— О чем это вы?
— О девочке-мессии, по меньшей мере. А он — ее опекун, если получит.
— Ну и пусть.
— Эх, молодость, — вздохнул философ. — Вы бы мне ее раньше показали. Вроде бы это его двоюродная племянница из деревни, что-то такое. Она правда дурочка. Прикройте рот. Когда вы мне показывали чертежи корабля, там был такой отдельный носовой отсек. Интересно, кто его придумал?
— Хотите сказать... но ведь нас штиглиц отправил туда!
— Отправил? Как скажете… Племянница или не племянница, меня другое волнует. Не верю я, что вы потратили все два миллиарда. С чего капитан такой дом отгрохал?
— Я не знаю, — психолог шмыгнул носом. — Там куча директоров.
— Конечно. Но на сколько могла эта фигня потянуть? Что-то должно было остаться, а?
— Может быть... Вам-то заплатили!
— Но расходы... — возразил философ. — Я, в моем возрасте, до сих пор не доцент. Позор! Приходится писать книгу, сборник эссе об этом полете. Чисто философский анализ, конечно, танго. А отпуск взял за свой счет. Вот если бы вы нашли мне премиальные, я бы расписался... И было бы легче девочке помочь...
Раздался треск, и сквозь занавес ворвался физик. На пути у него оказалась колонна с гипсовым атомом. Стул разлетелся вдребезги. Физик рухнул ничком и остался лежать, как Атлант.
— Ну вот, — сказал философ, — состоялось.
— Он как, живой? — спросил психолог.
— Живой, наверно. Так вы узнаете на счет премии? Можно за эвристику.
— Ладно! Хватит. — Психолог вскрикнул и схватился за ухо. Заиграла музыка. Это скачался новый альбом.
— Хватит так хватит. Осторожнее только там. — Философ слез с конька-горбунка, оставив его качаться. — И когда они уже кончат? Спросить штиглица, что ли...
В зале будто открылась какая-то дверь. Взрывались пузыри клипов. Гавкали мопсы 10000. К столу подсели эксперты. Из их голов вываливались зеленая и фиолетовая паста. Президент залез под потолок, тень от его клюва вертелась, как стрелка. Девочка зажала фломастер в кулак и возила по бумаге. Обсуждение уже усвоило новые термины: верю, потому что абсурдно, трахать аморально, трахать нельзя, но трахать можно. Одышка и легкость. Трахать, трахать, трахать.