Правый кросс
Борис Ветров по кличке Бобос атаковал жёстко — боковые удары слева тут же поддерживал правыми прямыми. И всё сериями, сериями… Пан уходил, успевал ещё уклоняться, подставлять то перчатки, то плечи, но чувствовал, как с каждым раундом делать это становится всё труднее. И пропускал, конечно, а кулаки у противника пудовые. Вот только что Бобос кинул очередной прямой удар — и в голове загудел набатный колокол, ноги подогнулись…
Пан сблизился, перешёл в клинч, повис на противнике. Рефери кричал «брэйк», разнимал бойцов, но Пан проделывал это снова и снова. Так и заставил Борьку таскать своё восьмидесятикилограммовое тело до конца раунда — тридцать секунд, потом отстучали последние десять…
Гонг!
Господи, прости!
Он старался шагать в свой угол бодро, не показывая, насколько устал. Но по дороге слегка повело, и на табурет не сел, а рухнул.
Петрович вытащил капу изо рта, принялся обмахивать полотенцем, нагнетая в лёгкие боксёра воздух — насыщенный испарениями потных тел, запахом азарта, боя, противостояния. Но вот кислорода, казалось Пану, было в нём совершенно недостаточно. Крайне мало было кислорода в этом воздухе, и лёгкие сипели, раздувались как дырявые меха, всасывали живительный газ и никак не могли насытить голодное тело…
— Встречай его правым кроссом! — нервно тараторил Петрович, полотенце мельтешило перед лицом как пропеллер. — Когда он свой правый бьёт, то голову наклоняет… И руку чуть задерживает, сразу не возвращает… Вот через руку и бей! Навстречу!..
Голос тренера доходил как бы издалека, вяз в тумане, наполнявшем голову — горячем и муторном. Только кровь стучала в висках отчётливо и громко. И всё это вместе тонуло в шуме зала. Людское море за канатами колыхалось, бродило, взрывалось криками: «Бо-бос! Бо-бос!»
Зал болел за Ветрова.
— Шесть раундов позади, Пан! — перешёл на крик Петрович. — Держись, парень, осталось всего четыре! И кросс — не забывай о кроссе!..
Гонг!
Они сошлись на середине ринга, и Борис вновь кинулся в атаку. Под его напором Пан отступил к канатам, потом в угол. Удары сыпались слева и справа градом, было больно. Но он старался: раскачивал корпус, смягчая прилетающие плюхи, принимал их на плечи и высоко поднятые руки. Пока не прилетело откуда-то слева — то ли сбоку, то ли снизу…
В голове взорвался динамит. Ринг встал на дыбы, и гладкая его поверхность ринулась навстречу — и впечаталась в лицо — даром что гладкая! — жёстко и неотвратимо.
Себя и окружающее Пан начал ощущать позже — ор и гомон зала, как рокот далёкого океана; Бобос, радостно выкрикивающий что-то, прыгающий с высоко вскинутыми руками по наклонной плоскости ринга, который как стал под углом к горизонту, так и не хотел возвращаться в нормальное положение… И как Борьке это удаётся?
Неугомонный Петрович оказался рядом, будто чёрт из табакерки — подхватил под руку, помог встать, потащил в угол.
Пан выплюнул капу, просипел:
— Куда?.. Куда ты меня?.. А бой?!
— Всё, парень, отвоевался, — сдавленно прокаркал тренер в ухо. — Чистый нокаут…
Как рефери поднимал Ветрову руку, как ринг-анонсер звонко выкрикивал имя победителя, Пан помнил плохо. Горячий туман заполнил голову окончательно.
Прохладные струи омывают ноющее тело. Вода падает на темя, ручейками стекает по плечам, груди, щекочет живот. Брызги летят на пожелтевший треснутый кафель. Пан закрыл глаза — под монотонное журчание душа в голову приходят невесёлые мысли.
Проигрыш в турнире автоматически означал опалу, почти отставку. Нет, из «конюшни» его, скорее всего не выгонят, но и к серьёзным боям уже не допустят. Будут подставлять в виде «мешка» для восходящих звёзд, давать проходные матчи — перед основным боем вечера, публике на разогрев. Приглашать на спарринги с будущими чемпионами. Всё скучно и тоскливо.
Вот как жизнь порой поворачивается. А как хорошо всё начиналось! Помнишь, как пришёл пацаном в любители, и в восемнадцать стал уже перворазрядником, а потом и мастера спорта дали. И второе место на чемпионате России — было дело, взял. А дальше — профессиональный бокс, поначалу здесь тоже заладилось. Петрович говорил, есть у тебя парень перспектива, работай. И он работал, из зала не вылезал.
А теперь тебе, Алексей Панин, двадцать четыре, и из восьми последних боев ты имеешь пять поражений, одну ничью и только две победы. Правда, знающий человек скажет — смотря какие поражения. И Белкину, и Грэю, да тому же Бобосу и проиграть не грех. Ребята уже числятся в первой десятке рейтинга, вот-вот в Москву уедут, а то и за рубеж. Но всё равно, хвастать нечем. Считай, начало карьеры, и такая запись…
Пан намылил шампунем избитые плечи, подставил струям натруженное лицо, осторожно трогая его пальцами. Фейсу сегодня тоже досталось, особенно правой стороне. Результат джебов* и левых хуков Бобоса. Забрали б его черти!
Были, правда, примеры, когда боксёры — молодые и талантливые — и не такие трудности преодолевали. И становились чемпионами! Но примеры примерами, а в жизни всё не так гладко. Даст Непряхин указание, и спасибо, если ещё в зал пустят. Согласишься на любые условия — других-то «конюшен» в городе нет, не Москва ведь. Нет, есть, конечно, пара залов — ребята ходят, боксируют. Но промоутеров уровня Непряхина не наблюдается. Как босс скажет, так и будет.
А кроме ринга, что Пан умеет? Ни стоящей профессии, ни образования. Только и может, что кулаками махать. Не учиться же теперь на токаря-пекаря…
Когда сидел в раздевалке, в одних трусах, весь в каплях влаги, безвольно уронив усталые руки на колени, заглянул Петрович. Зыркнул по сторонам и прошипел громким шёпотом:
— Оденешься, зайди ко мне. Разговор есть…
Был Петрович когда-то знаменитым легковесом. Участником и призёром престижных турниров среди любителей, на Олимпийских играх побывал, хоть золота и не привёз. А вот в профессионалах пояс взял. Европейского боксёрского союза. Но в чемпионах ходил недолго, помешала серьёзная травма руки. Уже на второй защите с титулом пришлось распрощаться — не смог закончить бой и судьи отдали победу противнику.
И оказался Петрович в тренерах. Бокс он знал как никто другой, бойцовский дух в ученике угадывал влёт, мог точно сказать — этому дано стать великим чемпионом, а вон тому не светит. Пусть даже парень поселится в спортивном зале и будет сутками топтаться в ринге. Да и научить искусству кулачного боя Петрович умел, но продвинуться в карьере не смог.
Перспективные ребята быстро уходили под крыло Непряхина. Был у того и свой тренерский штаб, и связи. Со временем боксёры уезжали — в Москву, Питер, в Германию, а Петрович оставался на месте. Более того, он и сам был под крылом. Независимый тренер — одно название, всё происходило под диктовку всемогущего промоутера. И бои, и контракты, вся боксёрская жизнь города.
— Садись, — показал тренер Пану на стул, а сам достал «беломорину».
Форму Петрович не поддерживал, предпочитал нагружать физподготовкой учеников. Себе же разрешал и покурить в своей комнатушке. Правда, делал это нечасто. Спортсмены морщились, но терпели. Пан не морщился.
Лёгкая, сухая фигура тренера в стареньком тренировочном костюме метнулась к двери и обратно, свет электрической лампочки отразился в гладкой лысине. Петрович, несмотря на возраст и папиросы, ходил быстро — скользяще, — но беготня туда сюда обозначала волнение, Пан это знал. Однако молча сидел и ждал, уступая инициативу наставнику.
— Что делать будем, Лёха, — скорбно вопросил тренер, притормозив свой стремительный бег по кабинету. — Турнир хоть и местечковый, между своими, но победителю обещано серьёзное шоу в столице. Вечер бокса в большом зале, реклама, участие именитых спортсменов. Бла-бла-бла… А ты турнир просрал. Что дальше?
Пан молчал. Какие уж тут слова, обоим всё ясно. Петровичу так даже более чем Алексею. Каюк карьере — впереди безвестность и полное отсутствие каких-либо перспектив. И с деньгами та же история.
— Я тебе панихиду читать не буду, — продолжал тренер, уперев взгляд выцветших глаз Пану в переносицу. — Сам не маленький. Одно скажу, помочь нам может только чудо. Да, да — нам. Я, парень, на тебя ставку сделал. Думал, есть у этого боксёра будущее. Вот проявит себя в турнирном бою, и поедем мы с ним в Москву. Хоть под закат поучаствую в реальных боях, а там, глядишь, и куда повыше выскочим. Чем чёрт не шутит…
Он закурил, по комнатушке поплыл тяжёлый слоистый дым.
— Всё прахом пошло, — дохнул Петрович табачным перегаром. — Поезд уйдёт без нас. — И вдруг остро глянул в глаза. — Ты о приезде Венгеловского слыхал?
— Нет, — понуро качнул головой Пан.
— О, и никто ещё не слышал, — крякнул наставник. — А он здесь будет. Через три дня и ненадолго. И не один, а со своим известным тяжеловесом Клаусом. Никакой он, конечно, не Клаус, а Никита Клюев. Но болтается парень в Германии больше, чем дома бывает, вот и взял такую погремуху. Привыкли уже все…
Пан слушал. Клаус — это серьёзно: чемпионский пояс по российской федерации профессионального бокса, довольно высокое место в европейском рейтинге, готовится серия боёв в Америке. К чему клонит Петрович? А тот продолжал:
— Зачем москвич со своим бойцом приехал, мне неизвестно. Думаю, тут Непряхин подсуетился, а ещё — Венгеловский обкатывает своего Клауса перед загранкомандировкой. Пиарит, мнение создаёт. Боссы договорились на показательный бой, но Непряхин — хитрый сукин сын, своих бойцов ставить не хочет. Да и кто сейчас у него в тяжах остался? Белкин в супертяжёлый вес перешёл, Грэй уже в столице. Значит, один Ветров остаётся? Но тот и так в Москву поедет. Зачем ему свою восходящую звезду в глупом свете выставлять? Против Клауса-то? — Тренер чиркнул спичкой, изжёванная «беломорина» постоянно тухла. — Вот он и подбросил: ты, мол, Петрович, подбери кого-нибудь из своих. Показательный бой — пусть ребята на Клауса посмотрят, поучатся. Типа, кого не жалко…
— Ты к чему, Петрович, клонишь? — угрюмо спросил Пан. — Мне, что ли, против чемпиона выходить?
— А почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил наставник. — Ты боксёр хороший, Лёха, стойкий. Жила в тебе есть, стержень. Техники немного не хватает, потому умелые бойцы тебя бьют. Но характер в боксе первое дело.
— То-то на характере я против Бобоса аж целых шесть раундов продержался, — скривился Пан битой рожей. — И целую минуту седьмого…
— Я и говорю, техники тебе чуток не хватает. Зато ты быстрый, и удар у тебя есть, и выносливость. Клаус, конечно, опытнее, но бой планируется на восемь раундов — выстоишь. Главное себя показать. Если Венгеловский нас заметит, о-о-о… — тренер даже глаза закатил. — Это покруче нашего Непряхина будет! На Грея с Ветровым тогда свысока поплёвывать можно.
— Они же били меня. Оба… — не мог взять в толк Пан. — Плюнешь на них, как же.
— Вот поэтому нужно подстраховаться, — подытожил Петрович. — Слушай сюда — подошёл ко мне на днях один фрукт. Я б с ним и разговаривать не стал, но за него слово замолвил человек, которому я доверяю. Работает фрукт в одном хитром институте, там изучают работу мозга. И вот рассказывает он мне, мол, наука сейчас достигла таких высот, что учёные могут поставить боксёру любую манеру боя. За считанные дни, даже без особых тренировок! Дескать, приборчик у него есть, включаешь, и всё — работает боксёр в ринге как Тайсон. Или, там, Леннокс Льюис…
Тренер раздавил окурок в банке из-под растворимого кофе, перевёл дух.
— Ты прикинь, Лёха, — наставник тронул Лёху за плечо. — Я парня в тот раз отвадил, но когда Непряхин про бой сказал, я не только тебя вспомнил, но и его тоже. А вдруг это шанс? В любом разе, что мы теряем? Если из того, что учёный наговорил правда хотя бы наполовину… Ну, не получится — прогоним взашей!
— А если всё вскроется? — усомнился Пан.
— Не вскроется. Если по-умному делать. — Возражал тренер и гнул своё: — Пойми, Непряхин тебя никогда в большой бокс не пустит. У него другие в любимчиках ходят, он видишь, как своих бойцов ведёт? — аккуратненько. У Грэя поначалу две победы над пенсионерами были, те еле ноги волочили, на ровном месте спотыкались. Потом «мешок» какой-то, никому неизвестный, еле три раунда выстоял и скапустился. И только потом настал черёд путёвых бойцов. А тебя сразу под танки бросили. И не я тому виной, Лёха — Непряхин приказал! Ты с тем же Грэем бился, так тот на пике формы был… В отличие от тебя.
— А что! — выдохнул Пан. Перед глазами весело прыгал Бобос с победно вскинутыми руками. — Давай попробуем! Где наша не пропадала!..
— Вот это разговор! — потёр руки Петрович. — Завтра и начнём. Я телефончик у фрукта взял…
«Фрукт» оказался молодым человеком лет тридцати, бородатым, в потёртой джинсовой курточке и очках с большими диоптриями, отчего глаза его казались как бы немного не от мира сего. А может, были такими сами по себе, и линзы лишь подчёркивали это свойство. На плече висел кофр, какие иногда носят фотографы.
Пришёл он к концу тренировочного дня, когда в зале остались только Пан с Петровичем. Представился Дмитрием, и начал деловито вытаскивать из кофра аппаратуру, которой оказалось немного: ноутбук и приставка, похожая на колонку к стереосистеме.
— Кого будем брать? — буднично спросил он.
— Как это — брать? — обескуражено поинтересовался тренер.
— Я ж вам объяснял, не поняли? — удивился Дмитрий.
— А ты растолкуй ещё раз, в глотке не пересохнет! — Петрович явно чувствовал себя неловко и оттого злился. — В этих ваших замудрёных материях сам чёрт ногу сломит…
— Да мне нетрудно, — примирительно проговорил учёный. — Суть состоит в том, что нейрофизиологам удалось записать и расшифровать частоты электромагнитных излучений головного мозга. Каждая мышца, чтобы сократиться, должна получить команду от нервной системы. Это набор импульсов, электрических разрядов. Вокруг клеток мозга возникает излучение, при этом спектр его будет очень индивидуальным для каждого человека. В частности, при двигательной активности каждый акт будет закодирован особым набором частот. Вот их и удалось вначале записать, потом расшифровать и воспроизвести. И наконец, транслировать…
— А человеческим языком? — спросил Пан. — Знаешь, друг, это ведь на мне ты эксперимент ставить будешь.
— Ну хорошо, — «фрукт» будто объяснял школьный материал тупым ученикам. — Представьте себе, что на магнитофон записана приятная музыка, и вы её слушаете. Вот этот транслятор, — он положил руку на «колонку», — будет играть. Но услышит «музыку» не ухо, а мозг. Он воспримет её как команды и передаст мышцам. Мышцы будут двигать тело — ничего трудного…
— И что за мелодии у тебя там записаны? — подался к учёному Петрович.
— А вот это самое интересное, — блеснул очками Дмитрий. — Сейчас у меня есть записи активности клеток головного мозга Мохаммеда Али, Джо Фрезера и Майка Тайсона. Точнее, компьютерная реконструкция спектра частот данных боксёров во время боя. Наша главная победа в том и состоит — мало достать образцы электрической активности клеток мозга конкретных людей. Каждому их них, в своё время и по разным причинам, проводили электроэнцефалографию, и информация эта не является секретной, или хотя бы закрытой. Но вот восстановить всю картину импульсов во время боя — это уже наша работа. Нашего института. И способ трансляции тоже.
Пан с Петровичем молча пытались переварить услышанное. Получалось плохо.
— Ладно, — тряхнул головой Дмитрий. — Выходите на ринг, Алексей. Давайте для пробы воспроизведём знаменитое «порхать как бабочка» Али… Согласны?
Пан поплёлся к рингу, нырнул под канаты, попрыгал для порядка. Потряс руками, расслабляя плечи.
Дмитрий раскрыл ноутбук, принялся колдовать над клавиатурой. На «колонке» вспыхнул красный огонёк…
— Двигайтесь! — крикнул учёный. — Перемещайтесь по рингу, как если бы вы боксировали!
Пан выполнил команду, начал лёгким приставным шагом перемещаться вдоль канатов, будто уходя от атак невидимого противника…
Ничего особенного не происходило, и вдруг заметил, как вытянулось лицо тренера. А потом и сам сообразил, что танцует по рингу лёгкой порхающей иноходью великого чемпиона.
Широко известно, что Мохаммед Али, сам того не подозревая, погубил целое поколение боксёров. Ребята мечтали повторить манеру легендарного боксёра — «порхать как бабочка и жалить как пчела», но ни у кого не получилось. А в отместку за дерзость все они лишились своей собственной манеры ведения боя. Так и канули в безвестность, в том числе и талантливые…
И вот сейчас Пан в точности воспроизводил эту восхитительную лёгкость, эту неповторимую боевую подвижность — кружение по рингу легкокрылого существа, родной стихией которому определена не земная твердь, но голубое небо!
— Стой! — сдавленно крикнул Петрович. — Ты это, учёный… Нельзя ж так явно! Тут же любой узнает поступь Великого Али!..
Пан словно споткнулся — сбился с шага, остановился. В ногах ощущалось лёгкое покалывание, будто волны пробегали по мышцам — тёплые, будоражащие. Заряжали мускулы силой и бодростью, побуждали к движению, действию. Мышечная радость — есть такое выражение, Пан где-то слышал…
— Ну, как, — счастливо улыбнулся Дмитрий, — нравится? Вот я и спрашиваю, кого брать будем?
— Тайсона! — выпалил тренер. — Молодого Тайсона, до посадки! Его двойной апперкот — в корпус и в голову… Э-э-х-х-х, ёрш твою медь!..
— Как прикажете, барин! — весело откликнулся «фрукт». — Будет вам апперкот от Железного Майка! В молодые его годы.
В день боя Панин пришёл в зал пораньше. По дороге с удовольствием наблюдал — со всех рекламных щитов города Пан и Клаус, грозно вскинув кулаки, угрюмо щурились на прохожих. «Бойцы европейского уровня» значилось на плакатах, и Лёха усмехался про себя — хоть раз в жизни достиг такой высоты в рейтинге.
До боя он так и не встретился с Клаусом ни разу. Чемпион считал общение с местным боксёром ниже своего достоинства, так хоть на бумаге стать с ним вровень.
Однако чувствовал себя Пан уверенно. Три дня подготовки прошли плодотворно — вначале он отрабатывал удары на груше. Потом Петрович надевал боксёрские «лапы» — толстенькие кожаные подушки с креплением для руки наподобие перчатки с одной стороны, и гладкой поверхностью, воспринимающей удар, с другой. Начиналась работа в паре.
Пан усиленно отрабатывал апперкот, удар снизу, которым раньше редко пользовался. Главным резоном Петровича было как раз это — серьёзный боксёр обязательно изучает противника перед боем. Его манеру боксировать, сильные и слабые стороны. И пусть Клаус с тренером считали предстоящую схватку сколько угодно несерьёзной, показательной, «игрушечной», но правило это въедалось в плоть и кровь, и от заведённого порядка противник не откажется.
— Будет для Никитки неприятный сюрприз! — радовался наставник. — Я парня в ринге видел — он высокий, длиннорукий, но боксирует в низкой стойке. Как бы немного сутулится — вот тут мы его и прихватим! Выходишь на ближнюю дистанцию, и двойной апперкот — в корпус и в голову! Как Тайсон длинноруких гигантов валял, видел? — И смеялся: — Большие шкафы громче падают!
И всегда в нужный момент — во время нанесения удара — Дмитрий включал свою «колонку». В мышцах плеча будто рождалась, в доли секунды заряжалась неистовым напряжением и тут же взрывалась, стремительно распрямлялась мощнейшая пружина. Апперкот получался на загляденье — руку Петровича в «лапе» чуть не отрывало, он ойкал и кривился, потирал плечо, но тут же одобрительно кивал: «Молодец, парень».
И проделать это можно было и два, и даже три раза подряд. Но полностью манеру Тайсона — его защиту, нырки и уклоны, его левую руку, — Дмитрий передать Пану не мог. Сказал, аппаратура для этого недостаточно чувствительная — ведь первые пробы пера. Возможно, в будущем…
Петрович отмахивался — хватит и коронного удара!
Накануне боя тренер сосватал спарринг с Кудлатым. Дмитрия предусмотрительно посадили в тренерской, позволив ему наблюдать бой в приоткрытую дверь. Но тот заявил, что всё видит на приборе, по всплескам активности, и присутствовать непосредственно у ринга ему нет необходимости. Более того, он дописал программу, и теперь она ведёт объект самостоятельно, включая необходимые спектры в нужное время.
— А как вы думали, я буду работать во время боя? — усмехался учёный. — Боксёр порой наносит удар с такой скоростью, что я смог бы различить движение только в замедленном повторе. И я не тренер, чтоб оценить ситуацию. Вдруг не успею, не замечу, ошибусь? Другое дело программа — она успеет раньше, чем Алексей подумает…
Кудлатый был тяжелее на десять килограммов — супер тяжёлый вес. Впрочем, несмотря на это руки имел быстрые, и по рингу перемещаться не ленился. Договорились биться не в полную силу, но и особенно друг друга не щадить. Вообще-то, назначение спарринг-партнёра терпеть. Дать возможность первому номеру отработать нужные связки ударов: противостоять, но не мешать. И не лупить со всей дури. На то ты и партнёр — пригласишь в следующий раз меня и поменяемся ролями.
Но тут цель была иной. Требовалось опробовать новое оружие в боевых условиях, потому уговорились боксировать на пределе дозволенного — не до нокаута, но вполне серьёзно. И Кудлатый уверенно начал. Его правый хук, следующий сразу за жёстким джебом, по-настоящему беспокоили Пана. Несколько раз прилетело очень даже чувствительно, пока Лёха не нырнул под левую руку противника и не вломил — вначале в грудь, а когда тот непроизвольно прикрыл ушибленное место локтем, — в челюсть.
Да, не получилось без нокаута. Партнёр рухнул как подкошенный, и в чувство его приводили — нашатырём, растиранием ушей, прочими необходимыми средствами — долгих пять минут.
— Ты б так Бобоса бил, — зло бросил прочухавшийся Кудлатый, и ушёл обиженный, не попрощавшись.
Но оружие было проверено.
Да, в день боя Пан пришёл пораньше. Хотел размяться, отбросить все лишние мысли, сосредоточиться на предстоящем матче, и прямо в холле Дворца спорта столкнулся нос к носу с Пивнем, вышедшем в тираж боксёром-средневесом. Сашка Пивень начинал задолго до Пана, но тренировались они в одном зале, были знакомы, и жизненный путь средневеса Алексей хорошо знал. И в глубине души боялся повторить такую судьбу.
Когда-то Сашка тоже неплохо пошёл в любителях, брал призы и титулы. Потом перешёл на профессиональный ринг, и не без успеха. Ему прочили большое будущее, но вдруг что-то сломалось. Поражение, поражение, ещё поражение. Тогдашний промоутер внёс Пивня в чёрный список, и заканчивал он карьеру «мешком»: выходил на ринг за вознаграждение, не помышляя о победе. Пока не повесил перчатки на гвоздь.
— О, звезда местного ринга! — насмешливо приветствовал Сашка Пана. — Что, дашь сегодня Клаусу по носу?
— Да я как бы не против… — пожал плечами Пан.
— А силёнок хватит? — не унимался бывший боксёр.
— Приложу все старания, — уже зло ответил Пан. Что он цепляется? Сам неудачник, так надо и другому перед боем в душу насрать?
— Поглядим, — криво ухмыльнулся Пивень. — Давай, парень, дерзай. Я тоже таким был совсем недавно. Мечтал о титулах, хотел в Москву перебраться… А видишь, как получилось — стоило один раз проиграть, и всё кувырком пошло. Будто по горке ледяной на салазках — не удержишь. И никого рядом не оказалось, кто руку протянул бы, поддержал в трудную минуту. Ты об этом помни, Лёха. Один неверный шаг и можно сорваться в пропасть, тогда поминай как звали…
На миг Пану показалось, что Пивень каким-то невероятным образом знает о Дмитрии и его приборчике — всё внутри обмерло. Но Сашка уже усмехался своей кривоватой улыбочкой:
— Ладно, удачи тебе. Эх, Пан, если б я мог, я бы сейчас зубами этого Клауса порвал! Только б на верхушке побывать…
А я побываю, подумал про себя Панин. Тебе не довелось, а я в Москву уеду. С Петровичем.
Зрительный зал был забит до отказа. Клаус оказался ростом даже выше, чем казался на фотографиях. Жилистый, с рельефной мускулатурой, белобрысый и сероглазый — ну чистый ариец, белокурая бестия. Недаром в Германии пасётся. Только перебитый нос портил картину — переносица совсем провалилась.
Записей его боёв у Петровича не было, подготовку проводили по рассказам и воспоминаниям тренера, и сейчас, когда ринг-анонсер объявил боксёров, а рефери вызвал их на середину ринга — читать правила боя, — Пан не то чтобы заробел, но по-настоящему проникся, — какой непростой задачей озаботил его наставник.
Любой боксёрский поединок начинается с дуэли взглядов. Бойцы смотрят в глаза друг другу — пристально, не мигая, и многое можно понять в это мгновенье. Чья воля твёрже, чьё стремление к победе сильнее. Кто уверен в себе, а кто сомневается в исходе схватки.
Клаус смотрел на Пана, как семиклассник-второгодник глядел бы на ботаника-третьеклашку, что бежит на урок музыки со скрипкой под мышкой. Были в его взгляде и положенная снисходительность, и малая толика презрения, и необходимое превосходство. И спокойная уверенность в своих силах тоже была. Пан вылупился в ответ, выпятил челюсть, состроил зверскую рожу. А что, пусть знает!
Но чемпион лишь усмехнулся.
Стукнулись перчатками.
Гонг!
В первом раунде Клаус не давил, присматривался. Двигался он отлично, дистанцию чувствовал отменно и не подпускал Пана близко — джебы на отходе, уклоны, вот встретил правой и снова джеб. Все попытки атаковать разбивались об это пластичное, точно выверенное скольжение по рингу. В концовке, как положено, Клаус поднажал. Любой боксёр знает, последнее впечатление у судей самое сильное. Можно весь раунд провести ни шатко ни валко, но в конце выдать несколько ударных комбинаций и выиграть раунд.
Гонг.
— Нормально!.. — горячечно шептал Петрович в перерыве, обмахивая подопечного влажным полотенцем. — Нормально, парень! Я Дмитрия разместил наверху, на балкончике. Никто его там не увидит. Работай, Лёха, всё как договаривались…
Гонг!
Противник начал раунд решительно, это Пан почувствовал с первых секунд. Сходу пропустил два крепких прямых в голову, пришлось уйти в защиту, и Клаус тут же зажал его в углу. Двойка — левой-правой — и тут же тяжёлый левый боковой — и в корпус… Пан вывернулся, ушёл из-под ударов, прошёл вокруг чемпиона по кругу. Но тот был спокоен, не преследовал, не суетился, держал дистанцию. Постреливал джебами, готовый в любой момент разрядить свою правую руку.
Гонг.
Сидя на табурете, Пан косился в угол противника. Там тренер что-то объяснял Клаусу, тот кивал, никакой нервозности. Два катмена — один прикладывает лёд к голове, другой мажет брови вазелином на случай рассечения. Не то, что у него — только Петрович со своим полотенцем. Лопочет про то, что сейчас самое время…
Длинноногая девица в бикини, покручивая попкой, пронесла здоровенную цифру «три» на планшете.
Гонг!
Они вновь закружили по рингу. Клаус уверенно держал удобную для себя дистанцию, удары его становились тяжелее. Выбрав момент, чемпион становился на полную стопу и проводил стремительную серию ударов, а потом вновь уходил, выскакивал из зоны досягаемости кулаков Пана. И всё-таки в конце раунда он промедлил, задержал отведённую руку, и Пан врезал апперкот в корпус — будто разрядил тугую могучую пружину в совей правой.
Клаус на миг сбился — с шага, с дыхания, — споткнулся в победном своём скольжении. В глазах мелькнуло искреннее удивление…
И тут прозвучал гонг.
— Давай, Лёха, давай! — кричал в ухо Петрович, намазывая брови и скулы подопечного толстым слоем вазелина. — Пора показать этому рязанскому немцу кузькину мать! Бей апперкот!..
Голос его тонул в грохоте зала, сливающегося для Пана в сплошной монотонный гул.
Да, ударю, сейчас ударю, повторял про себя как молитву Пан. Сейчас обязательно ударю…
Гонг!
Он рванул к сопернику как в забег, и… нарвался сходу на сильнейший правый! Повело в сторону, вмиг ослабевшие ноги еле держали ватное тело и в глазах замелькали вспышки, будто в зале включили гигантский стробоскоп: жёлтое — тёмная муть — жёлтое…
Клинч — повиснуть на Клаусе, связать ему руки! — лишь бы побыстрее наладили нормальное освещение!.. Лишь бы дожить до спасительного гонга… Упасть на желанную табуретку и вдохнуть наконец воздух, пропитанный запахом пота, боя, адреналина…
Но чемпион вырвался — судья, предатель, бой не останавливал как назло! — и с близкой дистанции врубил правый хук, и следом — слева! — справа! — ещё справа!
Пришлось выплюнуть на ринг капу, только тогда рефери крикнул «стоп». Но передышка оказалась такой короткой!
И всё закрутилось сызнова. Пан приседал и уклонялся на автомате, что-то пропускал, что-то ловил, и сам не понял, когда рука нашла момент и — бух! — ответный в область сердца! — и тут же в голову — бух!..
И вновь, во второй раз увидел Пан удивление в глазах прославленного Клауса, который, вообще-то, вовсе даже не Клаус, а Никита Клюев.
Вот только удар не потряс чемпиона из Подмосковья.
Гонг…
Гонг! Гонг! Гонг!
Три раунда Пан бегал от наседавшего противника. Тот периодически брал паузы, поколачивал с ленцой джебами и длинными боковыми ударами Панову ряшку, потом молниеносно сближался, но лишь для того, чтобы стать плотно на ринг и мощно вколачивать короткие удары в корпус и в голову, пробивая защиту…
И совершенно не подпускал к себе. Менял стойку, виртуозно уходил, ещё и отвешивал чувствительные удары на отходе. Дважды, пропуская встречные плюхи, Пану удалось-таки прорваться на нужную дистанцию и включить главный калибр. Но чемпион гасил удары едва уловимым движением корпуса и шеи — чуть встряхивал головой и ухмылялся.
В седьмом раунде Клаус приложил Пана в висок — осевшая было под черепом муть всколыхнулась, превратила пространство ринга, да и весь зал за канатами в причудливый подводный мир…
Пан упал на правое колено. Вязко наплыл рефери, принялся замедленно отмахивать. Гулко, с многоголосым эхом билось в ушах: «Пять… Шесть… Семь…»
На восьмом счёте он поднялся.
— Как звать? — будто в вату прокричал рефери.
— Лёха, — прохрипел Пан. — Могу драться…
— Бокс! — отмахнул рефери, и всё началось снова…
Дорога в угол показалась длиной в полжизни. Рухнув на табурет, выплюнув изжёванную капу, Пан взмолился:
— Петрович!.. Я не могу к нему подойти!.. Не могу ударить!.. Где твой хренов учёный?! Пусть сделает что-нибудь!..
— Лёха! — лил воду на голову тренер, — ты просто молодчага! Ты выстоял, парень, уже восьмой раунд — последний! Держись! — И остервенело тёр холку Пана жёстким полотенцем: — Тотошники ставили на твоё падение уже в четвёртом раунде… Ну, от силы — в шестом… А ты стоишь! — стойкий оловянный солдатик! Держись, парень!..
Мелькнули перед глазами стройные ножки барышни с планшетом…
Гонг!
Выстоять! Надо выстоять! Хрен с ним, с убойным апперкотом — лишь бы продержаться!
Легко сказать, Клаус явно вознамерился закончить бой эффектным финалом. Ринулся как танк, но озабоченный одной лишь защитой, Пан держался всю первую половину раунда. Вдруг почувствовал он необычайную свободу, лёгкость и раскованность. То ли от простоты задачи, то ли от накопившейся усталости. Уходил, ещё и умудрялся вставлять жёсткие джебы и прямые правой.
Но противник на удары внимания не обращал, работал целенаправленно, и в конце концов оттеснил Пана в угол и зажал там намертво. Хуки и кроссы посыпались камнепадом — на голову, на руки, плечи, в корпус…
Пан раскачивался, как былинка на ветру, — но стоял.
И увлёкся чемпион. Забыл об осторожности — слишком велико было желание повалить соперника. Молодого боксёра из захудалого городишки…
Увлёкся, и завис после удара правой — не вернул вовремя руку, открыв челюсть.
Ай, пропадите вы все — Дмитрий, хитрые планы, Непряхин с Венгеловским!
И правый кросс, — а ведь Петрович часто повторял: не забывай о кроссе! — через руку — акцентировано, перебросив вес тела на правую ногу — н-на-а!
Чемпиона качнуло к канатам, только поэтому он не упал. Повис, оттолкнулся от пружинистой опоры, пошёл как-то боком. Глаза стали как у снулой рыбы…
А Пан кинулся добивать — двойка, тройка, бил сериями — и вот уже Клаус виснет на нём в клинче — спасается, вяжет! И по глазам видно — потрясён чемпион, ни черта не соображает…
Пан отлип, оторвался, буквально отпихнул от себя Клауса — и левый хук, правый апперкот — вот и пришёлся ко двору! — и снова правый кросс! Противник ушёл в глухую защиту, его шатало, он стоял, но вряд ли понимал, где находится и что происходит.
Гонг!
Катмены выскочили в ринг и помогли шатающемуся чемпиону уйти в свой угол.
Дальше всё было как в тумане: единодушным решением судей… с явным преимуществом… по очкам победил…
Рефери поднял руку Клауса. Чемпион в сторону Пана даже не посмотрел.
Объятия Петровича: «Молодец парень, какой же ты молодец!»
Вытянутая физиономия Непряхина на заднем плане, и рядом господин с холёным лицом и презрительным изгибом влажного рта. О чём-то говорят, холёный тычет пальцем в сторону Пана.
Объятия Петровича: «Ты хоть понимаешь, что натворил?! Они ж по моим часам гонг раньше дали, секунд на двадцать… Никитку спасали, ёрш твою медь!»
Ухмылки и подмигивание Кудлатого, довольная рожа Пивня, ребята из спортзала — хлопки по плечам, поздравления.
Объятия Петровича… И как вспышка молнии:
— Ты ж его побил, Лёха! Ты сам его побил, понимаешь?!
— Погоди, Петрович… — попытался высвободиться Пан. — Как — сам? А Дмитрий?.. Его приборчик?..
— Да какой приборчик! — хохотал тренер. — Так, знакомый один согласился помочь. Обычный ноутбук, колонка от проигрывателя… Правда, даром внушения владеет, стервец! Вольф Мессинг хренов! И вот Кудлатому спасибо, подыграл…
— Иди ты!.. — открыл рот Пан.
Людское море за канатами колыхалось, бродило, взрывалось криками «Па-нин! Па-нин!»
А может, ему это просто казалось.
На верхнем ярусе зала, на неприметном техническом балкончике двое молодых людей в модных футболках и джинсах закрывали, помогая друг другу, объёмистый чемодан из странного, серебристого то ли пластика, то ли металла.
— Получилось? — спросил один другого.
— Да, всё нормально, — откликнулся тот. — Излучения обоих я записал. Теперь на базу — если получится реконструкция полных спектров… хотя бы одного… — он усмехнулся, — будет что доложить начальству.
— Вот и славно, я в тебя верю, — кивнул первый. — Отчаливаем. Только пойдём через пожарный выход. Нечего здесь светиться.
––––––––––––––––––––––––
* — для тех, кто не увлекается боксом. Джеб — относительно лёгкий удар передней рукой. Правша стоит в левосторонней стойке — левая нога и левая рука впереди, правые сзади. Джебом сбивают «прицел» противнику, тревожат его. Хук — сильный короткий боковой удар согнутой в локте рукой за счёт поворота корпуса. Кросс — акцентированный прямой удар, наносится чаще задней, сильнейшей рукой над рукой противника. Апперкот — удар снизу за счёт разгибания корпуса. Промоутер — устроитель боёв.