Бэн

«Я возвращался с работы ночью домой 28 ноября 2009 года.

Ехал по автобану на Кулвермонт.

Неожиданно,на дорогу прямо из тумана вышли трое:

мужчина, женщина и собака,

и мне пришлось резко затормозить, чтобы не сбить их.

Они прошли через автобан и исчезли.

Я был в шоке и не сразу двинулся с места.

Буквально через пару минут туман испарился

и я увидел в десяти метрах от меня метровый бордюр,

лежащий поперёк дороги.

Не знаю, как он там оказался.

Мне и раньше приходилось слышать о местных привидениях,

спасающих водителей на этом автобане,

и я думал, что это россказни,

но теперь и сам убедился — это чистая правда.

Могу поклясться на Библии!»

Из интервью Дениса Вобера газете «День на бумаге».

 

  

Рождество...

Очаровательно улыбающаяся Лайза, ежедневно вещающая о капризах погоды, на этот раз не обманула, шторм пришёл по расписанию — в ночь.

Эгон Майер стоял в тёмном кабинете, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрел на беснующийся ветер, злобно гнувший и трясший деревья в саду.

На фоне черно-зеленого, похожего на кусок старого кварца, неба, летали широкие полосы ледяного дождя и белого, острого, как песок, снега, бросающегося на окна и мечтающего ворваться внутрь, в натопленное камином тепло, чтобы вырвать из дома душу.

Шторм усиливался, черепица на крыше клацала, как волчьи зубы, завывало в трубах. Эгон не любил ветер, особенно такой, страшный и напористый, и ему было жутко одному в таком большом доме. Отойдя от окна, чьи защелки предательски дрожали, хозяин включил телевизор, где мальчики с ангельскими лицами пели рождественские гимны. Звук их сладких голосов заглушил завывания ветра и немного успокоил Эгона, напомнив Рождества, которые он когда-либо праздновал.

Сколько их было? Много, много десятков...На его бледном, покрытом глубокими морщинами лице появилась грустная усмешка. Из тех праздников, которые помнил Эгон, а память у него была отличная, всего дважды он оставался один. Первый раз в госпитале, когда ему вырезали аппендицит, а второй раз... тут он поспешил задвинуть, так некстати выплывшее воспоминание на задворки памяти. А вот теперь и третий раз.

Последний.

Дочь праздновала со своей семьёй, с новым мужем, который Эгону категорически не нравился и который платил ему той же монетой. Правда, Зельда позаботижлась о том, чтобы её сварливый папаша не умер с голоду и отправила ему всё, что полагается иметь на рождественском столе добропорядочному господину на пенсии. А глинтвейн он варил отличный и сам.

Отвернувшись от окон, за которыми сражалось небесное воинство, Эгон уселся в кресло, вытянул в сторону камина усохшие ноги в толстых шерстяных носках и взял в руки фарфоровую кружку с горячим, ароматным напитком.

«Счастливого Рождества, старый хрен!»— поздравил себя господин Майер и отхлебнул изрядную порцию глинтвейна.

Раздался телефонный звонок, но Эгон не стал брать трубку. Пусть звонят, пока не надоест. Старик хотел довести одно важное дело до конца. Оно занимало в последнее время все его мысли и требовало развязки.

На последнем юбилее кто-то сравнил его с вековым дубом, корни которого питают традиции, а листья и плоды представляют счастливый итог длинной жизни. На самом деле реальный плод был только один — дочь Зельда — успешная женщина, сделавшая карьеру и занимавшая должность префекта.

Но тут имелось ввиду нечто другое.

Господин Майер был одним из самых знаменитых управляющих, когда-либо существовавших на свете. Он успешно работал в разных отраслях, по созданной им системе, преподающейся теперь в любом университете, где учат менеджменту и написал об этом десяток книг, ставших бестселлерами. Но самое главное оставалось за кадром — способность к потрясающим, нестандартным решениям, которые нельзя повторить и можно было лишь удивляться интеллектуальному гению Эгона Майера.

Увы, теперь всё это в прошлом. Сейчас бывший супер-менеджер так же успешно исполнял роль пенсионера.

Дело жизни принесло Эгону и славу, и деньги. Богатый особняк, который возвышался теперь тёмной громадой на фоне живой картины, рисуемой ветром-импрессионистом, был построен на гонорары фирм, которых господин Майер вытащил с самого финансового дна.

Кроме того он обладал солидным счётом в банке, коллекцией дорогих картин и шестнадцатью редкими олдсмобилями, тихо сияющими в в гараже.

Он имел всё, что мог пожелать человек.

Кроме счастья.

Счастье осталось там, в далёком сочельнике, после которого Эгон Майер превратился в физическую оболочку, продолжающую жить, работать, что-то говорить, и иногда даже улыбаться.

Там осталась Тереза, и там остался Бэн, и ещё неизвестно, кто сильнее разбил его сердце...

Эгон Майер резко выключил телевизор. Дом сразу наполнился воем ветра и дребезжанием стёкол. Казалось, ещё немного, и шторм разнесёт убежище в щепы, вытащит хилое стариковское тело наружу и будет мотать его, поднимая к небесам и бросая оземь...

Встав с кресла, Эгон направился вон из гостиной.

Он кружил по дому, как неприкаянный. Заходил во все комнаты своего огромного особняка, включал свет, обходил помещение, дотрагиваясь руками до каждого предмета, и выходил, заботливо щёлкнув выключателем. Со стороны было странно видеть эти блуждающие огни, отмечающие передвижения хозяина дома.

Все вещи были на местах. В комнатах— чистота, прислуга провела генеральную уборку и появится только через пару дней.

Лучшее время, чтобы свершить задуманное.

Вернувшись в комнату, он разделся, стараясь не глядеть на своё отражение в большом старинном зеркале. Вот уже долгое время, как Эгон перестал ассоциировать себя с тем, что видел в зеркалах. Страшное несоответствие внутреннего и внешнего мира создавало постоянный душевный конфликт. Поэтому он договорился сам с собой, что отражение, представленное в зеркале — это не он.

Только облачившись в смокинг со всеми сопутствующими аксессуарами: бабочкой, шелковым платком в кармане и бриллиантовыми запонками, Эгон, наконец, взглянул на отраженного в венецианском серебре высокого, внушающего уважение старца. Большая голова с выпуклым лбом, узкие, льдистые глаза, впалые щёки, покрытые седой щетиной. Лицо в зеркале нахмурилось. Забыл побриться! А ведь для его замысла нужно выглядеть идеально.

Пришлось Эгону, завесившись полотенцем, бриться в ванной комнате. При этом он то и дело посматривал на часы — ровно в полночь всё должно быть закончено.

В гостиной витало Рождество — свечи, кружевная скатерть, сервированный на одного стол, и только неугомонный ветер, воющий в трубах и заставляющий реветь огонь в камине, упорно ломился в окна и портил эту мирную картину.

С затаённой радостью Эгон подошёл к своему любимцу — старинному кабинетному граммофону, всегда занимающему самое почётное место в его доме. Этот полированный, инкрустированный перламутром красавец был куплен его родителями сто лет назад. Сто лет! Подумав об этой цифре Эгон усмехнулся снова. Время — лишь цифры. Его нет. Особенно когда в душе горит неугасимое клеймо вины. И никакие годы не в силах его загасить...

Снова зазвонил телефон. Судя по настойчивости это Зельда. Не поверила, что он лёг спать, как и положено всем старым развалинам.

Открыв ящик раструба, Эгон достал из бокового ящика пластинку, аккуратно провёл по ней бархоткой и завел ручку граммофона. Дом огласился прекрасными звуками штраусовского «Голубого Дуная». Хозяин с лёгкой улыбкой сел к столу, поднял кружку с ещё тёплым, крепким глинтвейном, поприветствовав кого-то невидимого, затем придвинув к себе две тарелки, одну с рождественским гусем, другую с сотней, покрытых голубой глазурью таблеток, стал поглощать и то и другое, делая большие глотки из кружки — таблетки застревали в горле.

Скоро он уснёт навсегда в любимом кресле, чтобы прекратить никому не нужную жизнь и встретиться, наконец, с теми, кого безуспешно искал в течение последних восемнадцати лет. С теми, кто не хотел с ним говорить, предпочитая каждый раз являться кому-то другому. Но Эгон понимал их обиду. Наверное, на месте Терезы и Бэна он поступил бы так же. Но как сказать им, что он раскаивается, что он их помнит и любит, как ещё догнать их, ушедших навсегда?

С трудом встав из-за стола, Эгон добрался до кресла и сел, положив руки на широкие бархатные подлокотники. Медленно обвёл глазами комнату, остановившись взглядом на письме дочери, оставленном на столе, потом закрыл глаза.

Нежные скрипки выводили звуки вальса, под который одинаково хорошо и жить, любить и умирать...

***

-Я же говорил, что за твоим папашей глаз да глаз нужен! У стариканов такого возраста всегда начинается маразм. Мало ли что он ещё мог натворить. Мог бы и дом поджечь!

-Заткнись, не до тебя сейчас! — рявкнула на мужа встревоженная Зельда, устремляясь навстречу доктору, выходящему из реанимационной палаты. — Что там?! Ну как он?

-Надеемся на лучшее, мисс,— сдержанно отвечал доктор,— сами понимаете, возраст, сердце...Организм изношен, как будто ваш отец не вылезал из стрессов многие годы.

-Что вы, доктор, он последние годы только и занимался, что своими коллекциями, садом, читал, отдыхал...

-Ага, и прогулками к автобану увлекался,— вставил муж Зельды.

Та метнула на него гневный взгляд.

-Зачем к автобану?— удивился доктор.

-Представьте себе, охотился за привидениями.

-Дэниел!!! — Зельда не на шутку разъярилась.

-Молчу-молчу...

Доктор вернулся в палату, а женщина села на диванчик и погрузилась в невесёлые мысли.

Если отец выживет, то остаётся два выхода, либо дом престарелых,(один из лучших, конечно, сказала она себе), либо психиатрическая лечебница, о чём прозрачно намекал их семейный доктор, ещё тогда, когда речь шла о ежедневных походах отца к автобану. Ей было трудно жить на две семьи, которые вместе жить не хотели и не могли. Отец становился всё старше, прибавлялось болячек, портился характер, а Дэниел терпеть не мог особняк, называя его «Титаником» и никогда не согласился бы там жить. Кроме того, работа префекта отнимала много сил и мотаться каждый день по двести километров, чтобы забрать отца из полицейского участка, куда он неизменно попадал, пытаясь перейти автобан, Зельда была уже не в силах.

Нанятые ею сиделки сбегали через месяц, Эгон умел устроить любой из них «весёлую жизнь». Никто не хотел с ним оставаться.

Решено!

Зельда встретилась глазами с мужем и тот всё понял. Полез в карман пиджака и передал жене расцвеченную всеми цветами радуги визитную карточку.

 

***

Эгон Майер вернулся домой из несостоявшегося путешествия к Терезе и Бэну.

Он лежал в своём любимом кресле и вяло удивлялся тому, как Зельда спасла его старую шкуру, почувствовав неладное и вытолкав сопротивляющегося мужа из-за праздничного стола в такую непогоду. Эгона мало интересовали подробности этой истории, как будто он и впрямь побывал на том свете.

Зельда, находившаяся с ним рядом, была настроена решительно. Не давая Эгону опомниться, она позвонила по номеру, указанному на визитке и пригласила приехать господина Фельдмана — представителя «Долины Радости».

«Ха-ха-ха! — думал Эгон Майер, глядя на большой экран телевизора, на котором мелькала креативная реклама «Долины Радости», снятая чуть ли не в Голливуде. Едва ползущие по беговым дорожкам, одетые в спортивные костюмы старики. Ну прямо, как мартышки в цирке! Сидящие в джакузи и изображающие из себя обворожительных нимф старухи. Играющие на саксофоне старцы, с выпадающими челюстями. Разъезжающие на мотокреслах древние ловеласы, выхватывающие друг у друга пачки памперсов!

Как же я ненавижу эти обвисшие лица, тусклые глаза, искусственные зубы, блестящие в фальшивых улыбках! Эти идиотские канотье на трясущихся от старости головах, перья в редких волосах и якобы страстные поцелуи на этой выставке рухляди!»

Все эти мысли явственно читались на лице Эгона и Зельда с тревогой смотрела на отца, ожидая какой-нибудь язвительной колкости в сторону представителя лучшего в округе дома престарелых. Но Эгон молчал, а господин Фельдман — лощёный мужчина в очках с золотой оправой, продолжал разливаться соловьём, комментируя видеоряд.

Ролик окончился. Повисла неловкая тишина. Эгон поджал губы.

-Вот видишь, папа, как там здорово. У тебя будет много новых друзей, отличный уход и море развлечений,— бодро сказала дочь.

-А далеко оттуда до автобана на Кулвермонт?

-Папа,— укоризненно сказала Зельда,— опять ты за своё!

-До автобана двенадцать километров, никакого шума и выхлопов! — поспешил заверить господин Фельдман.— Там отличная природа, лучшие врачи, вы можете принимать любые процедуры, у нас целый медицинский центр!

Эгон понимал надежду, светящуюся в глазах представителя — заполучить богатого клиента — цель любой такой «Долины Радости».

Видя, что господин Майер продолжает скептически ухмыляться, Фельдман выложил козырную карту:

— На базе «Долины Радости» расположился уникальный центр по разработке компьютерных программ и внедрению медицинской роботехники!

Зельда и Эгон непонимающе посмотрели на представителя дома престарелых, покрывшегося от гордости красными пятнами.

— Поясню. Каждому клиенту нашего «дома» выделяется личный, медицинский робот, который ведёт мониторинг жизненных процессов и помогает в быту. Почему робот? Кхм. Не все ладят с персоналом, возраст, знаете ли, характер у большинства клиентов с годами не улучшается...— Фельдман смутился, достал тщательно выглаженный клетчатый платок и промокнул лоб.

Эгон от такого заявления внезапно развеселился.

— А на горшок ваш робот клиентов тоже высаживает?

— Нет, но позвать сестру, если у клиента проблемы с пищеварением, может — сухо ответил господин Фельдман, сверкнув очками.

-Я согласен!— сказал Эгон Майер, хлопнув рукой по бархату подлокотника,— какая разница, где подохнуть, дома, одному, или в компании робота?

***

Зельда могла вздохнуть спокойно, отец будет под надёжным присмотром, до автобана ему с его здоровьем не дойти.Она будет навещать отца так часто, как сможет, да и Дэниел прекратит шпынять её за излишнее внимание к вредному папаше. Всё складывалось как нельзя лучше.

В «Долину Радости» разрешалось брать с собой некоторые дорогие сердцу вещи. Разумеется, Эгон взял с собой тяжеленный граммофон, который двое рабочих едва затащили в машину. И свое любимое кресло. А ещё он бережно держал в руках большую шкатулку, где хранил памятные вещи.

Машина бежала среди пустых, однообразных, покрытых редкими языками снега полей, потом через лес — унылый, с толстым ковром серых листьев, среди голых, похожих на скелеты деревьев.

К дому престарелых вела добротная дорога, на которой машину Зельды остановила вежливая охрана у шлагбаума. Связавшись с господином Фельдманом они пропустили приехавших на территорию «Долины Радости».

Эгон с брезгливостью проводил взглядом пару бегущих трусцой пожилых спортсменов и стал рассматривать довольно разумно устроенную территорию. По пути промелькнули теннисные корты, площадка для гольфа и даже японский сад камней. Ближе к центральному корпусу людей стало попадаться больше. Обитатели «Долины» выглядели довольными и беззаботными.

Зельду с Эгоном проводили в кабинет директора мистера Эпплтона. Тот полностью оправдывал свою фамилию румяным, круглым, как яблоко лицом. Улыбаясь от уха до уха, он дал понять Эгону Майеру, что отлично осведомлён о его потрясающих умственных способностях, блестящем прошлом, сообщил, что является его поклонником и даже процитировал пару строк из майеровской «Любви к деньгам».

Эгон сидел с каменным лицом. Но это не повлияло на ширину улыбки Эпплтона, которая была намертво приклеена к его лицу, как у персонажа рекламы «Happydent». Директор, предложил дорогому клиенту апартаменты на выбор, в которых тот будет жить..."пока не надоест". Директор не сказал «пока не умрёте», но смысл от этого не поменялся.

Эгон ткнул пальцем в первую же дверь на первом этаже — лифты ему не нравились.

Окончив формальности с директором и холодно поцеловав на прощание Зельду, он заперся, и до глубокой ночи из-за его двери раздавались тоскливые звуки граммофона.

На следующий день Эгона навестили трое: директор, мистер Фельдман и коротко стриженая дама средних лет по имени Меган, оказавшаяся этажной медсестрой. Они поздравили новичка с первым днём в «Долине Радости» и вручили направление в «Терру». Так назывался центр, в котором проведут медицинские и психологические исследования для создания его личного робота.

Они рассказали о великом деле, которое делается в этих стенах, про медицинские исследования, проводимые совместо с "Террой", направленные на борьбу со старением и выразили надежду, что благодарное человечество никогда не забудет мистера Майера, принимавшего участие в этих программах. Все трое радостно улыбались Эгону, словно лучшие друзья, но это не могло поколебать его неприязни, особенно к Эпплтону, который напоминал ему Луннолицего*.

Потом они отправились с Меган на экскурсию по «Долине Радости», и та стала знакомить его с остальными обитателями, называя имена, которые он тут же забывал. Зачем? Ведь он не собирался оставаться здесь надолго. Только однажды его взгляд зацепился за плюгавого старикашку с громадными усами, шустро передвигающегося на мотоколяске. Тот показался Эгону странно знакомым, но он тут же выбросил старикашку из головы.

С возвращением к жизни у господина Майера вдруг снова появилась надежда, и он твёрдо решил найти способ добраться до автобана.

Но дежурно улыбающаяся Меган сказала, что никто не покидает стен дома престарелых. Жителям «Долины Радости» нет смысла выезжать за пределы территории, так как здесь есть всё необходимое, и бутики, и кинотеатры, и концертный зал на пятьсот мест. Из чего он заключил, что выбраться отсюда будет нелегко.

Но разве это может быть проблемой для человека по имени Эгон Майер?!

Вечером Эгон решил прогуляться перед ужином. Надев куртку, вышел во двор, где мигали лампочками украшенные к Рождеству деревья. Вдали, на освещенной аллее он увидел силуэт пожилого, согбенного человека, ведущего за руку ребёнка. Эгон не очень удивился, может быть, кто-то привёз ему внука и они гуляли. Человек медленно приближался, то и дело поворачиваясь к малышу и что-то ему говоря.

Вдруг, из темноты на аллею выступили двое мужчин в униформе охранников «Долины Радости», один схватил старика, другой взвалил на плечо ребёнка, и пиная и грубо толкая в спину едва держащегося на ногах бедолагу они погнали его назад по аллее.

Эгон счёл за благо вернуться.

Происшествие было непонятное и пугающее, поэтому он подошёл к сидевшей за стойкой дежурной сестре и рассказал о том, что только что видел. Медсестра, казалось, не удивилась. Она подняла трубку и сказала кому-то несколько слов, потом с ласковой улыбкой сообщила:

-Не волнуйтесь господин Майер, там всё в порядке.

-Но…

-Счастливого Нового Года! Разве вы не со всеми?— перебила его сестра.— В главном холле корпуса «А» сегодня большой праздничный вечер, идите, не пожалеете!— и она скрылась в подсобке.

Эгон и позабыл, что сегодня Новый Год! Сначала он хотел спрятаться у себя в комнате, а потом передумал.

«Долина Радости» имела несколько корпусов, и корпус «А» располагался в старом сосновом бору. Его красивое здание в классическом стиле всё сияло огнями, изнутри доносился гул голосов и музыка. Играл оркестр. Люди по одному и парами шли из других корпусов, чтобы присоединиться к празднику. В дверях Эгона кто-то крепко поддал сзади, да так, что он от неожиданности сел… прямо на колени к тому самому усатому старикану, которого видел раньше.

— Саймон!— весело закричала высокая дама в мехах, обращаясь к водителю мотоколяски,— опять ты со своими шутками! Зачем так пугать людей?— она энергично выдернула Эгона из объятий басовито хохочущего прямо ему в ухо шутника. — Оливия! — она протянула ему для поцелуя руку в длинной бархатной перчатке.

Эгон узнал её. Оливия Никади, знаменитая в прошлом модельер-дизайнер. Мадам и сейчас не изменяла своей оригинальности — в свете ламп её волосы отливали ярко-синим цветом.

***

Эгон попал в царство разгульной старости, которое так ненавидел. Там был весь набор: вставные челюсти, блёстки на трясущихся лысых головах, оголенные плечи престарелых прелестниц, покрытые пятнами, томные танцы c костылями. Проследив за его взглядом, Оливия сказала:

-Я и сама не верю, что мне уже восемьдесят пять. И никак не могу примириться с тем, что скоро пора сдавать в утиль платье, которое служило мне столько лет.— Она провела руками по своему телу, обняла ладонями плечи, поёжилась. — Но не будем о грустном, правда, Саймон?

-Не будем! Лучше выпьем шампанского! — Саймон схватил бокал и поднёс его к своим пушистым усам.

-Не могу отделаться от чувства, что я вас где-то видел…— сказал ему Эгон.

-Ещё бы! Лет сорок назад моя физиономия не сходила со страниц газет и журналов.

-Вернее из раздела криминальной хроники, — уточнила Оливия Никади с улыбкой.

-Не может быть!— воскликнул Эгон, вспомнив, наконец, это лицо, — вам что, удалось-таки спрятать деньги после ограбления национального банка?

Саймон захохотал.

— Вовсе нет, они схватили меня через пару месяцев, когда я наслаждался жизнью на гавайских островах, вместе с пышногрудой красоткой Лили! И я честно отсидел свои двадцать восемь лет.

— А как вы тогда очутились в «Долине Радости»? Или отложили денег на старость? Ведь этот дом престарелых очень дорогой.— Эгон во всём любил ясность.

Саймон переглянулся с Оливией, потом ответил:

-У меня денег нет вообще. Я отдал себя на благо науки, пожизненно…а за это они содержат меня, кормят и лечат.

-Как это, на благо науки?— удивился Эгон.— Вместо подопытного кролика что ли?

-Тут все такие, не волнуйтесь,— сказала Оливия.— В том числе и вы. Неважно, заплачены деньги, как сделано вами и мной, или нет, как Саймоном или Делакруа, но все мы работаем на благо науки.

-Гес, между прочим, тоже — вставил Саймон, наливая себе второй бокал шампанского.

-И Гес, конечно,— подтвердила Оливия.

-Я не понял. Что вы этим хотите сказать?!

Никади выразительно посмотрела на Эгона маленькими, тёмными, глубоко спрятанными в морщинах глазами. И ответила вопросом на вопрос.

-Вы уже были в «Терре»?

-Нет, иду на следующей неделе.

-Вот когда сходите, тогда и поговорим. А теперь позвольте вам представить господина Делакруа, вот он как раз идёт сюда…

***

Эгон лежал в постели и смотрел на падающий за окнами снег. Зима развлекалась сверкающими искрами снежинок, пуская их с небес бесконечным потоком. За последнее время произошло много интересных событий, которые Эгон по своей привычке собирал воедино, чтобы создать более-менее понятную картину. Но пока у него ничего не получалось.

Он часто слушал свой патефон, перебирал памятные вещи, хранящиеся в большой резной шкатулке черного дерева, и разглядывал панно, собранное им из газетных вырезок и фотографий.

Эгон с тоской смотрел в сторону города, где ждал его автобан, на котором водители неоднократно видели Терезу и Бэна, а ему так ни разу не удалось их встретить. Многие годы он ходит к автобану, но они, как будто специально избегают его.

Эгон вспомнил о посещении «Терры», куда его отвезла Меган на радужном мини-каре. Он был поражен масштабами центра. Казалось, что за его высокими заборами скрываются целый завод. Главный корпус «Терры» был представлен шестиэтажным зданием в виде усеченного конуса. Пройдя пропускной пункт, где им выдали пропуска, Эгон с медсестрой добрались до заветной двери, куда он зашёл один, а Меган осталась ждать в коридоре.

Внутри он обнаружил просторный зал, заставленный аппаратурой, далеко не медицинского вида, и трёх человек в голубых халатах — двух мужчин и женщину, сидящих за столом, как члены какой-нибудь комиссии. У господина Майера даже заныло под ложечкой, как в далекие студенческие годы. Правда члены комиссии были добры к старику, они всего лишь подвергли его трёхчасовому допросу, предварительно опутав тело проводами с датчиками и отслеживая реакцию на мониторах. При этом троица обменивалась короткими фразами, смысла которых он так и не понял.

Оказалось, что это не всё и ему придётся прийти сюда ещё раза три-четыре.

Опустошенный, измученный Эгон вернулся к себе и пролежал весь вечер, даже не выходя к ужину. Его навестила Оливия, принесла пирожное с фисташками и кофе, расспрашивала, как всё прошло. Узнав подробности, заметила:

-Кроме тебя только Геса так мучили, но это участь всех нестандартно мыслящих… Постарайся выдержать, может быть они сделают тебе робота, да и отстанут.

Со слов Оливии Эгон узнал, что кроме первых интенсивных посещений "Терры"есть еще и плановые визиты — раз в два месяца. И существовала еще более неприятная перспектива попасть туда после нарушения контракта о медицинском роботе. Некоторые люди в силу характера или обстоятельств нарушают договор. Обычно после этого происшествия в доме престарелых их больше не встречают. Может быть выгоняют, а может наказывают, а может даже и…

Пожилые люди, как дети ночью, любят рассказывать про это страшилки. Никто не знает точно, где правда, а где вымысел в этих историях, но умение держать язык за зубами — одна из самых востребованных добродетелей в "Долине Радости"...

Тут Эгон вспомнил старика с ребёнком, которого утащили охранники.

-Очень опасно нарушать договор!— прокомментировала его рассказ Никади, оглянувшись по сторонам.

Оливия уже познакомила его с маленьким, тщедушным Делакруа и белобородым Гесом, походившим на Санта Клауса. Один был в своё время ловким шпионом, работавшим на разведки трёх стран, а второй изобретателем, имевшим более пятидесяти патентов.

Все эти люди вряд ли могли встретиться в «прошлой» жизни, но теперь стали друзьями.

Наконец, тесты окончились, сотни вопросов и хитроумных задач подошли к концу и Эгону Майеру пообещали лучшего медицинского робота в мире. И всего через каких-то три недели.

Звонила Зельда, расспрашивала, как дела. Сетовала, что не может приехать, весь округ парализован из-за непрекращающегося снегопада. Эгон не стал ничего ей говорить, домой ему уже не хотелось, путь назад был отрезан и прежде всего у него в душе.

***

Посещения «Терры» отразились на здоровье господина Майера не лучшим образом. Старика лихорадило, и Меган отвезла его в больницу, где он лежал под капельницей и бредил.

Эгону виделся Рождественский вечер, свечи и праздничный стол. Ёлка, украшенная шарами и гирляндами. Тереза — нарядная, сервирующая стол, и тут же Бэн, который всегда любил быть в гуще событий. Зельда со своим молодым человеком о чём— то шептались, сидя у камина, хихикая и дуя друг другу в кружки с глинтвейном. Все были в сборе и весело настроены, смеялись и шутили, вот только хозяин дома был раздражен и хмурился. Он забыл о своём обещании не думать дома о работе и продолжал напрягать извилины в поиске решения.

Это ему не удавалось.

И вся эта праздничная мишура и суета злили его больше и больше. Эгон наливался гневом, закипал как чайник, готовый плеваться кипятком.

Старик метался по кровати, как будто и впрямь попал в те далекие времена.

Почему он не сдержал своего обещания и не выбросил всё из головы, когда садился за праздничный стол? Почему не вышел на улицу, чтобы покурить и остыть? Может быть, всё повернулось бы иначе. О чём он тогда думал? Какую задачу решал? Пожалуй, он не сказал бы сейчас. Эгон не помнил, потому что это было неважно. Важно было другое — то, что он вспылил на Бэна, своего любимчика, без которого буквально не мог жить. Разозлился по какому-то пустячному поводу. Наорал на него и выпинал из дома ногами.

В тот момент, его охватило какое-то сладостное чувство разрушения. Эгон уже не мог остановиться, крича на весь дом, расшвыривая мебель и сдергивая со стола скатерть с бокалами и тарелками. Он вспомнил, как Бэн выскочил за дверь, словно ошпаренный, как Тереза, с упреком взглянув на Эгона полными слёз глазами, выбежала за ним вслед. Как Зельда с молодым человеком вжались в диванчик, застыв на месте и широко открыв рты.

Старик метался по раскаленной простыне, выдергивая из рук гибкие змеи капельниц, чувствуя себя, как грешник в аду. Всё, что он так долго держал в себе, вырывалось теперь на свободу, заставляя его тело корчиться в судорогах и заливать лицо горькими слезами.

Только он один был виноват в том, что Бэн выскочил на автобан и метался там между мчащимися автомобилями, водители которых торопились на рождественский ужин. Только он виноват в том, что Тереза побежала спасать Бэна и уже успела схватить на руки, когда обоих сбил грузовик, водитель которого тоже спешил домой к жене и детям…

…

Он должен их найти!

Он выздоровеет и снова отправится к автобану, где уже больше сотни человек видели Терезу и Бэна, появляющихся то там, то сям, пересекающих дорогу и спасающих водителей от нечаянных аварий.

Он их найдет и скажет всё, что накопилось за восемнадцать лет в его измученной душе.

***

Болезнь медленно оступила и Эгон вернулся к себе, бережно поддерживаемый с двух сторон Меган и Оливей.

Они усадили его в кресло.

-А у нас для вас, господин Майер, радостная новость!— сообщила Меган и выразительно посмотрела на Оливию.

— Уже ухожу! — заторопилась Оливия. Наклонившись к Эгону она шепнула.— Удачи и не забывай друзей.

Внезапно Эгон заволновался. У него сильно застучало в висках, на лбу выступил пот. Он вопросительно взглянул на Меган — та уже набирала в шприц успокоительное. Вколов его в тощую стариковскую руку, она стала рассказывать, какая замечательная жизнь теперь его ожидает. Эгон был возбужден, как ребенок, первый раз идущий в школу.

Через пятнадцать минут Меган выглянула в коридор.

-Заносите!

Двое рабочих в униформе "Терры" вкатили большую коробку и зашуршали, распаковывая. Эгон не видел, что творилось за их широкими спинами. Но вот они забрали коробку и ушли. На полу осталось нечто, скрытое под алюминиевой накидкой.

Меган сняла ее:

-Знакомьтесь, господин Майер! Это ваш личный медицинский робот.

Эгон взглянул и у него все поплыло перед глазами.

На полу сидел Бэн и улыбался...

***

Вот уже два часа старик сидел, крепко прижав к себе Бэна. Меган давно ушла, предварительно надев на шею Эгону медальон. Такой же медальон просвечивал сквозь белую волнистую шерстку на груди собаки.

Перед тем как уйти, Меган спросила:

— Господин Майер, вы хорошо помните, что сказано в подписанном вами договоре об эксплуатации робота? Все особые пункты?

-Разумеется. Большое спасибо!— Эгону не терпелось остаться с Бэном наедине.

-Ну, хорошо! Если будут вопросы, звоните.— И бросив цепкий взгляд на обоих, она удалилась.

Сходство робота с оригиналом потрясало. Это до мельчайших подробностей был пес Эгона. Бэн вертел хвостом, прыгал, преданно глядел в глаза и лаял, как настоящий. И он был теплый!

Эгон был не в силах отпустить его на пол. Шерсть Бэна намокла от слез хозяина, которые текли и никак не могли остановиться.

Но какие все-таки дурацкие условия поставила "Терра" перед владельцами роботов! "Нельзя выводить за пределы комнаты". А что, если Бэн захочет погулять, справить нужду? Ах, да! Роботы нужду не справляют.

Или это: "Никому не показывать робота, кроме специалистов "Терры", имеющих специальный допуск". А ведь первый человек, которому надо показать Бэна это 3ельда. Как бы она обрадовалась! Но увы, нельзя.

Почти месяц друзья не видели Эгона. Сначала он отвечал на звонки: "я занят" или "перезвоню позже", а потом и вовсе перестал брать трубку.

Эгон наслаждался обществом Бэна. Пес ходил за ним по пятам, смирно сидел рядом, пока хозяин читал свежие газеты, спал ночью у него в ногах, разве что только не вздыхал о чём-то своём, собачьем, как это делал настоящий Бэн. Казалось, что вернулись старые времена. Не хватало только Терезы.

Однажды Эгон пошел к дантисту и едва досидел до конца сеанса, все казалось, что Бэн скулит у двери. Назад он бежал по коридору рысцой, чтобы поскорее увидеть своего маленького друга.

Так и шли дни. Эгон уже забыл мучения, которым был подвергнут, чтобы получить робота и теперь был благодарен специалистам "Терры" за то, что хорошо порылись у него в мозгах.

Работа Бэна была незаметной, но действенной. Благодаря ему Эгон стал чувствовать себя на десять лет моложе. Специальная диета, индивидуально подобранные Бэном лекарства творили чудеса. А однажды пес буквально спас хозяина, который падая зацепился воротником за дверную ручку и едва не задохнулся. Бэн вызвал Меган.

Однако, Эгон уже начал скучать по друзьям. Уговорив себя, что Бэн лишь робот, вечером он отправился в "Альгамбру", ресторан корпуса "С", где любила собираться вся компания.

***

За столиком, под зелёным абажуром, сидели только Оливия и Саймон, Геса не было видно последние три дня, впрочем, как и Делакруа.

Сегодня у посетителей ресторана настроение было невеселое.

Как хорошие, так и плохие новости в "Долине Радости" разносились со скоростью света. Новости были неприятные. Умер уже третий человек из корпуса "А".

Третий за неделю.

Общительная Оливия знала всех обитателей дома престарелых. Эти трое только что прошли какие-то внеочередные тесты в "Терре", также как и двое, умершие неделей раньше. И еще одного отправили в психиатрическую лечебницу. Мистер Эпплтон всячески избегал скользкой темы, продолжая лучезарно улыбаться. Медсестры отмалчивались.

Для "Долины Радости" эта тема была очень болезненной.

Каждый человек сразу после рождения встает в очередь за смертью, но для живущих здесь эта очередь уже подходит к концу. И надо всякой головой домокловым мечом висит грозное — "Memento more".

И даже музыка не могла развеять гнетущее настроение.

Но Эгон не увидел здесь ничего особенного.

— 3десь же не детский сад, а дом престарелых. Все пришли сюда умирать, и никакой бег трусцой не поможет,— ворчливо добавил он, увидев входивших в ресторан двух бегунов, которые каждое утро пыхтя пробегали мимо его окон.

— В этом вы правы, старина,-сказал Саймон, уже изрядно поднабравшийся коньяка.— Только мне как-то не по себе. Имею внеочередное приглашение в "Терру"на п-послезавтра.

-Я буду молиться за вас, дорогой!— с чувством сказала Оливия, нежно погладив его скрюченные артритом пальцы, — но так хотелось бы знать, что с умершими случилось на самом деле. Не опасно ли это и для нас?А вот и Делакруа! Может быть хоть он что-то знает?

Похоже, что Делакруа действительно что-то знал. Обычно гладко прилизанные его волосы стояли торчком.

-Дружище, ч-что случилось? Забыл надеть моче-п-приемник?— пьяный Саймон с трудом поднял голову от стола.

Но тот даже не заметил злой шутки, хотя в другое время вступил бы с ним в перепалку.

-Гес не появлялся?— спросил Делакруа скрипучим голосом.

-Не видели его с воскресенья,— ответила Оливия.— Ты уже слышал?

-Слышал про третью за неделю жертву их бурной деятельности. Могу обрадовать, что она не последняя. Хотел вам кое-что сообщить, но Саймон, как всегда напился. Поэтому расскажу тебе и Эгону. Кстати, приветствую, давно не виделись. Нужно будет дождаться Геса, что-то он задерживается. Обещал быть к восьми, а уже десять.— Он побарабанил пальцами, поёрзал, оглянулся.

-Давай уже, рассказывай, что за заговор открыл? Небось тёмные делишки Эпплтона?— спросил Эгон.

-Без него не обошлось, это точно. Но он так, пешка. А началось всё несколько месяцев назад, когда в "Терру" зачастили военные. Мне хорошо видно её центральные ворота из окна... в бинокль.Приезжали высокие чины и сошки помельче, и даже были два лимузина с абсолютно черными стеклами. И восемь фур. Вот, смотрите!— Делакруа вытащил из кармана и положил на стол пачку фотографий.

Правду говорят — шпионов бывших не бывает.

-Ну хорошо, они приезжали, но почему бы и нет? Может быть им тоже роботы нужны?

-Поверьте мне, Майер, за те тридцать пять лет, что я был в деле, появление военных означает, только одно — они задумали какую-нибудь очередную бесчеловечную пакость.

-Боже, какой ужас! Может быть Саймону не стоит ходить послезавтра в "Терру", сказаться больным?— Оливия с надеждой посмотрела на Делакруа.

Тот хмыкнул:

-Дорогая, вы такая наивная, как будто не знаете, что увильнуть не получится, сведения о его здоровье передаёт его личный, хм, друг.

Говорить о роботах избегали, чтобы ненароком не нарушить какой-нибудь из "особых" пунктов договора. Заменяли на слово " друг".

-Но это ещё не всё. Мне удалось во время планового посещения "Терры" провернуть давно позабытый трюк. Я замкнул провод иглой на какой-то из их машин и пока они возились, незаметно сделал несколько снимков прямо с экрана и бумаг, лежавших на столе. Я не очень разбираюсь в том, что снял, поэтому отдал фото Гесу. Мне удалось побывать в "Терре" ещё раз, но сумел записать только их разговоры. И эту запись я тоже отдал Гесу. Эх, было бы мне лет сорок...

-Мы и не знали, Делакруа, что вы заняты таким серьёзным расследованием, — сказала уважительно Оливия.

-Просто не хотел поднимать панику. Теперь надо подождать, что скажет Гес.

Саймон мирно спал на столе, расплющив усы на скатерти.

-Я понимаю,— сказал Эгон,— что Гес— умный человек, изобретатель, математик и физик, но каким образом он сможет узнать, что в действительности творится за стенами "Терры" и каким образом это связано с "Долиной Радости" и нами лично?

-Самое важное то, что Гес является основателем "Терры", поэтому знает больше остальных.

-Основателем "Терры"?!— переспросил ошарашенный Эгон.

-Да, но это было давно и начинали они действительно, как организация, желающая помочь человечеству. Затем произошёл переворот, руководство захватил его ученик, талантливый человек, но мерзавец. Засадил учителя сначала в сумасшедший дом, а потом милостиво забрал в " Долину Радости". Разумеется, двери лаборатории для Геса закрыты, но там есть один человек, очень ему обязанный, поэтому надеюсь, что дело прояснится.

Они ждали Геса до закрытия "Альгамбры", и не дождавшись разошлись по комнатам.

 

***

Эгону не спалось. Он бродил по комнате, посматривая в окно. Бэн следовал за ним по пятам. Началась оттепель, снег стал рыхлым, по дорожке брела какая-то фигура, спасаясь прогулкой от бессонницы. Эгон немного подумал и тоже стал надевать куртку.

На улице было необыкновенно, ненормально тепло. Эгон расстегнулся и заложив руки за спину медленно пошёл по аллее. Где и столкнулся с Гесом.

-На ловца и зверь бежит!— сказал тот, протягивая руку.

-Я мог бы сказать о вас то же самое, — ответил Эгон, крепко пожав его большую ладонь.— Мы вас в ресторане заждались. Делакруа нам всё рассказал.

-Вот и отлично, значит, начну без предисловий. Вкратце."Терра" занимается вовсе не медицинскими исследованиями — это побочное использование потенциала. "Друзья" используются по двойному назначению. Одно из них — здоровье хозяина. Второе — использование хозяина для экспериментов. Я закурю, не против?

-Зачем им это?

-А вот это уже получится целая лекция, усмехнулся Гес.— Если есть свободное время— расскажу.

Эгон хмыкнул:

-Смешно...Всё время, что у меня есть — ваше.

Гес начал рассказ.

Вы, разумеется, слышали о шахматных поединках между компьютером и человеком. Поначалу человек даже мог победить, но с тех пор технологии ушли далеко вперёд. Вы знаете, что война постепенно перемещается в компьютерное пространство, идёт война разработок, программ, роботизация.Военные мечтают создать супермозг, подобный человеческому, но не в способности математических и прочих расчётов, об этом говорить смешно, а в использовании иррациональных, нелогичных, интуитивных путей. Человеческий интеллект — не машина, он имеет в арсенале странные и нелепые, с точки зрения кристаллизованной логики, инструменты. И способен, при наличии миллионов вводных данных, среди которых оппозиция Марса к Венере или качество съеденного на завтрак хлеба, сделать мгновенный расчет и за секунду найти решение, которое компьютер будет искать месяцами.

Короче говоря, военные создают супермозг, способный на нестандартные решения. А для этого ему нужны человеческие мозги. Желательно нестандартно мыслящих людей. Но в принципе подойдут любые, нормальные. Для этого и "друзья", которые с одной стороны поддерживают жизнь хозяина, а с другой незаметно пользуются его мозгом, во сне включая хозяина в удаленный эксперимент "Терры".

Но всё бы ничего, если бы около месяца назад они не запустили новую программу. Необычайно эффективную, но я бы сказал, смертельно опасную. Заключается она в том, что в мозг вводят некое вещество, состоящее из нанокапсул. Теперь они могут воочию увидеть "ход мыслей" человека, капсулы оставляют яркий след по ходу нейронов, но в результате эксперимента выжигаются или скорее вымораживаются большие участки мозга, что в лучшем случае вызовет сумасшествие, а в худшем — смерть. И этот результат мы уже увидели.

Исследователям "Терры" ничего не грозит. Кто будет волноваться о стариках, даже крепких?На то она и старость. А вот тем, кому грозит последний эксперимент, от этого не легче…

-Что мы можем сделать?— Задал Эгон естественный вопрос.

-Очевидно, немногое. — Гес закашлялся и выбросил окурок.— Мы не супермены и скажем, уничтожить "Терру" нам не под силу, а вот сделать их деятельность достоянием гласности мы можем. Вот только времени в обрез. В самое ближайшее время все мы получим приглашение на внеочередные тесты.

-Саймон уже получил...

-Я знаю. Видел списки. Следующий — Делакруа. Потом я. Потом Оливия. Последний — вы. Поэтому именно вы должны передать все документы своей дочери, которая приедет в следующие выходные. Сделать это надо тайно. Делакруа назовёт адрес назначения.— Гес улыбнулся, разгладил белую бороду.— Послезавтра, в это же время встретимся здесь же. Никому ничего не говорите. Не стоит их волновать. Отвертеться от тестов не удастся, разве что землетрясение начнется. Пусть лучше остаются в неведении. Пусть проведут эти последние дни спокойно…

***

На следующий день Эгон позвонил дочери. Она удивилась и обрадовалась, стала расспрашивать о самочувствии. Эгон сказал, что самочувствие "не очень" и попросил приехать в выходные.

-Разумеется, папа, обязательно приеду. Будь молодцом!

-Буду,— ответил он и положил трубку.

Эгон хотел попрощаться с Саймоном, но вечером тот в ресторане не появился. После того, как он вчера напился, этажная сестра посадила его под домашний арест.

-Мы вообще его теперь не увидим, — кисло сказал Делакруа, который сегодня тоже получил приглашение из "Терры". Поэтому на душе было тяжко и он ушёл пораньше.

А Эгон с Оливией сидели до самого закрытия, и та живописно рассказывала ему закулисные истории большой моды.

-Может пора мемуары писать?— спросила Никади, выпуская колечки дыма.

Эгон промолчал.

***

Следующей ночью Эгон встретился с Гесом на той же аллее. Гес вручил ему тяжелый конверт, и они пошли, разговаривая, в сторону сада камней, где Эгон ещё не бывал.

Постепенно их разговор перешёл на тему медицинских роботов. Эгон спросил, каким образом их создают и Гес ответил, что все технические детали ему не известны, но кое-что он знает.

В стенах "Терры" есть уникальное оборудование, способное считывать картины продуцируемые мозгом и делать их видимыми. Картины возникают в ответ на видео-звуко— ароматический ряд, и выводят на поверхность наиболее яркий образ. Как правило он связан с каким-нибудь сильными или длительными эмоциями. Так что медицинский робот— полностью есть плод нашего подсознания. И поэтому мы связаны с ним нераздельно. Этот плод обрёл форму и напичкан электроникой, но всё же есть в нём нечто тонкое, похожее на душу. Она как бы искусственная, но при длительном общении с хозяином начинает самостоятельное развитие. Это "Терре" ни к чему и она корректирует роботов при помощи программ, загружаемых ежедневно по утрам.

Первые десять минут робот передает накопленную за прошлый день информацию, а следующие десять закачивает обновления корректирующей программы, которая приводит его в исходное состояние. С роботом можно наладить личный контакт, поскольку это наше творение, так сказать, квинтэссенция наших чувств и мыслей. Но вот только управляемое извне. Высшая задача — перетянуть управление на себя, тогда можно воспользоваться всеми способностями робота, а заложено в них действительно многое...

Осмотрев сад камней и ничего в нём не поняв, поскольку не являлись японцами, они отправились по домам.

При расставании Гес сказал:

— Прощайте, Эгон Майер. Когда-то я мечтал познакомиться с вами, и могу сказать, что это было замечательное, хоть и короткое знакомство.

Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

Эгон сел в любимое кресло и долго и задумчиво смотрел на Бэна, смирно сидящего перед ним.

***

Услышанное от Геса обрело законченный вид и родило идею. Утром Эгон выждал десять минут и снял Бэна с металлического коврика, куда тот отправлялся "на зарядку",(так объяснила Меган, когда Эгон решил что Бэн сломался, потому что стоит не двигаясь и ни на что не реагируя). И через десять минут вернул его обратно.

Вечером позвонила Оливия. Она громко рыдала в трубку, не в силах сказать ни слова, но Эгон уже знал, что произошло.

-Крепитесь, дорогая, он был хорошим другом.

-Похороны послезавтра, приходите, я прошу вас. Он был такой милый! Как я теперь буду жить без своего Саймона?— раздались новые рыдания и она бросила трубку.

Эгон сел в кресло, постучал по коленке. Бэн был тут как тут, запрыгнул легко, улегся, забавно сложив лапы.

-Ну что, дружище, пора нам подумать, как добраться до автобана. Не собираюсь подохнуть, не доведя дело до конца. Эгон Майер всегда добивается своего. А с тобой Терезу мы обязательно найдём!

Бэн посмотрел на хозяина и стукнул хвостом по паркету.

***

Саймона похоронили на кладбище "Долины Радости". Он был одинок, поэтому его пришли проводить только Оливия и Эгон. Гес ожидаемо не появился, Делакруа тоже. У них с Саймоном была мучительная дружба-сражение. Они встречались только затем, чтобы обменяться колкостями и звонили друг другу, чтобы сказать гадость. Но это была только видимость. Жить друг без друга они не могли. И может быть Делакруа просто не хотел видеть своего друга мёртвым.

***

Все последние дни Эгон пунктуально снимал Бэна с коврика и пристально наблюдал за его поведением. Пока изменений заметно не было. Ничего, говорящего о том, что душа Бэна ожила. Эгон крепко надеялся, что это произойдёт. Времени оставалось всё меньше, а без помощи пса из "Долины Радости" не выбраться.

-Господин Майер, к вам приехала дочь. — Меган, стоявшая в дверях, излучала радость. — Пройдите в вашу комнату для приёма гостей. Что вам принести, чай, кофе?

-Кофе с коньяком и пару бисквитных пирожных из "Альгамбры".

-Хорошо.

Следуя договору, гостей принимали только в отдельной комнате.

Зельда уже была там. Эгон вошёл и поставил на стол чёрную шкатулку.

После объятий и поцелуев оба уселись в кресла.

-А ты выглядишь неплохо, папа, посвежел, добавил пару килограмм.

-Из ресторанов не вылезаю,— сказал Эгон добродушно.— Давно не виделись. Как работа, как Дэниел?

-Всё хорошо, и с работой и с Дэниелом. Вот решили завести ребёночка. — Она улыбнулась.

-Пора уже, давно пора. Доченька, я тут приготовил кое-что для тебя, вот, посмотри.— Эгон открыл шкатулку.

Удивлённая непривычным тоном отца Зельда заглянула внутрь.

-Здесь вырезки из газет. Свидетельства очевидцев, интервью, в общем всё, что связано с твоей матерью и Бэном. А здесь письмо от меня, которое ты откроешь, когда приедешь домой. Постарайся, чтобы никто его не видел или случайно не прочёл. Это важно.

Он умолк — Меган принесла кофе и пирожные. Как только она ушла, Эгон продолжил:

-Постарайся выполнить всё, о чём я написал. Это будет лучшее проявление твоей любви.

Потом они стали перебирать фотографии, вспоминая лучшие моменты своей жизни.

Быстро опустились ранние сумерки и Зельда засобиралась.

Эгон открыл шкатулку, ещё раз окинул взглядом содержимое.

-А это я оставлю себе,— он что-то достал с самого дна и положил в карман пиджака.— Ну, давай прощаться!— он крепко обнял дочь, расцеловал в обе щёки.

-Я скоро приеду снова, папа,— сказала Зельда.— К Пасхе, обязательно!

-Конечно!— Эгон ободряюще улыбнулся, — только позвони мне сразу, как доедешь домой и скажи, поняла ли ты то, что я написал.

-Хорошо, папа.

Эгон вернулся к себе, задумчивый, грустный.

-Ну что, Бэн, полдела мы уже сделали.Теперь ждём звонка,— сказал он псу, положившему морду на его шлёпанец.

Зельда позвонила поздно ночью, голос её дрожал.

-Давай я сейчас за тобой поеду, к утру буду уже там.

-Нет!— жестко сказал Эгон.— Я не вернусь. Не для того уезжал. Посто сделай то о чём я попросил и больше ничего не надо. Прощай!— Он положил трубку.

Зельда поняла и больше не звонила.

Мрачный, как туча Эгон сел в кресло.

-Так будет лучше, так будет лучше для всех,— сказал он в пустоту и тут его взгляд упал на граммофон, который не заводил уже больше месяца.

С трудом перемещая внезапно отяжелевшие ноги, старик подошёл к нему и стал перебирать пластинки. Ему хотелось плакать и он желал бы отвлечься, успокоить душу музыкой.

Но вот пластинка, которая не покидала конверта долгие годы. Тускло блеснуло золотом "Ridi, pagliaccio"** и великий Карузо запел песню от которой у Эгона всегда бежали мурашки по коже. Пластинка была старая, затёртая, половину звуков заменяло шипение, но Майер помнил каждую ноту. По щекам покатились слёзы. Внезапно в музыку вторгся какой-то посторонний, диссонансный, тоскливый звук.

Эгон в недоумении оглянулся.

Бэн выл, подняв морду к потолку.

Он всегда выл, когда слышал эту арию.

План Эгона сработал!

***

Делакруа был уже в "Терре" — Гес оказался прав. Теперь и он получил приглашение и сидел безвылазно у себя в комнате, приводя в порядок бумаги.

Оливия с самого утра звонила в панике, рыдала, кричала в трубку, что не пойдёт в эту чёртову "Терру", как бы её не уговаривали. Она была в истерике, а потом выбежала на улицу, и обратив лицо к окнам мистера Эпплтона, закричала: "Убийцы! Убийцы!"

Выскочили медсёстры с охранниками, схватили её, потащили в корпус. Никади была невменяема, она вырывалась, визжала, кусалась и царапалась.

Эгон смотрел из окна на происходящее, вцепившись руками в подоконник.

Похоже, что бедняжка Оливия всё же избежала "Терры".

С сумасшедшими они не работают.

Через минуту двор опустел и только синело на асфальте яркое пятно парика.

***

А вечером следующего дня Эгон получил свою "чёрную метку" из рук улыбающейся Меган.

-Господин Майер, я зайду за вами в девять утра, после завтрака, и постарайтесь не есть ничего тяжелее овсянки, — сказала медсестра, избегая его взгляда.

Эгон закрыл за ней дверь и повернулся к Бэну:

-Терпеть не могу овсянку. Поэтому завтракать не буду. Скажи мне, Бэн,— сказал он псу, доставая из кармана бережно хранимый в течение восемнадцати лет ошейник, ты сможешь найти дорогу к автобану?

Бэн тявкнул и радостно помахал хвостом.

 

 

*Луннолицый— персонаж одноимённого рассказа Джека Лондона— человек, с лица которого не сходила улыбка.,

**"Ridi, pagliacci"— "Смейся паяц", ария из оперы Леонкавалло"Паяцы".