Маленький кусочек счастья

Большая лиловая бабочка. Образ этот промелькнул в моей голове тотчас в миг, когда я увидел её. Изысканная. Наверное, это слово лучше всего характеризовало незнакомку. Она сидела на диванчике спиной к зеркалу, держа фужер из-под шампанского изящными пальцами. Прядь фиолетовых волос небрежно падала на бледное лицо. В полумраке было не разобрать цвета радужки её глаз, но не удивлюсь, если и они нежного фиалкового оттенка. Большая лиловая бабочка. Изящная и чувственная, загадочная, от нее просто веяло потоком сексуальной энергии. Этот поток смял и подхватил меня как былинку. Зачем я живу как не ради этого?

Присев за соседний столик, так чтобы точно попасть в зону её обзора, я улыбнулся. "Бабочка" кокетливо потянулась в ответ, демонстрируя точёную шейку, а затем чуть иронично и оценивающе взглянула на меня. Так мы и сидели — она за своим столиком, я за своим. Ни слова, лишь язык тела. Как там было в передаче про диких животных? Самка завлекает самца, демонстрируя свою готовность к спариванию. Также и тут.

У нее были действительно глаза цвета нежной фиалки. Два чертовых озера, такие чувственные и глубокие, что можно было утонуть. Я приподнялся и подал даме руку.

— Потанцуем, прекрасная леди?

— Только ради вас. И только один танец. — Бархатный контральто. После него оставалось пряное "послевкусие". Тембр голоса подходил ей как нельзя лучше. По правде говоря, я был бы опечален, будь он более "девчачьим".

Мы танцевали сальсу. Нет более верного способа сблизиться с женщиной, чем пронестись с ней в страстной зажигательной сальсе. Это знает любой, кто хоть раз в полной мере насладился этим божественным танцем любви. Ненавязчивое, но жгучее прикосновение к шее партнерши, цепкое переплетение пальцев, её и ваших, музыка, накатывающая и обволакивающая мелодичным сплетением аккордов. Все это заставляет забыть обо всем на свете кроме бархатной кожи под пальцами. Полный истомы, хрипловатый и страстный голос Кэтрин Сильмы завершает весь этот сумасшедший коктейль.

Мы танцевали около часа, во время коротких перерывов я узнал все, что хотел. Её звали Нонна, возраст и род занятий она не сказала, да я и не интересовался. Метр семьдесят четыре, третий размер, дом в пригороде. Идеальная мисс-на-одну-ночь. Я просто не мог желать лучшего варианта. Её страсть и сексуальность сбивали с ног подобно прибою. Даже простые люди чувствовали это и окидывали мою партнершу восхищенными взглядами, а меня же обливали черной завистью.

Время летело, мы выпили по коктейлю у барной стойки: она Куба Либре, я какой-то "шот", не помню названия, просто ткнул тогда в меню наугад. Вообще алкоголь не действует на меня, но я хотел выпить с ней за компанию. Я чуть наклонил голову и любовался моей Нонной с другого ракурса. Бабочка, изысканная и грациозная. Узкие плечи, переходящие в гордую шею, бурный аметистовый водопад волос, чувственные бледные губы. А она, всезнающая стерва, видела моё восхищение и демонстрировала себя, производя контрольный выстрел в центр удовольствия моего мозга.

— Я тебя люблю. — Небрежная отточенная фраза. Я проговорил это скучающе, будто сообщив о том, что забыл побриться утром.

— Фи. — Казалось невозможным, но "бабочка" умудрилась ответить мне еще более бесцветно, что при её чарующем голосе было не так то просто. — Трейс, да ты лжец, к тому же неоригинальный. — Она помолчала, взболтала остатки напитка в бокале и иронично добавила. — И сколько же девушек, слышали эти возвышенные слова от тебя?

— Ты первая, просто обычно эти слова говорят мне.

— Самоуверен. А ты ничего!

Говорят наглость второе счастье, что же я не раз проверил справедливость этих слов. Нахальная фраза обычно вызывает у дамочек одинаковую реакцию: они удивленно поднимают бровки, возмущенно чирикают, но в итоге лишь больше притягиваются ко мне. Весь секрет в тонком сочетании наглости, уверенности и утонченности. Перепутаешь что-то в пропорции и рискуешь создать себе имидж пошляка или слабака. Начинающие часто спотыкаются на этом, и я был таким.

— Хочу тебя поцеловать.

— Последствий не боишься?

— Высосешь из меня жизнь?

— Слышал о самках паука, которые пожирают партнеров после соития?

— Брось, ты, скорее бабочка, чем паук. — Игла внезапной тревоги ужалила меня, но я сразу себя успокоил — таких совпадений не бывает.

— А муж? — Её брови поднялись в ложном разочаровании.

— У тебя нет мужа. Ты сама сказала мне это час назад.

— Хм, верно. А как же правило? Поцелуй на третьем свидании, секс на пятом…

— Проверяешь меня?

— Проверяю. — Улыбка. Чистая и нежная, призывающая.

Закономерный итог. Я читал язык её тела как книгу и с удовольствием шел по предоставленной мне дороге. Неверно было бы сказать, что это я соблазнял Нонну, ведь она сама дала мне зеленый свет. И я, и она желали этого и знали, что произойдет, но соблюдали правила игры. Нельзя же просто подойти к понравившейся девушке и сказать ей: "Ты меня возбуждаешь, поехали ко мне?" Этот ритуал, включающий в себя танец, общение, взаимные проверки не менее важен, чем и происходящее после и не менее приятен.

Огни появлялись вдалеке, нарастали, ослепляли и пропадали. Огни большого города. Нонна твердо вела машину, несмотря на выпитый алкоголь. Роскошный Бел Эир, урча, плавно входил в повороты. Темная южная ночь, кабриолет и она — опьяняющий коктейль, куда там алкоголю. Теплый морской ветер ласково трепал мои волосы, а её так вообще превратил в шлейф лилового пламени. На моем языке остался аромат помады — сладковато-тёрпкий, но сильнее всего я ощущал вкус её губ. Страсть, долгожданное удовольствие, предвкушение и триумф, вкус пряно-сладкий, с кислинкой. Дразнящий и обещающий, манящий. Давно я не испытывал такого исступления, не был в таком восторге от достигнутого успеха. Пожалуй, такое я чувствовал лишь в свой первый раз. Хорошо, что эти чувства еще остались, ведь это лишь работа, лишь способ выжить.

Я инкуб. Нет, не мифологический демон-искуситель. С тем сказочным существом меня объединяет лишь одна черта, пусть и самая главная. Я не человек. Таким как я не достаточно обычной пищи для того чтобы поддерживать стабильность тела. Сексуальный контакт это лучший способ восполнить энергию, необходимую для существования. Нас называют по-разному, но чаще всего инкубами и суккубами, хотя как я уже говорил, эти существа лишь отдаленно напоминают нас.

Нестабильность тела это и проклятие, и благословление. Одна сторона медали это постоянная необходимость в новом доноре, другая — возможность менять свою внешность по собственному желанию. Ну и возможность свободнее чем люди манипулировать энергией, вечная молодость и, теоретически, бессмертие. Но вечный голод, вечный страх лишиться сил в неподходящий момент… Как хорошо, что мне попалась столь энергичная женщина! Она не сильно ослабнет после нашего союза, а мое тело обретет стабильность на достаточно долгое время.

Машина с ревом пошла на подъем, направляясь к перевалу. Огни города остались позади, и теперь мы плавно шли по пустынной трассе. Нонна повернулась ко мне, сверкая улыбкой как новогодняя ёлка, и прокричала что-то, но шум двигателя заглушил её фразу. А я был так расслаблен, что не стал даже переспрашивать.

А потом мы приехали — к коттеджу красного кирпича в обычном тихом пригороде, бросили машину на улице и, вцепившись друг в друга, как два осьминога, вломились в дом. Сбили стойку для обуви, я опрокинул какую-то вазу, в общем, пронеслись по пути к её комнате как тайфун. Там вышла небольшая заминка — это наглое существо сопротивлялось моим попыткам бросить её в постель. Более того, она пробовала сделать это со мной! Без слов мы кружили вокруг великолепной горы декоративных подушек и пытались побороть друг друга. "Бабочка" оказалась не по-женски сильна, не постеснялась даже цапнуть меня за шею, когда я попытался насильно зашвырнуть её на середину кровати.

— Может перемирие? Я тебя поцелую, а ты, как хороший мальчик, сядешь первым? — Я сдавленно хрюкнул от смеха после её роскошного предложения.

— Предлагаю другой компромисс. Ты, малышка, будешь послушной, а я не буду тебя наказывать.

— Давай по-другому? Угадай мой возраст, и твоя Нонна будет послушной. Правда, она исполнит любую прихоть. — Робкий просящий взгляд. Вот чертовка! Ну ладно.

— Двадцать шесть.

— Но как?! Ты лазил смотреть мои водительские права? — Её глаза удивленно округлились, я довольно хмыкнул под нос.

— Просто угадал, у меня нет привычки лазить по чужим вещам. Что же, договор есть договор, а теперь подойди ко мне и дай уложить тебя в кроватку.

Она покорно подошла к кровати и уставилась на меня, с немым призывом в глазах. Однако когда мы оказались близко, эта хитрая бестия накинулась на меня, и я был низвергнут на гору подушек.

— Ах ты… Вероломная женщина!

Она же, поганка, оседлала меня и ухмыльнулась с издевкой, довольная как кошка.

— Прости, милый Трейс, но я тебя обманула. Ты не угадал правильно мой возраст. Но все честно — ты проиграл, так что не должен жаловаться.

— Ах ты! — От возмущения я только и смог повторить предыдущую фразу.

Впрочем, ощутив, наконец, под рукой гладкую мягкость шелкового постельного белья, я оказался в своей стихии. Никаких слов, лишь мягкие прикосновения, легкие поцелуи, и она обмякла в моих объятиях, тихонько застонала и будто растеклась в нежной истоме. Касания становятся сильнее, настойчивее, мои руки разбегаются по точкам удовольствия её тела. Как пианист — промелькнула неожиданная ассоциация в голове. Если сначала было анданте, то теперь аллегро, а виво не будет. Будет другая композиция, для двух пианистов.

Она была превосходным музыкантом. Виртуозно отдавала всю себя процессу, попадала в каждую маленькую нотку и импровизировала. А я был на вершине Эвереста, или где-то на дне Марианской впадины. Ко мне текла её сила, плотная и мощная, вкусная как никогда. Я чувствовал, как моя грудь разрывается от этого бесконечного потока. Потерявшись в пространстве и времени, я видел себя со стороны, будто утопающего в фиалковом море.

Кульминация. Момент наибольшего напряжения в музыкальном произведении. В этот момент музыкант передает всю свою душу в инструмент и забывает обо всем, во всяком случае, так было с нами. Я чувствовал под пальцами её кипящую от жара кожу и утопал в мутных глубинах фиалковых глаз, и это буквально сводило с ума. Аллегро, виво, вновь аллегро, прэстиссимо! Прэстиссимо, тела сплавляются в одно, рождается идеальное существо, пусть на миг, на несколько секунд, но это существо достигает Акаши. А после распадается вновь на две несовершенные половинки.

В этот миг меня наполняло блаженство, но на самом пике я вдруг низвергся в бездну. Упал с Эвереста, всплыл из Марианской впадины. Дыра. Огромная дыра где-то внизу, через нее уходило куда-то все моё фиалковое море. Та сила, что я кропотливо собирал, с колоссальной скоростью уходила в бездну, а вместе с ней уходила и моя собственная жизненная энергия. Почему? Как такое произошло? Что случилось? И я понял, понял, в чем дело. Вот ведь, выпал билет мне, один на миллион… Я засмеялся, но из горла вырвался лишь хриплый кашель. Понятно теперь, почему меня так притягивала эта женщина, откуда у нее столько сексуальной энергии и почему наш оргазм был настолько сильным. Суккуб. Она такая же, как и я. Пожирательница жизненной энергии людей, только вот она женщина, а я мужчина.

— Черт побери, идиотка, ты понимаешь, что мы сейчас сделали? — Сил у меня осталось немного, но говорить я еще мог.

— Помолчи дурак, береги энергию. Может быть еще…

Она замолчала и закусила губу, сама понимала, что ничего не поделать. Закон природы. Суккубы и Инкубы не люди. Их союз с человеком не приносит плодов, так как основой их жизни и существования является энергия. Их особенная, видоизмененная жизненная энергия. При соитии суккуба и инкуба, их энергия контактирует и превращается в нечто новое — в зародыш новой жизни. А лишенные жизни суккуб и инкуб, обессиленные, умирают. А маленькие семена, крошечные клочки энергии, разлетаются по воздуху и попадают в тела людей. Для того чтобы дать росток им нужно попасть в тело ребенка. И тогда зародыш воздействует на своего носителя, так что по прошествии нескольких лет мальчик превратится в полноценного инкуба, а девочка в суккуба.

— Успокойся, это закон природы, тут ничего не поделаешь. Старое уходит, новое приходит. Это как с лососем, только вот у лосося иногда выживают некоторые особи. — Я взглянул на мою последнюю любовницу. На её бледном лице лихорадочно метались глаза, из стороны в сторону. — Малышка, — мягко продолжил я и провел дрожащим пальцем по её чудесным волосам. — Успокойся, уже ничего не сделаешь с этим.

— Какая ирония… — Она прошептала своим коленям. — Наверное, ты тоже подумал так? Мол, какой сильный человек тебе попался? — Нонна хихикнула.

— Конечно, но даже не будь этого, я все равно не упустил бы такую женщину как ты.

— Ха-ха, а я тогда еще пошутила про самок пауков. Вот уж действительно шутка, которую понимаешь лишь со временем. — Она вновь хихикнула и после добавила. — Знаешь, а ты мне нравишься, я рада, что мои дети будут именно от тебя. Пусть я и из проклятого народа, но все равно я женщина, мне… приятно, что именно ты их отец.

— Нонна, я…

— Не Нонна, Нонна… так я зову себя на охоте… звала на охоте. Меня зовут Нина. Это то имя что дали мне мои биологические родители. Просто Нина Валетт.

— К-ха… Нина Валетт значит, смешно. — Я закашлялся от смеха, — Мисс Ирония Судьбы, привет тебе от Максимилиана Трейси.

— Я подозревала, Макс, я так рада, что оказалась права! — Она не казалась удивленной, наоборот, в её глазах светилось странное удовлетворение и некое подобие счастья. — Тогда, в детстве, ты точно так же морщил лоб, когда задумывался и закусывал нижнюю губу, когда смеялся. Ну и имя тоже, это же практически твоя настоящая фамилия!

Она обняла меня, нежно, будто давно потерянную любовь, а я узнал, вспомнил. Эти прикосновения… Точно так же она обнимала меня тогда, в детстве, в тот черный день, когда родители узнали о нашей невинной дружбе. Её родители решили переехать в другое место, чтобы не позволить развиться детской привязанности в нечто большее. Я понимаю, зачем они так поступили — наша семья имела дурную репутацию, и родители вряд ли хотели, чтобы их драгоценная дочка водилась с таким отбросом как я. Понимал я это и тогда, но не хотел верить. Я дал клятву моей маленькой подруге, что найду ее, когда стану взрослым, поклялся что женюсь на ней и насулил множество детей. Что же, по крайней мере, последнее обещание я сдержал.

— Нина, я не забыл тебя за эти годы, но ты сама понимаешь, что с этой отравой внутри…

— Замолчи Макс, я все прекрасно понимаю, не считай меня одной из взбалмошных дур. — Она замолчала, так и не разомкнув объятия, и я почувствовал на плече что-то мокрое. Слёзы. — Знаешь, я счастлива, я всегда хотела ребеночка от тебя. Все эти годы, все эти одноразовые мужики лишь ради выживания… Я думала о тебе, о твоем обещании. Конечно, я не верила, что ты когда-нибудь найдешь меня. Более того, я боялась того, что это может произойти. Я бы не сдержалась, высосала бы тебя досуха. — Её голос дрожал, я же молчал и слушал. Слушал её слова, слова моей первой любви и моей последней любовницы. А потом заплакал, от страха. И от счастья. В конце концов, каждый имеет право на маленький кусочек счастья у края гибели.

Мы открыли шторы и ухитрились переползти на пол возле окна. Часы пронеслись незаметно, я и Нина разговаривали, впервые за долгие годы. О важных вещах и о ерунде — обо всем. Не думали о том, что будет после того как солнце встанет, хотели лишь дожить до этого момента. И дожили. Рассвет был шикарен, природа побаловала нас ясной погодой. Это было красивое зрелище — багряный шар солнца, поднимающийся из-за горной гряды. Я лежал, прижавшись щекой к шее Нины, и наблюдал эту феерическую картину.

— Знаешь, мы паразиты, Макс, наши дети еще до ночи вселятся в чьи-нибудь тела, навсегда оставив их испорченными. Такими же, как и мы.

— Глупая… — Говорить было все труднее, руки и ноги стали как одеревенелые. — Это же наши дети. Наши. Дети.

— Знаю! — Она улыбнулась. — В них частичка тебя, частичка меня, частичка нашей любви. Макс, мне хорошо и легко, я умираю не просто так. Этот день… Сумасшедший, за несколько часов я испытала то, что не чувствовала и за год. Быть может смерть вполне честная расплата? Я сильно изменилась по сравнению с тем, какой была там в баре? — Она вновь улыбнулась, чуть лукаво. — Макс, ты сейчас видишь истинную меня, а не маску. Ты рад?

— Смотри, — показал я дрожащим пальцем, — началось.

Они разлетались по всей комнате — крошечные бордовые пузырьки, каждый меньше пушинки одуванчика. Падающий солнечный свет окрашивал их в дымчато-алый цвет. Зародыши кружились по комнате в неспешном танце, их становилось все больше. Я повернул голову в сторону Нины — с поверхности её кожи отделялись все новые и новые пузырьки. Они вскипали и с легким шипение отправлялись в полет. Волосы Нины развевались, будто она оказалась под водой, от них отделялись все новые и новые пузырьки. Вскоре над нами кружило целое живое облако, похожее на стаю светлячков. Они мягко кружили, будто капельки воды в невесомости, сталкивались и разлетались. Часть их устремилась в открытое окно.

Нина застонала в изнеможении. Кажется, все закончилось. Однако я заметил его, последнего нашего ребенка. Он отделился Нининого плеча, и скользнул по моей щеке.

— Нина, дай мне руку. — Я поймал последний пузырек на палец и посадил его на её ладонь. — Лети малыш, — прошептал я, — лети далеко-далеко, за горы, за моря. Найди себе хорошего мальчика или девочку. Не забывай маму и папу, лети.

Мы дунули одновременно. Пузырёк сорвался с места, взвился и вместе со струей воздуха вылетел в окно. Ударился о раму один раз, второй и, подхваченный свежим ветром, устремился к небесной голубизне утреннего неба.