Мистер Эйнштейн, мистер Смит и сто долларов
Сложные проценты — это самая
могущественная сила во Вселенной.
Альберт Эйнштейн
Прохладным летним утром Старый Выхухоль высунул из норы длинный-предлинный нос и настороженно принюхался. Его глазки-бусинки недоверчиво смотрели на Мир — аккуратную лужайку и маленький заросший пруд, окруженный старыми ивами. Колыхаясь, они отражались в водной глади и роняли чуть пожелтевшие листья, которые подхватывал и кружил проказливый ветерок. Но не успел Старый Выхухоль наглядеться на свой Мир, как над водой, рассекая крыльями воздух, в погоне за добычей стремительно пронеслась Ласточка.
— Вот паршивка! — злобно пробормотал Выхухоль, выбираясь наружу. — Будто в другом месте мух мало!
Ласточка сделала пируэт и поймала еще одну муху.
— Эй ты, летушка! — не стерпев наглости, крикнул Старый Выхухоль. — Хватит хватать моих мух! А то хваталку отхвачу — по самые махалки!
Услышав возмущенный писк, Ласточка резко развернулась в воздухе и спикировала на куст, заставив Выхухоля испуганно нырнуть обратно в норку.
— Здравствуйте, — вежливо прощебетала Ласточка, — и извините! Я не расслышала: что вы сказали?
— Я… яхухоль сказал… — промямлил Выхухоль, выставив наружу кончик носа, — сказал, что… э-э-э…
— Вы не будете возражать, если я посижу — отдохну, пока вы вспоминаете? А то залеталась, захлопоталась: нужно кормить четверых малышей.
— Сиди уж, раз приперлась, — буркнул Выхухоль, вылезая из норы. — А вылупков твоих прожорливых надо бы скормить кошке!
— Не могу с вами согласиться, — ответила Ласточка. — Кошке, конечно, тоже нужно есть, но я никогда не отдам ей своих птенцов. Пусть лучше она меня загрызет, а мои дети будут жить дальше. Странно звучит, — вдруг задумалась она. — Наверное, это и есть родительская любовь.
— Ну, не знаю, — засомневался Старый Выхухоль и, почесав задней лапкой за ухом, добавил: — Любохухоль, хи-хи-хи, презабавная штучка, конечно, но солидный капитал — куда важнее!
— Извините, что вмешиваюсь, — заговорила Юная Улитка, выползая из-под листка подорожника, откуда она слышала весь разговор, — но зачем вам капитал?
— Еще одна на мою голову, — проворчал Выхухоль. — Что за идиотский вопрос! На то и нужен капитал, чтобы его иметь.
— Это как? — спросила любопытная Улитка, подползая поближе.
— А вот так! — отрубил Старый Выхухоль. — Не понимаешь, лохухоль, так уж лучше молчи!
— А как же любовь?!.. Ведь если нет любви…
— Ишь ты! Любовь, понимаешь, морковь! Мелковата еще, чтоб про такое разговоры разговаривать. Поживи с мое: погреби землицу, червяков покопай, заработай на собственную норку — вот тогда и будет тебе — «любовь»! А ты, — повернулся Выхухоль к Ласточке, — чего уставилась? Скажи еще, что я не прав!
— Если позволите, я расскажу вам одну историю, — сказала Ласточка. — Возможно, она поможет нам разобраться.
— Просто так расскажешь? — подозрительно спросил Выхухоль. — Тогда валяй: на халяву я, так и быть, послушаю.
— А о чем, о чем история?! — воскликнула Улитка, шевеля от нетерпения рожками.
— Это история о том, как...
…мистер Смит всю жизнь мечтал найти сто долларов. Не заработать, не украсть, не выиграть в карты или лотерею — именно найти. В один прекрасный день, совершенно случайно увидеть — среди желтой листвы или на белом снегу, на сером асфальте или среди веселой зеленой травки — самую прекрасную вещь в мире: сто долларов одной купюрой. Нет-нет, Иеремии Смиту не нужно ничьих потерянных кошельков с мятыми пятерками и десятками, а тем более — с серебром и никелем. Только эта — одна, единственная и неповторимая — купюра!
Увы, но городок Принстон, в котором мистер Смит прожил всю свою жизнь, был маленьким, а горожане — отнюдь не такие богачи, чтобы разбрасываться стодолларовыми банкнотами. И впрямь, откуда могут быть такие деньги у веселых полуголодных студентов, штурмующих «Бакалейную лавку Смита» в перерывах между лекциями, чтобы купить пирожок за пять центов и пинту молока за десять? Да и профессора не лучше: разве у них, при всей ихней солидности — седых бородках, старомодных шляпах и толстых очках — толстые кошельки? Скажете тоже!..
Сам мистер Смит был аккуратным и бережливым человеком: получив в наследство от отца бакалейную лавочку на Мерсер-стрит, он повел дело так, что за каких-то тридцать лет она стала самой крупной в квартале. В отличие от своего брата, Джебедайи Смита, владельца скобяной лавки на той же улице, наш мистер Смит не пускал денег на ветер — нет, сэр, каждый цент у него был на счету! Недавно он открыл в соседнем квартале еще одну бакалею, где теперь заправлял его старший сын, а лет через пять-шесть рассчитывал накопить денег на третью — для младшего (не в колледж же его посылать, в самом деле!). Вот тогда-то мистер Смит, создав оптовую фирму «СМИТ И СЫНОВЬЯ: БАКАЛЕЙНЫЕ ТОВАРЫ», с чувством выполненного долга сможет уйти на покой, завершив дело всей своей жизни. Ах, если б еще найти сто долларов!..
И однажды теплым майским вечером его заветная мечта исполнилась.
— У-ху-хух! — воскликнул Старый Выхухоль. — Клянусь своим хвостом — это лучшая история из тех, что я слышал! Оптовая фирма, сто долларов… Пожалуй, я даже не буду ругать тебя за то, что ты ловила моих мух.
— А что было дальше? — с надеждой спросила Улитка.
— Как, разве это еще не конец? — забеспокоился Выхухоль.
— Нет, это только начало, — ответила Ласточка.
Теплым майским вечером, подсчитав дневную выручку и заперев лавку на три замка и две цепочки, мистер Смит вышел прогуляться по Маркванд-парку, неподалеку от Института перспективных исследований. Вечернее солнышко не припекало, а приятно грело. Ласковый ветерок обдувал лицо и разносил по парку ароматы поздней весны. Распустившиеся на клумбах цветы радовали глаз. Разминая застоявшиеся за день ноги, мистер Смит неспешно шагал по центральной аллее мимо шелестящих молодой листвой кленов, подстриженных под линейку кустов, окруженного старыми ивами пруда, заросшего белыми кувшинками…
И тут он увидел — нет, узрел!
СТО ДОЛЛАРОВ.
Одной купюрой.
Деньги лежали на лужайке, совсем рядом!
…рядом с каким-то субъектом, стоявшим к мистеру Смиту спиной. Среднего роста, сутуловатый, одетый в легкий льняной костюм за двадцать семь долларов, человек этот, казалось, не замечал ничего вокруг, в том числе и стодолларовой бумажки, лежащей от него в двух шагах. Стоя прямо на сырой траве у раскидистого вяза, странный субъект смотрел куда-то вверх и, кажется, разговаривал сам с собой.
Не сводя глаз с вожделенной цели, Иеремия Смит мучительно раздумывал, как поступить. «Если деньги не его, то, наговорившись сам с собою всласть, он в конце концов уберется отсюда. Но что если это он обронил их — и обернется, когда я буду поднимать деньги? Это же будет удар, настоящий удар по будущему фирмы “СМИТ И СЫНОВЬЯ”! Репутация… Клиенты… Общественное мнение…»
Последнее соображение развеяло все сомнения, и мистер Смит вежливо кашлянул, чтобы привлечь внимание незнакомца. Тот обернулся, и по всклокоченной седой шевелюре и пышным усам (больше, конечно, по усам) мистер Смит признал в нем соседа из дома напротив. Белый двухэтажный коттеджик №112 по Мерсер-стрит, профессор… профессор… э-э-э… Фамилию его Смит запамятовал. Иностранная какая-то: не то Эпплштейн, не то Раммштайн...
— О, здравствуйте, мистер Смит! — приятным баритоном приветствовал его мистер Э-э-э. Мистер Смит ощутил гордость за свою фамилию: услышав хоть однажды, никто и никогда не забывал ее. Тем неприятнее выглядела обратная ситуация.
— Добрый вечер, мистер… э-э-э, Профессор, — выкрутился мистер Смит. В конце концов, он не обязан помнить имя человека, который живет по соседству целых три года, но так и не удосужился стать его постоянным клиентом. Как сообщали доброжелатели, супруга профессора ходила за покупками в «Большемаркет Джонсона и Джонсона». Но у больших магазинов нет будущего! Большой магазин — это всего лишь склад с продавцами, у него нет сердца, сэр!
— Чудесная погода для прогулки! И для размышлений, — с легким акцентом сказал Профессор. — Природа своей красотой влечет нас к разгадкам тайн Вселенной.
И с этими словами сделал шаг вперед и… НАСТУПИЛ НА СТО ДОЛЛАРОВ!!! Придавил заветную зеленую бумажку к влажной траве!
— Но, сэр... профессор… — мистер Смит отчаянно замахал руками, сделавшись похожим на дирижера Бостонского симфонического оркестра. — Сто долларов! Сто долларов, сэр!
— Сто, простите… чего? — переспросил тот, недоуменно оглядываясь.
Онемев от профессорской рассеянности, Смит в праведном гневе смог лишь ткнуть пальцем в банкноту, лежащую под стоптанной туфлёй собеседника — туфлёй, за пару которых ни один старьевщик не дал бы больше двадцати центов! Он собрался было возмущенно фыркнуть и, процедив сквозь зубы «дос-с-свиданья!», с оскорбленным видом удалиться, но… не мог, понимаете — не мог! — потому что Профессор даже не собирался поднимать деньги! Деньги не должны валяться на земле! Уф-ф-ф!
— Уф-ф-ф! Вот так история! — пропыхтел Выхухоль. — Ну же! Что, что стало с долларами?!
— По-вашему, это интересно? Никуда не бегут, никто не стреляет, и про любовь совсем ничего нет, — сказала Улитка, досадливо шевеля рожками. — Ох, извините! Я еще очень молодая и не очень вежливая…
— Так мне рассказывать дальше? — спросила Ласточка.
— Да! О, да! — в один голос вскричали Старый Выхухоль и Юная Улитка.
— Деньги не должны валяться на земле! — твердо сказал мистер Смит. — Я, как порядочный человек, не могу этого позволить, — с этими словами он нагнулся и, хрустнув вначале коленями, а затем спиной, подобрал купюру и протянул ее Профессору. Но тот не спешил принимать деньги. Мистер Смит вновь почувствовал неуверенность: а ну как «зелененькие» не его вовсе?
— Дорогой мистер Смит, — рассеянно проговорил Профессор, поглаживая свои роскошные, но не очень ухоженные усы, — уже много лет я занимаюсь одной теорией… Боюсь, ее название вам ничего не скажет… Так вот, из этой теории следует, что множество объектов, нас окружающих, и деньги тоже — весьма и весьма относительны. Взять хотя бы эти сто долларов…
— Возьмите, профессор! — обрадовался мистер Смит.
— Нет-нет, я не то имел в виду. Если позволите, мистер Смит, проведем небольшой мысленный эксперимент. Допустим, у Вас есть сто долларов…
— Допустим? — мистер Смит покрепче сжал в пальцах купюру. — Да вот же они!
— Именно это я и имею в виду. В правой руке у вас сто долларов. А в левую руку вы берете часы. Вопрос: как связаны два эти предмета?
— Часы и сто долларов? — мистер Смит извлек из жилетного кармашка золотой хронометр — семейную реликвию, доставшуюся ему от дедушки. Часы показывали половину девятого. — Ну, если бы долларов было, скажем, не сто, а триста, можно было бы купить еще одни — такие же, только поновее.
— Не совсем так, мистер Смит. Потому что время и деньги связаны совершенно иным образом. Есть одна формула…
— О, НЕТ!
— О, нет! Только не это! — ужаснулись Юная Улитка, Старый Выхухоль и мистер Смит. — Только не формулы!
— Как вам будет угодно, — согласились Профессор и Ласточка.
— Так вот, если вы, ваши часы и ваши деньги все время находитесь на Земле, ничего необычного не случится. Но если вы, взяв с собой часы и оставив доллары здесь, на Земле, устремитесь в космос — может приключиться много чего интересного: и с вами, и с часами, а особенно — с деньгами.
— Космос… — мистер Смит силился собраться с мыслями. — Журнал «Пипл», который за семьдесят пять центов продается у меня на раскладке у входа, пишет, что уже годика через три-четыре в продажу поступят участки на Марсе…
— Может, и не так быстро, но человечество выйдет в космос, и тогда… — Профессор отмахнулся от мысли, как от мухи, и улыбнулся чудаковатой улыбкой. — Но лучше вернемся к нашему эксперименту. Итак, мистер Смит, есть ли у вас брат, а лучше — брат-близнец?
— О да, конечно! — воскликнул мистер Смит. — Мой родной брат, «ДЖЕБЕДАЙЯ СМИТ: ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ТОВАРЫ». Это лучшая скобяная лавка в Принстоне, сэр!
— Замечательно! Так вот, предположим, что вы остаетесь здесь, в Принстоне, а ваш брат собирается лететь… ну, скажем, к звезде Альфа Центавра.
— Джебедайя?! — удивился мистер Смит. — Хотя с него станется: он то и дело мотается почем зря в Филадельфию.
— Допустим, что перед его отлетом каждый из вас откроет счет в банке и положит по сто долларов под десять процентов годовых…
— Славный доход. Могу ли я узнать, сэр, какой именно банк столько предлагает?
— Все это условно, для простоты: мне так будет легче считать.
— Ах, вот оно что, — мистер Смит был несколько разочарован, в то время как собеседник все больше воодушевлялся.
— Ну-с, продолжим! Альфа Центавра удалена от Земли на расстояние четырех целых трех десятых световых года.
— А сколько это будет в милях? — полюбопытствовал лавочник.
— Боюсь, что в милях это будет очень-очень много. Но если лететь со скоростью света, то есть сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду, то полет вашего брата к звезде займет ровно четыре целых три десятых года.
— Боже мой, это же чертова уйма времени! — забеспокоился мистер Смит. — А кто же в лавке останется?
Но Профессор не обращал внимания на удивленные возгласы собеседника.
— Пусть половину пути ракета разгоняется до скорости света, а вторую — тормозится. А достигнув Альфа Центавра, корабль мгновенно разворачивается и повторяет цикл «разгон-торможение». По вашим часам полет займет двенадцать лет, в то время как по часам вашего брата-близнеца пройдет только семь с половиной.
— Как? — мистер Смит был обескуражен. — Неужто у него часы поломаются?
— Нет, часы вашего брата будут абсолютно исправны. Но при полете со скоростью света все физические процессы замедляются — а значит, замедляется и ход времени. Итак, какие же финансовые последствия повлечет за собой наш маленький эксперимент? Вы получите доход в сумме сто двадцать долларов. А ваш брат-близнец?
— Постойте-ка… я все понял! Если Джебедайя летал семь с полтиной лет, значит, банк должен ему семьдесят пять долларов!
— Увы, мой друг! — радостно воскликнул Профессор — судя по всему, с нетерпением ждавший этой ошибки. — На Земле ему выплатят ту же сумму, что и вам! Этот эффект можно назвать Парадоксом Финансовых Близнецов.
Удивлению мистера Смита не было предела.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он, хмурясь и кусая губы. — Ведь мы кладем деньги под одинаковый процент, а время — разное.
— Да, но давайте-ка рассмотрим, какими будут процентные ставки. Для вас, мистер Смит, ставка остается постоянной — десять процентов, но для вашего брата, с учетом замедления времени, она возрастет до шестнадцати с половиной процентов. Кстати, если проценты сложные, то доход вашего брата подскочит до тридцати процентов годовых.
— Тридцать процентов… Невероятно! — удивился мистер Смит: тридцать процентов годовых — бездельнику Джебедайе, который целых три недели задерживает платеж за поставленную к свадьбе дочери превосходную — по тридцать семь центов за фунт — ньюфандленскую селедку!..
— Да что там Альфа Центавра! — голос Профессора вернул Иеремию Смита к действительности. — Если ваш брат отважится лететь к галактике Туманность Андромеды, то полет займет примерно шестьдесят лет и позволит заработать пятьдесят миллионов долларов. Это составит семьсот восемьдесят тысяч двести пятьдесят процентов годовых, или же примерно по две тысячи долларов в день — на сто вложенных долларов!
— А-а-а?.. Ы-ы-ы!.. — только и смог ответить на это мистер Смит.
— Ы-ы-ых ты! — восхитился Старый Выхухоль. — Ух-хухоль дает профессор, старый черт!
— А я вообще ничего не поняла, — простонала Юная Улитка.
— Тогда слушайте, что было дальше, — успокоила ее Ласточка.
— Вот только боюсь, что за время полета на Земле пройдет около пяти миллионов лет, и это ставит под сомнение впечатляющие финансовые результаты подобного предприятия, — закончил свою лекцию Профессор.
— Мистер Эйнштейн, — с пересохшим горлом сказал Смит, вспомнив вдруг фамилию профессора. — Сэр, вы ведь это не всерьез? Разве могут быть такие доходы, а если могут — то это дьявольское наваждение какое-то!
— Ну что вы, мистер Смит — улыбнулся в усы Профессор. — Уверяю вас: ничего сверхъестественного, теоретически все это вполне возможно.
— Ладно… Ладно, пускай так, — заговорил мистер Смит после некоторых раздумий. — Но разве обязательно нужно лететь сломя голову к какой-то там Дыромеде? Нельзя ли на ваших теориях подзаработать денег, не пускаясь в эдакие дали?
— Теоретически — можно, — ответил Профессор. — В природе существуют интереснейшие астрономические объекты, такие как Черные дыры. Не доводилось о них слышать? Это очень, очень массивные небесные тела: в пять, десять или даже сто раз массивней нашего Солнца.
— Профессор… мистер Эйнштейн, сэр! Помилосердствуйте! Где Солнце, а где деньги? — и мистер Смит выразительно помахал стодолларовой бумажкой.
— Сейчас вы сами все поймете, дорогой мистер Смит. Много лет назад мне посчастливилось доказать, что существует взаимосвязь между гравитацией и пространством-временем…
— ?!?
— Хорошо, между массой и временем: чем более массивным является объект, тем медленнее — для внешнего наблюдателя — будет протекать возле него время.
— Валяйте, профессор, — безнадежно махнул рукой лавочник. — Может, как дойдете до денег — разберусь.
— Итак, представим, что мы с вами партнеры и создаем инвестиционный фонд под названием «Смит и Ко», обещающий каждому, кто вложит в него сто долларов, получение фантастического дохода — десять тысяч процентов годовых. Между прочим, это составит по сто долларов на каждый вложенный доллар.
— «Смит и Ко», — повторил Иеремия Смит, думая о своем. — Интересно! Но вот эти тысячи процентов — откуда они возьмутся, если ваша «дыра» не надувательство?
— Все очень просто, уважаемый мистер Смит. Допустим, что в пределах нашей досягаемости есть Черная дыра, масса которой равняется массе десяти Солнц. Если мы соберем по сто долларов со всех вкладчиков, отправим их в полет — пусть годик полетают вокруг Черной дыры, — а сами вложим их деньги под десять процентов годовых, то…
— То — что?! — хрипло прошептал мистер Смит, теребя узел галстука: ему вдруг стало трудно дышать.
— То, поскольку каждому году в окрестностях Черной дыры будут соответствовать шестьдесят лет на Земле, каждые сто долларов вырастут до трех тысяч, что дает норму прибыли тридцать тысяч процентов. А значит, можно с чистой совестью выплатить вкладчикам по десять тысяч процентов годовых — мы ведь себя не обделили, мистер Смит?
— Значит, выходит… значит, получается, что вложи я в ваше предприятие, скажем, тысяч десять-двадцать — через пару лет я стану богаче Рокфеллера?!
— Не уверен, что намного богаче, но — вполне возможно, — улыбнулся Профессор. — Ведь богатство, как и бедность, тоже понятия относительные, и…
— Ну когда же, наконец, будет про любовь? — закапризничала Юная Улитка. — А то все деньги, деньги… Как будто ничего другого на свете не осталось.
— А ну цыц, мелкая! — прикрикнул на нее Выхухоль — и куда более ласково спросил у Ласточки: — Так что там насчет Рокфеллера?
— Сэр, вы деловой человек, и я деловой человек, — мистер Смит даже немного побледнел от волнения. — Позвольте спросить: имеется ли у вас патент на эту вашу «дыру»?
— Патент?.. — Профессор снова рассеянно улыбнулся. — Патента у меня нет.
— Я готов вложить в это дело пятьсот… даже семьсот долларов! У меня есть знакомый патентный поверенный, мистер Лифшиц — постоянный, надежный клиент. Он нам мигом оформит все бумаги. Какую долю предприятия вы хотите? Хотите шестьдесят процентов?
— Но я…
— Не спешите отвечать, профессор. Шестьдесят пять! Семьдесят!! Семьдесят процентов — отличное предложение! Нет?! Сколько же вы хотите?
— Мистер Смит, вы меня не так поняли, — покачал головой Профессор, — патент на Черную дыру давно получен — и, боюсь, Тем, Чьи права нам с вами никогда не оспорить.
— Что? — мистер Смит хотел было возмутиться непредусмотрительности несостоявшегося компаньона, но вдруг осекся. — Вы имеете в виду… Самого Гос…
— Вот именно!
У Иеремии Смита опустились руки — в прямом и в переносном смысле. А майский ветерок-проказник, смахнув с головы мистера Смита шляпу, воспользовался моментом — и выхватил из ослабевших пальцев стодолларовую бумажку.
— Держи ее! — завопил мистер Смит, вызвав оторопь у Профессора и вспугнув гуляющие по парку влюбленные парочки. — Держи!!!
Но хитрый ветерок — то подсовывая купюру под самые руки мистера Смита, то небрежно отбрасывая ее, стоило тому нагнуться, — всласть потешился, покуражился и, наконец, зашвырнул на середину пруда. В наступающих сумерках мистер Смит стоял на берегу и молча смотрел, как деньги — сто долларов! — исчезают в мутноватой зеленой воде…
— Не расстраивайтесь, мистер Смит, — подошедший Профессор протянул лавочнику оброненную им шляпу. — В конце концов, это всего лишь деньги.
Мистер Смит выхватил шляпу из его рук и нахлобучил себе на голову.
— Знаете что, мистер Эйнштейн, — сварливо отозвался он, — может, вы и знаете всё про всё на свете, но вот с деньгами — с деньгами вы обращаться совсем не умеете! Желаю здравствовать, проф-фессор!
И мистер Смит, ворча под нос что-то вроде «чертова дыра», «альдебаран кентавра», а еще кажется, «джебедайя» — отправился домой, где его уже полчаса как дожидался ужин.
— И все? — разочарованно пискнула Улитка. — Но вы же говорили, что будет про…
— Так что же стало со ста долларами? — перебил ее Выхухоль.
— Понятия не имею, — честно призналась Ласточка.
— Я так и знал! — ощерился Старый Выхухоль, показав мелкие острые зубы. — Нахухоль было все это слушать! Ты просто лапшу мне на уши вешала. А ты, дуреха, — он обернулся к Улитке, — тоже рога развесила: «любовь-любовь»! Валите обои отседова, пока не накостылял!
Улитка обиженно втянула рожки и спряталась в домике. Ласточка покачала головой и умчалась кормить птенцов — она чуть было не пропустила время четвертого завтрака.
На полянке воцарилась тишина. С чувством выполненного долга Старый Выхухоль вернулся в норку и, забравшись в самый дальний закуток, долго шуршал и скребся в темноте. Наконец он вытащил Ее из тайника и долго Ею любовался. Ах, как же ему хотелось отщипнуть от Нее кусочек — на счастье! — но позволить себе подобного расточительства он никогда бы не смог.
Выхухоль немного покрутился, устраиваясь возле Нее поудобнее, и, свернувшись калачиком, уснул.
Уснул, крепко сжимая в лапках грязную, мятую, выцветшую стодолларовую купюру.
Выхухоль улыбался: ему снились звезды.