Зантанская составная

— Они совершенно не похожи на людей, — засмеялся Радомир, аккуратно отводя плывущего мимо зантанина, щупальца которого прикоснулись к выпуклому стеклу герметической полумаски экспериментатора.

Точнее определение "щупальца" не совсем подходило для того, чтобы охарактеризовать псвевдоподии жителей одиннадцатой планеты Солнечной системы. Внешне они, конечно, напоминали земных гидр, живущих в реках, однако на этом всё сходство заканчивалось.

Занта, кстати, единственная планета в нашей системе, которую называют именно так, как звучит она на родном языке её обитателей. Правда, её аборигены выделяют каждую гласную, и произносится название как "З’ант’а", но при всём это уже совсем несущественная разница.

— Конечно, не похожи, — согласился я, рассматривая слабо мерцающую опаловым светом длинную тонкую псевдоподию зантанина, касавшегося рукава моего скафандра.

— Тем не менее, они разумны, — отметил Радомир и дотронулся кончиками пальцев к мягко светящемуся гладкому телу инопланетянина, которое, казалось, состояло из прозрачных и молочно-белых стебельков, переплетающихся друг с другом. В самом центре сплетения под опаловой кожей часто-часто пульсировал кобальтово-синий веретенообразный орган, предположительно бывший самой важной частью зантанского организма. Сердце? Мозг? Пока оставалось только гадать, потому что контактов было невероятно мало и ещё не вызвалось ни одного добровольца от инопланетян, согласного послужить нам в качестве подопытного.

Другое дело — люди. С целью показать наши дружественные намерения, укрепить контакт, а также, чего уж скрывать, удовлетворить любопытство, в роли двух "образцов для изучения" от землян были отправлены учёные-ксенобиологи Радомир Ястров и я, Евгений Мараховский. Нас снабдили трансляторами, преобразовывавшими журчащую речь зантан в человеческую, а также выполнявшими обратную функцию, превращая наши слова в переливчатые фразы аборигенов. Плюс провизией в виде двух пайков и аптечкой. Теоретически мы должны были провести "в гостях" у местных около сорока восьми часов. При этом нужно уточнить, что зантане для изучения не использовали ни машин, ни какой другой сложной техники. Всё происходило только посредством прикосновений воспринимающих рецепторов к объекту и переработке полученной информации.

В связи с этим и происходило это весьма странное ознакомление. Эти ребята, нужно сказать, вообще удивительная раса. Они построили собственные города, напоминающие стеклянные трубки огромного диаметра, пересекающиеся одна с другой, либо же идущие параллельно, зрительно создававшие невероятные туннели.

Нас провели в сферическое помещение, состояние атмосферы соответствовало земной и поэтому там мы позволили себе снять полумаски с фильтрами и избавиться от скафандров. Несмотря на то, что последние были созданы из эластичного сверхпрочного материала, идеально облегающего тело, долго находиться в таком одеянии было всё равно не лучшим занятием.

— Интересно, они решат, что мы им подходим, или всё же попросят более симпатичные образцы для работы? — философски протянул Радомир, разглядывая прикоснувшееся к его руке прозрачное щупальце и мгновенно замерцавшее пурпурно-фиолетовым цветом. Такое происходило всякий раз, как только зантанин прикасался к чему-то новому и неизученному. Всё тело создания начинало переливаться самыми невероятными цветами и оттенками, превращая его в нечто похожее на радужно мерцающие коралловые полипы, которые медленно плыли по воздуху.

— Придётся брать, что дают, — сказал я, заметив, как от меня где-то на метр отлетело сразу двое местных, сверкающих янтарным и шафраново-оранжевым цветами. — Разве что они посчитают более привлекательной нашу медсестру, однако ты же помнишь, что произошло, когда ей предложили выйти из звездолёта и предстать перед жителями.

— Яна сказала, что костюм Евы ей не идёт, — хихикнул Радомир.

— Именно, — кивнул я.

На мой взгляд, Яна — она же медсестра, была совершенно не права в этом вопросе, однако, спорить и доказывать свою точку зрения я, разумеется, не стал. Была, конечно, до этого идея послать в качестве зантанского подопытного Глебова Михаила Сергеевича — руководителя исследовательской группы биологов, прибывших в составе экипажа звездолёта "Карат" с целью установления дружеских контактов с населением Занты. Но потом всё же экипаж пришёл к выводу, что рисковать здоровьем самого главного человека не стоит. Радомир на это, правда, возразил, что самый главный на звездолёте всё же капитан, так что это звание совсем не является той причиной, по которой Михаил Сергеевич может отказаться от столь почётной миссии. Однако говорил он это тихо и то только мне, потому что знал нрав шефа.

— Как думаешь, что они будут делать? — спросил Радомир, провожая взглядом крутящихся зантан.

— Не знаю, — честно признался я, чувствуя, как по спине пробегают едва ощутимые прикосновения тонких щупалец, — с ними на звездолёте мы сумели провести лишь некоторое время и то в специализированном отсеке, где процент кислорода был снижен, зато увеличен уровень азота. На тот момент создания одиннадцатой планеты вели себя прилично и показывали лишь дружелюбие и заинтересованность. Причём ко всем без исключения.

Радомир вздохнул и потянулся за транслятором. Легко подхватив чёрный куб, биолог звонко щёлкнул включателем, и в ту же секунду тихое журчание превратилось в негромкий гомон.

— Как ваше самочувствие, земляне? — прозвучал на удивление тактичный вопрос. Жаль невозможно было определить, кто именно из находящихся здесь его задал, так как ничего подобного на рот у зантан не было, и при разговоре они внешне никак не изменялись. Даже не возникало никакого сияния или изменения переливающихся цветов, что дало бы хоть какую-то возможность понять — на какую из парящих в воздухе "гидр" нужно смотреть, соблюдая элементарную вежливость.

— Спасибо, — ответил я, — мы в полном порядке.

— И готовы приступить к эксперименту, — заверил всех Радомир, — полностью в вашем распоряжении.

Вокруг разлилось едва различимое журчание, явно непереводимое транслятором, однако шестое чувство подсказывало, что зантане подобным образом выражают одобрение.

— Хорошо, Р’ад, — ответил тот же голос, — хорошо, Г’ен.

Пусть вас не удивляет подобное произношение наших имён, но именно таким образом было решено представить нас местным жителям, так как с их речевой особенностью произношение имени Евгений может обернуться большим казусом. Впрочем, произнести Радомир тоже не мёд. И при этом займёт уйму времени.

Имена самих зантан были короткими и крайне похожими на те, которыми нам пришлось представиться.

— На некоторое время мы погрузим вас в анабиоз (я не был уверен в том, что транслятор точно перевёл сказанное, но пока приходилось полагаться исключительно на возможности техники), чтобы вам было комфортно, пока будет длиться наша работа, — сообщил один из зантан и тут же подлетел ко мне, мягко коснувшись стебельком щупальца ключицы.

В тот же миг по телу прошла волна приятного тепла, и я почувствовал, как неумолимо тянет в сон, а глаза закрываются сами собой.

— Это абсолютно безопасно, — послышался успокаивающий голос инопланетянина, — всё будет хорошо.

— И не отразится на будущем поколении? — раздался тихий смешок Радомира.

— Нет. Можешь быть уверен, Р’ад.

***

Земля. Спустя 7 месяцев

— А теперь посмотри вот на это, — Глебов протянул мне снимок, — раньше такого не было.

Утешил, конечно. Сказать нечего. Рентген меня особо не порадовал, однако с другой стороны особого повода для паники пока не было. Мозг как мозг, разве что правое полушарие почему-то окутано в некоторых местах белой тончайшей сетью, словно кто-то аккуратно наложил её, пытаясь повторить узор извилин.

Я нахмурился. В течение всего путешествия домой и я, и Радомир неоднократно подвергались всевозможным исследованиям с целью выявить результат хоть какого-нибудь инопланетного вмешательства, но каждый раз оставались ни с чём, признавая нас с Ястровым абсолютно здоровыми и годными к работе.

Поначалу Рад долго бурчал, будучи крайне недовольным поведением наших коллег, но, тем не менее, мужественно терпел и ходил на каждое обследование, которое назначал нам Глебов.

После прибытия на Землю каждый вернулся домой, снова приступив к занятиям в своей области. Радомир, правда, умудрился получить две недели отпуска и съездить в Остраву к своей невесте. На днях у них должно было состояться бракосочетание, на которое был приглашён весь экипаж, поэтому внезапное прибытие Глебова меня совершенно не удивило. Возможно, человек решил приехать заранее, чтобы не опоздать и сделать всё как надо.

Однако я ожидал, что Михаил Сергеевич может заговорить о подарках и предоставит списки тех, кто точно явится на торжество, а не то, что покажет что-то, от чего можно придти в состояние лёгкого шока.

— Откуда этот снимок? — я нахмурился, пытаясь разобраться.

— Он… — начал было Глебов.

— Нет, нет, я понял, что это мой мозг, — возможно, не слишком вежливо перебил я, — меня интересует какой давности этот… хм, этот рентген.

— Его сделали перед тем, как вы покинули "Карат", — сказал руководитель, чуть прищурившись и внимательно разглядывая эбонитовую тьму фона плёнки, где цвели бело-голубые очертания главного человеческого органа. — Что самое интересное, у Радомира такого нет.

— Почему вы только сейчас кинулись? — подозрительно спросил я, исподлобья глянув на руководителя.

— Так времени прошло всего ничего! — всплеснул руками Глебов. — Хотя, конечно, можно записать это и в моё упущение, но ты же сам прекрасно знаешь, сколько нужно пройти процедур и написать отчётов, чтобы тебя больше не трогали вышестоящие и не пытались помешать последующей работе. К тому же, на это, — он кивнул на снимок, — я наткнулся совершенно случайно. Эту "паутину" практически невозможно разглядеть. И, вероятно, я тоже бы не обратил никакого внимания, не начни перебирать документы и записи, которые велись в полёте.

— Пять недель, — уточнил я временной отрезок, охарактеризованный "всего ничего", однако в дальнейшую дискуссию вступать не стал. Иногда время, действительно, летит незаметно.

Глебов хотел было что-то сказать в своё оправдание, но резко передумал и снова посмотрел на снимок.

— Не спорю.

Я вздохнул и молча кивнул. Знаю, знаю, занятие не из класса приятных.

— А каким образом мы сумеем выяснить, что это такое? — перевел я тему, указав на белую "паутину".

— Самым лёгким выходом, конечно, было бы спросить у зантан, но, боюсь, они банально не ответят на этот вопрос, — протянул Глебов, — да и живут они не так близко.

— Показания-то нормальные, — я чуть пожал плечами, — чувствую я себя тоже как обычно.

— Да и ведёшь тоже, — кивнул Михаил Сергеевич, аккуратно сжимая кончиками пальцев ренгеновский снимок и забирая из моих рук, быстро повернув к себе.

— В смысле? — насторожился я, понимая, что явно что-то упустил, раз шеф говорит таким тоном.

Глебов покосился на меня, в серых глазах мужчины промелькнуло недоверие:

— Неужто ты ничего не слышал?

— Да о чём вы? — железным терпением я никогда не обладал, поэтому краски, которые Глебов так активно сгущал, пусть даже делая это достаточно ненавязчиво, заставляли ёрзать на стуле и подгонять к ответу.

— О Ястрове, конечно, — руководитель, кажется, не заметил моего поведения и невозмутимо продолжал разглядывать снимок.

Я онемел. Точнее было бы сказать, что впал в ступор, потому что мозг отказывался выполнять порученные ему функции. А именно — воспринимать и обрабатывать информацию.

— А что с ним?

— Ничего страшного. После полёта на Занту Радомир вернулся в Прагу, снова начал преподавать в Карловом университете и проводить эксперименты. Правда, теперь он стал довольно знаменитой личностью, потому что был на другой планете. Да ещё и сам знаешь, в какой роли. При этом на той неделе Ястров получил звание профессора. Поначалу я порадовался карьерному росту моего коллеги и друга, однако потом некоторые факты меня заставили задуматься. Нет, ничего плохого в том, что Радомир делает успехи я, разумеется, не видел, но вот то, что стали появляться научные работы в других совершенно не связанных с биологией отраслях, не слабо удивили.

— Это в каких? — попытался уточнить я, понимая, что сейчас услышу что-то абсолютно новое, о чём был не в курсе.

— Физика, химия, гелиология и изобразительное искусство, — послышался ответ.

— Изобразительное что? — не поверил я своим ушам, пытаясь обработать информацию, и сообразить каким образом Радомиру удалось работать в направлениях, которыми никогда не занимался. — А там что умудрился открыть?

— Искусство, — спокойно повторил Глебов, чуть улыбнувшись, видя мою реакцию. — Многослойные краски с эффектом как у лабрадорита.

— А пояснить? — попросил я, покосившись на мужчину.

— Известно, что минерал состоит из слоёв, где каждая пластинка такого слоя преломляет по-своему свет и возникает необычное многоцветное свечение, за что, собственно лабрадорит и ценится. Вот по подобному принципу изобретены и краски.

— А что ими можно рисовать кроме абстракции? — озадачился я, представив эту палитру.

— Не знаю, спроси художников, — отмахнулся Михаил Сергеевич, — пока премий ни за что он ещё не получал, но вот то, что номинирован — это да. Так, что всякое может быть. И теперь, — он снова посмотрел на снимок, — основная задача — выяснить, что же это такое.

***

Земля. Спустя три недели

Прошло всего три недели, а за это время свершилось столько всего, что сложно было разложить всё по полочкам. На Землю прибыл зантанский представитель по имени Юн’а. Это было первое появление инопланетянина на Земле. Ясное дело, оно вызвало громадный переполох. При чём как у нас, так и у самого Юн’а, что было отдельной историей. Тем не менее, несмотря на опасения, всё прошло гладко и без всяких казусов. Зантанина разместили в отдельном адаптированном помещении, а при выходе на улицы соорудили специальный мобиль, в котором он мог передвигаться, не испытывая никаких неудобств.

Сейчас мы с Радомиром нервно мерили шагами коридор и ожидали, когда же Глебов выйдет из временного пристанища Юн’а, и расскажет о том, что сказал инопланетянин по поводу показанного рентгеном у меня в голове и по поводу показанного Ястровым в науке. Ему, кстати, пришлось на некоторое время оставить свою новобрачную и честно ждать явления руководителя с вестями от зантанина.

Разговор длился около трёх часов и, когда он появился в дверном проёме, то, не говоря ни слова, указал рукой в сторону своего кабинета и быстро отвёл нас к себе…

— На самом деле, это была всего лишь помощь обрести высшую форму, — спокойно пояснил Глебов, поправляя на переносице очки, и откидываясь назад на широкую спинку кресла.

— Как помощь?!— это мы выдали с Радомиром одновременно, повскакивав со своих мест, только чудом не опрокинув стулья, на которых устраивались, по меньшей мере, около десяти минут, терпеливо ожидая пока шеф примет решение, с чего же начинать разговор.

— Именно помощь, — Михаил Сергеевич был абсолютно невозмутим.

— А может, расскажете, в чём именно заключается смысл этого акта милосердия? — ехидно уточнил Радомир, за что тут же получил от меня локтем в бок.

— Не рискую даже представить, что произошло бы, если б зантане решились совершить именно акт, — усмехнулся Глебов и бросил взгляд на нетерпеливого биолога, — думаю, мало бы не показалось всем землянам, однако… — он тут же посерьёзнел, — на самом деле у них не было никаких дурных намерений. Дело в том, что организм зантан — вещь загадочная. Для нас во всяком случае. И только после беседы с Юн’а, я понял почему так произошло.

Как выяснилось, зантане относятся к классу тех существ, которые находятся в процессе постоянной адаптации к окружающей среде, так как на Занте климат переменчив и постоянно что-то не так. В связи с этим жители научились приспосабливаться к тому, в чем живут, и самосовершенствоваться. После того, как вы попали к ним, зантане полностью изучили ваши организмы, однако были не слабо поражены тем фактом, что друг Р’ад и друг Г’ен при хорошо развитом теле обладают таким спящим разумом. Юн’а пояснил, что при всех наших возможностях, мы пользуемся чуть больше, чем десятой частью нашего разума, хотя вполне имеем право использовать его полностью. Ничего нового он тут не поведал, но именно вот тут-то и подключилось зантанское пожелание "помочь" землянам.

Если брать во внимание тот факт, что тела инопланетян обладают способностью к регенерации подобно нашим земным гидрам, да-да, тем самым пресноводным кишечнополостным, только при этом у них этот процесс проходит быстрее раз в семь, то дело обстояло так: зантане "вживили" часть себя (предположительно по одному из щупалец-стебельков) к нам в мозг. Как именно они это сделали, пока было не совсем понятно, однако Глебов заверил, что исследования в этом направлении уже ведутся. Ясно как белый день было то, что они обошлись без какого бы то ни было хирургического вмешательства. Пока нашим учёным известно только то, что сородичи Юн’а могут разделяться (у нас это называется размножением) в любое время по собственному желанию, когда это было необходимо. От взрослого зантанина отделялась не менее развитая особь, и, будучи вполне самостоятельной, несла запас знаний той, что дала ей жизнь. Михаил Сергеевич предполагал, что проникновение инопланетных организмов в наши мозги было осуществлено путем трансформации щупалец-стебельков в нечто подобное человеческим нервным волокнам, по размеру не превосходящим дендриты (самые короткие отростки наших нервов). После того, как "зантанская составная" обосновалась в нас, медленно, но верно начался процесс, направленный на то, чтобы активировать участки мозга, которые до этого в повседневной жизни нами просто не использовались. При этом нужно заметить, что сами инопланетяне никакого участия в умственной деятельности человека не принимали. Они являлись лишь катализаторами, воздействовавшими на нервные центры, заставляя мыслить иначе и воспринимать окружающее с куда быстрее, чем обычно.

Теперь ещё, пожалуй, стоит рассказать о тех странных отметинах на рентгене, которые мне предъявил Глебов. Что со мной, что с Радомиром зантане провели одинаковые "операции". Однако разница была налицо. Я за это время не успел совершить ничего такого, чтобы смогла заметить общественность, в то время как Радомир совершал открытия одно за другим.

Просто среди зантан, как и землян, есть совершенно разные представители. И методы работы у них разные. Тот, что попался Ястрову, действовал сразу. А тот, которого подселили мне был из славного рода неторопливых существ, желающих сначала во всём убедиться, а потом уже заниматься делом. Вот он и убеждался при помощи той опаловой сети, что показалась на рентгене, изучая мой мозг для того, чтобы составить план действий и выдать готовый результат. Если верить Юн’а, то однажды утром я бы проснулся с уровнем интеллекта, с которым не смог бы сравниться ни один землянин. Это, безусловно, льстило моему самолюбию, однако так же заставляло задуматься, чем бы это могло закончиться. Впрочем, думать я мог сколько угодно. Назад зантане уходить не собирались. И не собирались по одной простой причине — ведь оставалось ещё столько неизученного и невероятного в человеческом организме, что они просто не могли себе позволить уйти ни с чем. Да и покидать наши организмы они тоже были не в состоянии, потому что уже адаптировались к жизни внутри людей. А вот чтобы произошло, выйди они в земную среду обитания без всякой на то подготовки — было ещё неизвестно.

Радомир особо не спорил, когда узнал о том, что наши учёные пришли к решению, оставить Р’ада и Г’ена ("поселившимся" в нас зантанам дали именно эти имена, подразумевая связь с людьми, тела которых временно были для них домом).

Инопланетяне пока жили в наших организмах как симбионты, получая питание, в то время как сами воздействовали на наш разум.

Да, пожалуй, нужно пояснить ещё одну вещь. Жители одиннадцатой планеты совершенно не стремились завладеть нашим сознанием и управлять им, как поначалу опасались некоторые наши коллеги. Вопреки созданным стереотипам, для зантан мы были невероятно интересными объектами для изучения и экспериментирования, однако никоим образом не объектами для захвата. Пояснялось всё двумя простыми вещами: зантан вполне устраивал собственный способ жизни и… они были чрезвычайно любопытны. Поэтому ни на что бы не променяли возможность узнать что-то новое. Пока было неизвестно, сколько именно продлится подобное "сотрудничество", однако Юн’а сообщил, что наши нелегальные "квартиранты" обязательно должны вернуться на родину, чтобы поделиться результатами своей работы. А это означало ещё один полёт к Занте.

После этого разговора я перевёлся работать в Карлов университет и теперь ассистирую Радомиру. И нам хорошо, и зантанам не скучно. Кстати, кажется, мой Г’ен начал потихоньку пробуждаться, потому что последнее время в голову приходят совершенно невероятные идеи, которые мало того, что возможно воплотить в жизнь, так ещё и сделать новый шаг в науке и технике.

Знаете, однажды Альберт Эйнштейн сказал: "Мы с раннего детства знаем — то-то и то-то можно, а то-то и то-то нельзя. Но однажды появляется невежда, который не знает этого. Он-то и совершает открытия". И должен вам сказать, зантане такие невежды во всём, что касается жизни на Земле. Но как же это приятно!