Трутся спиной медведи - вертится Земля

— Сто б ты был здоров, сынок!

Старуха кряхтит, сгибается еще больше, хотя, казалось, куда еще. Одежда ее сморщенная, как cушеный гриб, неприглядная. Кое-как усаживается в кресло, авоську свою в ноги ставит — там что-то дзинькает, по салону расплывается аромат домашних котлет с луком, аж слюна во рту набралась. Я с утра ничего не ел.

— Куда же это вас на ночь глядя, бабушка? — спрашиваю, а сам, как только она дверью хлопнула, с ручника машину снимаю и прибавляю газку. Дорога в горку идет, но это недолго. От деревеньки Грабово, как поднимемся, там сразу поворот крутой будет, а потом и выезд к городу Красногорску. Легкая дорога там, по прямой, хотя и однополосная. Ночью машин немного. Главное — подъем преодолеть.

— А? Сто?

Черт! Шепелявит, еще и глуховата. Вот это свезло на попутчика в ночь...

— Куда ехать вам, говорю?! — повышаю голос, перекрикиваю рев мотора. Ксюха тяжело идет, рвет из последних сил. Неужели здесь барьер образовался? Раньше не было, вроде, да и на картах ничего не отмечено. Плохо.

Давай, родная, чуть-чуть еще.

Ксюхой я Дэу Нексию свою прозвал, давно уже с ней вместе. Как подруга она мне, понимаете? Накопил денег — и купил, новенькую серебристую красотку в автосалоне. Сел за руль, вдохнул глубоко — нет ничего приятнее аромата нового авто, это я вам точно говорю. Блестят хромированные ручки, обшитые микрофиброй сиденья принимают форму тела, ласково так, приятно. На службу в местное такси устроился за день до того, как все разваливаться стало. Не повезло, бывает. Неприбыльно нынче таксистом работать, а в мегаполисах так вообще делать нечего… Но я остался. По областным дорогам езжу, но грузы перевозить не берусь. Только пассажиров. Работу свою люблю, да и людям, которые за пределами мегаполисов живут, помогать хоть кто-то должен? Не всем же «хозяевами мира» быть? Не получится у всех. Да, что я вам рассказываю.

Ну, ничего... С Божьей помощью подъем преодолеем, барьер пройдем, а там с ветерком покатим, под ночным небом, да с добрыми звездами.

— Стольная улица, пятнадцатый дом у меня, — сообщает старушка, утирая лицо платочком, в уголке буквы «А + О» вышиты красной нитью. Стольная… Стольная? Шепелявит опять, бабушка, — нет здесь поблизости никаких Стольных, а вот про Штольную — как раз слышал, есть такая. Но не до этого мне сейчас. Движок на максимальных оборотах крутится. Ксюха то и дело подрагивает, рывками идет. Вот не справится, родная, разобьемся мы в лепешку, некуда и цветы положить будет.

Некуда и некому.

А я так не хочу.

— Сынок, авось помочь чем?

— Да, чем же поможешь, бабуля?

— Барьер перейти помогу, милый. Ты, главное, расслабься, я знаю как надобно.

Легко сказать. А руки-то дрожат от напряжения и от нервов. Правая нога затекла. Спина вспотела так, что рубашка прилипла к телу — холодно сразу становится, как только от кресла отслоняешься. Знает она, как же! Вспомнила бабка, как девкой была. Об аномалиях таких только в книжках писали да кино снимали, когда ее склероз поразил.

Это господину Ковалёву спасибо сказать надо. Спасибо, господин Ковалёв, и будь ты проклят! Изобрел умный человек портал-экспресс. От него все гадости для обычных людей и случаются, а для элиты, для нуворишей всяких и богачей — благо. Кто спорить будет? Так положено. Такой закон жизни веками сложился. Только, как нам теперь жить?

Тяжело барьер дается. Смотрю, а серебряная краска на капоте у Ксюхи волдырями пошла, пенится, бугрится и слоями растекается в разные стороны. Вот, зараза!

Шмяк — серая капля упала на лобовое стекло.

Бедная моя девочка…

Шмяк — еще одна капля с капота сорвалась.

Ничего не видно теперь…

Жму на кнопку омывателя, но щетки дворников и не думают работать.

Беда….

— Ксюшенька, родная, любимая, не время сейчас, поднажми, любимая… Еще чуть-чуть осталось, — шепчу я, а гашетка дальше не идет, сколько ни жми! Не хочет больше Ксюша. Не может. Да и я не вижу ничего, что там впереди. Вру! Нагло вру, что еще чуть-чуть осталось, а она все чувствует.

Вдруг, педаль газа сама в пол ушла, сердце машины забилось ровно, и Ксюша моя такой рывок сделала, что меня в сиденье вжало. Чувствую — летим. И не верится даже...

И как хорошо сразу…

Обычно я барьеры легко прохожу. Нет, попотеть приходится каждый раз, но это от физической нагрузки. Пот со лба вытер рукой и дальше в путь дорогу.

Прогресс науки — жестокая вещь. С одной стороны благо, конечно, но и без отрицательной стороны истинного блага не познать, так ведь? Плюс с минусом рука об руку ходят. Придумали в прошлом веке ядерную бомбу. Беды от первого взрыва — и не перечислить сколько, а сколько от нее хорошего? Сколько политиков от необдуманных действий она удержала? Жестокие мысли? Или глупые? Не знаю, но я именно так думаю по этому поводу. И Ковалёв этот, умелец НИИ «Арктика», тоже так, небось, кумекал себе, когда экспресс-порталы создавал. Большая польза для всего человечества стоит незначительных неудобств вначале. Угу, стоит-то оно стоит, только никто, видно, не просчитал, во что выльется это счастье. Да! Экономия бензина, защита окружающей среды, быстрота и надежность передвижений на большие расстояния — прекрасные слова, вкусные такие, что мед. Согласны? Но не для водилы, дальнобойщика, который грузы по стране гонял на трейлере своем, да семью кормил с этого. А потом в один день все потерял — остался никому не нужен. Машина на стоянке гниет, мужик пьет по-черному, «Авто-радио» сутки напролет слушает, а жена в слезах да истериках заходится. Но никакими словами тут не поможешь. Грустно.

Передвижение с помощью экспресс-порталов не всем по карману. И это хорошо. Мы живем во времена перемен. Во времена вечных перемен, я бы сказал. Но никто не послушает сорокалетнего таксиста. Кого заинтересуют мои мысли? Возможно, так же не послушал Ковалёв и сотрудников своего отдела, которые ему про побочный эффект портала докладывали. Ведь говорили же? Должны были. Не могли такое не заметить. Не поверю, что не заметили. Такую гениальную штуку, как портал, выдумали, а аномалии от него ничем засечь не смогли? То-то же. Или наговариваю я? И сам господин Ковалёв обо всем докладывал вышестоящему начальству, спонсорам там, крутым заказчикам, но сроки проекта и прочие официальные бумаги горели ярким пламенем с голубыми всполохами. Вот и утвердили, и внедрили, и заработало все. Завертелось. Закрутилось. Эх…

Собственно, неважно уже, кто виноват. Ничего не вернешь и не попишешь. В мегаполисах нынче не жизнь — а рай. Чистый воздух, никакого шума, спокойно и красиво все. Сделал шаг за дверь — и на работе. Еще шаг — и в парке или ресторане. Не жизнь, а сказка! Все дороги в городе травой поросли. А вот за пределами мегаполисов начинается нестабильная зона. Так ученые прозвали весь мир. Нестабильная зона — планета Земля. Здрасьте, приехали! Из-за разрывов временной прямой, которые создаются при использовании экспресс-порталов, стали появляться аномалии. Я не ученый, тонкостей всех знать не положено, но куда-то должны же эти разрывы временного континуума исчезать? Вот и выбрасывает их хаотично…

Мегаполисы, конечно, ученые умы и нобелевские лауреаты там всякие, за большие деньги и спецгоспремии оградили от такой напасти, а про обычных людей никто не думал. Нет, думали, конечно, но мало. Что про них думать, если денег за пользование порталами они заплатить не могут? Говорят, раньше всю грязь за МКАД выбрасывали, так вот, что я вам скажу — и сейчас оно так же будет. За МКАДом больше всего аномалий образуется. Так как ближе всего к экспресс-порталам столичным находимся. Чем дальше — тем меньше шанс во временную ловушку попасть. Хотя, вроде как, и не страшно оно. Первый раз только непривычно. В ускоренном режиме за несколько минут проживаешь день или два. Рассвет. Закат. Рассвет. А если глаза закрыть, то вообще незаметно. Нагрузка на организм, да и только. Ученые, вон, вывели, что аномалии как положительные, так и отрицательные случаются. Время в них и так и эдак пляшет. Так что, направо пойдешь — на день постареешь, налево пойдешь — помолодеешь на два, а прямо пойдешь ...Эх, только назад уже не повернуть.

— Что ж ты творишь!

Неожиданный женский крик вернул меня к реальности.

Руль в руках затрясло, а в лобовое окно ничего и не видать, только по бокам слышу скрип да шорох. Шкварк, шкварк… Будто ветки по стеклу бьются, корпус машины царапают. Быстро сориентировался — выжал тормоз. Ух, вроде проскочили барьер. Молодец, Ксюха!

Сделал глубокий вдох, а выдохнуть то и не могу. Как направо глянул, так и обомлел. Рядом со мной и не бабка совсем сидит, а женщина молодая. Включил освещение в салоне. Не разглядеть особо лица, но то, что это не старуха седая да сгорбленная, а статная черноволосая красавица — это сразу видно.

— Молчишь чего, милый? Язык проглотил? Или...

Не дослушал ее, вышел из машины, достал из кармана пачку сигарет. Закурил. А руки-то до сих пор подрагивают. Осмотрелся по сторонам — вокруг деревья одни, дороги не видать. Черт побери... Куда же это мы заехали?

Да....

Дела…

Раньше такого ни разу не было, чтобы аномалия на столько лет назад время откатывала. Взглянул на руки свои — быть такого не может. Кожа помолодела, посветлела. И странно, что меня всего на лет двадцать вернуло, а попутчица моя в девушку превратилась. Значит, что-то поменялось с границами барьера. Новые законы? Приехали… Хотя, кто сказал, что законы физики возьмут и не вывернутся на изнанку, когда весь мир вывернется? Только как теперь узнать, что с тобой станет при следующем переходе? От мыслей таких у меня дыхание сбилось. Страшно стало.

Хотел было на себя в зеркало бокового вида глянуть, да нет его. С корнем вырвало, только два проводка торчит да вмятина на крыле. Погладил я Ксюшу по капоту — а краска вся копотью покрылась, нет больше блестящего покрытия. Эх, придется заново машину перекрашивать. Ничего, выберем для тебя, Ксюха, новый цвет, какой пожелаешь.

Слышу, дверь пассажирская хлопнула

— Дай сигарету, пожалуйста.

Голос у попутчицы требовательный. И не шепелявит уже. Протянул ей пачку и зажигалку, а она только одну сигарету вытащила и развернулась уходить.

Не остановил ее. Взял тряпку из бардачка, протер стекло лобовое, сел обратно в салон и заглушил машину. Пусть Ксюха отдохнет немного. Мне тоже расслабиться не помешало бы.

А мысли-то в голове путаются, скачут. Это что ж получается, если бы еще на десяток другой лет откатило — то я бы вообще младенцем стал? Или чего круче — как мыльный пузырь лопнул. Вот был Андрей Сергеевич Козлов, и не стало его в один миг. Читал как-то в детстве я о таком, в книжке фантастической одной, американского писателя из далекого прошлого. Лет сто назад он об этом писал, кажись. Да, вот, не думал я, что взаправду все будет. Надо было в прошлом веке фантастику запретить, и всех писателей-фантастов на кострах сжигать, а то сбываются их буйные мыслишки одна за другой, будто палочку волшебную кто нашел и дирижирует ею человечеством. Землю крутит, как ему нравится… Трутся спиной медведи — вертится Земля… Тьфу, что за бред! Кажется, с ума схожу, такие глупости в голову лезут.

А вон и попутчица моя возвращается. Спокойная, такая, будто каждый день сюда ездит, омолаживается старушка. Только взгляд недобрый чего-то.

Села на сиденье, зашуршала пакетами в сумке.

Подает мне толстый ломоть хлеба с котлетой поверх, и железную кружку с горячим чаем, ручка погнутая, но удобная. Белесый дымок над черной жидкостью вьется. Запах, надо признать, восхитительный, аж в животе заурчало. Давно уже домашней еды я не ел...

— Переход силы забирает, — Видать, попутчица моя от шока уже отошла — голос ласковый стал, теплом повеяло. Заботливая.

— Подкрепишься, и поедем домой, — продолжает она спокойно, как ни в чем не бывало, а я чаем поперхнулся, ком в горле застрял, еле выговорил:

— Куда, простите?

— В Стольный град Красный…

Видать, совсем умом тетка тронулась после барьера...

— Андрюш, ты чего? — растеряно так прошептала и глазами широко раскрытыми на меня смотрит. Признаться, от этих слов меня, как ножом по сердцу резануло. Имя она мое знает откуда? Не говорил я ей ничего. Точно не говорил…

— Не узнал меня, что ли? Я Оксанка, жена твоя. Ты чего? — голос подрагивает, срывается, по щеке первая слезинка скользнула.

Не было у меня никакой жены.

Никогда не было…

— Подумала, когда барьер переходили, ты и вспомнил все. Ксюшенькой меня называл, молил словами добрыми. Это я помогала тебе! — утерла рукавом слезы, отвернулась, только плечи подрагивают.

Собраться надо бы, да не получается никак. Голову ватой кто-то набил, и свет выключил. В потемках бреду, не могу разобраться куда. На коленях ползу. Посмотреть вверх боюсь.

Единственное, чувство самосохранения включилось. Отдал я в руки женщине этой еду, завел Ксюху… Черт, так я же это с машиной разговаривал, а дуреха подумала, что я к ней обращаюсь?

— Послушайте, женщина. Не знаю я вас, слышите? Разговаривал не с вами. Подвезу до улицы Штольной, так уж и быть, а дальше — извиняйте. Наши дорожки расходятся!

На миг в глазах ее серых мелькнула обида, и тут же сузились глаза, брови к переносице съехались. Рассердилась.

— Ты, что? Не помнишь ничего? Понятно, что бабкой старой меня не узнал! Но сейчас! — Провела руками по телу, волосы черные распустила, — Андрей!

От этого крика меня проняло, сердце заколотилось о грудную клетку. Ничего не помню, и поверить боюсь…

Заднюю передачу включил, кое-как из лесопосадки выехал, а вот и дорога ровная. Разметка пунктирная в свете фар горит. Что еще водителю надо? Выберемся. Довезу эту полоумную, а потом домой скорее. Выспаться мне надо, и отдохнуть хоть денек. А то и самому умом тронуться недолго.

Тут сумасшедшая эта как дернет за ручник, меня в руль впечатало, Ксюха тормозными колодками завизжала.

— Ты что творишь, мать! — заорал на женщину, — Машину угробишь!

— Выходи! — Крикнула мне, и сама из машины стрелой вылетела. Стала перед Ксюхой, руки в боки поставила. При ярком освещении от фар посмотрел на нее, но ничего в голове не нашлось. Ни клочочка воспоминания, ни строчки.

— Чего надо тебе? — вышел тоже из машины, закурил снова. Она опять на мгновение как-то растерялась, а затем решительно схватила меня за руку и потащила в сторону, к обочине.

Там столб какой-то, буквой Т, выше моего роста, а к нему ленточки разноцветные привязаны, шуршат чуть слышно на ветру.

— А ну вспоминай, давай, — тычет пальцем указательным в надпись на столбе.

«Красногорск»

А чего вспоминать-то? Ну, городок такой за пределами мегаполиса Москва на картах значится.

— Это особое место. Здесь духов дороги кормить надо, помнишь? Монетку оставить, сигарету положить, хлеба или просто пожелание на листке написать…

— Нет.

— Андрей, не пугай меня так? — мольба в голосе.

— Я могу повторить вам еще раз, женщина, я…

— Оксана! — перебивает она, а у самой опять слезы на глазах.

— Оксана, я вас не знаю, честно. Если желаете, могу оставить вас здесь. Устал очень и домой хочу.

Истерика. Женская истерика. Только этого мне не хватало.

Бросается мне на шею, в щеки целует, слезами умывает. Не останавливаю ее, пусть выйдет все, что накопилось. Может, успокоится?

— Андрей, как же ты не помнишь ничего? Как в аномалию попали? Как выбраться не могли? Стольный град, не помнишь? Князя? — глубоко вдохнула, и опять продолжила, — Границы этой зоны до сих пор нечеткие, и барьер нестабильный. Что-то там еще про законы временные, циклические… Сам говорил мне в тот день, когда уйти решил. Спасать мир собрался, дурак! Не послушал меня… Говорила же тебе, что пробовать перейти нестабильный барьер — это как в русскую рулетку сыграть. Вспоминаешь? А как поссорились, помнишь? Орала на тебя, в ногах лежала, не пускала. Думала, не попрощавшись, не посмеешь уйти. А ты!... Ночью ушел… Ни слова не сказал никому. Дверь скрипнула… Говорила тебе — смажь петли, а ты все потом, да потом… Вот и подвело тебя это. Чутко спала я, да услышала… — вздыхает, — Ты только на лет десять постарел, когда перешел. А я вот старухой совсем дряхлой стала, когда за тобой побежала. Еле отыскала….

Отстранил ее от себя, внимательно в глаза смотрю. Вспомнить пытаюсь. Ничего.

— Так ты и машину, как меня назвал. Подумай, Андрей? Вспомни, как ты ее купил?

— Накопил денег и купил, — упираюсь я, но бессмысленно все это. Не переубедишь.

— Как накопил? Чем ты занимался до того, как таксистом стал?

Молчу. Вспомнить пытаюсь, и не могу. Будто черная дыра в памяти. Не мог так барьер сработать, или мог?...

Как в школе учился — помню, как Ирку Марканову, две косы русые, длинные, ниже пояса, из школы тайно провожал и под окнами в кустах сирени до ночи просиживал, все ожидал, что она в окошко выглянет — тоже помню, мать сердилась сильно. Как впервые напился на выпускном балу — хорошо помню. Вино с водкой мешали, один к одному, чтобы на сок походило, яблочно-виноградный. От отца получил нагоняй и неделю без интернета под домашним арестом просидел — очень хорошо помню. А вот дальше кусками все, словно ножницами кривыми порезал кто ленту воспоминаний.

Институт. Серое здание с огромными окнами. Холодно на лекциях зимой, не продохнуть в коридорах во время летних сессий. Невысокого роста в сером костюме, седые волосы, ректор вручает мне красный диплом инженера — обложка пластиковая, холодная, блестит. Золотыми буквами еще ярче сверкают слова «Диплом магистра». Распределение в НИИ «Арктика», это где-то на севере, там всегда снег. Один билет на самолет. Получаю, и не раздумываю даже, собираю сумку — куртка пуховая темно-зеленая с меховым воротником, шапка, ботинки зимние. Помню, ни черта эта одежка городская не грела меня. Вот термобелье — это вещь! Пришлось все новое покупать. Москва — пыльная, стеклянная, большая, шумная, не такая, как сейчас. Реки машин, утром и вечером — полный штиль, пробки на дорогах. Я сопровождал Ковалёва, делал презентацию для спонсоров в одном многоэтажном бизнес центре. Из панорамных окон пент-хауса восхитительный вид на город — гигантский муравейник с высоты птичьего полета. Круто! Я на вершине!

Дальше все кувырком… Опять снег. Ах, это был первый экспресс-портал. Демонстрационный. Опять Москва. Громкие аплодисменты, шампанское в высоких хрустальных бокалах. Оксана! Вот она, девушка с коротким черным карэ…В руках у нее папка с документами, официальный стиль — белая блуза с волнующим, но допустимым вырезом, черная юбка, закрытые туфли, но на шпильках, талия — у нее осиная талия, никогда таких не видел. Девушка с фигурой — «песочные часы». Она прекрасна.

Оксана в свадебном платье. Прекрасна? Восхитительна! Опять шампанское. Опять снег…Почему снег?

Я схватился за голову, невыносимая боль горячей иглой прожигала насквозь.

— Андрюша, ты вспомнил, да? Скажи мне?

Падаю на колени, закрываю руками глаза.

Теперь все вспомнил, и как Ковалёву на тайном совещании сообщили о первой обнаруженной аномалии, и как вместе со всеми сотрудниками НИИ подписывал договор о неразглашении. Обет молчания, мать его...Черт, а еще смеялись по этому поводу. Дураки! Помню, разрабатывал защитный контур для мегаполисов…

Вспомнил…

Осознал…

Сам себя испугался и возненавидел….

Сбежал. Думал тогда, что все правильно делаю. Прошел через экспресс-портал, забрал из Москвы Оксану и переехал жить в Красногорск, к родителям. Надеялся, что детей заведем, вместе в одном доме счастливы будем… Но, увы... Месяц всего так прожили...

Самая большая аномалия впервые именно в Красногорске и возникла. Не понял никто ничего. Думали, опять пьяный водила какой-то в столб въехал — вот и нет света по району. Такое раз в месяц да случалось. Первые несколько часов жили себе, как обычно, а потом — бац, и выехать из города никто не может, связи нет, электричества тоже… Закрытая зона. Тупик. Кольцо. Дорога по кругу идет, что карусель детская, с лошадками белыми и музыкой механической. Сколько не иди — все равно в Красногорск возвращаешься.

Страшно.

Невероятно страшно.

Вот тогда и придумали наши мужики, что духов дороги подкормить надо, задобрить, то есть. Кажись, кто-то эту традицию жителей крайнего севера припомнил, а все и подхватили. Стали у столба то хлеб, то сигаретку, то монетку какую оставлять. Глупо, знаю. Как инженер, я все понимал. Пока аномалия не вернется во временной поток Земли — нам не выбраться. А они в духов уверовали…

Людям всегда нужна вера. Без веры никуда.

Хотя получилось у одного парня как-то уехать — Семен, механик наш, пропал где-то спустя год с того дня, как аномалия образовалась. Сколько искали его — не нашли. А вернулся он назад через сто лет. Когда вместо городка Красногорск — Стольный град Красный стоял. Когда все дома перестроили и земли разделили между собой. К монархии вернулись. Так проще было для всех. Понятней. Хотя в первые годы смуты и междоусобиц избежать не получилось. И вроде же цивилизованные люди, а нет — закон «у кого палка больше — тот и сильней» во все века действует. Князь уже за пятый десяток лет правил. Великий праздник Солнца семидесятый раз отметили. Дни, месяцы, годы на Княжеском дубе зарубками отмечали. На стволе новые узоры выбивали. Красиво получалось, если не задумываться над тем, что это мы вечную жизнь пытаемся считать. Забыли Семена все. А как не забыть, когда время на месте стоит, а людская память столько не выдерживает, стирается. Вернулся Семен пешком, ну и правильно это. В Стольном граде Красном к тому времени ни грамма бензина и не осталось. Машины все, что были, в развалюхи прогнившие превратились. Мать, помню, в кузове отцовского жигулёнка клумбу соорудила. Чернобривцы, ноготки, ромашки...

Люди стали жить по-простому. Научились. Сами к такому укладу пришли, другого пути не было. Поначалу, ох как, трудно было. Хотелось кричать от безысходности и отчаяния. Но привыкли, перестроились. Потребности человека, на самом деле, примитивны. Воздух, вода, пища — вот все, что нужно для существования. Речушка неглубокая есть, землю возделывать дело нехитрое. Все остальное человек придумает для себя сам. Для этого нам голова и нужна. Кто править будет? Кто за порядком следить? Где, кому и с кем жить можно… Выдумаем…

Оксана сидит рядом со мной, плачет. Но это уже не истерика, робко улыбается и в глаза мне заглядывает. Что мне ей ответить? Что забыл все? Перешел барьер и забыл зачем? Забыл, что хотел всем рассказать о том, куда мир катится? Правду открыть хотел, что во временную ловушку теперь любой попасть может. Забыл, что защитный контур хотел и для аномалий разрабатывать.

— Прости меня, — шепчу еле слышно, в горле пересохло. За руки ее беру, холодные пальцы у нее, как обычно. Вспомнил уже. Согреваю дыханием, целую нежно. — Прости, Оксаночка, Ксюха, Ксюшенька… Все забыл я.

— Ну, ничего, — успокаивает она, — Черт с ними. Проживем как-нибудь сами.

— Ты не понимаешь… Что произойдет дальше с аномалиями? Они вырастут в отдельные микромиры? Самостоятельные — из которых нельзя вернуться на Землю?! Или вернуться можно будет, но глупой куклой без памяти?

Молчит, губы поджала…

— Не пущу тебя.

— Оксана!

— Андрей, не надо, умоляю тебя…

Я целую ее крепко, долго, на сколько хватает дыхания. Нет пути назад, ни к чему мне Стольный град Красный и бесконечная жизнь в прошлом. Нигде и никак. Уверен, что не хочу этого. Точно знаю. Подхожу к столбу, что ленточками и другой мишурой обвешан. Прикасаюсь к нему правой рукой. Шепчу свою просьбу…

Людям всегда нужна вера. Без веры никуда. Достаю из кармана монетку, закапываю ее в землю. Когда возвращаюсь в машину, Оксана уже сидит на пассажирском сиденье. Сосредоточено смотрит вперед.

Завожу машину, разворачиваюсь.

— Поехали, родная…