Сто шагов
После долгих скитаний по просторам Вселенной небольшой боевой корабль «Аркадия», повидавший на своём веку, приземлился на затерявшийся среди потухших звёзд Камелион. Планета встретила экипаж холодным пронизывающим ветром, даже не стараясь скрыть неприязнь к пришельцам, закинутым в столь отдалённый уголок космоса жаждой добычи.
Камелион был мёртвой планетой: об этом единогласно говорили все датчики. Местный ландшафт представлял собой хаотичное нагромождение невысоких гор; из-за сильного притяжения кратеры потухших вулканов были похожи на распустившиеся цветы, оправдывая название планеты.
— Мрачно, — сказал невысокий, крепко сбитый мужчина, разрушив молчание, нависшее, словно дождевая туча, над командой. Густые брови над серыми, словно выгоревшими глазами, делали его взгляд непомерно тяжелым, а многодневная щетина ещё сильнее огрубила лицо. — Куда нам дальше, док? — Голос его, немного отдавая хрипотой, звучал уверенно и властно.
Мужчина, внимательно изучая карту, сверялся по приборам, и, не отрываясь, машинально поправил очки:
— Минуту, капитан, одну минуту.
— Пастор, вы с нами? — спросил капитан у мужчины, державшего маленькую книжицу с крестом на обложке. Получив в ответ утвердительный кивок, капитан сказал: — У вас есть минута на молитву, — и после секундной паузы добавил — о наших заблудших душах.
— Не знал, что вы религиозны, — не отрываясь от карты, заметил доктор.
— Раз в жизни можно, — бросил капитан. — Но хватит слов. Пора взглянуть на безделушку, ради которой мы рискуем своими шкурами, да, парни? — Он посмотрел на двух хмурых близнецов, походивших на хищников, действующих инстинктивно, не задумываясь ни на секунду. Рядом с ними стоял подросток в потрёпанном комбинезоне; внимательно слушая капитана, он с завистью поглядывал на автоматы в руках близнецов. Капитан окинул взглядом его сутулую фигуру, иронично усмехнулся:
— Последний шанс вернуться, кок. Точно не передумал?
Парень мотнул головой, нахмурил брови и скрестил руки на груди.
— Со щитом или на щите, — сказал капитан.
Вход в пещеру зиял черной дырой, одной из тысячи в скалах Камелиона. Ошибиться было легко. Но то, что они на верном пути, явно указывали выбитые в над входом слова «Et in Arcadia ego»*. Капитан достал световой стержень, заломил его, и неярким голубоватым светом потеснил вековую тьму.
Пещера несколько раз вильнула узким коридором, после чего проход начал расширяться, и пришельцы оказались в просторной зале, заканчивавшейся пропастью. На другом конце залы, куда вёл узкий каменный мост, виднелся алтарь; одиноко, но гордо стояла на нём Чаша. Над ней, словно меч, навис огромный сталактит, с которого время от времени срывалась капля воды, наполняя хрустальным звоном пространство. Открывшийся вид завораживал.
Доктор убрал карту и не спеша протёр очки. В голове его ураганом пронеслись мысли, вспомнились бессонные ночи в попытках расшифровать письмо — всё, что осталось от отца, загадочно пропавшего вместе с научной экспедицией. Но ведь не зря искал все эти годы, высеребрившие виски! Не зря отдал последние деньги, нанимая Аркадию. Док облизнул пересохшие губы.
Пастор изумлённо смотрел на Чашу:
— Это же… Это же Святой Грааль!
— Называйте, как хотите, только не путайте вымысел с правдой.
— Что вы хотите сказать?
— Вспомните Девотус, где мы вас подобрали, как бездомного щенка, над которым издевались дети. Где был ваш Бог, когда вас собирались пустить на обед, восхваляя местного божка?
— Я молился Господу о спасении, Он спас меня.
— Мне кажется, пастор, не о спасении тела вы должны молиться!
— Замыслы Господа порой не ясны. Теперь я знаю, зачем Господь оставил меня на земле. Неужели вы до сих пор не поняли: перед нами Святой Грааль, откровение Господне, и я — его посланник, пророк, призванный донести это откровение пастве! — бархатный низкий голос пастора звучал настолько убедительно, что, казалось, не существует доводов, способных опровергнуть сказанное. — Мы — лишь инструменты в Его руках, — закончил пастор.
— Вы до сих пор ничего не поняли, смотря на мир сквозь призму догмы! — доктор усмехнулся. — Религия — выдумка чистой воды, сказка на ночь! Нет никакого Грааля, нет никакого бога, кроме Вселенной! Она вездесуща и только она! Наука — библия её, и нет ничего прекраснее законов её! И доказательство этого перед нами! — обрывки пылких фраз, подхваченные эхом, замерли где-то под сводами залы.
Пастор ответил коротко:
— Когда Господь хочет наказать, он лишает разума.
Капитан, которому надоела словесная дуэль, спросил:
— Док, вы сами достанете Чашу или вам помочь?
Док кивнул капитану, соглашаясь, что время для пустых пререканий исчерпано:
— Спасибо капитан, последние 100 шагов я должен сделать сам.
— Стойте! Вы не посмеете осквернить Святой Грааль грязными руками безбожника! — кинулся за ним пастор, но было уже поздно: доктор ступил на мост, и… ничего не произошло. Лишь дыхание дока участилось, и по вискам бусинами покатились капельки пота.
Капитан видел, что док шёл всё менее уверенно, его фигура ссутуливалась, сжималась, словно за плечами была непомерная ноша. Вдруг док остановился, крутя головой по сторонам, словно пытаясь увидеть кого-то.
— Аlumbrados?** — обратился он к кому-то. — Аlumbrados! — продолжая рыскать взглядом, доктор натыкался то на пастора, то на капитана, то на его помощников. — Да, теперь я вижу, — сказал он, смотря куда-то вверх, и после небольшой паузы еле слышно добавил: — Отец.
Доктор, сделав шаг назад, оступился, и, потеряв равновесие, сорвался в пропасть.
Первым опомнился пастор.
— Прими, Господи, заблудшую душу раба твоего, — шёпотом произнёс он и перекрестился.
— Аминь, — тихо добавил капитан.
— То, что произошло с доктором, произойдёт с каждым попытавшимся пройти мост, но не раскаявшимся в грехах своих. Только чистый и душою, и сердцем сможет сделать 100 шагов над пропастью, — окинув команду взглядом, пастор закончил мысль: — Думаю, вы согласитесь с тем, что таких среди нас не много.
Смысла отрицать очевидное не было. То, к чему клонил пастор, более, чем устраивало капитана — если за тебя кто-то хочет сделать черную работу, предоставь ему такую возможность. И капитан, смотря пастору в глаза, согласился:
— Только без глупостей.
Мысленно поблагодарив Господа за необычную кротость спутников, пастор ступил на мост. Вдох — выдох. Сердце билось ровно.
Всю дорогу, после чудесного спасения на Девотусе, пастор не мог понять, почему именно Аркадия, направляющаяся в самую бездну космоса, стала его приютом. Теперь всё прояснилось. Ведь он — посланник, который, постигнув тайну Божию, зажжёт огонь веры в сердцах людей, соберёт этих разбрёдшихся овец в единое стадо.
Пятьдесят. Уже пройдена половина. Вдох-выдох.
Перед ним стояла она, Агнесс, девушка из далёкого прошлого. Первая и последняя любовь.
— Агнесс? Что ты тут делаешь? — прошептал пастор. Во рту у него пересохло. Агнесс держала младенца — копия пастора. — Чей это ребёнок? — мысли смешались, сердце было готово вырываться из груди. Как легко самообладание покинуло его! Агнесс молча протянула ребёнка, и по щекам пастора потекли слёзы. Он смотрел на младенца, по-детски искренне улыбавшегося ему, а в памяти всплыл так тщательно спрятанный, похороненный под пластом воспоминаний, замоленный бессонными ночами, но не забытый день, когда она сказала «У нас будет ребёнок». День, когда он спрятал нахлынувшую волну страха под гневом — гневом амбициозного, но испугавшегося ответственности юнца. День, когда он вынес приговор «Сейчас не время для ребёнка! Делай аборт!». День, когда он подписал приговор «Ребёнок — это якорь моего корабля, ещё не познавшего океана жизни. Рано, рано бросать якоря!» Как самонадеян он был, как глуп…
«И прости нам грехи наши… Ты простил, а я… я не смог…»
— С кем он там разговаривает? — спросил кок.
— Не знаю, — ответил один из близнецов. — Но мне не по душе всё это.
— Будто у тебя есть душа, — бросил второй близнец.
Младенец тянул ручонки к пастору, смотря чистыми, не познавшими жизни, глазами. Пастор хотел взять ребёнка, но тот расплакался, и Агнесс сделала шаг назад.
— Постой, Агнесс! Не уходи! — забыв о своём предназначении, выкрикнул пастор, но Агнесс не услышала его и, успокаивая ребёнка, уходила всё дальше. — Прости, прости меня! — стоя на коленях, пастор начал сбивчиво читать молитву. Слова её растворялись в полумраке. — Столько лет я пытался стереть тебя из памяти, я бросил всё, я начал новую жизнь в монашеской одежде, видел ад, и теперь, когда рука Господа из пешек вывела меня в дамки, ты вернулась. Нет, не чист ни сердцем, ни душою, вижу, вижу один только путь… — Пастор встал и последовал за Агнесс.
Ни один мускул на лице капитана, наблюдавшего за пастором, не дрогнул. Близнецы стояли молча. Капитан посмотрел на кока, скулы которого были сведены от напряжения, а пальцы сжаты в кулаки.
— Что делать, кэп? — нарушил молчание один из близнецов. — Может, вернёмся на «Аркадию»?
Капитан не отвечал. Взгляд его был устремлён на каменный алтарь, туда, где стояла Чаша. Стоит ли она жизни, которой так безрассудно лишились и доктор, и пастор?
«Мост, всего сотня шагов, — думал капитан. — Всего сто шагов для раскаяния? Да мне целой жизни не хватит, чтобы раскаяться! И было бы в чём. Ни одного дела не совершал я, опираясь на честное имя Бога. Пятнал свою душу, не оправдываясь никем и ничем. Не читал молитвы, не носил креста. Но и дьяволу не продавался. Я сам за себя. Сам за себя. И тебе не по зубам»
— Ждите здесь, — капитан уверенно направился к мосту.
— Может, не надо, кэп? — дрогнувшим голосом спросил второй близнец. — Доктор и так хорошо заплатил, в убытке не останемся.
— Команда была ждать! — отрезал капитан и, обращаясь к первому близнецу, добавил: — Ты за главного.
Он шёл, не оглядываясь. Каждый шаг стоил невероятных усилий. После половины пути на мосту начали собираться люди.
— И ты тут, старина Хэнк! И ты, Альберт. А тебя я совсем не рад видеть, Джонсон, — сказал он мужчине в форме космического десанта Звёздного Альбиона. — Уверен, что и ты не рад нашей встрече. — Лицо Джонсона расплылось в улыбке, натягивая шрам на щеке. — Элизабет, вот это встреча! Крошка Мими, мадам Жевуар, Грэтхем…. Вы все здесь собрались? Элис! Вот это да, крошка Элис! Я позаботился о твоём крысёныше, хоть ты и уверяла, что в нём моя кровь. Не верю до сих пор. Вон, сзади стоит, — Капитан, улыбаясь, показал рукой в сторону кока, и сразу схватился за обожжённую хлёсткой пощечиной сторону лица. — Узнаю твой пылкий нрав! Старик Чарли! Каково это — болтаться по просторам Вселенной в спасательной капсуле? Не держи зла, враг сильно потрепал нас, все, кто мог, уносил ноги. — Вся жизнь, состоявшая из коротких встреч, расставаний, боёв и кратких перемирий, — вся его жизнь была тут, собрав, словно на прощальный банкет всех тех, с кем пересекалась неровная тропинка судьбы. Но он не останавливался окинуть взглядом незваных гостей, а шел вперёд, считая шаги.
Девяносто девять, сто.
Капитан оглянулся. С другой стороны залы на него сквозь полумрак пещеры смотрели верные помощники, с моста — бывшие враги, соратники, любовницы. На алтаре стояла наполненная кристально чистой водой Чаша. Капитан уверенно взял её и отпил. Ничего не произошло. Ещё глоток. Ничего. Он немного подождал и допил ледяную немного солоноватую воду. В этот момент стержень погас.
На другом конце пещерной залы, теряя терпение, один из близнецов сказал:
— Сколько мы здесь стоим уже? Наверно, с капитаном что-то случилось.
Второй близнец возразил ему:
— Он перешёл мост: видишь свет у алтаря? С ним всё в порядке.
— Может, пойдёшь проверить?
— Погас, — робко вставил кок. — Там свет погас. — Зала погрузилась во тьму, и, пока близнецы искали новый стержень, кок закричал:
— Кэп! Капитан! Отзовитесь! — но вместо ответа эхо вернуло обрывки фраз «э…тан… есь…»
— Чего орёшь? — первый близнец был раздражен. — Не будем же мы вечность торчать в ожидании? Если не отзывается, значит мёртв.
— Команда была ждать, — процедил второй близнец.
Капитан стоял перед мостом, откуда к нему жадно тянулись сотни рук. Он никак не мог найти запасной стержень, казалось, свет мог прогнать всё это наваждение. Мост отделял его от реальности, от настоящего, в котором находилась его стая и дом. Второй раз в жизни ему было страшно — так же, как на планете, название которой давно уже стёрлось из памяти, когда, смотря на своё отражение в глазах безымянного солдата, он спускал курок.
Сколько времени прошло в ожидании капитана, никто не знал. Сумрак окутал алтарь плотным одеялом, не давая шансов увидеть что-либо. Вязкая темнота пещеры, с которой не справлялся слабый свет лампы, неизвестность и страх сделали своё.
— Бессмысленно ждать дольше, — повторил первый близнец. — Возвращаемся.
— Сначала нужно узнать, что случилось с капитаном, — не согласился его брат.
— Хорошо. Дойдешь — подашь сигнал: один выстрел — всё хорошо, два — кэп мёртв.
— С каких это пор ты командуешь? — спросил второй близнец; глаза его сощурились, а рука легла на приклад. — Мы идём вместе!
— Помнится, кэп меня за главного оставил.
— Над кем? Над коком? — оскалился брат.
Препираясь, близнецы всё же вместе подошли к мосту.
Кок не успел понять, что произошло: два выстрела, слившись воедино, стократно усиленным эхом пронеслись по сводам залы. Близнецы лежали навзничь, темные пятна крови не спеша растекались по каменному полу пещеры.
Один, совсем один в гробовом молчании залы, кок не знал, что делать. Зачем он вообще пошел сюда? Почему не остался на корабле? Хотел показать капитану свою храбрость, показать, что не только стряпать может? Добиться хоть капельку уважения? И, пока тысяча вопросов путала мысли, кок решился и побежал — побежал через мост, через свой страх, через себя самого.
На той стороне никого не было. Опрокинутая пустая Чаша лежала рядом с алтарём. Подняв её, кок вздрогнул от холодного прикосновения металла, словно кто-то невидимый положил руку на плечо. Немного тяжеловатый потускневший от времени кубок, больше походивший на дешёвую декоративную поделку. За пару монет в любом порту можно десяток таких купить. Кук провёл пальцем по выгравированным на алтаре буквам «I tego arcana Dei»***, и поставил чашу на место. Со сталактита с нетерпением сорвалась капля воды, хрустальным звоном разбившись о дно Чаши. Кок вздрогнул и обернулся. Еще минуту назад бывшая невзрачной Чаша блеснула светло-желтым боком.
* Et in Arcadia ego — И (даже) в Аркадии я (есть / был / буду)
** Аlumbrados — Незримые
*** I tego arcana Dei — Иди! Я скрываю тайны Бога