Наследник
— Стой, ублюдок, я тебя достану!
Два чёрных силуэта летят по ночной улице с лёгкостью вырезанных из бумаги фигур, ветер гонит их вниз, к реке. Один убегает, второй вот-вот настигнет его. Пять метров. Четыре. Три. Беглец отчаянно вырывается вперёд, на широкую полосу захламлённого пляжа и петляет между остовами брошенных лодок и кучами строительного мусора. Преследователь не отстаёт. Вот уже они вдвоём, тяжело дыша, мечутся изломанными тенями, среди рёбер ободранных шпангоутов и покорёженной арматуры. В сторону. За угол. Что-то летит в лицо. Закрыться локтем. Рывок вперёд. Захват. Бросок. Сам сверху. Перехватить запястья. Чтобы не дёргался, резко прижа…
— А-а-а-а-а-а-а!!! — Истошный двухголосый крик.
Охотник и жертва корчатся от боли. Неразличимый в темноте, торчащий остриём вверх ржавый штырь пробил сцепившиеся ладони навылет. Кровь пятнает одежду и пропитывает песок. Раненые, судорожно дёрнувшись, освобождаются из нечаянной западни.
Первый встаёт и, шатаясь, как пьяный, ковыляет к реке. Доносится запах гниющих водорослей. Слышен всплеск — человек нырнул и поплыл прочь от берега, неловко загребая одной рукой.
Второй, кажется, ещё не оправился от шока, ноги подламываются, подползает к кромке воды. Перепачканный тиной, стоит на коленях, левая рука шарит у пояса, расстёгивает кобуру. Отрывисто взлаивает револьвер. Пули уходят в никуда, в темень и далёкий шум перекатов. Мокрая одежда мерзко холодит кожу. Стрелявший поднимается и бредёт обратно в город. Собирается дождь.
Дорога — сплошные провалы в памяти. Отдельные куски: темнота, с одежды течёт ручьями, платок, прижатый к ране, глина под ногами скользит, всё плывёт и качается. Окраина, первый фонарь, бурые пятна на белёной стене, брусчатка мостовой становится дыбом, бьёт по лицу. Сознание вернулось, встать, нужен врач, срочно, но сначала домой. Уже недалеко, в переулок, где акации. Синяя дверь, латунная ручка, он дошёл.
Жена. Телефон. В больницу нельзя — найдут. Знакомый хирург. Двойная плата? Не проблема. Машина через четверть часа. Одежду долой. Душ. Переодеться в чистое. Десять минут по городу. Белый кафель. Яркая лампа. Простыня. Блеск инструментов. Нет, не хлороформ! Морфий. Физраствор в вену. Раствор сулемы: промыть рану. Ещё раз, больше лей! Пальцы подвижны. Кости целы. Зажимы. Тампоны. Остановить кровотечение, швы на крупные сосуды. Свести края. Шить. С другой стороны так же. Стрептоцид. Повязка. Иммобилизация кисти. Антибиотик внутримышечно. Лампа гаснет. Всё на сегодня. Теперь обратно. Закрыть дверь и спать.
Утром разговор с женой.
— Что там всё-таки было?
— Погоня, потом драка со стрельбой.
— И всё это из-за…
— Ну конечно, ты же знаешь, что он сделал с моим отцом, — по лицу пробежала тень, — и ещё тот камешек на четверть миллиона…, нам так просто не разойтись.
— Да, — она коснулась перевязанной руки, — это он тебя?
— Куда там, — мужчина хмыкнул, — напоролся на какую-то железку, вместе с этой скотиной, чтоб ему…
— Доктор сказал, через месяц-другой будешь в порядке, но за раной нужно следить. Я ему заплатила сверх уговора, как ты велел.
— Главное, чтобы костоправ держал язык за зубами. Дело не выгорело, но меня теперь так и так будут разыскивать. Про эту квартиру никто не знает, пока. У нас в запасе день или два. Мы едем сегодня.
— Послушай, но мой гардероб, твои вещи…
— На том свете они нам не пригодятся, берём то, что поместится в саквояж, наличные на первое время есть, да ещё отцовское наследство, — он провёл здоровой ладонью по замшевому футляру, — не пропадём. Поехали. Я отлежусь, и начнём всё заново. Сволочь заплатит за всё, что сделал.
— Тогда поешь и собирайся, если возьмём такси, как раз успеем на двенадцатичасовой экспресс.
Стреляными гильзами из барабана отщёлкало пять лет. Те же мужчина и женщина идут по привокзальной улице чужого города. Пыльное и жаркое воскресное утро.
— Ты гоняешься за призраком. Он мог уехать куда угодно — хоть за границу. Сменить имя, сделать пластическую операцию, ты не найдёшь его, забудь, — жена устало повторяет давно выцветшие слова.
— То есть ты предлагаешь остановиться, найти себе жильё, работу, просиживать штаны в конторе, пить пиво по выходным, — сарказм в голосе мужчины остёр, как бритва, — я не смогу забыть! А ты?
— Я тоже не смогу, ты же знаешь, даже если бы захотела, но деньги почти закончились, что дальше?
— Вот лавка, как раз в тени, присядем пока. До отправления ещё далеко, — муж бросает саквояж на скамью и, вздохнув, садится. Женщина устраивается рядом. Он обнимает её за плечи.
— Я тоже устал от этой гонки. Но не могу остановиться. И забыть тоже не могу. Пока жив — буду искать этого ублюдка.
— Господь велел прощать, — жена кивает на кирху прямо напротив.
— Откуда тебе известно. Может, он хочет, чтобы свершилась месть? — мужчина усмехается, — а я — рука провидения?
— Так иди и спроси его об этом.
— А что? Это мысль. Вот прямо сейчас и спрошу. Всё равно заняться нечем. — Мужчина поднялся и направился к церкви.
Внутри светло: окна от пола до потолка, витражный свет раскрашивает стены. В притворе обдаёт прохладой. Проповедь. Говорят о смирении гнева, прощении и любви к врагам. Вошедший присаживается на скамью, слушает. Безразлично скользит взглядом по рядам, кафедре, цветным стёклам в свинцовом переплёте. Поют псалом. Встаёт вместе со всеми, присоединяется к хору. Молитва. Причастие. Он тоже подходит, рассеянно глядит на пастора, тот отвечает ему доброжелательной улыбкой. Надкусывает пресный хлеб, сглатывает вино. Принимает благословение. Хочет что-то сказать, но не решается. Отходит в сторону. Обернулся. Чаша с вином. Левая рука. Тыльная сторона кисти священника. Шрам посередине с лучами от швов. Машинально поднимает свою правую ладонь. Смотрит. Встречается глазами с пастором. Судорога узнавания. Оба бледнеют. Чаша падает и, зазвенев, откатывается куда-то в угол. Красное пятно на одежде и капли на полу. В зале замешательство, люди переглядываются, не понимая, что случилось. Мужчина бежит к выходу, расталкивая встречных.
Жена поднимается навстречу, хочет что-то сказать, он перебивает.
— Он там! В церкви! Где саквояж?!
Расстёгивает пряжку. Руки дрожат. Выхватывает замшевый футляр, открывает. Внутри револьвер с коротким стволом. Калибр 0.44. Открывает барабан. Заряжен. В карман. Быстрее обратно.
— Постой! — Женщина смотрит отчаянно, в глазах бьётся тревога. Губы дрожат. — Это ведь теперь кончится, правда? Ты точно знаешь?
— Конечно, — стрелок улыбается ей, весело и зло,— я ведь научился плавать!
Поднимается ветер.