Источник разума

Нужный дом я отыскал с трудом. Он совершенно затерялся среди удивительно однообразных кованых заборов, зеленых лужаек и сотен других домов на окраине Плимута. Никогда раньше Гастон не приглашал меня к себе. Впрочем, я этому не удивляюсь — все знают, что он друг профессора Мартинса. А у того на меня большой зуб. Мы работали над одной темой, и я опередил его с докладом и публикацией. Дело давнее, но у старика цепкая память на обиды.

Я взбежал по высокому крыльцу и нажал кнопку звонка.

— Заходите, Генри! — глухо донеслось из-за двери. Я вошел и направился в гостиную, откуда слышался хриплый кашель.

— Вы неплохо устроились, Гастон. Такую мебель я видел только в фильмах!

Гастон улыбнулся и с нарочито блаженным видом развалился в огромном кресле. Изо рта его вырвалось облачко дыма и всхрап удовольствия. Рука с сигарой, которую он держал чуть наотлет, чтоб не прожечь дорогую обивку, несколько раз качнулась в такт каким-то его мыслям и застыла. Сигара указывала на меня.

— Вы ведь не курите, Генри?

— Боже упаси! — Я сотворил брезгливую гримасу и устроился в кресле напротив.

— Поздравляю. Умрете здоровяком. А мне, знаете ли, уже поздно бросать. — Гастон глубоко затянулся и выпустил дым из ноздрей. — Проклятый кашель. Врач говорит — хронический бронхит курильщика. Хотя я больше грешу на Север. Вы знаете, что я работал на севере?

— Да, вы рассказывали…

— Шесть лет. Семнадцать экспедиций. Я мотался по всей Арктике, заглядывал под каждую чертову ледышку. Немудрено простудиться, верно?

— Пожалуй. Но ведь вы нашли то, что искали.

— Нет, я не жалею, не подумайте. Тогда ко мне пришла слава... В узких кругах… Парни из новостей даже брали у меня интервью. Я стоял на фоне снегохода и отвечал на дурацкие вопросы. Это уже здесь, в Девоншире. Смешно, правда? Но я тогда получил докторскую степень. Carnobacterium pleistocenium — древние микроорганизмы, сохраненные в природных морозильниках. Из тех семи штаммов, что я нашел, сейчас встречается только один, и знаете где?

— Я что-то такое читал, кажется, в свином желудке?

— В желудке вьетнамской свиньи, если быть точным. Удивительно, не правда ли!

— Возможно, до обледенения, на арктических островах водились животные…

— Возможно, очень возможно… В мире маленьких существ все удивительно, и многое непонятно. Взять хоть паразитов, вроде неглерий. Вы ведь слышали о неглериях?

— Разумеется, я же медик. Патогенная амеба живущая в водоемах. Из носовой полости, по каналу обонятельного нерва, проникает в мозг, и образует там колонии, которые растут до тех пор, пока мозг не погибнет от интоксикации. Один из опаснейших паразитов.

— Да, да, все это верно… Но это лишь малая часть того, что о них известно. Видите ли, некоторое время я занимался изучением колоний неглерий в питательном растворе. Результаты я опубликовал в «вестнике»… Там почти все малоинтересно, кроме одного. Они не выделяют ни одного опасного токсина. Нисколечко.

Разумеется это не полностью достоверный результат. Питательные среды в мозге и в растворе различны, да и прочие условия не позволяют прямых аналогий… Но, знаете что, давайте предположим на минуту, что опыт «чистый». Что смерть мозга в таких случаях не могла быть вызвана интоксикацией. Что вы на это скажете?

— Каких же слов вы ждете? Я не очень близок к этой теме и не могу судить…

— О, нет, я не прошу вас быть моим рецензентом. Но быть может вам интересно, чем же в таком случае вызвана смерть мозга пораженного Naegleria?

— Гм. И чем же?

— У меня на этот счет зреет одна теория. Давайте вспомним, чем паразит отличается от симбионта. Вероятно, только плохими манерами. Говоря попросту, симбионт «вносит плату за постой» он отдает организму-хозяину какие-то вещества, или берет на себя какие-то полезные функции. Ведь, строго говоря, и для паразита и для симбионта выгодно, чтобы хозяин был здоров и жил как можно дольше. Но паразит по природе своей деструктивен. Он несет вред организму-хозяину, и ускоряет его смерть, а значит и свою. Такое поведение не характерно для живых существ. Я полагаю, что чистые паразиты это тупиковые ветви эволюции, обреченные на исчезновение. Любые сосуществующие организмы рано или поздно эволюционируют в симбионтов. Это естественно, и вытекает из логики всеобщего развития жизни, не так ли?

— Пожалуй, здесь мне нечего возразить, продолжайте. — Я устроился поудобнее и подложил под спину подушку.

— Говоря о неглериях, мы подразумеваем чистого паразита. Но тут следует обратить внимание на важную деталь, — это единственный микроорганизм, который предпочитает мозг человека другим органам. Иначе говоря, этот микроорганизм радостно заселяет благоприятную для него среду, достаточно быстро убивает хозяина, то есть делает среду неблагоприятной, и погибает сам. Согласитесь, с точки зрения железной логики и прагматичности матушки природы, поведение неимоверно глупое и неэффективное.

— Ну выкладывайте уже, Гастон! Хватит дразнить меня.

— Хм. Ладно. Но позвольте еще один пример. У вас есть собака? Предположим, что есть, и она родила двух щенков. Одного вы оставили себе, а другого отвезли в лес.

— Ну что вы! Я очень люблю всякое зверье, и никогда бы…

— Не важно, это просто пример. Так вот, один щенок вырос у вас в доме, он питался из своей миски, спал на своей подстилке, и никогда не знал голода. Другой щенок гонялся за зайцами, воровал кур, а когда вырос — примкнул к волчьей стае. Представьте, что однажды в ваше отсутствие этот одичавший пес повинуясь смутным воспоминаниям, забрался в ваш дом. Полагаю, его действия очевидны. Он отгонит от миски своего домашнего братца, а может и вовсе загрызет его. Нагадит на диване, пометит все углы, разгромит кухню, выпотрошит мусорное ведро и удерет восвояси.

— Вы хотите сказать,— будет действовать как паразит.

— Именно. Он помнит, где у вас в доме кухня, и миски с едой, но домом это место уже не считает.

Давайте перенесем этот пример на наших неглерий. Некие одичавшие животные проникают в мозг, и варварски обживают его, вытесняя своих домашних собратьев. Они плодятся, и поглощают питательные вещества, не отдавая ничего взамен. В конце концов, в мозге остаются одни паразиты. Симбионты просто не могут с ними конкурировать. Мозг лишается чего-то, что давал ему этот симбиоз, видимо чего-то очень важного, ведь без этого он умирает. Это какие-то незаменимые вещества, ферменты, или важные функции, точно мы сказать пока не можем. Но мозг, как система перестает функционировать, лишившись одной из своих составляющих.

— Вы хотите сказать, что человеческий мозг настолько сплотился с неким инородным сожителем, что уже не может без него существовать?

— Да, примерно так. Деятельность нашего кишечника напрямую зависит от живущих в нем бактерий. Почему бы и другим органам не иметь подобной зависимости? Я считаю, что свободноживущие амебы Naegleria, а возможно и не только они, это боковая тупиковая ветвь, отошедшая от коренных обитателей человеческого мозга — симбионтов «amoeba orsamentis». Красивое название, правда?

— Тогда уж ingenemens, — порождение разума.

— Нет, именно orsamentis, — источник разума. У меня есть на это некоторые соображения.

— Даже так!

— Видите ли, давайте представим, всего только представим, что это вещество, или функция, зависящие от orsamentis делает возможной всю высшую нервную деятельность. Как вам такое допущение?

— Очень вольное.

— Да. Но если это удастся доказать, будет перевернута вся биологическая и медицинская наука. Может даже религия и философия. Словом это будет великое открытие. А человек, его совершивший впишет свое имя в историю!

— Вполне вероятно.

— Такие рубежи в науке не берутся наскоком, вам это должно быть известно. Даже если amoeba orsamentis действительно существует, нужно будет много лет ковыряться в мозгах, чтобы найти её. А потом еще столько же лет убеждать ученое сообщество в том, что вы нашли именно ее. Я уж не говорю о том, что нужно будет выбивать гранты и стипендии, склонять на свою сторону высоколобых и твердолобых, искать единомышленников и меценатов… Я уже немолод, Генри. Мне ни к чему все это. К тому же я микробиолог, а в данном вопросе нужен скорее медицинский подход.

Вот если бы кто-то, более молодой и энергичный, обладающий хорошим базисом медицинских знаний и крепкой хваткой включился в этот проект…

— Э нет! Неужели вы затеяли весь этот разговор, чтобы увлечь меня очередным своим авантюрным прожектом? Неужели вы всерьез полагаете, что я буду десятки лет ковыряться в мозгах и рыскать по моргам в поисках образцов ради какой-то амебы, само существование которой — плод вашего воображения! Поверить не могу, Гастон! Вы же ученый с мировым именем. Подумайте о своей репутации. Если вы опубликуете нечто подобное — тут же загремите на скамейку чокнутых профессоров!

— Ну, ладно. Ладно! Чего вы так взъелись, Генри? Я просто допустил гипотетически, что если бы мы вместе взялись за это дело, то…

— Почему вы постоянно допускаете чисто гипотетически всякие гадости? То я у вас щенка в лес выкинул, то открыл какую-то мерзкую амебу у себя в голове! Предположите лучше, чисто гипотетически, что все это вздор, что никаких orsamentis нет, и что мы с вами — разумные сами по себе, без всяких симбиозов, люди.

И вообще, если хотите знать мое мнение, возможно кто-то и согласиться носить в голове ingenemens, но orsamentis — никогда. Это же оплеуха всему человеческому роду — венец творенья не может мыслить самостоятельно, ему нужна для этого специально обученная бацилла!

— Право Генри, незачем так горячиться. Считайте, что я пошутил. Просто шутка, милый розыгрыш, п-ффф. — Гастон сделал движение, словно выбросил в воздух пригоршню конфетти. — Кто бы мог подумать, что такой пустяк так вас расстроит.

— Я не расстроен, но разочарован. Разрешите откланяться, Гастон. Мне пора.

— Всего доброго, Генри.

Я перепрыгнул три ступени крыльца, и быстрым шагом направился к перекрестку, там должны быть такси. Плюхнувшись на заднее сиденье и назвав адрес, я достал мобильный телефон.

— Алло, Ирен? Это Генри. Я через полчаса буду в лаборатории, подготовь препараторскую. И погляди сколько у нас в морге свободных ячеек.. Что? Да, новая тема, очень перспективная. Нет, с Олофсеном согласую завтра. Просто подготовь препараторскую. Все, пока.

Я хрустел пальцами и кусал губы от нетерпения. Старый хрыч хотел помощи — черта с два! Я сам найду ее! И уж конечно это не будет amoeba orsamentis. Я назову ее amoeba cerebrohabita, мать ее так !!!