Эмпатариум

Ты не сможешь до конца понять человека, если не почувствуешь его боль. (Пейн, "Наруто".)

 

 

1. Утешитель

 

У одиннадцатилетнего мальчика случилось большое горе — погиб любимый пес по кличке Хоук. Парень был очень привязан к этому животному, и потому это трагическое событие вполне могло вогнать ребенка в продолжительную депрессию. Это бы непременно сказалось на успеваемости в школе, отношениях со сверстниками и родителями. В худшем случае это могло развить в нем некоторые комплексы, которые бы изменили его дальнейшую жизнь далеко не в самую лучшую сторону. Но я разделил его боль. Точнее, взял на себя большую часть. Потому что это моя работа.

 

Я никогда не видел этого мальчика, не слышал его голоса. Я попросту не знал о его существовании ровно до того момента, как несчастный Хоук отправился в свой собачий рай. В то же самое мгновение церебральный чип зафиксировал всплеск активности подкорки правого полушария, дешифровал природу возбуждения, классифицировал его как негативное, и направил запрос в центр обработки. Там информацию перенаправили на мой чип. Именно так я и узнал, что у мальчика случилось горе.

 

Природа не терпит пустоты. Ни в чем, даже в мыслях. Непродуктивную, и даже вредоносную информацию нельзя просто стереть из памяти. В самом начале эры церебральных чипов ученые пытались пойти по этому пути, попросту блокируя негативную психическую и эмоциональную деятельность. Испытуемые, в те моменты, когда у них провоцировали негативные эмоции, попросту впадали в непродолжительный ступор, что само по себе было недопустимо. Но эксперимент решили продолжить. Результаты были неутешительны — производительность труда падала, умственное развитие приостанавливалось, частота и продолжительность каталепсии увеличивались. Затем некоторые добровольцы и вовсе начали деградировать, так что исследования в данном направлении признали неперспективными и свернули.

 

 

 

Но в технологию церебральных чипов было вложено слишком много сил и средств, чтобы полностью отказаться от нее. Начались поиски другого решения. И, через какое-то время, оно было найдено группой психологов. Они предложили не блокировать, а разделять негативные мысли и эмоции, воплотив, тем самым, одну из методик психоаналитики на техническом уровне. Испытания на добровольцах показали положительный эффект. Причем, весьма неожиданный. Предполагалось, что спровоцированные у одного человека пагубные эмоции будут делиться на всех и, таким образом, воздействовать на каждого с пропорционально меньшей силой. Но все оказалось иначе — двое из десяти испытуемых "перетягивали" на себя большую часть негативных эмоций, но при этом справлялись с ними быстрее, легче и без каких либо последствий для себя.

 

Эти двое были первыми Утешителями. Затем принцип разделения расширили, вовлекая в эксперимент врачей, психологов, полицейских, ученых и многих других.

 

Так зарождался Эмпатариум. Город, в котором никто не одинок. Если вам нужно решить математическое уравнение, но сами вы этого сделать не в силах, то правильный ответ вам подскажет разум профессора математики. Если вам нужно написать стихи для любимой девушки, но вы не можете связать и двух строчек — талант известного поэта к вашим услугам. Любую научную теорию совместно разрабатывают сразу все специалисты в данной области. О вашем счастье моментально узнают все ваши близкие, и будут рады ему как собственному. Ну а все печали заберут мои коллеги. Мы избавляем людей от переживаний и горя, позволяя им оставаться счастливыми. И вот теперь я должен был помочь этому ребенку.

 

Боль детей всегда самая сильная. Не каждый любящий супруг скорбит по погибшей жене так, как этот паренек переживал смерть своей собаки. Это была первая потеря в его жизни. Я ощутил всю обиду на этот несправедливый мир, весь ужас осознания того факта, что Хоук больше никогда не будет вилять хвостом и просить, чтобы его почесали за ухом. Его больше нет. И никогда не будет. Пустота, холодный вакуум там, где недавно было столько радости и искреннего, детского счастья. Но потом мой разум смирился с этим. Я осознал и принял тот факт, что жизнь невозможна без смерти. А Хоук всегда останется в моей душе, и в каком-то смысле всегда будет со мной, будто бы он и не умирал. Я пережил и принял его смерть и в тот же миг мой церебральный чип передал это знание мальчику, который больше не был несчастным. Дело сделано.

 

 

2. Ночные кошмары

 

Многие считают нас, скорбящих, самыми несчастными людьми. Другие наоборот — величайшими оптимистами. На самом деле мы ни то ни другое. Нет у нас никаких особых секретов, мы не садисты, втайне наслаждающиеся чужой болью и не святые обретающие спасение через страдания других. Просто люди, которые умею переживать неприятности.

 

У меня нет какого бы то ни было графика работы, ведь беда не приходит по расписанию. Можно сказать, что я работаю даже когда сплю, потому что каждую ночь я вижу чужие кошмары. На самом деле это не так уж и страшно, все равно что посмотреть ужастик по стереовизору. Да и страхи у людей, как правило, одинаковые, так что видеть чужие страшные сны можно назвать рутинной обязанностью.

 

Но этой ночью снов не было и это меня удивило. Точнее, даже обеспокоило. Настолько, что моя тревога должна была передаться компетентному Лекарю. Доктора, в какой-то степени были моими коллегами. Если я чувствовал душевную боль людей, то они чувствовали боль физическую, что позволяло им сразу же поставить диагноз и дать знать пациенту что ему необходимо предпринять — выпить таблетку или отправиться в госпиталь. Впрочем, было и качественное различие, они просто получали знание, а не ощущение. Мучить почтенных Лекарей чужими почечными коликами, а то и тяжелыми травмами при несчастных случаях, было бы слишком.

 

И вот теперь я ждал отклика. Но его не было, и моя тревога начинала нарастать. Церебральные чипы никогда не давали сбой. Испытать тревогу по поводу своего здоровья и не получить отклик от Лекаря было все равно что вдохнуть и забыть как нужно выдыхать.

 

— Ответа не будет, — голос доносился из угла моей комнаты.

 

Инстинктивно дернувшись в сторону от говорившего, я запутался в одеяле и упал с кровати. Тревога по поводу отсутствия ночных кошмаров улетучилась, на ее место пришел ужас. Кто-то проник в мою квартиру. И этот человек каким-то образом знал о том, что со мной происходит. Кто он? И зачем ему я?

 

— Успокойтесь, — продолжил он. — Я не причиню вам вреда. Вы должны меня выслушать.

— Кто ты? Зачем ты проник в мою квартиру? И какого черта…

— Я все вам объясню, — перебил он меня. — Но вы должны успокоиться.

 

Я не чувствовал угрозы в его голосе, да и шок от того что все произошло внезапно начал проходить. Раз я не получил отклика от Лекаря, то, думаю, что и никто из Стражей тоже не почувствовал мой страх. И этот незваный гость знал об этом с самого начала. Он сказал, что объяснит мне все, что ж, пускай попробует.

 

Я поднялся, и подошел к креслу, на котором лежала моя одежда. Незнакомец терпеливо ждал, пока я натяну на себя брюки и сорочку. Одевшись, я сел в это же кресло и сказал:

— Я вас слушаю.

— В первую очередь я хочу извиниться за столь беспардонное вторжение. Но, поверьте, у меня были на то причины. А теперь, я бы попросил вас включить свет.

— Свет!

 

Я наконец то смог рассмотреть говорившего. На вид ему было лет шестьдесят. В черных волосах уже была заметна первая седина, на лице — первые морщины. Одет он был в поношенный темно-серый костюм.

 

— Спасибо. Позвольте представиться, меня зовут Джейсон Денай.

 

Мои брови против воли поползли вверх. Этот человек был государственным преступником, сумасшедшим, легендой и самым популярным пугалом для детей. И при этом никто точно не знал — существует ли он на самом деле. Но дети в своих кошмарах представляли его совсем не таким. Черный ДиДи, который, по рассказам родителей, приходил по ночам к непослушным детям и делал так, что никто тех больше не "слышал", был монстром, а этот человек скорее напоминал школьного учителя, нежели чудовище. А ведь он и впрямь вломился ко мне посреди ночи и теперь я не получаю откликов ни от Лекарей ни от Стражи. Кто бы мог подумать…

 

— Думаете, неужели вы были настолько плохим мальчиком, Ричард? — он улыбнулся. — Поверьте, на самом деле я не посещаю капризных детей. Скорее наоборот, я прихожу к тем, кто подает большие надежды.

— Чем же я вас так заинтересовал? И откуда вы знаете мое имя?

— В наше время узнать имя человека не такая уж и сложная задача. А интерес мой вызван вашей непосредственной работой. И некоторыми особенностями вашего мозга.

— Моей работой? Я всего лишь рядовой Утешитель.

— Нет, вы лучший Утешитель.

— С чего вы взяли, что я лучший?

— А с чего вы взяли, что вы не лучший?

Я замолчал. Дело было не в скромности. И не в том, что кто-то из моих коллег делал свою работу лучше. Я просто никогда не задавался этим вопросом.

— Я просто… знаю это.

— Да-да. Скажите мне, Ричард, кем был человек, которого вы утешали последним?

— Это конфиденциальная информация…

— Я не прошу его имени или адреса, просто скажите мне, кем он был — школьником, студентом, Учителем, Лекарем?

— Школьником.

— Его успеваемость была лучше, чем у других?

— Да нет, обычный ученик.

— А кто был до него?

— Лекарь.

— Хороший?

— Да, вполне нормальный, а зачем вы спрашиваете?

— Вы сами поймете. Скажите, сколько всего людей вы утешили за свою жизнь?

— Не знаю, я не считал. Много, тысячи две или больше, наверное.

— Среди них были выдающиеся люди? Лучшие специалисты в своей области. Или наоборот — очень глупые и неумелые?

— Нет, не припомню таких.

— Вам не кажется это странным?

— А должно?

— Нет, — Джейсон вновь улыбнулся. — Потому что выдающихся людей попросту не осталось. И в этом, отчасти, виноваты вы.

— Вы бредите!

— Отнюдь. Назовите мне хотя бы одного известного человека, нашего современника?

Я открыл было рот, и вдруг понял что мне просто нечего сказать. Мой незваный гость улыбнулся в третий раз.

— Тишина в вашей голове образовалась благодаря этому устройству, — в руке у него было нечто напоминающее допотопный радиоприемник. — Оно блокирует прием-передачу вашего церебрального чипа.

— Но ведь это незаконно! И опасно!

— Опасно?

— Да! Если мне станет плохо, то меня не услышит Лекарь. Или работник экстренной службы если на нас упадет крыша.

— Что ж, вы не против небольшой прогулки? Если вами что-нибудь случится, то вы сможете сообщить об этом любому прохожему. К тому же, я хочу вам кое-что показать.

Почему то этому человеку удалось заинтересовать меня. Оценив ситуацию, я сказал:

— Пойдемте.

 

 

3. Утренняя прогулка

 

Мы шли по городу. Утро выдалось пасмурным и холодным, все-таки на дворе был ноябрь. К тому же, в воздухе висел неплотный туман. Очертания домов людей будто бы смазывались, отчего все, что нас окружало, казалось не совсем реальным.

 

— Я историк, — заговорил Джейсон. — Точнее, раньше был историком. Это потом мне прошлось изучать радиотехнику и биологию. Но именно моя первая специальность позволила мне понять тот факт, что происходящее вокруг нас совершенно ненормально. Изобретение, а затем и глобальное внедрение церебральных чипов казалось новым этапом развития общества. Но на самом деле оно отбросило человечество назад.

 

— Но почему? Ведь столько людей удалось вылечить, потому что Лекари практически мгновенно смогли установить диагноз. Люди не совершили многие преступления, потому что Стража выезжала в тот момент, когда в том или ином месте накалялась обстановка. Пострадавшие в результате стихийных бедствий были спасены, потому что работники экстренных служб знали, где они находятся!

 

— Я не отрицаю диагностическую ценность церебральных чипов. И их использование в качестве "тревожных кнопок" и пеленгаторов — тоже. Но это только вершина айсберга. Точная диагностика серьезных заболеваний все равно проводится при помощи аппаратуры. Преступность сократилась, но вовсе не потому, что Стража приезжала на место преступления еще до того как оно свершилось. Да и поиски пострадавших по сигналам чипов проводят в последнюю очередь, для этого есть иные, куда более подходящие, средства. Людям внушили мысль, что микроскоп — крайне удобное устройство для забивания гвоздей, и даже доказали на практике. И теперь все искренне верят, что это его истинное предназначение.

 

— В чем же, по-вашему, истинное предназначение церебральных чипов?

— Дело даже не в их предназначении. Чипы — это оружие массового поражения. Самое страшное и мощное. Люди думали, что создали устройство, способное вывести человечество на новый уровень развития. Но вместо инструмента прогресса мы получили деградационную бомбу.

— И вы можете это доказать?

— Конечно. Давайте совершим небольшой экскурс в историю. Род человеческий отличается доминирующим развитием головного мозга. Одна из наиглавнейших функций этого органа — сбор, обработка, синтез и распространение информации. Вторая сигнальная система, то есть речь, наскальные рисунки, письменность, книги. Затем телеграф, телефон, радио— и телевизионная связь. Электронные вычислительные машины и цифровые сети. И, наконец, церебральные чипы. Все это служило одной цели — еще более качественно распоряжаться информацией. Больше собирать, быстрее обрабатывать, качественнее синтезировать и как можно шире ее распространять. Вам пока все понятно?

 

— Да, но я не вижу проблемы. Церебральные чипы отлично подходят для описанных вами целей.

— На первый взгляд — да. В самом начале все было хорошо, чипы дали огромный толчок в развитии технологии и культуры. И немаловажную роль в этом сыграли ваши коллеги. Эффективность чипов была настолько огромна, что они распространились повсеместно. И их начали имплантировать детям. Именно этот шаг и стал роковым — бомба сдетонировала.

— Я с вами не согласен. Дети стали быстрее и лучше развиваться. В прошлое ушли так называемые "отстающие" ученики, нерадивые студенты. Да и сама система оценки знаний, за ненадобностью.

 

— И вместе с ними ушли так называемые "отличники". А также гении, подлинные мастера своего дела. Ни одного талантливого и выдающегося человека не появилось за последние десятилетия.

Я задумался. За всю мою жизнь я утешал множество людей различных возрастов и профессий. И каждый из них был хорошим специалистом. Хорошим, но не лучшим.

— Вот видите, — продолжил Джейсон. — У нас уже подрастает третье поколение людей, которым церебральные чипы вживили в раннем детстве. За это время не было сделано ни одного значимого открытия. Не появилось по-настоящему талантливого музыканта или актера. Развитие общества замерло по всем направлениям. И это не мои бредни, это все факты и сухая статистика.

 

— Но если это действительно так, почему никто ничего не предпримет? Неужели кроме вас никто не понимает этого.

— А зачем? Люди проживают стабильную, теплую и сытую жизнь. У них нет тревог, страхов, боли. И при этом у них нет ни настоящей радости, ни счастья. Они просто плывут по течению. Вы лишаете людей боли, и они не могут пережить ее, перерасти, стать сильнее. Вы отнимаете у них страх, и они не могут его побороть и стать смелыми. То же самое происходит и с мелкими радостями — они уходят. Зачем добиваться чего-то, пытаясь доказать себе и всему миру что ты лучше, если все итак знают тебе цену? Для чего стремится к чувствам, которые ты не испытаешь? Зачем влюбляться, если чип подберет идеальную пару без твоего участия? Посмотрите вокруг — люди пусты.

 

— Но как получилось что вы не такой?

— Честно говоря, я не знаю. Однажды, когда мне было двенадцать, я стал свидетелем несчастного случая. Молодая женщина попала под колеса потерявшего управление грузовика. И все это произошло на глазах у ее восьмилетнего сына, которого она успела оттолкнуть. Это было ужасное зрелище. Но куда ужаснее было видеть этого ребенка — около пяти секунд в его глазах был ужас, а затем он улыбнулся, поднялся на ноги и отправился на игровую площадку к другим детям. И мне это показалось во стократ страшнее того, что произошло с этой несчастной. Затем пришло осознание того, что сейчас мой страх точно также исчезнет, и я оправлюсь по своим делам. С такой же пустотой в глазах. Весь мой рассудок воспротивился этому. Настолько сильно, что этого не произошло. Как выяснилось позже, я попросту взял под контроль свой церебральный чип. Но как мне это удалось — до сих пор загадка.

 

— Хорошо, я признаю что в ваших словах есть смысл. Что вам от меня-то нужно?

— Природа не терпит пустоты. Все те чувства, которые вы забрали у других людей, никуда не делись. Просто способность вашего мозга блокировать негативную информацию намного сильнее, чем у остальных. Я хочу вернуть людям то, что они потеряли из-за церебральных чипов, и надеюсь на вашу помощь. Я уже поговорил с некоторыми вашими коллегами, и они согласились мне помочь.

— Но ведь все это, как вы сами сказали, негативная информация. Какая от нее польза?

— Во-первых, невозможно понять что такое "хорошо", если не знать что значит "плохо". Во-вторых, негативная информация достаточно часто побуждает к действию. Ну и в-третьих, любая информация, даже негативная, это опыт. А опыт никогда не имеет отрицательного значения. Я вас убедил?

— Мне нужно обдумать все это.

 

— Да, конечно. Но решение вы должны принять до окончания нашей прогулки. Мое устройство имеет ограниченный радиус действия, так что если я отойду от вас достаточно далеко, то все сомнения, которые зародились после нашего разговора, попросту исчезнут в голове какого-нибудь Успокоителя. Надоедать вам я тоже не хочу.

— Если я соглашусь вам помочь, что тогда? Что я должен буду сделать?

— К сожалению, я не могу вам этого сказать. Извините, что предлагаю вам "кота в мешке", но я не хочу, чтобы мои планы оказались в голове у Стражей, если вы решите отказаться.

— Понимаю. Мне нужно подумать.

— Конечно.

 

 

4. Возвращение

 

Дальше мы шли молча. Я был погружен в мысли, Джейсон Денай ожидал моего ответа. В его словах была истина. Пусть весь его замысел и казался безумным, но я откуда-то знал, что это обманчивое впечатление. Сейчас, когда невзрачный "радиоприемник" заблокировал церебральный чип, в моей голове было очень много мыслей. Были сомнения, тревога. Раньше задаваясь любым вопросом, я тут же получал ответ. Теперь же мне приходилось обдумывать всю эту гору информации самому. Мысли были слишком разными, и даже противоречили друг другу. Мне начало казаться, что я физически начинаю ощущать процесс мышления. И я понял, что мне это чувство нравится!

 

Я оторвал взгляд от дороги, и стал всматриваться в прохожих. Совершенно пустые глаза, лица, не выражающие эмоций. Пару раз мне удалось заметить, как кто-то начинал хмуриться, или улыбаться, но тут же переставал. Морщинки разглаживались, уголки рта опускались, будто бы были не в силах закончить действие. Мы прошли мимо игровой площадки. Двое детей бросали друг другу мячик. Размеренно и аккуратно. Будто бы отрабатывали некий норматив на заводе — сто раз бросить друг другу мячик, а потом по домам, ребята. Это стало последней каплей.

 

— Я помогу вам. Вы правы, этот мир нужно спасать. Что я должен делать?

— Я знал, что вы не откажетесь. Пойдемте, отсюда до моей лаборатории рукой подать.

— Лаборатории?

— Да. Не беспокойтесь, я не собираюсь ставить на вас экспериментов или что-то вроде этого.

— Поверю вам на слово.

Джейсон не соврал, не прошло и пятнадцати минут как мы были в его лаборатории. На самом деле это была его квартира, но в ней находилось столько различного оборудования, что некоторые университеты могли бы позавидовать.

— Теперь вы можете рассказать мне о своем плане?

— Вы хотите, чтобы я перманентно заблокировал ваш церебральный чип?

— То есть совсем, независимо от вашей "глушилки"?

— Совершенно верно.

— Да.

— Хорошо. Тогда я могу рассказать вам обо всех деталях. При помощи вот этого устройства, — Джейсон похлопал рукой по аппарату, отдаленно напоминавшего стационарный томограф, — вся информация, которую ваш чип получил от других людей, будет скопирована на внешний носитель. У меня уже есть обширная база данных, в которую вы и внесете свою лепту. Когда этой информации будет достаточно, я проникну в центр обработки и, перенастрою ретрансляторы таким образом, что вся информация вернется обратно к людям. К слову, это не так уж и сложно. Прошу, ложитесь вот сюда.

 

— Как вы собираетесь проникнуть в центр обработки? — спросил я укладываясь.

— Как положить жирафа в холодильную камеру?

— Что? Не знаю.

— Открыть дверь камеры, положить жирафа, закрыть дверь. В центр обработки я попаду по тому же принципу — просто открою дверь и войду.

— Но ведь центр, наверное, охраняют?

— А зачем? Быстро же вы отвыкли от мысли, что преступления раскрываются еще до того как они свершились.

— Да действительно. Но откуда вы знаете что все не вернется на круги своя через какое-то время?

— Ричард, вы бы хотели, чтобы я активировал ваш чип обратно и вы вновь стали таким как раньше?

— Нет. Вы правы.

 

— Что ж, если у вас больше нет вопросов, то мы приступим?

— Приступайте.

— Хорошо. Не беспокойтесь, процесс не вызывает никаких ощущений, да и времени занимает немного. Все что вам нужно сделать, это просто спокойно полежать минут двадцать.

— Хорошо.

Я действительно ничего не почувствовал. Просто лежал, смотрел в пластиковую панель этого устройства для считывания памяти и думал. Кажется, я пристрастился к процессу мышления.

— Все, можете вставать.

— Двадцать минут уже прошло?

— Тридцать две. Спасибо вам, вы пока даже не представляете насколько помогли.

— Всегда пожалуйста. Что я должен сделать теперь?

— Ничего. Вы итак сделали очень многое, поверьте. Теперь я требую от вас самого сложного — сидеть и ждать.

— Что ж, я постараюсь найти чем занять себя.

— Хотите кофе? Или может быть вы голодны?

— Нет, благодарю, я, пожалуй, отправлюсь домой. Слишком много информации для одного дня и мне теперь предстоит перерабатывать ее самостоятельно.

— Если захотите поговорить, приходите в любое время.

 

— Обязательно воспользуюсь вашим приглашением. Удачи вам!

— Всего доброго. Еще раз спасибо за помощь. Благодаря вам мир измениться в лучшую сторону!

Домой я отправился не сразу. Я весь день бродил по городу, всматривался в людей и много думал. Все увиденное мною, казалось новым, будто бы я и не прожил здесь всю свою жизнь. Это было странно, слегка пугало, но в то же время казалось волшебным. А ведь раньше всего этих чувств не было, они исчезали и запирались на замок в чужой голове. И все эти люди до сих пор пребывают в этом бесконечном сне разума. Надеюсь, что Джейсон Денай сможет довести свою работу до конца. Потому что это действительно изменит мир в лучшую сторону.

 

 

Эпилог.

 

Мальчик лет двенадцати сидел на скамейке, и плакал, уткнувшись лицом в ладони. Я подошел и осторожно сел рядом.

— Что у тебя произошло? Почему ты плачешь?

— В этот день, — он посмотрел на меня зареванными глазами. — Ровно год назад умер Хоук. Мой пес. Он был самым лучшим псом в мире!

— Уверен, что так. Мне жаль, что он умер. Но, к сожалению, так бывает. Расскажи мне о нем…

Он рассказывал мне, постепенно успокаиваясь. Я не мог больше забрать его боль, но зато мог утешить его, помочь ему с ней справится. В конце концов, я ведь был Утешителем.