Звёздочка

Звуки побудки — не лишённая красоты и возвышенности мелодичная трель — вызывали у Бори Костоправа рефлекторную зубную боль: утреннее построение за последние две недели стало единственным законным развлечением для пилотов его эскадрильи, как, впрочем, и для всех остальных в бригаде.

"Словно они нас пересчитывают по головам каждое утро", — мысленно бухтел Боря, следя за тем, чтобы на лице не проявлялись отрицательные эмоции. Если кто расскажет папе, что он вышел на построение со скорбной миной, последствия могут оказаться куда как пагубными для Бориса.

"Словно отсюда кто сбежать может", — продолжал он беззвучно бухтеть и почти искренне улыбаться, вливаясь в ручеёк идущих на построение соседей.

"Словно отсюда кто сбегать захочет…"

По улицам-коридорам почти чётким, почти строевым шагом дружно шагали в сторону зала-площади триста пилотов-истребителей и техников Бориного седьмого батальона. Их ждала давно выученная наизусть краткая, но проникновенная речь о том, что сегодня всё будет как вчера, но уже завтра, вероятно, всё станет просто супер, осталось только дождаться. Заучить невозможно было только имена очередных дебоширов, и они вносили разнообразие в ежеутреннее напутствие. Каждый день кто-то да нарушал закон и получал причитающееся в зависимости от тяжести проступка.

Интересно, сегодня Богданову и Тойсу пропишут гауптвахту? Андрэ присоединится к ним, или, может, обойдётся строгим устным выговором без занесения в личное? Всё-таки, должны же понимать, это бездействие всех сводит с ума!

"Строй-ся", "смир-на"… когда Боря был совсем маленьким, он, видя парады, построения, думал, что это очень красиво. Тишина, порядок, всё строго по линеечке. Когда чуть подрос — пришёл к выводу, что армейская дисциплина как-то уж очень строга, но понимал, без строгости никуда не деться. А когда папа отправил его учиться на пилота…

Впрочем, это уже совсем другая история.

Акустика зала и маленький элегантный микрофон, надетый на ухо подполковника Сохина, позволяли его звучному лирическому баритону слетать с уст и тут же поражать в десятку умы и сердца пилотов. На техников голос подполковника, конечно, тоже действовал, но не так: они не проходили нейролингвистическую обработку при зачислении в батальон.

Да. Всё, как вчера, позавчера, поза-позавчера…

Борис еле дождался окончания ежедневной утренней процедуры. Гапутвахта, кстати, ждала и Андрэ, и Тойса, и Богданова, а ещё с ними "за компанию" отправлялась вся эскадрилья Андрэ, которая вовсе не принимала участия ни в распитии, ни в мордобое.

Борис и его техник, всегда и ко всему безразличный Ян Фош, быстренько позавтракали и отправились в ангар, к "Звёздочке".

Так называли Борин истребитель не только он и Ян, но, наверное, все, включая экипаж авианосца. Начитавшись старых книжек, Боря собственноручно изготовил трафарет в виде пятиконечной звезды и каждую сбитую машину противника превращал в очередную звёздочку на фюзеляже.

Сначала звёздочки были размером с Борину ладонь. Потом, когда не прошло и двух лет, а количество сбитых врагов незаметно подобралось к полусотне, Ян предложил перекрасить истребитель и делать звёздочки меньшего размера. А потом звёздочки стали целью жизни Бориса!

Он решил, что непременно должен побить рекорд, поставленный пятнадцать лет назад во внутренней Антаргано-Чарганской войне, когда Сабха Н-тра-тоо уничтожил девяносто пять истребителей противника.

Когда земляне присоединились к Аллерисидийскому Дому, им стали доступны технологии всех тех, кто уже вошёл в Дом раньше. Люди получили в своё распоряжение генную инженерию Аллерисиды, принципы изготовления сверхпрочных сплавов Баррелги, бытовые мелочи Рамтохи…

Аллерисидийский Дом вёл оборонительную войну с Антаргано-Чарганской Коалицией. АЧК проигрывали в технологиях, но недостатки восполняли поистине безграничные способности антарганов к гипнозу. Эти кальмароподобные существа умудрялись не только настроить своих воинов на непобедимость, но ещё и внушить врагам страх и панику.

Люди принесли Дому технологии нейролингвистических воздействий, позволяющие противостоять антарганскому гипнозу. Когда в бой выходили пилоты, прошедшие кодирование, антарганы не могли оказывать на них давление. И в войне АЧК и АД наметился перелом.

Два года назад Борис Костоправ окончил академию ВКС и практически с защиты дипломной работы отправился на передовую.

Некоторые пилоты удивлялись: что можно делать сутками возле начисто вылизанной и как часы отлаженной машины? Боря Костоправ и Ян Фош трепетно хранили тайну и никому не рассказывали, что слова об истребителе, ставшем продолжением тела пилота, не выдумка для выпусков новостей, а истинная правда. На время боя Борис и машина сливались в единое целое, и по окончании боевых действий, приводя истребитель на базу, Костоправ подолгу оставался в кабине, словно по одному отключал незримые проводки, соединяющие его с панелями управления.

Боре иногда казалось, что истребитель и вне боя слышит его, понимает и по-своему отвечает. Он провёл рукой по гладкому боку, украшенному четырьмя ровными полосами звёздочек.

В последнем бою он догнал и обогнал Сабху Н-тра-тоо, и для ровного счёта Костоправу не хватало одной единственной звёздочки.

Ещё один сбитый противник, ещё одна чарганская гадина — и на фюзеляже Бориного истребителя будет сто звёздочек!

Борис с затаённой нежностью прислонился лбом к боку машины.

Ян улёгся на катушку и привычным движением ног отправил себя под стойку с истребителем: пришла пора в очередной раз проверить наладку систем торможения и разворота.

— А из-за чего всю эскадрилью-то на гауптвахту отправили, Борь?

Пилот вздрогнул. Он успел настроиться на метафизическое слияние со своей Звёздочкой, и в первый миг не узнал искажённого полостью стойки голоса друга.

— А, так я совершенно случайно сам видел только финал и как их всех забирали. Мне потом Семён из пятой рассказал, что, вроде Тойс добыл себе где-то вина больше, чем ему положено, окосел и взялся доматываться до Андрэ. Советовал ему усы и бороду сбрить, сменить форму на бальное платье, делал намёки на близкое знакомство с его девушкой, ну а ты знаешь ведь, что Андрэ пропустит мимо ушей всё, кроме наездов на маму, сестру и невесту. Вот он и раскатал Тойса в блинчик. И тут оказалось, что Тойс пил не один, а в компании Богданова. Богданов решил вступиться за собутыльника, и теперь в блинчик раскатали Андрэ. Это я уже видел сам!

— Ну так а эскадрилья-то при чём?

— Так я до этого как раз уже и дошёл. В общем, представь, двадцать девять человек стоят кольцом вокруг дерущихся и делают ставки, кто, кого и как скоро отправит в нокаут!

Ян расхохотался, и гулкое эхо прокатилось по ангару.

— Вот это да! Жаль, меня там не было! Я бы ставил на кого надо и поправил бы своё материальное!

— Да, конечно, и отдал бы выигрыш охране на гауптвахте!

— Блин, умолкни, дай помечтать! Пара Тойс — Андрэ, наверно, была колоритна, а пара Андрэ — Богданов интересна… да?

— Да говорю ж тебе, первых не видел, и с Богдановым только самый конец…

Хохот снова закачался под днищем истребителя:

— Ставки сделаны, господа!

У кого из пилотов и техников хватило бы терпения изо дня в день час за часом тестировать, испытывать, прогонять через симуляторы одни и те же программы? Кого из пилотов не утомили бы многочасовые тренировки на скорость и меткость? А вот Яну и Борису, казалось, ни до чего и ни до кого и дела не было: у них была цель, и они к ней стремились.

— Сотню наберёшь, а дальше? — спросил Ян, когда они усталые, но довольные жизнью, шли в столовую на ужин.

Борис пожал плечами:

— А дальше перекрасим Звёздочку и сделаем звёздочки ещё меньше, потому что… где сто, там и двести!

Друзья счастливо рассмеялись и шагнули в шахту лифта.

Авианосцам того же класса, что и "Буйный", построенным в форме тора, запрещалось приближаться к населённым планетам, настолько они были велики. Ангары опоясывали их по окружности с внешней стороны, жилые помещения располагались ближе к внутренним поверхностям. На корабле постоянно поддерживалась искусственная гравитация на одну десятую слабее земной. Если смотреть на "Буйный" сбоку и очень-очень издали, могло бы показаться, что сверху на бублик взобрался громадный паук — тонкие шахты скоростных лифтов соединяли тор основных помещений с комнатами отдыха, столовыми, спортзалами. Они все находились в "туловище паука" — огромном диске.

Столовая, в которой кормили седьмой батальон, располагалась близко к краю диска и в ней одна наружная стена с помощью большого экрана была превращена в огромное окно в космос. На этот экран постоянно транслировалась передача с наружных камер слежения. Позавчера в зоне видимости появились корабли АЧК, похожие на шипастые шары.

Позавчера Борис почувствовал, что его мечта на грани исполнения.

Первый же вылет обещал принести ему уж никак не менее одной звёздочки!

Но… из тех проникновенных речей, что каждое утро настраивали их на жизнь в согласии, в сознание Костоправа прокрадывались тревожные нотки.

Что-то было нечисто во всей этой ситуации.

Весь день они с Фошем возились с истребителем, и, похоже, что-то пропустили.

В столовой царило небывалое оживление. Прислушавшись к разговорам, друзья вскоре поняли, что на завтра запланировано прибытие каких-то высокопоставленных лиц, что это как-то связано с общим ходом войны…

Борис и Ян долго-долго молчали. Оба подумали об одном и том же, но боялись проговорить вслух. Впрочем, они в этом страхе были не одиноки: за всё время ужина в столовой так и не прозвучало слово "мир".

— Сын, зайди перед сном, — перехватил Бориса на пороге спальни голос отца в коммутаторе, и комэск Костоправ отправился в гости к генералу Костоправу.

С самого раннего детства Борис испытывал несколько противоречивые чувства к папе — любовь, страх, уважение, всё переплеталось и перемешивалось.

Максиму Фёдоровичу Костоправу удивительно шла чёрная генеральская форма. Для Бори отец всегда был образцом для подражания, и, судя по тому, как одобрительно смотрел генерал на своего сына, подражание удавалось на славу.

— Борис, завтра здесь будет сам адмирал Ие Нса, вице-адмиралы Стольнов, Аккаттэ, Туо и Фан… Я понимаю, что сейчас поступаю неправильно, но хочу быть первым, кто поздравит тебя с новым званием. За заслуги перед Аллерисидийским Домом во время войны против Антаргано-Чарганской Коалиции командование решило наградить тебя внеочередным званием. Указ подписан, сын. Ты — полковник. Поздравляю!

Борис почувствовал, как кровь прилила в первую очередь почему-то к шее и ушам, а потом уже к щекам.

Отец пожал ему руку и обнял его.

— Я выходил на связь с мамой. Она знает и гордится тобой. Просила, чтоб я поздравил тебя и от её имени. Мы с тобой непременно навестим её, малыш…

— Спасибо… спасибо… угу… ага… — бормотал Боря в папино плечо, стараясь не думать о том, что, кажется, оправдываются самые страшные его опасения.

Вряд ли бы командование стало разбрасываться внеочередными званиями до окончания войны. А раз уж они все сюда летят, раз уж его решили так резко повысить…

Мир.

Ёлки-палки. Мир…

Темнота вжимала в койку, душила. Ночник в изголовье кровати горел, но Борис не видел его света. Перед глазами разливалась чернота космоса, испещрённая сполохами лазеров и плазменных пушек. Взрывались одна за другой шипастые горошины ачекашных истребителей, и он считал их: одна, две, три… четыре звёздочки, пять звёздочек… двадцать восемь звёздочек… пальцы приятно холодило покрытие корпуса истребителя, чуть светящаяся серебристая краска ярко выделялась на тёмно-сером, оставляла трудно смывающиеся пятнышки на пальцах…

Сорок шесть, сорок семь звёздочек. Н-тра-тоо сбил чуть не вдвое больше! Надо постараться.

Шестьдесят девять, семьдесят. Нужно просто захотеть, и тогда всё получится! Ян сбалансирует прицел, и им некуда будет деваться.

Восемьдесят пять.

Восемьдесят шесть.

Да, осталось недолго, ещё один бой, и…

Девяносто семь.

Девяносто восемь.

Девяносто девять! Ну! Ещё! Ещё один! Где же ты, куда же ты делся, противник? Почему никто не стреляет, почему никто не нападает? Где все? Ведь ещё один меткий выстрел, и Борина Звёздочка получит свою сотую звёздочку!

Девяносто девять, девяносто девять…

Мирный договор между Аллерисидийским Домом и Антаргано-Чарганской Коалицией подписали уже месяц назад.

Генерал Костоправ и его жена, хрупкая, спокойная женщина, прилетели на Аллерисиду, чтобы проведать своего младшего сына, Бориса.

Пока Максим Фёдорович о чём-то беседовал с врачами, Светлана Борисовна наблюдала за мальчиком.

Его назвали в честь её отца. Он всегда был её любимцем. Не такой самоуверенный, как старший, Петя. Не такой рохля, как второй сын, Павел. Не такой жёсткий, как третий, Фёдор. Спокойный, добрый, целеустремлённый… последнее, похоже, его и подкосило.

Ян Фош, его друг, говорил, что провёл пару бессонных ночей, сторожа Звёздочку: он очень боялся, что нервы Бори, заметно пошатнувшиеся при известии о заключении мира, сдадут окончательно, и он совершит незаконный вылет и откроет стрельбу по противнику, лишь бы только пририсовать сотую звёздочку на фюзеляж.

Нет, Борис удержался. Не нарушил мирного договора. Не испортил ещё толком не установившихся отношений с АЧК. Яну тоже тяжело было осознавать, что на борту Звёздочки не появится сотая звёздочка, однако…

За односторонне прозрачной дверью в больничной палате Борис самозабвенно рисовал мелом звёздочки на стене. Временами прижимался к ней, раскинув руки, что-то тихонько бормотал, продолжал рисовать. Пересчитывал звёздочки, принимался рисовать быстрее, ещё быстрее, снова пересчитывал… в какой-то момент выкрикивал:

— Девяносто девять! — и с безумной яростью размазывал и стирал звёздочки со стены.

Врачи сказали, что это не опасно. Что это какие-то там механизмы защиты, и что скоро они подберут ключик к сознанию Бориса, и он вернётся к нормальной жизни… правда, уже не к военной, а пока снабжали мелками.

— Девяносто девять, девяносто девять!!! — орал Борис, соскребая звёздочки со стены.

— Девяносто девять… — плакал он, опускаясь на колени и вжимаясь боком в стену, сворачиваясь клубочком.

Светлана Борисовна осторожно промокнула глаза платком и пошла к мужу.

Борис рисовал звёздочки. Вот, сейчас — будет сотая. Сотая! Да!

— Девяносто девять!!!

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *