С днем рождения, папа!

— Пойдем, пап. Гости ждут.

Старик лишь небрежно махнул рукой.

— Иди, я догоню.

Сын молча удалился, оставив отца наедине со своими мыслями. Спорить с ним не было смысла. С гениями не спорят. Их либо слушают, либо нет.

Впервые в своей жизни старик надел костюм. Раньше он всячески сопротивлялся подобного рода одежде, но ради сегодняшнего торжества его почти что вынудили обрести непривычный для себя вид: рубашка была застегнута на все пуговицы, левое ухо лишилось серьги, а от густой серебристой бороды не осталось и следа.

Это всё была их идея — детей, внуков, коллег, репортеров, утверждавших, что столь выдающемуся человеку не надлежит в день своего юбилея выглядеть, как обычному престарелому лаборанту. Спорить с ними не было смысла. Гении не спорят. Ведь их либо слушают, либо нет.

С балкона старику открывался чудесный вид на город, который ему столько всего дал. Впрочем, старик не был в долгу и дал городу еще больше.

Городу и миру.

Не зря его теперь называют «создателем настоящего». А когда-то, много-много лет назад, его назвали «создателем будущего».

— Да вы хоть понимаете, что вы говорите?! — тучный профессор не обращал внимания на кучу народа в коридоре и вовсю орал на молодого лаборанта, усердно размахивая папкой. — Воскрешение человека! Да еще подобным образом! Кем вы себя возомнили?

Юноша виновато опустил голову, почти исчезнув в своем широком халате.

— Ладно ваши эксперименты с наследственностью, но вот это..! — профессор покраснел и, казалось, вот-вот взорвется от ярости. — Нет уж, не видать вам финансирования! И повышения тоже! Забирайте свою макулатуру! — и папка полетела в лицо лаборанта. Тот даже не пытался увернуться или поймать её. — А мы еще говорим «создатели будущего», «создатели будущего». Не будет у нас его, с такими-то создателями.

— Пап, ты еще долго там? — послышался из комнаты женский голос. — С минуты на минуту мэр придет тебя поздравить.

Как всегда, сначала мэр, потом губернатор, президент, президенты… Только обычно они звонят, но сегодня удостоят его личной встречи. Хотя это еще вопрос, кто кого удостоит.

Старик улыбнулся. Это ведь он подарил жизнь всем им. Без его трудов, без него самого, они не родились бы вообще. Или родились, но были бы совершенно другими людьми. С другими судьбами, другими лицами, другими характерами. Другими генами.

— Да-да, уже иду, — ответил он дочери.

Старик гордился своими детьми. Общительные, заботливые, они получили все лучшие черты своих отца и матери. Впрочем, как и все люди, родившиеся за последние семьдесят пять лет.

Улучшение наследственности следующих поколений было первым крупным успехом старика, тогда еще зеленого лаборанта, идеи которого никто не воспринимал всерьез. Потом последовала целая куча новых разработок, начиная от искусственного создания туч и до сверхускорения деления клеток, позволявшего вырастить лес менее чем за неделю.

Со временем круг его интересов постепенно расширялся, молодой ученый пробовал себя в медицине, нанотехнологиях, ядерной физике и других отраслях науки — и хотя не все его начинания были удачными, растущие опыт и влияние были отличной наградой за приложенные усилия.

А потом появилась она.

Самая лучшая в мире она.

— Да, и писать в небе тучами моё имя было лишним, — заметила девушка, принимая из рук гардеробщицы свое синее пальто. — Букета роз-«хамелеонов» было вполне достаточно.

Юноша быстро перехватил пальто и помог девушке надеть его.

— Но признай, тебе было приятно. А другие девушки в отделе и вовсе обзавидовались, так ведь?

— Вряд ли они будут более зелеными, чем мои глаза, — улыбнулась она.

После работы они иногда захаживали в близлежащее кафе, где горячим шоколадом подогревали интерес друг к другу и освежали мысли крем-брюле со сгущенкой.

— Как же хорошо, что ты еще не ничего не поменял в нашем любимом мороженом, — подмигнула ему девушка, облизывая ложечку.

Юноша виновато улыбнулся и развел руками.

— Я и рад бы, но если менять, то что-то несовершенное. Крем-брюле под эту статью не подпадает. Впрочем, как и ты.

Он никак не ожидал, что произнесет последнюю фразу вслух. Девушка зарделась и отвела взгляд в сторону.

— Да ладно тебе, — как бы между прочим произнесла она, все еще избегая смотреть ему в глаза. — Я далеко не самая красивая или умная, или еще какая-то… Это ты у нас пример для всеобщего подражания. — Она вдруг замолчала, а потом тихо спросила: — Ты все еще будешь любить меня, когда мне будет шестьдесят четыре?

Она так и не узнала, сдержал он обещание или нет. А оставалось подождать всего лишь девять лет.

Старик с трудом пережил смерть жены. Он прятался ото всех, кроме собственных детей. Он мог на несколько лет бросить работу, друзей, науку, но только не их.

А потом все вернулось на круги своя. Как ни крути, все рано или поздно умирают. Вот только слово «рано» ему не нравилось.

Старик всегда утверждал, что наука и культура могут развиваться только при осознании человеком собственного несовершенства и попыток это хоть как-то исправить. Именно это осознание всегда им двигало, заставляло изменять мир, улучшать мир, помогло стать «создателем настоящего».

В то время он стал едва ли не самым знаменитым и влиятельным человеком на планете. Для него больше не существовало никаких преград, никаких ограничений. И впервые в жизни у него появилась возможность сделать то, чего он так давно желал — покончить со словом «рано».

— Войдите! — сказал старик, разбирая стопки бумаг на письменном столе.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел сутулый лысый мужчина лет шестидесяти на вид. Он махнул рукой в знак приветствия и, не дожидаясь приглашения, сел в кресло перед стариком.

— И долго ты думаешь носить эту серьгу в ухе? — улыбнулся посетитель. — Сейчас даже молодежь этим брезгует.

— Выну её разве что на свой столетний юбилей, — шутливо ответил старик. — Но, предполагаю, ты не о моей серьге пришел поговорить.

Улыбка исчезла с лица гостя.

— Да, ты прав… В общем, я решил уйти.

— Это из-за…?

Посетитель молча кивнул.

— Ты тоже прошел через это. Ты должен меня понять.

— Да, но сейчас все по-другому, — поспешил возразить старик. — У нас есть средства, мы сможем легко вернуть твою жену.

Внезапно гримаса ярости исказила лицо гостя. Казалось, он сейчас набросится на старика с кулаками. Но мигом позже все гость опять выглядел спокойным и уставшим.

— Вернуть. Вот так взять и воскресить, да? Легко и просто? Тогда скажи мне, почему ты до сих пор не воскресил свою собственную жену?

Потому что это была бы не его жена, а лишь копия. Глаз, веснушек, слегка вздернутого носа. Но не её смеха, нежности, пристрастия к мороженому. Не того, за что он её любил.

В кабинете воцарилось молчание. Первым нарушил его старик:

— Уходи.

— Что? — не сразу понял гость.

— Я сказал, уходи, — никогда еще в его голосе не было столько горечи и ненависти.

Так и ушел его последний друг. Сначала из кабинета, потом из жизни.

Старик остался один.

Он сидел на балконе собственного дома, размышляя о своем прошлом, а всего в нескольких метрах, за стеной, его дети и внуки руководили праздником, наливали гостям шампанское, передавали вдоль стола закуски и салаты и ожидали прихода именинника, дабы провозгласить поздравления и представить самый невероятный подарок из всех возможных.

А старик смотрел на город и вспоминал.

Вспоминал вздувшиеся вены на висках разъяренного профессора.

Вспоминал вкус любимого горячего шоколада и крем-брюле.

Вспоминал зеленые глаза своей жены, её веснушки, слегка вздернутый нос.

Вспоминал и осознавал, что всего этого уже давно нет.

И никогда больше не будет.

Старик всегда утверждал, что наука и культура могут развиваться только при осознании человеком собственного несовершенства и попыток это хоть как-то исправить.

Он исправил все, что только можно было. Все.

И сейчас он хотел вернуть это обратно.

— Пап, ну хватит уже, — недовольно буркнул сын, хлопая отца по плечу своей новой рукой. — Пойдем, пора разрезать торт.

Старик и не думал возражать. Он, кряхтя, приподнялся и медленно последовал за сыном.

— Не понимаю, пап, какой смысл изобретать улучшенные органы, если сам ими не пользуешься, — шутливо упрекнул он отца.

Как только старик вошел в комнату, все гости сорвались с мест и принялись аплодировать. Виновник торжества жестом попросил всех успокоиться и начал лично приветствовать каждого гостя. Про себя старик замечал, что у одного из гостей замененная левая кисть, у другого — ноги, еще у кого-то несимметрично установлены уши, а у репортера, документировавшего столь значимое событие, в силу профессии были заменены глаза, уши, нос и пальцы.

— Мэр немного опаздывает, — посмотрела на часы дочь. — Ну и ладно, больно важная птица. Давай, папа, задуй свечи и загадай желание.

Старик кивнул и подошел к столу, где его ожидал огромный торт, на котором сотней свечей выложили число 100.

Сто лет. Ну надо же. Интересно, подумал старик, остался ли еще хоть кто-то в этом мире, на чью жизнь он не повлиял?

— Браво, отец! — воскликнул сын, когда отец, хоть и не с первой попытки, задул свечи. — Впрочем, если к следующему дню рождения заменишь легкие, то дело пойдет многим быстрее.

— Хватит уже доставать папу, — толкнула его локтем сестра под громкий хохот гостей. — Давай уже перейдем к подарку.

Мужчина схватил бокал шампанского и ударил по нему пальцем, требуя тишины.

— Минуточку внимания! — попробовал он угомонить гостей. Когда все притихли, он повернулся к отцу и склонил перед ним голову. — Дорогой наш отец, целое столетие ты только тем и занимаешься, что делаешь наш мир лучше. Ты помог человечеству гордиться каждым последующим поколением, ты победил множество болезней, ты избавил человека от ограничений его собственного тела. Ты даже победил смерть. Столько лет люди благодарны тебе, но ты никогда ничего не требовал взамен. Ты всегда жил для других людей, и даже в самые трудные часы ты находил в себе силы двигаться дальше, создавать то будущее, которое всегда хотел, которое давно стало настоящим.

Прими наш скромный дар, папа, и будь с нами еще долгие-долгие годы.

Дверь в прихожую открылась, и старик увидел подарок.

Зеленые глаза, веснушки, слегка вздернутый нос….

Больше он ничего не увидел, слезы мешали.

— Не надо… я не хочу… — еле слышно сказал старик, но его слова утонули в аплодисментах гостей.

— Смотрите, папа плачет! — дочь прижала руки к груди. — Плачет от радости.

Старик хотел убежать, однако ноги его не слушались. У него были слабые ноги столетнего человека.

Он мог только плакать. Плакать от боли.

— Ооо, это так мило! С днем рожденья, папа!