Чмоки

Утро добрым не бывает. Момент, когда открываешь глаза и понимаешь, что день вчерашний уже прошел, а сегодняшний еще не наступил, но оба, фантомные, уже грузят проблемами — добром трудно назвать. Можно, конечно, плюнуть на осмысленность и насладиться хотя бы тем, что жив, и небо, укутанное облаками, еще не рухнуло на землю. Улыбнуться, подскочить с кровати, порадоваться факту продолжения жизни… Подобное отношение к окружающему миру, кажется, называется оптимизмом. Но каждый прожитый день по крупице, как снежный ком, накапливает уверенность в необходимости старости, которая изредка зовется грешной мудростью. Это печалит, подменяет оптимизм цинизмом, тяжестью и болью. В членах, голове, сознании… А что говорить, если алкогольное похмелье стало традиционным? Говорить вообще не хочется.

Два часа дня является утром для тех, кто всю ночь отжигал в клубе. Утром ранним. Плотно задернутые шторы создают сумрак.

Однажды Кислый понял, что превратился в вампира, обитателя ночи. Кровь, правда, не пил, но солнечного света сторонился: хмурился, жмурился, скрывал глаза под темными стеклами очков. В эпоху эмо подобное поведение не удивляло, если бы Сергею Кислевскому не исполнилось сорок два года. Еще называемый "молодой человек", но уже мужик с первой закрашиваемой сединой, никогда не состоял в модных течениях — любой религии предпочитал классический нигилизм. Что еще ждать от неглупого человека, который за четыре десятка лет перебрал не меньшее количество занятий и увлечений, и нигде не находил себя в полной мере?

Таланты без якорей схожи с проклятиями. Если у Сергея были мечты, то он их реализовывал: писал музыку, стихи, статьи, картины, водил вертолет, спортивные машины и знакомства со знаменитостями, стрелял из штурмовых винтовок и "пару тонн бакинских до концерта". Ну не желал Кислый становиться космонавтом или президентом неважно чего, не хотел класть жизнь на алтарь большой светлой мечты — его стремления мелки и осуществимы. Кислевский — реалист. И талантливый реалист как-то быстро исчерпал список заветных желаний. В жизни осталось лишь то, за что зацепился: ночь, диджейский пульт, стробоскопические вспышки лазеров над танцующей толпой, колыхание прокуренного воздуха от низких частот мощных сабвуферов.

И, конечно, музыка. Многогранная, возбуждающая или убаюкивающая чувства, играющая эмоциями, объединяющая, вводящая в экстаз, наводящая на мысли и мысли же забирающая. Он поглощал ее тоннами во всех видах, дробил, из осколков лепил новое блюдо, которое подавал жаждущей толпе. А публика, подогретая удачно взятым ритмом, усиливала энергию многократно, отдавала ее Кислевскому-вампиру. Энергетический наркотик, на который Сергей плотно и обреченно подсел.

Когда ты наивен, то черпаешь песок возможностей щедрой горстью, но со временем тот утекает между пальцами, возвращаясь в пустыню бессмысленности, на ладонях остается лишь грязь воспоминаний. Тонкий налет пыли, который, если слизнуть, даже не скрипит на зубах.

Музыкальный водоворот оказался тупиком. Сергей каждый день ждал, когда его выкинет в новую реальность с новой целью, однако стихия судьбы плотно держала осаду тупой эйфории. Вокруг не существовало ничего нового. Какая разница, чем заниматься, если нет разницы в занятиях — пусть будет хоть так. Ди-джей Кис и ночные сэты. Нет нужды в планах кроме контрактов, нет времени, кроме счетчика обратного хронометража, нет действий, кроме скольжения фейдера по дорожке и микса каналов. Шоу продолжается, с перерывом на очередную стопку текилы. Не успеешь опомниться — на торте уже пятый десяток свечек приходиться задувать.

Утро добрым не бывает, утро бывает привычным.

Когда-то все было совсем не так. Когда-то судьба швырялась возможностями с размахом пьяного Деда Мороза и подсовывала неожиданности с задором развратной Снегурки. Успевай удивляться и выбирать! А ныне… "Ночь, улица, фонарь, аптека". Сделаешь шаг в сторону, заглянешь за угол, но там все так же: "аптека, улица, фонарь". Бесконечность самоповтора, как луп в репиде. Нужно делать не шаг, но прыжок. Куда? Вот — вопрос.

Кислый оторвал взгляд от потолка, потянулся к столику, вытряхнул из пачки сигарету, закурил. Первая затяжка, напоминающая организму, что пришла пора травиться. Пищей в красивой обертке, плотным от запахов городским воздухом, вездесущей рекламой и дурными мыслями.

Рядом пошевелилась "чмоки".

Все женщины для Кислого ныне ужимались в три категории. Первые были ему безразличны, со вторыми интересно было общаться или просто находиться рядом, третьи оказывались в его постели. Первые не стоили внимания. Вторые были уже не молоды, а если и случались исключения — их Кислевский берег. Он не верил в разнополую дружбу с привилегиями. Именно поэтому существовала третья категория — без обязательств, без утомительной длительности отношений, сплошной вау-секси-трах-бабах. Живущая в резервации дачи мать неодобрительно называла подобный сорт подруг "дырки в черепе от пуль", еще городской сынуля — "чмоки".

Из-под одеяла показалась нахмуренная мордочка молодой девчонки с размазанным макияжем и засопела веснушчатым носом.

— М-м, скока время?

— Чмоки, — подал голос Сергей, сморщив небритую щеку в подобие улыбки.

— Че?

— У нас на пару изо рта такое амрэ, что можно мух выхлопом травить. Прими виртуальный поцелуй. День уже, зайка, ночь давно закончилась.

— Уфф, — подруга уронила голову на подушку и укуталась вновь одеялом.

— Завтрак приготовить? — спросил Кислевский, пуская дым к потолку.

— М-м-м…

— Головка бо-бо?

— Угу…

— Ты не поверишь, но холодный йогурт творит чудеса. Или все же водку с соком?

— Ы-ы… Институт… Мля… Проспала…

— Значит — йогурт!

Кислый давно договорился со своей совестью по поводу возраста партнеров по сексу. Во-первых, молодость резва и упруга, бездумна, ветрена. Более эстетична в конце концов. Во-вторых, контингент поклонниц, которые стаскивают с него штаны, в районе учебного периода жизни. И без вопросов. В-третьих, ничего серьезного Сергей не хотел: уже имел печальный опыт.

Шлепая босыми пятками по маршруту спальня-санузел-кухня, Кислевский неожиданно для себя погрузился в воспоминания.

Жизнь любого человека напоминает цепь: состоит из звеньев, которые, цепляясь друг за друга, составляют протяженность. Для кого-то это "упал, очнулся, гипс…", для кого-то: "привет, давно не виделись!", "горько!", "когда забирать из роддома?" Людские судьбы схожи, как типовые квартиры в типовых домах, отличие наблюдается лишь в отделке. Вот и у Кислевского шло вначале по накатанной колее: отслужил в ВДВ, встретил одноклассницу, женился. Пять лет семейной жизни держали таланты Кислого в суровых колодках любви. Но, удивительно, инициатором развода стала жена.

"Сереженька," — с придыханием и проникновенным взглядом говорила она, — "ты замечательный, но мне хочется большего. Пойми и отпусти. Ты же любишь, так сделай мне хорошо". Сереженька в основном молчал, только плотнее сжимал зубы и не отпускал. Он любил, да, но он еще и не понимал. Да, съемная квартира, не своя. Да, денег постоянно не хватает, он много работает и редко бывает дома. Да, долги. Да, проблемы. Но они вместе! И у них есть дочь!

Развод дался Кислому тяжело. Жена, постоянно ссылаясь на любовь, вытрясла из Сергея и раздел имущества в свою пользу, и алименты, и, самое ужасное, запрет на общение с дочерью. Сидя перед горестной бутылкой в баре, Кислевский ощущал себя жертвенным бараном на алтаре воспеваемого бардами чувства. "Взгляни на ситуацию с другой стороны", — улыбнулась ему первая из случайных знакомых, восседавшая на соседнем стуле, — "теперь ты свободен!" Свобода подарила осуществление мечт и, в итоге, привела в нынешний кризисный тупик, из которого нужно было выпрыгивать.

"Все-таки приготовлю "чмоки" легкий завтрак", — подумал Кислый, рассматривая содержимое холодильника.

Каждая из девчонок, что оказывалась в постели ди-джея, удивляла его пренебрежением к собственной жизни. Он никого не соблазнял, не обманывал, не насиловал, даже, в сомнительных случаях, озабочивался проверкой по документам возраста. Несмотря на то, что Кислевский служил Вакху, удивление никогда не покидало Сергея — что заставляло молодых, красивых, потенциально умных транжирить время на, пусть и веселые, но пустые глупости, оставалось вопросом без ответа. Изменить действительность или спутниц Сергей не стремился, хотя старался по мере сил заботиться о партнершах.

Когда звякнул тостер, выплевывая поджаренные кусочки хлеба, а на подносе оказался стакан с йогуртом, масленка, вареное яйцо и половинка грейпфрута, из спальни раздался девичий возглас. Было в нем нечто тревожное, застревающее в сознании занозой — натренированный слух ди-джея хорошо распознавал еле уловимые оттенки звуков. Кислевский поспешил выяснить обстоятельства и замер, натолкнувшись на взгляд серых глаз.

Эти глаза он заметил сразу, как только встретил девчонку в клубе две недели назад. Что-то кольнуло в груди, когда Кислый скользил взглядом по танцующей толпе. Одна знакомая художница говорила, что подобные ощущения возникают, если встречаются родственные души. "Это следы прошлых жизней", — загадочным голосом на ушко вещала любительница Кастанеды и Папюса. Кислевский недоверчиво хмыкнул в ответ, но объяснение отчего-то запомнилось. Действительно, не раз и не два он встречал по жизни людей, на которых взгляд останавливался, и сердце екало. Прошлые жизни, почему бы и нет…

Эти глаза с самого первого на них взгляда не давали покоя. Будоражили, ранили, притягивали. А их обладательница оказалась самая обыкновенная: наивная, немного глупенькая, без нравившейся Сергею утонченности или "изюмистости". Очередная танцовщица гоу-гоу, взятая хозяином для разогрева публики, под безликим прозвищем, которое обозначалось "сценический псевдоним".

— Кто она? — поинтересовался ди-джей у нанимателя.

— Уже можно, — с довольной улыбкой ответствовал Вахтанг.

И сейчас те глаза, что манили, брали в полон, будоражили, смотрели с удивлением и нарождающимися слезами — пересохшие девичьи губы уже дрожали.

— Откуда у тебя моя фотография? — спросила "чмоки".

Сергей перевел взгляд на ее руку, которая держала рамку. Через блики стекла на мир смотрели задорные серые глаза трехлетней дочери. Той, что у него отняли, той, от которой по юношеской глупости отказался. Такой знакомый и манящий взгляд серых глаз.

Неожиданно время превратилось в клейкий тягучий сироп, сковывающий движения и мысли. В голове разорвалась бомба, тело окатило жаром, горло охватило спазмом. Возникло, правда, желание закричать и ором, выбивающим стекла, откатиться назад во времени, изменить свершенное, попытаться сделать правильные вещи. Но одного желания, или желания двух, в некоторых случаях не достаточно. Со свершениями просто приходиться дальше жить.

Из ступора Кислого вывел грохот захлопываемой входной двери. Сколько времени прошло до этого момента, и какие события происходили — подернулось муаром пелены беспамятства. Стук же выжег в сознании Сергея пылающую мысль: "вновь предал и потерял!" Кислевский перечеркнул говорящее пламя ледяным: "Нет! Не в этот раз! Не отпущу!"

Догнать дочь по лестнице он не успевал. Метнулся к окну, рывком отдернул шторы, распахнул створки. Солнечный свет уже не ослеплял, а может быть и да, но все лежащее за пределами важности перестало быть существенным. Для прыжка из кризиса нужно убить страх, иначе ничего не выйдет. Страх вины и стыда, страх содеянного и нереализованного, страх будущего, такого неопределенного, зыбкого… Страх смотреть с подоконника пятого этажа на асфальт перед выходом из подъезда. "Успеть догнать, остановить, иметь возможность для…"

Для чего — неизвестно, поскольку в следующее мгновение лишено важности: перемахнув границу стены, Кислевский устремился в полет. В голове возникло лицо армейского инструктора, объясняющего технику приземления. Тело инстинктивно приняло правильную позу и расслабилось в предвкушении встречи с землей.

Будущего нет, существует лишь реальность здесь и сейчас. И много дел впереди. Нужно сделать хоть что-то правильно, иначе — смерть.

За пару метров до верхушек стеблей газонной травы Сергей Кислевский ощутил себя живым в полной мере.