Жизнь по Мебиусу
1
Первой из ощущений появилась боль.
Странно, но люди боли боятся, хотя она дает понимание, что тело живо и разум в сознании. Без боли нет жизни. Впрочем, созданиям живым, во плоти и адекватной степени вменяемости, присущи разного рода страхи. Но человек разумный, взрослый, зрелый эти состояния контролирует, понимая их природу. Индикаторы. Жаль, что людей разумных, взрослых, зрелых не так много, как хотелось бы.
Иег вписывался в редкую категорию — он обрадовался подзабытым ощущениям. Вдохнул носом воздух и ноздри заполнились запахами. Тонкими, с непривычки хорошо различимыми. Захотелось дышать глубже, чихнуть, издать стон наслаждения…
Сдержался.
Прислушался.
Рядом работала аппаратура. Шорох вентиляторов, еле различимый гул блоков питания, равномерное попискивание и цикличное шуршание. Приглушенные голоса доносились справа, уличные звуки на грани слышимости лежали по левую сторону от Иега. Прямо перед ним нечто вибрирующе шипело. После того, как человек сопоставил звуки и ощущения от прикосновений воздуха к коже, он понял, что это сплиттер климатконроля.
Прошло немало времени, прежде чем Иег решился открыть глаза. Он уже осознал горизонтальное положение тела, поэтому про себя посмеялся над удивлением, что ветродуй расположен прямо перед лицом. Аппаратура объяснялась предположительно больничной обстановкой. Организм постепенно оживал, посылая мозгу все больше данных для заполнения модели окружающего мира. А глаза воспринимают слишком много информации, ее количество может привести к шоковому состоянию и дезориентации, поэтому торопиться не стоит.
Иег терпелив. Он слишком долго существует, чтобы поддаваться первичным импульсам и безрассудным действиям. Ошибки совершаются от глупости и отсутствия данных, но и первая причина, и вторая устраняются опытом. Как только собрано достаточно информации, чтобы возникли ее кольцевые повторы в восприятии, можно начинать анализировать, строя сценарии своих действий. Только тогда, не раньше, иначе вероятность ошибки слишком велика. А ошибки — это то, чего стараешься всегда избегать, поскольку исправить их зачастую невозможно.
Последнее знание почерпнуто из собственного опыта. Поэтому Иег спокоен и терпелив — открывает глаза лишь тогда, когда решает, что пора.
Как он и ожидал — больничная палата. Зрение сейчас не формирует, а дополняет мироощущение. Так, как он и планировал.
Потолок излучает теплый неяркий свет, который практически не дает контрастных теней. Искусственные сумерки. Стены пористые, похожие на губку, хорошо гасят звуки. Если бы не острота первичных ощущений, то Иег не услышал бы ничего, что происходило за перегородками. Слева, как и предполагалось, большое окно — тонированный стеклопакет красит облака в зеленоватый оттенок. Справа дверь.
Из руки и рта торчат трубки, которые уходят в блок жизнеобеспечения. По одной из трубок в трахею подается дыхательная смесь, от перемены давления легкие принудительно расширяются и сжимаются. Неприятно. Хочется выдернуть пластиковые пуповины, но нет, нужно сделать все правильно.
Иег тянется к большой клавише, на которой нарисована смайликовая рожица в колпаке медсестры.
То, что пришло на сигнал вызова, трудно назвать человеком, лишь андроидом. Кожа слишком гладкая, взгляд слишком безэмоциональный, движения скупые и выверенные. Робот? Голос мягкий, участливый, симпатичное личико с легкой улыбкой, аккуратная стрижка…
— Вы понимаете, где находитесь? — спрашивает медработница, проверяя показания приборов. Человек скажет иначе, человек совершит массу ненужного и нелогичного, от смены гримас до восклицания: "о, вы очнулись!" Человек делает ошибки, поэтому в больницах, по идее, должны находиться роботы с хорошей имитацией внешности и поведения человека. А роботы очень точны и последовательны. Первое призывает к внимательности и осторожности, второе дает шанс на логическое слепое пятно. Там, где человек доверится чувствам, машина обращается к логике, а логику всегда можно обойти.
— Вы помните, как вас зовут? — раздается новый вопрос медсестры.
Иег заранее приготовил множество моделей поведения, он готов к неожиданностям. Иег начинает игру.
Голос его неуверенный, хриплый, взгляд растерянный, рыскающий, конвульсивные резкие движения конечностей…
— Нет… Я… Боже, что со мной? Где я? Пить, пожалуйста!
— Успокойтесь. Вы живы, в безопасности, жизненные показатели в норме. Могу поздравить — вы вышли из комы.
2
Октябрь выдался на редкость удачным, если судить по погоде. Обычно в Москве в это время года уже плаксиво накрапывают дожди, если не плачут навзрыд, а небо затягивает низкая облачность с редкими просветами. Но сейчас — нет, солнце светило добро и ласково, легкий ветерок шуршал красными листьями клена, а воробьи совершенно по-весеннему оглашали чириканьем окрестности. Вечно спешащие по делам столичные прохожие старались не пропустить зефирные минуты затянувшегося бабьего лета и медлили шаг, а на губах у многих играли улыбки.
Сидящий на открытой веранде кафе молодой человек оставался дождливо хмур. Он лениво просматривал глянцевый журнал, изредка делая глоток из стеклянной чашки, в которой золотился уже давно остывший чай.
Внимательный наблюдатель заметил бы еле уловимые несоответствия во внешности субъекта. На вид ему можно было бы дать лет двадцать пять — тридцать, уж никак не больше тридцати пяти, но тяжелый взгляд голубых глаз выдавал жизненный опыт, который присущ старцам. Все движения, совершаемые человеком, казались небрежными, однако ни одного лишнего и ненужного. Обувь и одежда подобраны со вкусом, без претензий на последние модные тенденции, но стильно, однако и в них сквозила небрежность, или лучше сказать — пренебрежение. Пальцы рук — холеные, но сильные. Мимика губ — живая, но скупая. И не ясно, к какому выводу пришел бы случайный наблюдатель, поскольку внимание к себе человек не притягивал, оно его благополучно огибало. Хотя…
— Не занято? — спросил подошедший к столику мужчина и опустился в мягкое кресло напротив.
— К чему этот вопрос? — подал голос молодой на вид человек, не отрывая взгляда от журнала.
— Вежливость, — улыбнулся пришелец и кивнул официантке, принесшей меню. — Я буду кофе. Капучино. И десерт. Какой у вас самый свежий? Только не говорите, что все… Чизкейк. И пачку "Кента". Нанотек Нео.
Проводив взглядом аппетитную попку обслуживающего персонала вновь прибывший вздохнул и улыбнулся.
— Хорошо тут у тебя…
— Угу, — промычал чтец глянца и перелиснул страницу.
— Статья про накачку пресса заинтересовала?
— Нет, я картинки разглядываю. Ты же знаешь, что читать не могу — нет ничего нового, поэтому лишено смысла.
— Так тебе ни в чем нет нового. Как ту девушку зовут?
— Дарья Васильевна Климова, девяносто второго года рождения, приехала из Саратова вместе с подругой, Жанной Деминой, которая через месяц после приезда забеременела от Виктора Шупчука по кличке Щуп, которого не далее, как две недели назад, задержали за изнасилование несовершеннолетней Светланы Хобарченко, которая подавала документы на…
— Хватит, хватит, — рассмеялся навязчивый собеседник и махнул рукой, — я знаю, что ты можешь продолжать эту цепочку бесконечно. Всезнание — как проклятие. Но ведь и благо, согласись. Иег — ты бог, а я всего лишь человек.
— Согласен поменяться местами, куратор.
— Смешно, — широко улыбнулся тот, кого назвали куратором. — Ты бог, Иег, поэтому можешь уничтожить этот мир, построить новый, придумать нечто сногсшибательное, воплотить свои фантазии в жизнь… Ты все можешь — проникаешь всезнанием во все сокровенное и…
— Я не знаю, кто ты такой. Это, во-первых.
— Дамо. Я же говорил, что меня зовут Дамо.
— Да, помню. А еще помню, что под этим аватаром был Вар, Гнеш, Аал… Много вас было, только морда одна. Да и что тебе мешает назваться любым именем? Я даже не знаю девка ты или мужик.
— Тебя это печалит? Ну, вот такая я загадка, поэтому и прихожу, чтобы развеять скуку.
— Раздражающий фактор ты, а не загадка… Загадку хочется разгадать, а на куратора плевать. Не будет тебя — придет другой, того же роста и той же наружности. Назовется иначе, но суть не изменится. Ваше поведение регламентировано инструкциями, которые написаны психологами. Скучно.
— Тебе уже давно скучно. Чего мир не переделываешь?
— Сколько можно? Устал. Мне было любопытно наблюдать за этими, но и с ними все уже оскоминой навязло… Знаешь, что они думают о мире? Что он бесконечен. Прикинь… Не, ну действительно, если встать и пойти вперед, то до края мира не доберешься — горизонт убежит и перспектива останется. Только однажды понимаешь, придя в знакомое место, что совершил кругосветное путешествие.
— Иег, где твое чувство юмора? Оно же всегда тебя спасает. Ну, вспомни кенгуру или утконоса, или, как ее, выхухоль…
— Нахухоль выхухоль… Тоска. Досамовыражался, хватит, целуйте меня в засос. Да, именно туда…
— Куда?
— В шоколадное пятно! Где твое чувство юмора?
Официантка принесла заказ, и Дамо принялся сосредоточенно ковыряться в десерте. На сей раз Иег проводил девушку долгим взглядом. Куратор, не отрывая внимания от поглощения чизкейка, спросил:
— Ты потому их создал похожими на нас, что ищешь ответы?
— Я выход ищу…
— Куда? Иег, у тебя пожизненное, если ты забыл.
Впервые за долгое время Иег искренне улыбнулся.
— Знаешь, Дамо, что действительно нас отличает? Качество разума. Мне торопиться некуда, поэтому я мыслю, повышаю уровень интеллекта. Да, ищу ответы на вопросы, а вы там кормитесь моими подачками. И еще не известно, что важнее, курица или яйцо. Заключенный зависим от прихоти тюремщика, а тюремщик зависит от заключенного. Мы все повязаны.
Дамо рассмеялся, и крошки десерта брызнули с губ веерным фонтанчиком.
— Ну хоть чем-то утешься… Хе-хе. Иег, ты упрямый сукин сын, поскольку побил уже все рекорды существования… Нам просто интересно, поэтому не отключаем рубильник. У нас, скорее, зависимость от научного интереса.
Кто ты был раньше? Взломщиком порносайтов, сшибающий кредиты с доверчивых простофиль и озабоченных студентов. Быдло, которых пруд пруди, общественный паразит, присосавшийся к благам цивилизации. Ну, не повезло, залез не туда, поэтому и закрыли наглухо. Но мы тебя сделали существом полезным: богом в бутылке, джинном. Только у нас таких яичек золотых пруд пруди — недостатка в сырье нет. Все отличие лично тебя от остальных — упрямое нежелание сходить с ума.
Дамо бряцнул ложечкой о край блюдца, вытер белоснежной матерчатой салфеткой губы, через прищур посмотрел на еще более помрачневшего Иега.
— Да не хмурься, приятель, не грусти, правда в твоих словах есть — уникальный ты персонаж. И миры строишь уникальные. И пользу обществу приносишь…
— Обществу? — Иег оторвал взгляд от скатерти, с усмешкой посмотрел на куратора. — Какому обществу?
— Тому, что тебя породило. А как ты думал: рожден свободным? Так человек — существо общественное, и, следовательно, зависимое от остальных.
Дамо откинулся в кресле, сложил пальцы на животе.
— С тех пор, как ты занялся моделированием человечества, то постоянно пытаешься найти идеальную социальную систему, построенную на развитии личности, на моральных ценностях, вере в справедливость. Только получается все равно: войны, притеснение сильным слабых, доминирование за счет угнетения. Рабство — вот идеальное человеческое социальное построение. Честное, без лукавства.
Разделение труда уже дает неравенство, его усугубляет разница в образовании и умственном развитии. Все, что окружает человека, представляет для него ресурс, но в первую очередь людей окружают люди. Дети с пеленок сосут молоко матери, а утроба — первая темница. Какие ответы ты пытаешься найти, если даже мне, дураку, понятно, что подобное в порядке вещей. Твои модели — та же формула, только переменные в них разные…
— Мне противны тюрьмы…
— О, да, я видел сотворенных мессий. Так их и растерзали, а идеи поставили на службу сильным. Не выйдет сбежать, смирись, уровня интеллекта для этого недостаточно. Тело Иега Рьона уже давно сгнило, его мозг подключен к машине, а сознание внедрено в закапсулированный виртуальный мирок.
А знаешь, то, что для тебя тюрьма, становится у нас популярным. Физиологическое существование людей начинает тяготить. Если раньше корпорация получала прибыль от того, что изолировала от общества нежелательные элементы, то сейчас наиболее умные и одаренные приходят к нам добровольно. Ну, действительно, работают на производствах механизмы, транспорт автоматизирован, дома — умные, еда — синтезированная, развлечения — бессмысленные. Чем заняться? Последнее время кредит сейверов растет в геометрической прогрессии…
— Сейверов?
— Хе, я и забыл, что тебе мало известно о нашем сегодняшнем мире. Хочешь послушать?
Иег сделал длинный глоток и допил остывший чай. Дамо, сочтя его молчание за согласие, продолжил:
— Наука идет вперед, предлагает решение бытовых проблем. Теперь можно приобрести устройство, которое запасает в статисном состоянии личное время. Вот, допустим, едет человек на другой континент, а время перелета через океан — три часа. Нажимает человек кнопочку и его личное время практически замирает по отношению к средству передвижения и остальным пассажирам. Полет проходит за три часа, а для сейвера — пятнадцать минут. Неизрасходованное время переходит кому-то другому, кто хочет в этот момент увеличить его плотность, для которого пятнадцать минут хочется растянуть на два-три часа. Тот, кто свое время отдал — не только отсрочил дату смерти, но и приобрел кредит на получение сжатого времени в свое пользование. Удобно?
Иег пожал плечами:
— Скорее всего, если собственное время не ценить.
— Что ты, кредитное время вполне оценено, — махнул рукой куратор, — по тарифной сетке. Количество сжатого и растянутого времени должно быть равным, его невозможно аккумулировать. Задолженность лишь на бумаге. Если пользователь решает вернуть свое сжатое время, а его нет в наличии, то корпорация сейва выплачивает денежную компенсацию.
— А если избыток сжатия?
— То происходит сброс. Угадай, кто не возражает, чтобы пятнадцать личных лет заключения относительно реального мира уложились в год. Ну, а поскольку заключенные, это интеллектуальные машины, которые решают вполне прикладные задачи, корпорациям избыток сжатого времени лишь на пользу. Прогресс просто закусил удила, аж дух захватывает.
— И, вероятно, придумал фокус со временем такой же джинн, как и я?
— Воистину, твоя проницательность безгранична. Всезнание, которое проклятие, не всегда…
— От меня-то вам сейчас что нужно? — ленивым тоном перебил куратора бог виртуальности.
Дамо вытащил из пачки сигарету, прикурил. Иег сразу понял, что кафешный заказ куратора предназначен для образований пауз в диалоге. Очень удобно. Но по паузам можно отследить моменты обдумывания и неуверенности собеседника.
— Я просто пытаюсь дать тебе свежие идеи для новых изменений в модели, — наконец произнес куратор.
— В моей модели кризиса нет, — пожал плечами Иег, — я дал им то, чего и себе желаю. Свободу выбора. А у вас кризис намечается, не так ли? Слишком много людей помещают время в статис, слишком много людей уходит в виртуальность. Это конец вашего человечества, поскольку нет воспроизводства. Машины работают, мозги в пробирках изобретают, а на поверхности от венцов эволюции остается лишь шлак: управленцы и стадо баранов, которые ничего не хотят, ни о чем не мечтают, ни к чему не стремятся. Да, из ленивого обывателя можно сделать мыслителя, если сознание поместить в пустоту, дать подходящий инструментарий для творчества и доступ к научным базам данных. Только есть определенный предел оболванивания, когда желания сводятся к простейшим. Помести сюда обезьяну — она не создаст подобного.
Иег взмахом руки показал на снующие по улице машины, играющих в сквере детей, пыльные дома и расцвеченные яркими осенними красками листвы деревья.
— Ну, вот не хочется портить это временными статисами, достаточно, что я поддался на провокации с телевидением и компьютерами. Я вас уже давно просил дать мне больше памяти, чтобы смоделировать еще одну планету, после обещаний в предвкушении даже устроил начало космической эры. Было бы удобно: здесь эталонная модель, в колониях — эксперименты по вашим лекалам…
— Не все так просто с технической точки зрения…
— А, ну да, джиннам вы схемы подключения не дадите, иначе дыры в защите найдут… Нормальных же ученых уже не осталось…
Дамо затушил сигарету:
— Сарказм, понятно, тебе душу греет. Только позволь напомнить с какой стороны реальности находится рубильник питания — с нашей.
— О, об этом я постоянно помню! — Иег показал официантке, что хочет получить счет. — Об этом я никогда не забываю… Поэтому всегда искал выход. Прощай.
Тело молодого на вид человека неожиданно исчезло. Вот он сидел в кресле напротив куратора, а в следующее мгновение его не стало.
Подошедшая Даша Климова протянула Дамо счет. Строчки столбиком:
Чизкейк.
Капучино.
Сигареты "Кент"
Итого: подавись!
Дамо хмыкнул — новые выкрутасы подопечного, который придумал способ неконтрольного переноса аватара. Что же, впечатляет. Теперь, пока не придумано способа противодействия, он может в любой момент заканчивать разговор с куратором.
Взгляд Дамо остановился на обложке оставленного глянцевого журнала. "Конец света назначен на октябрь 2012 года". Что-то в груди куратора неприятно кольнуло. Он перевел взгляд на счет. Дата — 10 октября 2012 года. "Какого…" — начала оформляться мысль, но не успела — зазвонил телефон.
— Да! — Дамо ответил на вызов, уже в предвкушении неприятностей.
— Это диспетчер. Куратор, что происходит? Мозг Иега прекратил функционировать, прямо во время вашего разговора. Такое впечатление, что его просто выключили. Виртуальная модель стабильна.
— Понял, отбой.
Дамо откинулся в кресле, улыбнулся.
"Сукин ты сын! Выход он нашел… Действительно, в смерти мы не можем его достать. Свобода выбора… Неужели выбор между жизнью и смертью так важен?"
— Что-то еще будете заказывать? — официантка не отходила от столика.
"А, ведь, не сегодня он выход нашел. Ждал, добивался стабильности модели без его вмешательства… Мы-то, идиоты, думали что хандрит…"
— Можно еще кофе повторить? — сделал Дамо новый заказ. После этого неторопливо огляделся. Пронзительно голубое небо с редкими облаками, бликующие от закатных солнечных лучей окна домов, потешная собачонка на руках проходящей по тротуару девчонки лет четырнадцати… И легкий теплый ветерок.
"Хорошо здесь… Выключать не хочется. Оставить?".
3
Упругая жара встретила человека, как только он вышел через зев центрального входа больницы. Воздух звенел от стрекота насекомых атаковавших клумбу, оборудованную автоматической поливочной системой, и полнился далеким городским гулом, прорывавшимся через простор парковой зоны. Человеку надлежало идти на гул, поскольку выписка от опеки врачей и медицинское дело перекачаны на личную карточку, та лежит в кармане широких штанов, и делать в больничном корпусе больше нечего. Формальности улажены, новая жизнь ждет за деревьями.
Иег надел солнцезащитные очки и неторопливо двинулся по направлению к высоким сооружениям из зеркального пластика и синтетического камня. Впрочем, по документам, он теперь именовался вовсе не Иег Рьона, а Канн Слорр. Новое тело, новая легенда, новое существование.
То, что придется менять тело, Иег понял еще в начале своего заключения. Пожизненного, а жизнь продлена до неприличной протяженности. Ад контролируемой вечности, которую еще приправили уплотненным временем. Казалось, что выход один — безумие и принудительное отключение. Но это слишком просто, хотелось утереть нос тому, кто придумал виртуальную тюрьму. Найти выход, сбежать.
Решение вопроса лежало в способе переноса информации. Человек ощущает себя личностью, как сумму последовательных воспоминай. Если перестроить нейронные связи любого мозга, взяв за образец другой мозг, то можно сказать, что личность будет перенесена в другое тело. Если задача имеет принципиальное решение, то остается дело за решением техническим, а такое решение — последовательная исследовательская работа. Если иметь неограниченно много времени, то любую техническую задачу возможно решить, пусть даже ресурсная база скудна. Наличие тех или иных ресурсов просто изменяют время исследований, только и всего.
Иег не просто так создавал модель человечества — изучив досконально предоставленный тюремщиками инструментарий, он заставил составляющие модели искать решения разрозненных задач, составляющих в целом комплекс исследования по переносу сознания. Религии занимались душой, мистики — выходом в астральные состояния, наука — наследственностью, энергетическими и полевыми состояниями материи… Плюс, конечно, потребовалось сотрудничество с кураторами виртуальности. Что, после этого, несколько месяцев реабилитации?
Канн перебрал со снотворным, от того впал в глубокую кому. Разум его, жаждущий приключений во внетелесном состоянии, заблудился и не вернулся во вполне функциональное тело, жизнедеятельность которого поддерживалась на протяжении восьми лет, согласно завещанию и приличному финансовому фонду, оставшемуся от родителей в наследство. Идеальный кандидат для переноса сознания. На момент, когда все для переноса было готово, оставалось ждать лишь визита куратора, чтобы утереть нос. Несоответствие внешнего и внутреннего виртуального времени давало заключенному несколько лет ожиданий, и они оказались самыми тяжелыми.
А реабилитация, после того, как Иег очнулся в теле Канна, далась легко. Он заново учился говорить, поскольку общение между людьми за почти два столетия его отсутствия несколько изменилось, узнавал новости о мире, приспосабливался к новому телу. Интересно было. А еще Иег исследовал новую способность разума — выходить из тела, образовывая электромагнитную копию. Теоретически он мог повторить опыт переноса сознания, но не хотел рисковать. Опыт требует времени, а его, судя по всему, у Иега было полно. Похоже, что бессмертие, которое никто не контролирует, было найдено.
И во время реабилитации, и сейчас, когда он шагал по улице в плотном жарком воздухе, человека не оставляло чувство эйфории. Он победил, он вырвался, он приобрел знания и умения. Жизнь была прекрасна, несмотря на зной, ручейки пота, стекавшие по спине, и палящие солнечные лучи. Впрочем, плавающие красные круги в глазах, намекали на возможность теплового удара. "Ты забыл об осторожности, возьми себя в руки", — напомнил Иег самому себе и зашел под широкий тент кафе. — "Теперь ты не бог, обычный человек…"
Посетителей на террасе вообще не было, несмотря на климатконтроль, который мигом снял с человека бремя уличного пекла. Иег заметил, что и прохожих на улице совсем немного, практически все роботы. "Люди стали редко появляться на улицах, или погода не благоприятствует?" — подумалось человеку, когда он уселся за столик. Следовало вызвать такси, а во время ожидания принять нечто прохладительное — губы пересохли. Иег ожидал, что на поверхности столешницы отобразится меню, но на его удивление из дверей вышла официантка.
— Чего желаете? — спросила она, приблизившись и доставая планшет заказа.
— Во…ды, — слово застряло в пересохшей глотке Иега. Официантка, стоявшая перед ним, была точной копией Даши Климовой из его модели реальности.
— Пожалуйста, — произнесла девушка, вытащила из воздуха запотевший стакан и поставила на стол перед часто моргающим глазами человеком. — Пей, Иег, не стесняйся.
Пока человек послушно и механически делал глотки холодной жидкости, официантка уселась напротив, закинула ногу на ногу, дунула на низкую челку и оглядела улицу.
— Жарко, правда? Сейчас бы в бассейн… Хочешь, могу организовать.
— Э-э, я… Гхм… — попытка что-то сказать вышла у Иега так себе, плохенькая, поэтому он решил ждать развития событий. Мысли в голове метались подобно хоккеистам, сшибались со стенками черепа, как игроки — со стенками ограждения площадки.
Та, что была точной копией Даши Климовой, вздохнула и посмотрела Иегу прямо в глаза.
— Тебе не приходила мысль, что и твоя физическая реальность может быть копией другой, и тюрьмой для кого-то? А ты сам — результатом исследовательского процесса. Удачного. Отмычечкой. Меня, кстати, Егрхинваанарро зовут, можно просто Еги. Так, что давай, пей воду, плескайся, могу подогнать девочек или ведро мохито, а затем приступим к взлому, пока кураторы за задницу не взяли.
— Твою же мать… — единственное, что промолвил Иег, когда стакан опустел.