Системщик

 

Облака потеснились, и Егор, скользнув по их влажным мохнатым бокам, нырнул вниз. Лопасти вертолётного винта с лёгким стрёкотом принялись рубить воздух над головой, приближая землю с намазанным на неё кирпично-асфальтовым паштетом, который был сдобрен крашеными жестяными кровлями, нитками дорог и фабричными трубами, а также зеленью, неравномерно замешанной среди построек. Город приближался, подминая под себя горизонт, стали различимы площади, улицы и бульвары. Локомотив волок длинный состав прочь от громады железнодорожного вокзала. В небе парил пузатый дирижабль.

Земля наклонилась, направляя Егора, ко входу в просторный парк, обнесённый основательной чугунной оградой. Среди деревьев блеснула поверхность пруда, показалась и скрылась лодочная станция. Отдыхающие прохаживались по аллеям и сидели на лавках, большой пудель, волоча по земле поводок, с лаем гонялся за голубями.

Не рассчитав скорости, Егор с разлёту врезался пятками в кошеный газон и опрокинулся на бок.

— Вы не ушиблись, товарищ? — обеспокоенно спросила женщина, державшая за руку мальчика лет пяти. На женщине был такой же шейный платок, как когда-то давно у его матери

— Всё в порядке, не беспокойтесь, пожалуйста, — ответил Егор. — Подскажите, где мне искать Лещевского?

— Мама, этот дядя — сыщик? — шёпотом спросил малыш.

— Лещевского? — задумалась женщина, ничего не отвечая сыну и потрепав его по голове. — Я думаю, он в парке, неподалёку от летней сцены. Посмотрите, вон схема.

Егор подошёл к информационному щиту, где был изображён парк со всеми аллеями и постройками. Летняя сцена находилась в противоположном конце. На схеме она была обведена мелом, рядом детской рукой начертано: "Здес".

Нижний край щита занимала надпись, сделанная чёрной краской по трафарету, как видно, совсем недавно. Надпись гласила:

"Здравствуйте, авторизованный пользователь, Егор Замяшин! Начало сессии: 14-37, код подключения: 7687. Настоятельно рекомендуем, экономьте системное время!"

Егор вошёл в парк и, сориентировавшись, быстрыми шагами направился к нужной аллее.

— Мама, я хочу посмотреть, как работает сыщик, — хныкал позади мальчик.

— Ты дяде будешь мешать, — говорила женщина в мамином платке.

— Не буду, мамочка!

— Нет, Егор, пойдём лучше домой, — устало отвечала та.

Свернув с аллеи, вымощенной плиткой, Егор пошёл по утоптанной дорожке среди росших ровными рядами берёз и клёнов. Он ориентировался по звуку духового оркестра, который исполнял вальс "Амурские волны". Несколько школьников в красных галстуках собирали граблями опавшие листья, другие тащили Егору навстречу какие-то ржавые железяки, старую металлическую кровать и пачки газет, перевязанных бечёвкой. Пропустив их, Егор двинулся дальше и скоро, раздвинув ветви сирени, вышел на площадку перед небольшим дощатым помостом, на котором расположились музыканты. Человек двадцать слушателей собралось перед сценой, несколько пар кружилось в танце.

Лещевский тоже был здесь. Словно гармонический осциллятор, он совершал колебания между сценой и киоском "соки — воды", возле которого двое мужчин в милицейской форме утоляли жажду. Вот он почти дошёл до киоска, однако, развернулся и вновь направился туда, где музыканты в белых рубашках надували пространство грустными звуками. Лицо Лещевского выражало внутреннюю борьбу, брови хмурились, он словно испытывал сомнения, не зная, как поступить дальше. Егор вглядывался, фиксируя происходящее, стараясь запомнить каждую деталь. Вот Лещевский постоял у сцены, заложив руки за спину, чуть заметно качнулся, перенося вес тела с пяток на носки и обратно, оглянулся, махнул рукой и, опустив голову, опять направился к киоску. Егор подумал, что на этот раз он дойдёт. В его походке появилась какая-то обречённая целеустремлённость, как будто он, наконец, принял тяжёлое решение (выпить стакан газировки?).

Со скамьи поднялся и пошёл к Лещевскому коренастый мужчина, одетый в тёмный костюм и шляпу с широкими полями, не позволяющими разглядеть его лица. Наверное, он работал в газете, или был фотолюбителем, поскольку держал внушительный аппарат, к которому прикручивал на ходу длинный объектив. Чёрные перчатки на руках смотрелись странно — было довольно тепло. Приблизившись к Лещевскому со спины, коренастый вскинул фотоаппарат, прицелился и нажал на спуск. Раздался негромкий щелчок, аппарат выкинул вбок моментальный снимок.

Лещевский, сделав по инерции пару шагов, запнулся и рухнул вперёд. Фотограф втянул голову в плечи, и, не глядя по сторонам, торопливо пошёл прочь. Проходя мимо урны, он, стараясь сделать это незаметно, опустил туда фотоаппарат. Егор сорвался с места и бросился в погоню, но замешкался, пытаясь проскочить сквозь группу музыкантов, которые закончили играть и, спустившись со сцены, неторопливо шли куда-то все вместе, беседуя и делясь впечатлениями.

— Осторожнее, товарищ! — говорили Егору, который никак не мог выбраться из толпы белых рубашек, окруживших его. — Вы мне на ногу наступили… Поглядите, какой вежливый! Локтями людей расталкивает…

Егор, наконец, оказался на свободе, но широкополая шляпа была уже далеко. Мелькнув в последний раз среди деревьев, она пропала. Догонять её уже не имело смысла. Егор огляделся и подошёл к Лещевскому, вокруг которого начали собираться встревоженные прохожие. Тот лежал на дорожке без признаков жизни. Рука неестественно вывернулась, брюки задрались, открывая полоски голого тела над полосатыми носками. Левый носок почему-то был надет наизнанку. Фотография валялась рядом. Егор поднял её и внимательно изучил. Матовая бумага была плотной на ощупь, с тупыми кромками. Лещевский на фотографии, вопреки принципу причинности не шёл, а распластался на дорожке, словно его сняли уже после падения. Вывернутая рука, растрепавшиеся волосы, полосатые щиколотки… Милиционеры, поправляя фуражки, спешили от киоска к месту происшествия.

— Что здесь происходит, граждане? — спросил один из них.

Егор, молча, предъявил ему фотографию.

— Понятно… — серьёзно кивнул милиционер, и, раскинув руки, начал теснить зевак, отодвигая любопытных подальше от тела. — Проходим, граждане, не задерживаемся, — говорил он. Напарник помогал ему.

Егор обшаривал карманы Лещевского. Из одного он достал толстую пачку розовых десятирублёвок, перехваченных резинкой, из другого — большой потемневший от времени ключ, тяжёлый и теплый. Положив находки рядом с телом, Егор ещё раз внимательно оглядел всё вокруг, затем отошёл в сторону и, подпрыгнув, дёрнул кольцо парашюта.

Белоснежный купол с хлопком раскрылся над головой, рванув Егора вверх. Милиционеры отдали честь, несколько человек из собравшейся толпы, задрав головы, помахали руками и тут же отвернулись, боясь упустить что-нибудь любопытное. Парк, уплывал вниз. Он сжимался, втягивая в поле зрения прилегающие дома, которые, в свою очередь, тащили за собой целые улицы и районы. Город окутался дымкой, пошёл дождь. Крупные капли забарабанили по белому зонту, держась за который летел Егор. "Хорошо, что я захватил с собой зонт", — подумал он.

***

— Я закончил, — сказал Егор, морщась от боли в затылке.

Раздались шаги, это подошёл лаборант. Из-под металлического колокола Егор видел его туфли с сетчатыми вставками и края брюк. Негромко заработал мотор электрического привода. Колокол, закрывающий голову, уполз вверх. Лаборант несколько раз щёлкнул тумблерами и принялся отстегивать ремни, фиксирующие Егора в кресле, над которым размещалось оборудование нейроинтерфейса. Готовя шприц с лекарством, подошёл врач.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, протирая руку Егора спиртом и ловко всаживая иглу.

— Нормально, — отозвался Егор, с нетерпением ожидая, когда препарат начнёт действовать.

— Ну, вот и ладненько, — врач некоторое время смотрел на монитор, а затем снял датчики, закреплённые у Егора на груди и запястьях. — Не забудьте через часик заглянуть в санчасть. Вы чем-то расстроены?

— Помните Лещевского? — спросил Егор.

— Конечно, он, как и вы, из полиции…

— Его убили сегодня, совсем недавно.

— Да вы что? — всполошился врач и его седые брови вскинулись кверху. — Вот жизнь… Вы… поэтому сегодня здесь?

— Поэтому, — вздохнул Егор и, с усилием поднявшись с кресла, начал застёгивать рубашку. Застегнувшись, он пригладил волосы рукой, вышел в тамбур и, расписавшись в журнале у дежурного, нажал кнопку магнитного замка.

С диванчика, стоявшего в коридоре у стены, поднялась женщина. Это была знакомая системщица из мэрии. Кивнув Егору, она поспешно забежала в дверь, которую он вынужден был придержать.

— Дама! — встрепенулся дежурный, подскакивая со своего места и хватаясь за кобуру. — Вы в первый раз что ли? Выходим, ждём, пока дверь закроется, прикладываем карточку, заходим. Всё ясно?

— Господи, да я записана, посмотрите в журнале!

— Сейчас вычеркну, — веско сказал дежурный. — Тут аналитический центр, а не балаган. — Он взял нарушительницу под локоть и, выдворив в коридор, прикрыл дверь. Из комнаты охраны, привлечённый шумом, выглянул человек в форме, осмотрелся и снова скрылся из вида.

— Сидите, всё в порядке! — донёсся его голос.

— Подумаешь, развели секретность! — обиженно воскликнула системщица, обращаясь к Егору. Он пожал плечами и пошёл к выходу на лестницу, где был ещё один пост охраны. Этажом ниже шёл ремонт, оттуда пахло краской, слышалось урчание и взвизгивание электрических инструментов. Спустившись ещё на этаж, Егор дважды повернул направо и открыл дверь в кабинет Эдуарда Александровича.

— Заходи, Замяшин, — сказал шеф со своего места за столом. — Мы тебя ждём.

Кроме него в кабинете был следователь Воробьёв, который негромко говорил по мобильному телефону, опёршись бедром о подоконник, а также двое молодых людей — парень и девушка, по виду напоминающие курсантов. Они скромно сидели возле стены на стульях для посетителей, каждый держал на коленях большой аккумуляторный фонарь.

— Стажёры Лещевского. — кивнул на них шеф. — Сегодня должны были первый раз войти в Систему.

— С первого раза мало у кого получается, — произнёс Егор. — Они в курсе случившегося, Эдуард Александрович?

— Конечно…

— Всё так неожиданно, — взволнованно сказала девушка, а парень кивнул. Лицо его было серьёзным и решительным.

— Ну, рассказывай, что выяснил, — обратился к Егору Воробьёв, пряча в карман телефон.

— Я могу при них? — уточнил Замяшин, посмотрев на стажёров.

— Можешь, они допущены.

— Значит так… — начал Егор. — Стреляли с близкого расстояния, гильзу вы должно быть уже отыскали. Оружие находится неподалёку от места преступления. Скорее всего, в урне или мусорном баке…

— Уже нашли, — буркнул Воробьёв. — Отпечатков, конечно, нет.

— Преступник был в перчатках, — подтвердил Егор. — Ростом он где-то метр семьдесят, плотно сбитый, широкоплечий, сразу видно — спортсмен, бегает быстро…

— Плотно сбитый… — протянул Воробьёв. — И это всё?

— Есть данные насчёт мотива, — сказал Егор. — Лещевский получил деньги за то, чтобы пропустить кого-то туда, где ему не положено быть, или за то, чтобы открыть доступ к некой информации… Что ещё может символизировать ключ?

— Лещевский?! — воскликнул Эдуард Александрович. — Деньги?

— Да, — твёрдо сказал Егор, — я в этом уверен. Возможно, он раскаялся, или испугался… Его убили, когда поняли, что он собирается сдаваться. И если ключ относится к его профессиональной деятельности, вы понимаете, что это может означать?

— По-моему, пора подключать ФСБ, — сказал Воробьёв.

— Да погодите вы! — взмолился Эдуард Александрович. — Не порите горячку… Я поверить не могу, что системщик со стажем… Когда ему и за выслугу и льготы… Квартиру дали… Потом, мы же проводим проверки… Собеседования с психологом…

— Человеку, имеющему доступ к Системе, под силу обойти проверки, — сказал Егор.

— Ты пробовал? — насторожился шеф.

— Не пробовал и не собираюсь, но думаю, что это возможно.

— Как и пристрелить человека, почти не оставив зацепок, — подхватил Воробьёв.

— Думаешь, Лещевский сам организовал покушение на себя? — уточнил Эдуард Александрович.

— Я этого не говорил, — возразил Воробьёв и посмотрел на Замяшина.

— Надеюсь, мне тут все доверяют? — спросил Егор.

— Да, — поспешно сказал стажёр, про которого Егор успел позабыть. Все остальные молчали.

— Прекрасно! — Егор забарабанил пальцами по крышке стола.

— Конечно, доверяем! — спохватился шеф. — Учитывая потенциальную опасность ситуации, попрошу Замяшина повторно подключиться к Системе. Цель — экстраполяция имеющихся данных и получение прогноза на будущее. Я понимаю, два подключения подряд это тяжело, но дело важное, и лучше ты, Замяшин, недельку помучаешься головной болью, чем мы все крупно вляпаемся… Я, конечно, не могу тебе приказывать, есть ещё вариант пригласить системщика из МЧС, или из мэрии, но, сам понимаешь…

— Они тебе наэкстраполируют, — хмыкнул Воробьёв, — особенно из мэрии…

Егор вспомнил овечье выражение на лице женщины, которую дежурный под локоть выводил в коридор, и подумал, что следователь прав.

— Я буду готов через час, — сказал он.

— Вот и прекрасно, — Эдуард Александрович поднялся со своего места. — За это время я успею получить санкцию на подключение. А ты пока знакомься со стажёрами, вводи в курс дела. Они поступают тебе в подчинение, занимайтесь, работайте… Новые системщики нам теперь очень нужны.

Шеф грузной поступью покинул кабинет, за ним, ощупав цепким взглядом остающихся, выскользнул Воробьёв. Замяшин подошёл к окну и, сняв с подоконника пачку распечаток, распахнул запылённую створку. С улицы пахнуло сентябрьской свежестью. Шум проезжающих автомобилей отдавался болью в затылке. Вспомнилось, как восемь лет назад, тоже, кстати, осенью, он первый раз вошёл в это здание, сам будучи стажёром. Владимир Лещевский уже тогда работал здесь, и помогал ему сделаться квалифицированным системщиком. А теперь вот получил пулю в голову… Неизвестно, чем ещё закончится эта история. Егор снова ощутил в руке металлическую тяжесть ключа. Что это за ключ? Музейный экспонат просто… Им, наверное, можно открыть какой-нибудь здоровенный, окованный железом ларь, или крепостные ворота средневекового города…

Он посмотрел на стажёров, продолжавших держаться за свои фонари. Девушка поймала его взгляд и, привстав, представилась:

— Софико.

В её внешности не было ничего грузинского, волосы русые, заплетены в короткую косу.

— А фамилия? — поинтересовался Замяшин.

— Кабанец.

— Я тоже Кабанец, Пётр, — сказал парень, поднимаясь. — Мы учимся на четвёртом курсе Академии.

"Супруги, или брат с сестрой, — подумал Егор. — А впрочем, какая мне разница?"

— Кто-нибудь знает, где находится кофейный автомат? — спросил он. — Принесите мне, пожалуйста, двойной, чёрный… Голова раскалывается.

Кабанцы кивнули и вышли за дверь. "Интересно, они всё будут вместе делать?" — усмехнулся про себя Замяшин. Он снова принялся смотреть в окно, из которого был виден внутренний двор здания. Шлагбаум, загораживающий въезд во двор поднялся, пропуская микроавтобус с тонированными стёклами. Охранник указал водителю на дверь запасного выхода, тот кивнул и припарковался рядом с ней. Из микроавтобуса выбрались люди в оранжевых рабочих комбинезонах, человек восемь. Они стали выгружать на асфальт пластиковые ящики и чемоданчики с инструментами.

Лязгнул замок, железная дверь запасного выхода открылась, выпуская старшего охранника смены, которого можно было узнать по знаку на груди.

— Погодите разгружаться! — сказал он. — Пораньше не могли приехать? Явились под конец рабочего дня… Приходите завтра с утра, оформим всё как положено.

Он развернулся и собрался закрыть дверь, но один из рабочих, видно бригадир, подбежал к нему и, придерживая за руку, напористо заговорил:

— Командир! Командир, так не пойдёт, братцы мои хорошие! У нас сроки. Ремонт надо заканчивать. На следующей неделе третий этаж сдаём, начальство за горло держит!

— У вас сроки, а у нас режим, — возразил охранник.

— Ну и что, режим? Заявка есть? Есть! Вот паспорта, — бригадир протянул пачку документов. — Проверяй по списку, всё сходится. Гражданство, регистрация… полный, братцы мои, порядок. Сопровождающему позвонили, сейчас он подойдёт. Чего тебе ещё надо?

— Что в ящиках? — недоверчиво спросил охранник.

— Пулемёты, что же ещё, — хитро усмехнулся бригадир, и рабочие, стоявшие за его спиной, загоготали. — Да ладно, начальник, расслабься, инструменты там. Перфораторы, болгарки, плиткорез… Мы где только не работали, братцы мои хорошие. Ваш аналитический центр нам до одного места. В банках работали сколько раз, и нормально… Всё будет тип-топ, вот увидишь…

— Без сопровождающего не пущу, — сдаваясь, сказал охранник.

— Само собой! — заверил бригадир. — Парни, слышали? По зданию не шляться, братцы мои хорошие, только в сопровождении… И чтоб никаких у меня!

Рабочие покивали и, присев на ящики с инструментами достали сигареты.

— Ваш кофе, Егор э-э… — раздался за спиной голос Софико. Она смотрела на строительную бригаду, выглядывая из-за плеча Замяшина.

— Можно без отчества, — сказал он, оборачиваясь.

Петр Кабанец тоже был в кабинете. Отхлёбывая из пластикового стаканчика, он глядел на Егора.

— Ходите как кошки, — сказал Замяшин, — будто подкрадываетесь. Зачем всё-таки вам фонари?

— Владимир Леонидович просил принести. Говорил, что сегодня они пригодятся… для Системы, — ответила Софико.

— Мы сегодня как раз должны были попробовать подключиться, — добавил Пётр.

— Помню… — поморщился Егор. — Только не пойму, зачем фонари. Чтобы ярче сны были? Не пойму я Лещевского, да теперь это и не важно… Вы ведь уже мои стажёры. Садитесь-ка, пока время есть, расскажу вам… В общем, прочту краткую вводную лекцию. Кто знает, что вам объясняли, а что нет?

***

Кабанцы уселись рядышком на прежние места, а Егор разместился за столом шефа.

— Что такое Система? — заговорил Егор. — Это электронное хранилище разнообразных данных, плюс нейроинтерфейс, позволяющий использовать эти данные во всей полноте…

Как вы думаете, что мешает человеку сделать правильные выводы о каком-либо явлении или событии, даже если у него есть вся необходимая информация? Возьмём простейшую логическую задачу, из тех, какие иногда задают в школе. Например, надо узнать, кто из трёх мальчишек разбил стекло. Один говорит: "Это не я", другой: "Это Вася либо Петя", а третий: "Это не Вася", причём известно, что один всегда врёт, а двое других всегда говорят правду. Даже в такой элементарной ситуации сложно с ходу дать правильный ответ…

— Что же тут сложного? — перебил Пётр. — Это первый разбил.

— Да? — язвительно спросила у него Софико.

Петр на мгновенье задумался, и потупил взор.

— Ошибся, — пробормотал он.

— Да погодите вы, — повысил голос Егор. — Я взял эту задачу из головы, может, она вовсе не имеет решения, тут надо на бумаге расписать…

Стажёры переглянулись.

— Это простой пример того, — продолжал Замяшин, — что даже небольшой массив информации — однородной и хорошо структурированной, вызывает сложности в обработке человеческим мозгом. Что уж говорить о тех гигантских объёмах разрозненных сведений, с которыми приходится иметь дело в различных областях деятельности, например при расследовании преступлений…

Конечно, человек как-то приспосабливается, вырабатывает мыслительные шаблоны и схемы… Если требуется регулярно обрабатывать схожую информацию, использует компьютер. Но для компьютера надо писать программу, причём, для вычислительной машины, случаи, когда необходимо вывести на чистую воду разбившего стекло, или написавшего на стене туалета "Вася дурак", являются принципиально разными, и ей не объяснить, что дело в алгоритме. "Стекло" не равно "туалет", и точка.

— Если кто-то написал "Вася дурак", то, наверное, это не Вася, — опять встрял Пётр.

— Правильно, — согласился Егор. — Здесь человек берёт на себя уже функции не только программиста, но и следователя, причём его выводы могут расходиться с выводами машины, и если та укажет на Васю, надо ещё раз перепроверить все обстоятельства, прежде, чем предъявлять ему обвинение.

Вы знаете детскую загадку? "Летели два напильника — один в Америку, другой без ручки. Какой долетит быстрее, если ветер юго-восточный?" Пожалуйста, не надо улыбаться, представьте на секунду, что раскрытие серьёзного преступления зависит от решения подобной задачки. Следователь либо эксперт начинают поднимать литературу по баллистике, отыскивая уравнение движения напильника, причём, желательно, с поправкой на ветер. И никто ведь не знает точно, может, кроме ветра есть ещё факторы, которые необходимо учесть. Как быть в этом случае? А между тем, возможно, существует решение, или, хотя бы, вероятностное приближение, которое может быть извлечено, например, из рассказов пассажиров, летающих в Америку на авиалайнерах, или с помощью анализа данных, зафиксированных автоматическими самописцами этих лайнеров. Или, скажем, из отчётов о выплате выигрышей букмекерскими компаниями, которые, не исключено, много раз принимали ставки на полёты напильников. Конечно, я шучу, но тут есть и доля правды…

Компьютерные технологии позволяют человеку свалить всю доступную информацию в одну большую кучу, но, до недавнего времени, не было устройства, позволяющего оперативно, в полном объёме, и, главное, комплексно пользоваться этой информацией. После изобретения нейроинтерфейса ситуация изменилась. Искусственные нейроны, колебательные контуры, резонирующие с биополем человека… Технология крайне затратная, но с лихвой окупающая вложения. В первых версиях нейроинтерфейса задействовались электроды, вживлённые в мозг, но это проделывали только с животными. Потом сконструировали шлем-колокол, и в эксперименты включились люди.

Оказалось, что в руках человека находится мощный инструмент анализа всевозможных данных. С помощью нейроинтерфейса вы формулируете запрос к информационной базе без использования ручного, или даже программного ввода данных. Более того, допустимая сложность запроса многократно возрастает. Фактически, запросом Системе служит ваша мысль. Вы подумали о чём-то, и услужливая Система тут же готовит ответ, или, строго говоря, информационный отклик. Он приходит к вам в той форме, которую вы способны воспринять — в форме визуальных образов и символов. В нём много личного, почти как в сновидении. Физиологически, вход в Систему и есть сон, ну или почти сон.

В случае со школьниками, разбившими стекло, вам не надо специально заводить в Систему кто из них что сказал, и сколько среди них лгунишек. Если вы это знаете, то с помощью нейроинтерфейса Система автоматически получает данные из вашего сознания, если нет, рано опускать руки. Не исключено, интересующая вас информация уже содержится в базе. Там может найтись как готовый ответ на ваш вопрос, так и совокупность фактов, позволяющая сделать вывод или предположение.

Все мыслимые и немыслимые данные собраны на серверах аналитических центров. Расписание поездов и сводки погоды, записи камер видеонаблюдения, архивы телепередач, стенограммы всевозможных заседаний и отчёты различных комиссий, школьные сочинения и жалобы жильцов в ЖЭК, списки призывников, объявления о вакансиях и продаже недвижимости. Разумеется, информация из сети Интернет и ещё много чего. Конечно, есть и специальный полицейский раздел, объединяющий сведения обо всех нарушениях закона. Помощником следователя теперь сделался системщик. Например, сегодня, как только стало известно об убийстве Володи Лещевского, наш куратор, Эдуард Александрович, получил санкцию на подключение. Я зашёл в Систему, и полагаю, что помог Воробьёву…

Конечно, возможности Системы не ограничиваются раскрытием преступлений. Экономика, наука, политика, военное планирование и разведка… Система помогает везде. Готов поспорить, что и преступники мечтают о том, чтобы завладеть ей. Но, какова бы ни была область применения Системы, ни одна задача не может быть решена без грамотного профессионала, специалиста в своём деле, который кроме всего прочего, должен быть эмоционально подвижен и обладать высоким интеллектом. Мы называем себя системщиками, надеюсь, вас скоро тоже так назовут.

— Егор, а как вы входите в Систему? — спросила Софико.

— Хороший вопрос, — кивнул Замяшин. — Так просто не объяснить. Воспользоваться нейроинтерфейсом может не каждый, и не с первого раза, но если один раз получилось, скорее всего, получится снова. Надо идти проторенной дорогой. У меня, например, все подключения к Системе проходят в стиле "ретро".

— Как это? — заинтересованно спросил Пётр.

— Не морочьте себе головы по этому поводу, уверен, каждый из вас найдёт свой подход. Подключение к Системе я представляю себе как десант на территорию, где предстоит кое-что выяснить, но это не падение, а скорее погружение, в ходе которого приходится преодолевать выталкивающую силу…

— Чем вы тут занимаетесь? — поинтересовался Эдуард Александрович, появляясь на пороге кабинета.

— Рассказываем анекдоты про напильники, решаем логические головоломки, — ответил Пётр.

— Лично мне сейчас не до смеха, — сердито сказал Эдуард Александрович, и Пётр прикусил язык. — Я куратор группы системщиков, потерявший самого лучшего сотрудника, который, к тому же, может ещё оказаться кротом. Сейчас мне пришлось унижаться, чтобы получить санкцию… — он потряс бумажкой, которую держал в руке. — Так что, если Замяшин готов, думаю, самое время нам всем подняться на четвёртый этаж.

— Мы тоже будем присутствовать на сеансе подключения? — отважилась спросить Софико.

— Будете присутствовать на диванчике в коридоре, — пророкотал шеф. — И ждать дальнейших указаний… Анекдоты они рассказывают… Сопляки!

***

Егор шёл вдоль длинной кирпичной стены, лишённой окон. Он обходил кругом унылое здание, которое, должно быть, строили в своё время заключённые, или пленные немцы. Стрелки, нарисованные мелом на стене, указывали направление. Похоже, ему предстояло попасть во внутренний двор. Большой лозунг занимал почти весь торец здания. "…будет жить!", — обнадёживала нижняя строчка; остальные сделались неразборчивыми, растворённые густеющей темнотой…

Дождь штриховал город, скрадывая звуки и рассеивая свет редких фонарей. Большие мутные лужи переменчиво пестрели от множества всплесков, производимых падающими сверху спелыми каплями воды, по каждой из которых можно было представить и воссоздать мировой океан. Тянуло осенней сыростью и дымом. Где-то вдалеке сирена несколько раз провыла сигнал воздушной тревоги и захлебнулась влагой, которая была повсюду.

Зайдя за угол, Егор поднырнул под облезлый шлагбаум, который никто не охранял, и прошёл во двор. Со стороны двора окна были. Многие из них светились изнутри, иногда демонстрируя на занавесках театр теней, но кто именно двигался там, наверху, оставалось тайной. Повсюду стояли разбитые деревянные ящики, валялся бумажный мусор, перемешанный с обрывками целлофана. Ржавое ведро, пугливо громыхнув, выскочило из-под ног и спряталось во мраке.

Прямо напротив шлагбаума к стене здания прилепился небольшой козырёк, защищающий от дождя массивную деревянную дверь, в которой куски разномастной фанеры заменяли разбитые стёкла. Дверь была закрыта. Сквозь мутное окно, расположенное рядом, виднелись щербатые ступени, ведущие к проходной. Пожилой усатый вахтёр в бесформенном кителе прихлёбывал чай из жестяной кружки, настраивая радиоприёмник.

Просторный навес, покрывал дальний угол двора. Там прятались от дождя люди, которых Егор сначала принял за цыган, но, крадучись, подойдя ближе, понял, что это духовой оркестр из парка. Примус стоял на ящике, жёлтые огоньки облизывали днище кастрюльки, в которой варились макароны. Музыканты были сосредоточенны и молчаливы. Они сидели на досках, многие протирали ветошью и без того блестящие инструменты, проверяли плавность хода поршней и вентилей. Трубач из пороховницы заряжал свой инструмент с дульной части, словно мушкет.

Валторнист зачерпнул из кастрюльки алюминиевой ложкой и, подув на неё, с шумом втянул в рот несколько макаронин.

— Пора, братцы мои хорошие… — значительно сказал он.

Музыканты поднялись и, захватив инструменты, пошли ко входу в здание. Повесив свой инструмент на ремень, перекинутый через плечо, впереди других шествовал валторнист. Одной рукой он держал кастрюлю, другой — достал из кармана большой железный ключ. Такой же ключ был у Лещевского, убитого фотографом. Подойдя к двери, валторнист вставил ключ в скважину и отомкнул замок.

— Пропуска предъявляем… — равнодушно проговорил вахтёр, заметив посетителей.

Валторнист остановился рядом с проходной, поставив кастрюлю на стойку. Музыканты стали брать макаронины, и, предъявляя их старику, проходили на другую сторону турникета. Оттуда они незаметно накидывали свои пропуска ему на уши. Вахтер вздрагивал, но не понимал в чём дело. Он оглядывался по сторонам, подозрительно щурился на музыкантов, зачем-то открывал и снова закрывал лежащую перед ним потрёпанную тетрадь. И лишь когда все посетители уже миновали его пост, липкая макаронная масса соскользнула с уха и шлёпнулась на стол. Вахтёр секунду хлопал глазами, глядя на неё, а затем подскочил и заковылял вслед музыкантам, начавшим подниматься по лестнице на второй этаж.

— Немедленно остановитесь! — грозно закричал он и, видя, что его не слушают, достал из кармана жестяной свисток и пронзительно засвистел. Музыканты мгновенно кинулись врассыпную и залегли, выставив перед собой инструменты. Свист не задел никого, кроме замешкавшегося трубача, который рухнул как подкошенный, выпустив из рук свой альтово-сопрановый мушкет, так ни разу и не выстреливший.

"Сейчас начнётся!", — подумал Егор, наблюдая за происходящим через дверь. На всякий случай он сместился в сторону и присел на корточки.

Оркестр заиграл. Флюгельгорн бегло исполнил мажорную гамму, и вахтёр, изрешечённый нотами, ойкнул и повалился на бок. Однако, он исполнил свой долг, тревога поднялась, и в коридорах замелькали красноармейцы. Они принялись обстреливать музыкантов из винтовок и автоматов. Оркестр отвечал слаженным "Полётом валькирий" Вагнера. Пули и ноты, заполнившие вестибюль, сталкивались между собой и рикошетили от стен, кромсали дощатый пол, отбивали штукатурку. С потолка сыпалась извёстка, звенели разнесённые вдребезги стёкла.

— Прорываемся на четвёртый этаж! — крикнул валторнист, и Егор неожиданно понял, что это за здание и чем собираются завладеть музыканты на четвёртом этаже. Отпрянув от двери, он выскочил на середину двора и, размазывая по лицу дождевую воду, оглядел стены здания. Пожарная лестница не доставала до земли, но Егор, разбежавшись, сумел подпрыгнуть и уцепиться за нижнюю ступеньку. Подтянувшись на руках, он забрался на лестницу и, оскальзываясь, полез наверх. На четвёртом этаже ближнее к лестнице окно было освещено и открыто. Пётр Кабанец ждал его там, протягивая руку. Егор, ухватившийся за эту руку, был немедленно втянут внутрь, и тут же ловким заломом разложен на полу лицом вниз и крепко связан прочным шнуром. Затем его посадили, прислонив к батарее парового отопления. Пётр засунул ему в рот свёрнутую тряпку. Софико стояла рядом, держа в руках две скрипки.

Внутренний вид учреждения, куда попал Егор, давил монументальным убожеством. Грибница проводов раскинулась по высокому потолку, кое-где взбухая пыльными плафоноподобными шляпками. Обшарпанный линолеум покрывал пол. Множество входов в какие-то помещения, располагались по обеим сторонам коридора в шахматном порядке, чтобы потрёпанным видом не смущать друг друга. Небольшой диванчик сидел с подвёрнутой лапой. Напротив массивная дверь вжималась в стену, зажмурив от страха окошечко, проделанное в ней. Распятая над дверью вывеска "Парикмахерская" никуда не могла деться, как и часовой, охранявший её. Он напряжённо прислушивался к звукам, доносящимся снизу, теребя ремень автомата.

Одну скрипку Софико отдала Петру, который прошёл вдоль коридора к выходу на лестницу и затаился там. Тогда Софико, театрально ломаясь, заголосила.

— Мы все погибнем! — кричала она. — На помощь! Эти звери нас растерзают! Спрячьте меня, я боюсь!

— Да замолчи ты! — взвизгнул солдатик у двери, но Софико не унималась, и тогда он, всхлипывая, забарабанил в дверь. — Совенко! Открой скорее… Пусти меня внутрь… К чёрту устав, я жить хочу!

Окошечко в двери открылось, и перепуганный Совенко торопливо зашептал:

— Стой, где стоишь, им сюда не добра…

Больше он ничего не успел сказать, поскольку Софико, используя скрипку как лук, натянула тугую струну и со звоном пустила смертоносный смычок, попав Совенко в горло. Тот поперхнулся и рухнул вглубь парикмахерской. Часовой перед дверью хотел поднять автомат, но две ноты соль, сыгранные пиццикато, сразили и его. Софико подскочила к двери, запустила руку в окошечко и открыла щеколду. Пётр покинул позицию у лестничного марша и скрылся в парикмахерской. Через минуту он показался вновь, держа под мышкой сушку для волос, выполненную в виде колпака, который надвигают на голову. Не глядя на Егора, Кабанцы по очереди встали на подоконник и, перебравшись на пожарную лестницу, потащили свой трофей на крышу. Последнее, что заметил Егор, был дирижабль, снижающийся над зданием…

***

Очнувшись, Егор понял, что прогноз, полученный от Системы, никуда не годится. Вернее, сам прогноз был достоверным, но устаревшим, о чём свидетельствовали автоматные очереди, и хлопки пистолетных выстрелов, раздававшиеся неподалёку. Поздно было кого-либо предупреждать, он опоздал. Каша заварилась.

Лаборант не спешил освободить Егора от ремней, удерживающих его в кресле, и снять с головы шлем-колокол. За время, которое Егор провёл, подключённым к Системе, на улице стемнело, но освещения в комнате не было. Наверное, отключилось электричество. И скорее всего, отключилось оно не само по себе…

— Эй, есть тут кто-нибудь? — негромко позвал Егор.

— Очнулись? — спросил Пётр Кабанец, подходя к креслу. — Как там, в Системе?

Егор не мог видеть стажёра, мешал шлем, он различал только, что стало светлее, а значит, тот включил-таки свой фонарь.

— В Системе нормально, узнал много нового, — ответил Егор. — Ты как сюда попал?

— Вошёл… — сказал Кабанец, и вручную поднял колокол.

Фонарь стоял на столике для мониторов, недалеко от кресла. Рядом лежал пистолет с глушителем. Вывернув шею, Егор увидел позади себя на полу лаборантские ноги в туфлях и белый халат доктора, вымазанный красным.

— Я на вашем месте слишком уж не вертелся бы… — заметил Кабанец, работая отвёрткой над головой Замяшина, видимо откручивая от штатива шлем нейроинтерфейса.

Егор незаметно испытал стягивающие его ремни на прочность, но они держали крепко, а значит, быстро освободиться не получится. "Пока не стоит", — подумал Егор.

— Дзамико, ты как? — крикнула из тамбура Софико.

— Откручиваю шлем, потом заберу контейнер с нейронами, и можно будет идти, — отозвался Пётр.

— Знаешь, братишка, почему я ещё жив? — спросил у него Егор.

— Зачем вы меня зовёте братишкой? — уточнил Кабанец.

— Не я, а Софико… "Дзамико" — значит по-грузински братишка… Не знал?

— Надо же… А я думал "мой любимый", не догадался даже спросить у неё. Ну, да бог с ним… Так почему же?

— Ты о чём?

— Почему вы ещё живы?

— Потому, — осторожно начал Егор, — что я узнал с помощью Системы важную для тебя информацию.

— У меня другая версия. Вы живы, потому, что привязаны, и не сможете помешать… Но, в принципе, не поздно всё исправить.

— В смысле, развязать меня?

— Нет, в другом смысле… А что касается важной информации… Если бы вы что-нибудь разнюхали, я был бы сейчас там, куда мне очень не хочется попасть. Разве не так?

— Вы сейчас потащите нейроинтерфейс на крышу, где вас будет ждать вертолёт… — игнорируя вопрос, сказал Егор. — Верно? Думаешь те, кто вас послали сюда, сделают тебя системщиком? Думаешь, они хотя бы сохранят тебе жизнь?

— Почему вы так уверены в обратном? — спросил Пётр, и Замяшин отметил про себя, что голос его слегка дрогнул.

— Потому, что они духовики. А вы — струнники.

— Не понял? — Кабанец перестал работать отвёрткой и, отойдя на шаг от Егора, глянул ему в лицо.

— А ты и не поймёшь… — жёстко сказал Егор. — Вспомни, что случилось с Лещевским…

— Лещевский с помощью Системы разработал план, а потом вдруг решил пойти на попятную и всех сдать.

— Дело не в этом. Его бы всё равно убили, как убьют Софико и тебя.

— Пётр, тебе помочь? — раздался нетерпеливый голос Софико.

— Держи коридор на мушке, я почти закончил, — крикнул в ответ Пётр, снова принимаясь орудовать отвёрткой. — Большое спасибо за важную информацию, — сказал он Егору.

— То, что вас грохнут на крыше, это не важная информация, а очевидный факт, простой, как дырка в голове, — усмехнулся Егор.

— Так про что, чёрт возьми, речь! — нервно воскликнул Кабанец, хватая со стола фонарь и направляя в лицо Замяшину яркий свет.

— Слушай меня… — зашептал Егор, и Кабанец невольно подался ближе к нему. — Самое важное во всём этом деле то, что ты до сих пор никого не убил. Я знаю, что всех в этой комнате положила она, — Егор кивнул на дверь в тамбур. — Система подсказала, а Система редко ошибается. Значит, в твоём активе всего-навсего лет пять… Правда, в тех местах, куда, как ты говоришь тебе не хочется попасть, но согласись, это лучше, чем смерть? У Софико другой дороги нет, только на крышу… Но не у тебя…

Ты вообще можешь выйти из этой истории героем. Понял? Скажи-ка мне, Кабанец, кто ты? — Егор сделал паузу. — Ты стажёр! Для всех ты до сих пор стажёр! Кто знает, чем ты сейчас тут занимался? Кроме меня никто, а я на твоей стороне. Ты вообще ни при чём! Тебе сказали прийти сегодня в аналитический центр? Ты пришёл. Сказали взять фонарь? Взял… Куратор велел сидеть на диванчике? Ты сидел и никого не трогал!

Вдруг стрельба, крики… Софико достаёт оружие и давай по всем палить. Потом наставила ствол на тебя и велела скручивать шлем со штатива…

Кабанец протянул руку и взял со столика пистолет. Егор запнулся, и продолжал сдавленным голосом:

— …велела скручивать шлем со штатива, ты начал скручивать. Но ты, Пётр Кабанец, не кто-нибудь, а курсант Академии… Четвёртого, между прочим, курса… Присягу принимал… Принимал? — Кабанец кивнул. — И ты, улучив момент, завладел оружием и…

— Да что здесь происходит? — крикнула Софико, появляясь на пороге. — Пётр, чего ты ждёшь?

Кабанец поднял пистолет и выпустил в неё четыре пули.

— Молодец! — торопливо заговорил Егор, тщетно пытаясь высвободить руки. — Сделал всё правильно… Но меня не надо… Я свидетель… Я за тебя… Так и скажу, ты проявил героизм, спас мне жизнь. И Систему защитил… Может, тебя и к награде… Развяжи меня скорее. Слышишь, Пётр? Развяжи!

Кабанец, словно сомнамбула, принялся расстёгивать ремни. Как только одна рука у Егора оказалась свободной, он начал помогать Петру и через несколько мгновений снял все путы.

— Быстро закрой дверь! — велел Егор.

Кабанец, споткнувшись о тело Софико, выбрался в тамбур и, захлопнув тяжёлую металлическую дверь, несколько раз щёлкнул замком. Егор тихонько подобрался сзади, поднял с пола пистолет Софико и, размахнувшись, рукояткой стукнул Кабанца по затылку. Тот обмяк и выронил оружие. Егор подхватил стажёра и, дотащив до кресла, в котором недавно сидел сам, тщательно пристегнул всеми ремнями. Затем проверил пульс на сонной артерии и ощупал затылок.

— Посиди-ка здесь, Пётр, — сказал он. — Ты же хотел… Голова немного поболит… Что ж, и у меня болит… Повторное подключение, это тебе не шутка… дзамико.

Кабанец зашевелился, но Егор уже отошёл от него и, взяв фонарь, склонился над лаборантом и врачом. Им было уже не помочь, как и охраннику в тамбуре. Софико стреляла метко.

Тогда Егор осмотрел шлем-колокол, наполовину открученный от штатива, и кожух, скрывающий контейнер с искусственными нейронами. Всё было цело.

Трубка телефонного аппарата молчала и Егор, некоторое время послушав тишину, повесил трубку на место. Он проверил обоймы в пистолетах Кабанцов и охранника. Положив оружие на стол, сел рядом в крутящееся кресло так, чтобы видеть окно и вход в комнату. Он сделал всё, что мог, теперь оставалось только ждать. И время в данной ситуации, похоже, было союзником.