Вторая луна
В городе, как обычно, царили хаос и неразбериха. Уже около полугода прошло с тех пор как пророк и предсказатель Моисей, один из самых уважаемых и почитаемых людей в стране, предсказал появление второй луны, которая ознаменовала бы крах всего мироздания на сотый день. И вот, не далее как три месяца назад, на небо действительно вылез второй диск луны. Сначала его не было видно за ярким солнцем, но фанатичная паства Моисея, неустанно воздающая молитву небу, быстро заприметила неладное и разнесла весть о скорой гибели по всему городу. Уже через два дня вся Страна была ввергнута в хаос религиозных войн, пучину бесконечного кровопролития и мародерства. В менее цивилизованных отдаленных и небольших городах, таких, как этот, жизнь протекала своим чередом, но, конечно, и здесь не обходилось без очередного происшествия, например, приключившегося в эту ночь.
Желтозуб осторожно крался закоулками и околицами к дому с дорогими ставнями, что приметил давеча, прогуливаясь по улицам беспокойного ныне города. Он получил это прозвище, за то, что оказался единственным человеком в городе со вставным золотым зубом, тогда как здесь своего врачевателя зубов отродясь не имелось и люди зубы попросту не лечили, а выдергивали, и ходили с просветами в зубах. С появлением второй луны вылазки стали заметно опаснее, так как все открытые пространства постоянно были освещены не одной, так другой луной. Безлунных же ночей теперь вообще как не бывало. Но был и свой плюс. С тех пор как страну терзали религиозные бредни насчет конца света, у всех стражей порядка совершенно опустились руки, и всюду царило беззаконие, что Желтозубу и его классу людей было только на руку.
«Десять дней до мнимого конца света, — думал Желтозуб, подтягиваясь и залезая на крышу дома. — Еще пара дней, и я наворую столько золота и драгоценностей, что после того как все утихнет, смогу жить беззаботно до конца своих дней, если, конечно, они действительно не наступят на сотый день мерцания глаз», — так он окрестил про себя пару лун. Они действительно походили на два округлившихся, а порой и зловещих глаза, безмолвно и грозно наблюдающих за перепуганными и ждущими своей участи, копошащимися там, внизу, людишками.
***
Илья шел по безлюдной улице, что было необычно для событий последнего времени, пусть на дворе и стояла глубокая ночь. Обычно в тех городах, что Илья проходил, было людно в любое время суток, и опасность не заставляла себя ждать, но в этом городе все обстояло немного иначе. Хотя это вполне могло объясняться небольшими размерами и относительной уединенностью городка, находящегося между густым лесом с одной стороны и горной гряды с другой.
Не более часа назад тропинка из леса вывела его к этому городу. На стенах, естественно, не было никакой стражи, а ворота были открыты любому желающему войти или выйти.
«Что ж, зато довольно гостеприимно», — усмехнулся он про себя.
На боку Ильи болтался увесистый охотничий топорик, которым он мастерски владел как в быту, так и на поле брани. Все время, пока шел по городу, он не отнимал ладонь от столь знакомой и родной рукояти.
Илья свернул с основной дороги, подальше от случайных любопытных глаз, и пошел задворками, в надежде найти какой-нибудь удобный сеновал и, укрывшись плащом, переночевать до утра. Он свернул на едва заметную тропку и, не пройдя и десятка шагов, услышал необычный шорох. Любопытство взяло верх, и молодой охотник, вытащив топор из-за пазухи, осторожно двинулся в сторону ближайшего дома. Он укрылся за стеной и тихонько выглянул из-за угла. На улице никого не было, как и вблизи дома. Тут сверху что-то зашуршало, и на него свалилось нечто тяжелое и больно ударило по голове, при этом отчетливо послышался звон монет. В ногах валялся увесистый мешочек. Илья удивленно посмотрел наверх, и тут же, вслед за мешком, на него свалился человек и куски съехавшей черепицы. Илья застонал, незадачливый вор что-то мыкал и пытался подняться, но запутался ногами в руках Ильи, который сжал его лодыжки железной хваткой.
— А ну постой, куда это ты собрался? У честного люда добро крадешь в такие тяжелые времена, и спасибо не скажешь? — пробасил Илья, поднимаясь на колено.
— Э-э-э… спасибо, но мне пора… — ответил, сверкнув желтым зубом, воришка. Рука его тем временем нащупывала кинжал за поясом
— Ишь ты, заторопился. А ну как поймают тебя да на кол посадят? Поди, торопиться-то некуда будет?
Тут из дома послышался топот, а затем и голоса хозяев. Баба заголосила на весь город: «Воры! Грабят! Лови вора!». Из близстоящих домов тут же высыпали люди с вилами, мотыгами, а кто и с косами. Мужик, хозяин дома, заприметив парочку, тут же заорал: «Вот они, тута! Бей воров! Лови их!»
— Если ты сейчас меня не отпустишь, они нас обоих на колья посадят, и разбираться не будут, кто есть кто, — прошипел Желтозуб.
— Твоя правда. Только я тебя отпускать не намерен, — не успел Илья договорить, как в лунном свете блеснуло лезвие кинжала, которое устремилось к горлу охотника. Илья попробовал перехватить руку, но лишь успел изменить направление кинжала, и тот распорол ему щеку. Илья, ослепленный болью, инстинктивно махнул топором в защитном выпаде. Послышался хорошо знакомый охотнику глухой звук, когда топор встречается с плотью, проламывая кости и разрывая сухожилия.
В свете двух ярко-желтых лун лежали двое, окруженные городской чернью. Оба истекали кровью, только один был ранен, а другой — мертв…
***
Олег встал по обыкновению рано, с первыми петухами. В последнее время ему спалось все неспокойней от всех этих разговоров о конце света, но основной причиной была, конечно же, дочь купца Олеся. Вот уже год кряду она не выходила из его головы. Он каждый день старался найти предлог, чтобы заглянуть к ним в лавку, но так и не осмелился рассказать ей о своих чувствах.
«А ведь если действительно миру конец? Она так и не узнает о моих чувствах к ней? Но что я ей скажу? Как ей объяснить то, что я к ней испытываю? Да и к тому же, она вон какая красивая, видная. Ей нужен кто-то побогаче и посолидней, чем я. Да и отец ее, Иннокентий, меня тут же погонит, заподозри он только неладное… Эх…»
Примерно так начиналось почти каждое утро. Олег, сын лодочника и не очень хороший ученик своего отца, сходил на речку набрать воды и умыться. Денег в семье почти не было, так что Олегу ничего не оставалось, как заниматься нелюбимым делом, помогать отцу по работе, мастерить и строить лодки, именно поэтому он, как мог, старался оттянуть ненавистную работу делами по дому и различными отговорками. На этот раз предлогов искать не пришлось. Ему нужно было сходить за продуктами на рынок, а к обеду растопить баню. В банный день почти никто не работал, за исключением лавочников, которые сегодня все как один отправлялись на рынок: выменивать или продавать свой товар.
Олег взял деньги, небольшую плетеную корзину и отправился по дороге к центральной площади, на которой возвышалась небольшая церквушка, сложенная из белого камня. Он уже предвкушал встречу с Олесей, представлял ее большие голубые глаза, ее прекрасную улыбку, обнажавшую ряд ровных белых зубов, и белокурые волнистые волосы, так дивно переливающиеся в лучах ясного солнца.
Мечтая, Олег не заметил, что уже входил на площадь, кишащую народом. Рынок всегда был так оживлен, так как раз в неделю здесь собирался весь город, прикупить еды, но больше всего обменяться сплетнями и новостями. Основной темой сегодняшнего дня, судя по всему, было какое-то ограбление.
«Сегодня я обязательно заговорю с ней, — думал Олег, не обращая внимания на проходящих мимо людей. — А вот и она!»
Олеся стояла у прилавка, сооруженного из телеги, и с безупречной улыбкой беседовала с покупателем. Довольный покупкой, человек расплатился и пошел дальше по рынку. Олег стоял в нерешительности, но Олеся сама его заметила, и приветливо помахала рукой, призывая к себе.
«Какая же она чудесная», — расплываясь от неги, думал Олег, направляясь к возлюбленной.
— Привет, Олежек! Я смотрю, ты сегодня за покупками? — поприветствовала Олеся, кивая на корзинку.
— Да-да! — закивал он в ответ. — Вот, хотел посмотреть, что у тебя сегодня…
— Ну, у нас как обычно — всего по не многу, — заулыбалась Олеся.
— А сыр есть?
— Конечно.
— Можно мне сыра немного и картошки с огурцами?
— Минутку, — бросила она, машинально взвешивая и складывая продукты в корзину. — Готово. — Она безукоризненно улыбнулась и назвала цену.
— Но здесь на гораздо большую сумму!
— Нет, что ты! Все — точно. — Олеся спрятала деньги в узелок и, бросив на него лукавый взгляд, занялась следующим клиентом.
Олег стоял рядом с лавкой, немного смутившись, помалкивал и переминался с ноги на ногу.
Олеся отпустила очередного покупателя и снова обратилась к Олегу:
— Ты еще что-нибудь хотел, Олег?
— Да я… Не знаешь, о чем там толкуют, про какое-то ограбление?
— А ты что не слышал? Двое забрались в дом к Ростовщику, взяли деньги и драгоценности, но не смогли уйти незамеченными. Один из них убил другого, и начал доказывать, что он, мол, поймал вора, но тот напал на него, и ему пришлось убить пленника.
«Какая же она милая, когда рассказывает, как восхищенно поднимает брови, как красиво расширяются ее глаза, как двигаются ее губы», — восхищался Олег
— Убитого вора опознали. Им оказался Желтозуб, — продолжала Олеся — а сегодня утром второго будет лично судить Моисей, так как вор не здешний и в городе его никто не знает и поручиться не может.
— Не повезло Желтозубу.
— Да-а-а… Хоть и вор, а все равно жалко. — Олеся погрустнела.
«Черт! Даже когда она грустит, она все равно дивно прекрасна!»
— Олег…
— Да?
— А ты веришь в этот конец света?
— Не знаю Олеся, — Олег слегка растерялся от внезапности вопроса. — Хотелось бы не верить…
— Да, но все же… Давай сегодня сходим вдвоем погулять вечером, а? Может к речке? Я знаю одно хорошее место! — она смотрела на него своими большими лучезарными глазами.
Олег потерял дар речи, и только открывал беззвучно рот. Наконец он совладал с собой и кое-как выдавил:
— Конечно… Хорошо... — затем развернулся и пошел вперед, не глядя, сквозь толпу, сопровождаемый вопросительным взглядом Олеси.
— Пока, Олежек! — но тот уже скрылся за спинами людей и прилавками других лавочников.
***
Вокруг все было белым. Абсолютная, бесконечная и неосязаемая чистота. Нет никаких чувств, кроме одного… Хотя нет… Скорее это тоже отсутствие чувства… Желтозуб не ощущал своего веса.
«Что это? Где это я?» — пытаясь осознать свое положение, он попробовал пошевелиться, но ничего не вышло. Он не чувствовал ни рук, ни ног, ничего. Но паники не было. В место этого было безмятежное спокойствие и умиротворенность.
Постепенно к нему стал возвращаться слух. Он слышал разные звуки, происхождения которых не знал. Слышал какие-то голоса, которые не понимал. Пока все мироощущение Желтозуба и состояло лишь из не слыханных им ранее звуков, сливающихся в странную мелодию, никак не упорядоченную, похожую одновременно и на песнопения в храме, и на шум водопада, и на треск костра, но все же имеющую какое-то свое определенное звучание. Желтозуб мог лишь осознавать это инстинктами, но не понимать значения.
Звуки начали отходить на задний план, уступая место видению. Зрение возвращалось не сразу. Сначала белое начало тускнеть. Мир вокруг стал проявляться, все отчетливее прорисовываясь контурами и наливаясь оттенками. Желтозуб понял, что находится высоко над землей.
Он видел облака, далеко внизу под собой. Видел выступы гор, широкие и длинные ленты искрящихся в лучах солнца рек, и грязные линии серо-бурых дорог. Земля играла буйством красок, смешивая все в причудливых формах в одной живописной картине.
Желтозуб попробовал оглядеть себя, но не обнаружил тела. Он будто состоял только из зрения, сознания и слуха. Но беспокойства по этому поводу вор не испытывал. Он чувствовал, что мог бы сейчас опуститься обратно на Землю и посмотреть, что твориться в его городе или в любой другой стране, где он раньше не был и о которой даже не слышал. Но такого желания Желтозуб не испытывал. Пытливое раньше сознание сейчас это совсем не заботило. Ему больше было интересно сейчас осознать кто же и что он такое. На что способен.
«Я умер, — думал Желтозуб. — Умер и теперь моя душа вышла из тела».
Он попробовал произнести это вслух, но вместо этого, неожиданно для себя самого, издал неопределенный звук, который тут же еле видимыми вибрациями распространился вокруг него, искажая картину видения и распространяясь вокруг, все больше ускоряясь и затихая. Звук был настолько необычный и высокий, что показался Желтозубу слишком выделяющимся и громким среди всего того что он сейчас слышал вокруг. Вдруг до него начали доноситься похожие звуки со всех сторон: сверху, снизу, со стороны Земли, лун, Солнца и других звезд. Все разной степени громкости и различные по звучанию, но, тем не менее, похожие.
«Луна? Звезды?» — Желтозуб и не заметил, как отдалился от Земли, оказавшись в черном бескрайнем пространстве, наполненном яркими точками-звездами. Вокруг буйствовало безумие цветов, совсем не такое, какое он привык видеть на Земле. Различные оттенки и цвета, которые он не мог описать, и которым не мог дать названия, складывались в причудливые формы. Будто художник, которому надоела его картина, замазал все черным, и начал водить кистями по холсту в случайном порядке, накладывая слои разных цветов один на другой.
«И в этой бесконечности, я не одинок, — думал вор. — Есть и другие, такие, как я. И столько всего невиданного, столько прекрасного!»
Тут со стороны второй луны послышался тревожный, все возрастающий гул. Желтозуба это немало удивило. Впервые, с тех пор как он обрел вторую жизнь, он почувствовал что-то сродни беспокойству. Дух обратил свой взор на небесное тело, так похожее на луну, но все же отличающееся от нее. Беспокойство усилилось, и Желтозуб направился на встречу этому почти позабытому чувству…
***
Яркий свет бил в глаза через открытое окно. В воздухе пахло сухим деревом, как это обычно бывает в старых домах. Илья разлепил веки и огляделся. Он лежал на грубом матраце, расстеленным прямо на полу, руки и ноги были закованы в кандалы. Спинами к нему стояли двое стражников, а с улицы доносились звуки переговаривающейся толпы.
— Эй, богатыри, — позвал Илья.
Стражники обернулись и уставили на него свои взоры в ожидании.
— Дайте воды напиться, — потребовал охотник, стараясь удобнее усесться. Тело неимоверно ныло, видно вчера ему крепко досталось.
— Не положено, вор, — ответил один из стражников. Сразу стало понятно, что с этим твердолобым спорить было бесполезно, но от жажды умереть Илье было не суждено.
— Принесите ему воды, — молвил мягкий старческий голос, звучащий властно и в то же время по-отечески заботливо. Голос принадлежал седому старцу, облаченному в длинную черную рясу. Он вошел в комнату и уселся на табурет, стоявший посреди простого убранства комнаты.
— Спасибо, отец, — обратился Илья к сидящему.
— Моисей, — кратко бросил он и выжидающе всмотрелся в гостя.
— Меня Ильей кличут, — ответил пленник, принимая чашу из рук стражника.
— Я знаю, как тебя зовут, и зачем ты здесь.
— Правда? — удивился Илья, вытирая губы рукавом. — Я и сам не знаю, зачем я здесь. Просвети меня, мудрейший.
Старец поморщился:
— Незачем язвить. Ты прекрасно знаешь, что ты не в том положении, чтобы шутить, охотник.
— И каково же мое положение?
— А таково, что ты — пленник, и обвиняешься в воровстве. Одно мое слово, и тебя вздернут посреди площади, и слушать не станут.
— Но ты этого не хочешь? — протянул Илья, выказывая всем своим видом безмятежность и готовность к беседе.
Старец довольно усмехнулся:
— Дай мне закончить, мой юный друг. У меня не так много времени, чтобы рассказать тебе все, что я знаю, но я вкратце изложу тебе суть.
Моисей выжидательно промолчал и, убедившись, что пленник не собирается прерывать его своими вопросами, продолжил:
— Я отпущу тебя, Илья, а народу скажу, что ты не виновен, что, в сущности, является правдой. Но ты должен пообещать мне, что в назначенный час ты выполнишь одну мою просьбу. Сразу хочу тебя предупредить, что просьбу эту из моих уст ты не услышишь, но тебе ее передадут, когда придет время.
Пророк замолчал. Илья нахмурил брови и с полминуты обдумывал его слова.
— Я так полагаю, выбора особого у меня нет. В любом случае, твое предложение лучше, чем, если я буду болтаться в петле или на колу посреди площади. Я — согласен…
***
На берегу быстрой маленькой речушки сидели двое. Парень обнимал девушку за талию и что-то жарко нашептывал ей на ухо. Девушка заливисто засмеялась:
— Хорошо, но тогда ты разденешься догола!
Олег тут же с готовностью начал раздеваться, а Олеся, смеясь, уже бежала к речке. Она зашла в воду, и ее прекрасные светлые локоны разбежались по глади воды, разгоняя волны и искажая отражение звезд. Девушка походила на прекрасное неземное создание из древних легенд и сказок, что рассказывали мудрецы, развлекая детишек звездными вечерами во время празднования прихода весны.
Олеся сделала круг, обогнув Олега, который уже находился в воде, и, выйдя на берег, стянула платье через голову.
«О, Боже, как она прекрасна!» — Олег не верил своим глазам. В голове бешено застучало, он кое-как держался на плаву. Олеся подплыла совсем близко, почти к самому лицу, обвила его шею руками, такими теплыми в холодной воде, и сомкнула губы на его губах. Олег потерялся в пространстве, он не мог различить, где звезды, а где их отражение, но одно он знал точно — он любил эту девушку, любил всем сердцем, и она отвечала ему взаимностью.
Юноша и девушка с головой ушли под воду и, не разжимая объятий, опустились почти на самое дно. Она нежно касалась его под водой. Он проводил рукой по ее спине. И все это время они не прекращали своего поцелуя. Это было дивное чувство, дышать ее воздухом — отдавать ей свой. Они были как единое существо, одно неделимое целое. Одна жизнь на двоих…
***
«Одна ступенька, еще одна… Черт, да сколько же их всего?!» — Илья преодолевал уже, наверное, пятую сотню ступеней, а они все еще не кончались. Когда он уже совсем выбился из сил, за очередным поворотом его взору неожиданно предстала открытая поляна, в которую упиралась последняя ступенька. Илья вышел на ровную площадку, усеянную цветами и одинокими деревцами.
«И на кой ляд Моисею понадобилось, чтобы я взобрался на эту гору? Странно это все».
Илья окинул взглядом поле, но не заметил ничего необычного. Тогда он перешел поле, мягко ступая по сочной траве, и встал на краю обрыва. Перед ним раскинулся чудесный вид на оставленный им город.
«А что, красиво, — хмыкнул он про себя. — Наводит на размышления. Но не для настроя же на философские мысли меня Моисей сюда послал».
— Почему же нет? — раздался голос с легким акцентом. Илья и не заметил, что говорил вслух. Он резко обернулся. За спиной стоял высокий статный мужчина. Легкая проседь в бороде и мудрые повидавшие все в этой жизни глаза выдавали в нем старца, возраст которого невозможно было подсчитать. Сколько зим минуло с тех пор, как он научился ходить? Пятьдесят, или сто пятьдесят?
— Не смотри на меня так, словно увидел дух. Я такой же, как ты, из плоти и крови. Можешь в этом убедиться, — с этими словами он протянул ему открытую ладонь, глазами приглашая поприветствовать его. — Меня величают Древогор…
***
Шар, так похожий на луну, становился все ближе. Вибрация и гудение вокруг усиливались. Вокруг Желтозуба стали появляться другие души, источающие волны света и издающие звуки, складывающиеся в непередаваемые мелодии. Души летели со всех со сторон и окружали космическую глыбу.
«Как все странно, — думал Желтозуб. — Я чувствую, что оно несет в себе угрозу, но не понимаю, откуда я это знаю».
Тут одна из душ подлетевшая совсем близко, завибрировал на одной постоянной ноте, зазвучал мягкий успокаивающий звук и Желтозуб тут же, не осознавая, зазвучал в унисон. Их как магнитом тянуло друг к другу, пока они не столкнулись. Вспышка ослепительного света сверкнула и тут же погасла. Теперь Желтозуб был не одним существом. Он помнил то, что помнит другой, знал всю его прошлую жизнь, знал его чувства и мысли. Они стали единым целым. Тут же к нему потянулись другие души. Повсюду вспыхивали яркие вспышки — это другие души сливались в поток. Желтозуб уже не знал, где заканчиваются его мысли и начинаются мысли других. Не было больше других. Был один единственный жизненный поток, обволакивающий метеоритное тело, угрожающе вибрирующее.
Гудение все больше усиливалось и псевдо-луна начала светиться. Сначала тускло, а затем все ярче. Из желтого она стала красной, затем оранжевой, и начала опять желтеть. Гудение возросло, вибрация чувствовалась уже всем жизненным потоком. Его растягивало, отбрасывало от метеорита, но он все плотнее срастался вокруг луны и в итоге заключил ее внутрь сферы.
Глыба из желтого стала ослепительно белой, и испустила сферическое кольцо похожее на огонь, но только ярко-синего цвета. Всей своей сущностью Желтозуб, или весь жизненный поток, почувствовал этот удар, но он не прошел сквозь барьер. Тут же последовал следующий удар, в виде нескольких ярко-оранжевых лучей, вылетевших из ядра луны и поглощенных жизненным потоком. Этот удар тоже был отражен, но Желтозуб чувствовал, что силы на исходе и долго так он не протянет.
***
«Я должен решить судьбу мира?! Но как такое возможно? Что я могу сделать? Что вообще может сделать один человек? — Илья ходил кругами и не находил себе места. — Почему именно я? Чем я отличаюсь от остальных?»
Он воздел руки к небу и, не получив ответа, бессильно опустился на торчавший из земли камень.
«И почему ради спасения мира нужно обязательно убить?»
Древогор не дал ответов на эти вопросы и потому Илья сейчас ломал голову. Ему и раньше приходилось убивать, но то, о чем его просил Моисей…
***
— Олег?
— Да?
— Ты готов?
— Да, милая.
— Ведь сегодня сотый день. Неужели пророчество правдиво, и это последний день на земле?
— Я не знаю. Как бы там ни было, я буду с тобой… и после смерти.
Они лежали под сенью дерева, в березовой роще, в их любимом месте свиданий. Место было уединенным, далеко от города, и им никогда никто не мешал. Олеся долго молчала, глядя в небо, и ощущая рукой близость возлюбленного.
— Олег, у нас будет ребенок…
Парень изменился в лице. Он открыл рот, затем его лицо расплылось в радостной улыбке:
— Что?! Ты серьезно? Это же прекрасно, Олеся! — Олег засмеялся и подскочил, готовый прыгать от радости.
— Подожди, Олежек, — прервала его излияния Олеся, приложив палец к его губам и ласково обняв второй рукой. — Посмотри туда.
Ее рука указывала на вторую луну, которая теперь казалось больше обычного. Даже при солнечном свете она горела ярко рыжим пятном, и вокруг нее периодически загорались вспышки красных и белых оттенков.
— Видишь? Это ведь не нормально? Если пророчество — правда, то наш ребенок может так и не родиться, — Олеся грустно опустила глаза.
Олег внимательно взглянул на нее и попытался приободрить:
— Любовь моя, это бред. Да, я согласен, довольно необычным выглядит то, что на небе теперь две луны, но не будет никакого конца мирозданья. Если бы Богу было угодно погубить все живое, разве подарил бы он нам с тобой ребенка?
— Вот тут ты прав, — произнес незнакомый голос.
Влюбленные резко обернулись на звук. Из-за кустов вышел молодой жилистый мужчина, лет тридцати на вид. Олег прикрыл собой Олесю и с вызовом глядел на незнакомца.
— Ты кто такой? — бросил он, с опаской поглядывая на топор, что болтался у здоровяка на бедре.
— Меня Ильей кличут…
— И что тебе надо?! — продолжал наседать Олег.
— Эй-эй, не гони лошадей, — тот, кто назвался Ильей, нахмурил брови и, поднеся руку ко лбу и почесывая его, продолжил: — Я постараюсь все объяснить, как сам понимаю.
Молодая пара молча ждала, когда Илья продолжит. Он пристроился в корнях ближайшего дерева, перевел дух и заговорил:
— Пророчество не врет. Человечеству и всему сущему грозит опасность. Но есть спасение… — Илья опять нахмурился. — Ваше дитя…
— Наш ребенок?! При чем здесь мой малыш? — Олеся испуганно вцепилась в Олега, выглядывая у него из-за плеча.
— Да. Твой ребенок. — Илья вскинул руку, предупреждая гнев Олега. — Спокойно. Если до конца сегодняшнего дня ваш ребенок умрет, то мир будет спасен…
— О чем ты говоришь?!! — лицо Олега налилось красным, глаза полыхнули. — Олеся не слушай его, он безумен! Олеся? Ты слышишь меня?
Олеся смотрела стеклянными глазами. Ее губы шевелились, не произнося ни звука.
— Олеся! — Олег взял возлюбленную за плечи, но она смотрела сквозь него. Ее ноги предательски дрогнули, и Олеся опустилась на колени. — Что с тобой, милая?!
Она машинально опустила руку под подол платья и, испуганно отдернув обратно, поднесла к лицу. Вся ладонь была в крови. Олег от неожиданности выпустил Олесю, и девушка в беззвучных рыданиях повалилась на бок. То место, где она сидела секунду назад, было залито кровью.
Илья поднялся на ноги и с ужасом наблюдал за происходящим, не в состоянии вымолвить хоть слово.
— Ах ты, ублюдок! — взревел Олег, и в ярости кинулся на Илью с кулаками…
***
— Если до конца сегодняшнего дня ваш ребенок умрет, то мир будет спасен… — Не успел он произнести это, как у девчонки расширились от ужаса глаза, и она опустилась на землю. Ее парень что-то ей кричал, держа за плечи. Илья поднялся на ноги и не успел сделать шаг, как увидел, что то место, где она только что находилась, все было залито кровью. Тут его зрение и разум затуманились, все заволокло серой дымкой.
«Не может быть! Она потеряла ребенка! И во всем виноват я! Но ведь… Я ведь только хотел их предупредить… Все-таки я сделал это! Я выполнил просьбу старика. Все, как сказал Древогор. Но, ведь, я не хотел…»
Илья схватился за голову. Он закричал и дымка рассеялась. Он стоял на коленях, а перед ним лежал Олег в луже крови, которая вытекала из страшной раны в боку, забирая жизнь парня. В руке у Ильи был зажат его боевой топорик, обагренный кровью юноши.
— Неееет! — Илья отбросил топор и подскочил к юноше, стараясь зажать рану на боку, но было слишком поздно. — Я не хотел… Видит Бог, не хотел. Я лишь хотел вас предупредить… — причитал он над трупом, а из глаз его текли слезы…
***
Поток жизни, истощался. Желтозуб чувствовал это. Не хватало сил, чтобы противостоять мощи гигантской смертоносной сущности, что хотела уничтожить землю и все живое. Третий удар пробил брешь в потоке и вырвался ярким лучом в направлении Земли, но в эту же секунду Земля ответила еще большей по яркости вспышкой. С ее поверхности отделился сгусток такого прекрасного и ослепительного света, что будь у Желтозуба глаза, он бы ослеп даже зажмурившись. Энергетический луч парировал выпад с псевдо-луны и оттеснил его обратно. Желтозуб, или, скорее, сам поток жизни, незамедлительно залатал брешь и готовился к новой атаке, которая на этот раз могла стать последней.
Слепящий энергетический шар приближался к сфере потока жизни, и чем ближе он находился, тем большее спокойствие и уверенность ощущал Желтозуб. Волны света разливались чудесной музыкой и придавали сил. Жизненный поток завибрировал и зазвучал с новой силой, окрасившись в зеленые тона. Вот шар уже приблизился почти вплотную, в эту секунду воцарилась полнейшая тишина, все звуки стихли, вибрации прекратились, всё будто замерло в ожидании. Пятно света стремительно ворвалось в поток и слилось с ним воедино. Бесконечная информация полилась в сознание Желтозуба.
«Что это?!... Бог?!!»
Псевдо-луна сделала последний выпад. Непроглядно-черный, с бесконечностью внутри, столп выстрелил в сферу душ, но растекся по ее внутренности, и, образовав вторую сферу начал медленно поглощать псевдо-луну, постепенно сжимаясь в размерах. Черная сущность, похожая на вязкую жидкость, сжималась в бесконечно малую точку, пока не исчезла совсем.
Поток жизни рассыпался на множество сущностей, живых пульсирующих бестелесных душ. Желтозуб снова был собой, и его стремительно несло к Земле. На этот раз он не управлял полетом, но страха, как и прежде, не было. Наоборот, было ощущение умиротворенности, полной законченности, абсолютного знания и убежденности в верности решений и действий, и еще миллион ощущений, которые нельзя было бы описать человеческими чувствами.
Желтозуба стремительно увлекало в город, где он был так глупо умерщвлен. Вот уже виднеются знакомые купола небольшой часовни. Паства Моисея, во главе с ним самим воздевала руки и благодарила Бога за спасение души. Толпа народа на площади ликовала, празднуя минувшую ее гибель и продолжение рода.
«Да. Сотый день миновал. Враг повержен. Жизнь продолжается», — улыбался своим мыслям Желтозуб.
Его повлекло дальше, в лесок недалеко от города. Там под сенью берез он увидел какое-то движение. Его полет замедлился и он увидел странную картину. В луже крови лежал молодой парнишка, а над ним возвышался охотник, тот самый, что поймал Желтозуба и отделил его душу от тела. За спиной убийцы стояла девушка в окровавленном платье, с зареванным лицом. В руке она держала топор охотника, а глаза ее, обезумевшие от горя, горели решимостью.
Дальнейшей картины Желтозуб не увидел, так как, его бросило в кусты и сознание его угасло.
***
Олеся вскрикнула во весь голос, на который было способно ее горло, и опустила топор на голову убийцы. Раздался отвратительный резкий хруст, и рукоять выскользнула из ее кровавых ладоней. Девушка упала на колени и закричала от бессилия. Она кричала так громко, что, казалось, грудь ее сейчас разорвется на части. Слезы заливали глаза, а рыдания сотрясали ее ватное тело. Олеся перекатилась на спину и, конвульсивно дергаясь, билась головой о сырую землю. Тут сквозь собственные рыдания она услышала младенческий плач. Олеся тут же затихла и прислушалась.
«Я схожу с ума. Потеря Олега и ребенка лишила меня последних остатков разума».
Но плач был настоящий. И доносился он из ближайших кустов. Олеся подползла на четвереньках и развела ветки в стороны. В траве лежал младенец и плакал, болтая ручками в воздухе, но, увидев Олесю, он тут же загукал и потянул руки к ней.
— Малыш. Мой малыш. Иди к маме… Мой сладкий.
Олеся взяла ребенка на руки, и малыш сразу успокоился, уткнувшись лицом в грудь Мамы
— Привет, — ласково шептала она. — Я назову тебя Олежкой. Как папу. Я буду любить тебя. Ты, мой сладкий.
Девушка несла на руках ребенка, пересекая подлесок по направлению к городу, а на небо выплыла одна единственная луна, ознаменовавшая конец сотого дня и рождение новой жизни.