Эдвертайн

 

Шагая по прохладным коридорам храма, он всё время слышал в голове зов Матери. И потому мужчина совсем не удивился духоте и дурману, вырвавшимся на свободу, стоило ему распахнуть дверь в её покои. Здесь всегда царил мрак, разгоняемый лишь тусклым светом жаровен. Сегодня же угли блестели зелёным, а дым, заполнявший комнату, переливался сине-изумрудными тонами — значит, Матерь воспользовалась самым мощным дурманом. Почувствовав легкое головокружение, он достал заранее приготовленный влажный платок и прижал к лицу.

— Сын мой, — впервые за долгие годы он заставил себя не вздрогнуть — ни от шелеста её голоса, ни от её слов.

— Матерь, — не убирая платка, он преклонил колени.

Она вышла к нему из мрака — отрешенная и величественная, почти задевающая потолок, иссушенная возрастом и дурманами. На груди её среди черноты одежд пылал символ ордена.

— Аттон, ты слишком давно здесь, чтобы соблюдать все правила, — поблекшие губы неохотно шевелились вслед звукам, взгляд блуждал по зале. — Встань же.

— Да, Матерь, — поднимаясь, ответил он. Её взор на миг остановился на его лице, но затем скользнул в сторону.

— Матерь-настоятельница. Или Настоятельница, — мягко, как всегда, поправила она. — Я видела Душу, вокруг неё скользило число Сто, это её Знак, — быстро произнесла она, не давая ему ответить. — Она наполнена столь темным и глубоким страданием, что ты представить себе не в силах.

Он скривился. Не Матери судить об этом.

— Все эти годы я обращала свой взор на север и юг, вслед солнцу, — продолжила она, словно не заметив его гримасы. — Но никогда не встречала восход. Сегодня я преступила через это правило.

— На востоке нет никаких поселений, — возразил он. Да и нечего им делать среди степи, ядовитых озёр и холодных скал.

— Ошибаешься, — легкая улыбка тронула губы Матери.

От удивления он опустил руки, но тут же спохватился и вновь закрыл лицо от предательского жара.

— Эдвертайн пуст уже тысячелетия, — покачал он головой.

Настоятельница отвернулась к жаровне и протянула к ней сморщенную, покрытую синими венами руку.

— Так говорят. Но я знаю, ЧТО я видела, — она встретилась с ним взглядом — теперь в нём горел огонь. — Ты отправишься в самый центр Эдвертайна, и найдешь там душу, отмеченную знаком Сто, и освободишь её от страданий.

— Как прикажешь, Матерь, — прошептал он, наблюдая, как она исчезает во мраке.

 

Сегодня в таверне "У Пита", находящейся на окраине, было непривычно шумно. Группа старателей сорвала большой куш в южных шахтах и теперь отмечала это событие. Хриплые голоса постоянно требовали выпивки, грязные руки тянулись к официанткам, пара перепивших мужчин в летах задирала остальных посетителей. Всех, кроме двух, устроившихся в самом дальнем углу залы. Черный камзол с вышитыми на нём пистолетами одного из них говорил о принадлежности обладателя к рейтарам — связываться с черным всадником не хотел никто.

— Может, уберемся отсюда, Озри? — нервничая, предложил его спутник, рыжий мальчуган лет двенадцати.

— Берегонд, где твоя любознательность? Смотри и запоминай, с кем не стоит иметь дела, — покачивая стаканом с бренди, ответил наёмник. Берегонд поморщился. Раньше привычка рейтара заказывать две порции лучшего напитка заведения и затем весь вечер не пить ни из одного веселила его, но не сейчас. Он уже вдоволь насмотрелся на перекошенные лица старателей, их осоловевшие глаза и грубые руки.

Вдруг ругань покрытых грязью и потом мужчин стала громче. Берегонд привстал, чтобы разглядеть причину шума и тихо охнул. В таверну вошел самый высокий человек из всех, кого когда-либо видел мальчик. И сейчас незнакомец превосходил на голову самого рослого из старателей, обступивших его. Пришелец медленно пробирался сквозь толпу, сопровождаемый криками, наиболее приличные из которых звучали так:

— Пшел вон!

— Иди страдай в другом месте!

— Ты здесь не нужен!

Когда незнакомец наконец вырвался из толпы и посмотрел на Озри и Берегонда, мальчик понял причину озлобленности старателей — черная ряса с красным ромбом на груди выдавала в нем монаха ордена Страдания, не самого любимого среди народа. Рядом с грохотом упал стул — Озри, весь дрожа, прижался к стене и во все глаза смотрел на монаха. Берегонд и не помнил, чтобы рейтар чего-либо боялся, но сейчас он явно был напуган.

Монах шагнул было по направлению к ним, но тут же один из старателей, конопатый юнец, схватил его за плечо.

— Ты глухой? — звонким голосом спросил он монаха, приставляя к его горлу кремниевый пистолет. — Тебе здесь не рады, так что проваливай!

Губы пришельца дрогнули, но он промолчал.

— Ты что, думаешь я не выстрелю?! — яростно прокричал старатель. Его товарищи подбадривающее загудели.

Вздохнув, монах кивнул на Берегонда. Посмотрев в его сторону, конопатый в ужасе отшатнулся и опустил пистолет. Ничего не понимая, Берегонд осмотрелся — и с изумлением увидел, как Озри целится в толпу из двойного фаустера. Хоть некоторые и считали этот пистолет устаревшим, в руках черного всадника он сулил верную смерть.

— Он ко мне, — прорычал Озри, оглядывая замерших старателей. Через миг те поплелись назад к выпивке, делая вид, что ничего не произошло.

Монах подошел к ним, схватил без спросу один из стаканов с бренди и выпил залпом. Рейтар последовал его примеру.

— Здравствуй, Озри, — голос незнакомца резал словно сталь.

— Аттон, — не пытаясь сесть, глухо произнес рейтар.

К своему удивлению Берегонд увидел, как самые старые старатели вскинули головы и со страхом посмотрели на монаха.

— Что тебе нужно?

— Долг, — наклонив вытянутую, как и всё остальное тело, голову, промолвил монах.

Коренастый рейтар словно стал ещё ниже и вновь задрожал.

— Как? — еле выговорил он трясущимися губами.

— Мне нужно в Эдвертайн, — спокойный голос Аттона начал нервировать не только Озри. — И как можно быстрее.

— Хорошо, — настороженно, но потихоньку расслабляясь, ответил Озри.

— Постойте! — воскликнул Берегонд, чем несказанно удивил как монаха, так и рейтара. — Мы не можем ехать такой группой. Должно быть двое опытных людей, а я ещё слишком…

— Зато я — нет, — решительно отрезал Аттон, разворачиваясь. — Выступаем на рассвете.

 

Монах оказался не совсем прав — свой путь они начали ещё до пения первых петухов. Наблюдая, как усеянные злаками поля постепенно уступают бесплодной земле, на которой росла разве что сорная трава, Берегонд не уставал ругать про себя Озри. Даже в первый серьёзный поход учитель отправил его на самом неудобном седле, какое только возможно. Все мольбы мальчика рейтар пресекал одним и тем же аргументом:

— Когда перестанешь считать его неудобным и жаловаться — тогда будет тебе седло как у меня.

На монаха же, едущего на пегом иноходце, Берегонд не мог даже смотреть. Аттон, казалось, и вовсе не обращал внимания на дорогу, объясняя рейтару цель их путешествия.

— Мы должны сунуться в самый центр Эдвертайна, где никто не бывал уже сотни лет, да ещё и найти там кого-то живого, чтобы облегчить его страдания? — нахмурился Озри. — И всё, что мы знаем об этом человеке — это число сто? Бред собачий, прости уж.

— Таково поручение Матери, — отрезал Аттон. Скривившись, рейтар отъехал в сторону.

Вечером, когда Берегонд начал уже подумывать о крепком сне, он увидел неподалеку дым костра. Рейтар предупредительно поднял руку, и всадники остановились, при этом мальчику пришлось возиться ещё и с тремя вьючными лошадьми, которых оставили ему на попечение.

— Ловушка, — спешившись, произнес монах.

— Глупость какая-то, — ответил Озри, оставшийся в седле.

Аттон улыбнулся и убрал руки под плащ, надетый поверх дорожного костюма.

— Она не для тебя.

Рейтар оценивающе посмотрел на дым, затем на монаха.

— Присмотри за мальчиком, я съезжу разведаю, — сказал он, пришпоривая коня.

Присмотреть за ним?! Берегонд недовольно побурчал вслед всаднику, затем достал пистолет из-за пояса и стал настороженно оглядываться. Ему не нужен присмотр, уж тем более какого-то угрюмого монаха.

Позади послышались шаги. Вскинув пистолет, мальчик тут же крутанулся на пятках. Перед ним стоял тот самый молодой старатель, что угрожал Аттону. Он был безоружен, а вот два его друга целились из винтовок прямо в Берегонда.

— Брось пистолет, парень, — было что-то гадкое в интонациях конопатого. — Мне нужен только страдалец.

— Он со мной, — сглотнув, ответил Берегонд. Рука начала предательски дрожать.

— Эй, монах, ты же не хочешь чтобы парень пострадал? Тебе ведь это вера запрещает? — глумливо спросил старатель Аттона, но монах промолчал, обреченно ссутулившись.

— Удивительно, — подождав немного, продолжил старатель. — Как не заговорю с ним, он молчит. Совсем неуважительно. А ну-ка, парни…

Грохот выстрелов оглушил Берегонда. Зажмурившись, мальчик приготовился к боли. Но секунда проходила за секундой, а он ничего не чувствовал.

Открыв глаза и проморгавшись, он увидел бледного старателя с безумным взором и его товарищей, валявшихся на земле без единого движения. У каждого из них между глаз была аккуратная дырочка, из которой била кровь.

— Ты же монах?! — визг конопатого вызвал у Берегонда желание прикрыть уши, несмотря на частичную оглушенность.

— Не знаю такого человека, который родился бы монахом, — насмешливый, уверенный голос принадлежал кому-то явно незнакомому. Но обернувшись, Берегонд увидел только Аттона. Тот стоял непривычно прямо, а в каждой его руке было по брату-близнецу оружия Озри. У обоих пистолетов дымилось по одному стволу, а оставшиеся заряженными смотрели на конопатого.

— Кажется, нас не представили у Пита. Аттон Вестник, рейтар в отставке, — небрежно поклонился монах.

Берегонд вытаращил глаза, не веря своим ушам. Об учителе Озри ходило множество легенд, и в пяти из них рассказывалось об его смерти.

— А как же преуменьшение страданий в мире и прочая фигня? — несчастный старатель пытался найти хоть какой-нибудь путь к спасению.

— Они больше не страдают, — подойдя ближе, заметил Аттон. — А смерть их была быстрой.

Он призадумался ненадолго.

— А вот ты будешь жить, — не успел конопатый издать хоть звук, монах продолжил. — Вот только для тебя будет уроком вернуться домой пешком. Ваших, то есть, твоих лошадей мы забираем.

— Но, но… — пролепетал несчастный.

Аттон вздохнул и прицелился ему прямо между глаз.

— Среди наёмников рейтары славятся дисциплиной, а не благородством. Проваливай.

Конопатый промедлил всего секунду, затем бросился наутёк со всей доступной ему скоростью. Мальчик облегченно выдохнул.

— Вы действительно Вестник? — спросил он, наблюдая за убегающим старателем.

— Да, — устало кивнул монах. Огонь в глазах погас, фаустеры исчезли под плащом.

— Но ведь Вы и Озри были друзьями. Почему он Вас теперь боится?

Аттон отвернулся от заходящего солнца.

— Именно что были, — горько произнес он.

Дни шли за днями, после спокойной степи отряд пересек край солёных озер, примыкающий к предгорью и изрядно испугавший Берегонда своими размерами, но за всё это время монах не произнес больше ни слова. Мальчик пытался разговорить его, но после большого нагоняя от Озри на очередном привале, решил подождать с вопросами.

 

На восьмой день пути горы, среди которых скрывался Эдвертайн, заполнили весь горизонт.

— Дальше пешком, — распорядился Озри.

— Мы же ещё не прибыли? — недоуменно спросил Берегонд, в то время как Аттон безмолвно соскользнул на землю и принялся привязывать своего иноходца к одному из чахлых деревьев, растущих неподалеку. До города, согласно карте мальчика, оставался ещё час пути.

— Лошади погибнут, если мы поедем дальше, — объяснил Аттон хриплым после столь долгого молчания голосом.

Берегонд убедился в его правоте уже спустя полчаса изматывающего маневрирования между непонятно откуда взявшимися валунами. Одинокий ястреб спустился было ближе к ним, выискивая добычу, как один из огромных камней раскололся напополам. Из его сердцевины появилась тонкая трубка, на миг полыхнувшая красным.

— Исчез… — прошептал мальчик, оглядывая чистое небо над собой. Посмотрев на валун, он увидел лишь гладкую поверхность и ни единого следа смертоносной трубки.

— Почему нас не трогают?! — догоняя своих спутников, не обративших внимания на инцидент, спросил он.

— Неизвестно, — в один голос ответили рейтар и монах, переглянулись, и тут же отвели глаза.

Наконец впереди показались Врата Эдвертайна, врезанные в толщу отвесной скалы. Когда отряд достиг массивных, в три человеческих роста, ворот, Берегонд нервно сглотнул.

— Нам их не открыть, — сделанные из тусклого металла, сливающиеся с горой врата просто невозможно было взломать.

На это Аттон усмехнулся и шагнул вперед. В тот же миг ворота совершенно бесшумно раскрылись, обнажая ярко освещенный коридор.

— Но как… Почему… — еле успевал бормотать мальчик, стараясь не отставать от уверенно шагающих Озри и Аттона. Стены просторного коридора были сделаны из приятного для глаз серого материала. Иногда они сворачивали на перекрестках — и везде их сопровождали ровные полоски света, расположенные вдоль пола и потолка. Но, несмотря на свой кажущийся уют, это место вызывало у него мурашки по коже.

— Почему здесь так чисто? — понял наконец после уже пятого по счету перекрестка Берегонд причину своей тревоги. Нигде он не увидел ни единого следа грязи, да и пыль не была заметна, хоть город и пустовал уже тысячелетие.

— А ты оглянись, — бросил через плечо Озри.

Послушавшись, Берегонд посмотрел назад и замер. Как и металлическая коробка на небольших колесиках, следовавшая за ним. Немного подождав, она пискнула и подкатилась прямо к его ногам. Пол за ней был не просто чистым — он сверкал.

— Эту штуку местные называли "робот", — пояснил Аттон, прислонившись к стене и с любопытством разглядывая Берегонда. — Одна из движущихся машин Эдвертайна. Этот — уборщик.

— И ведь он до сих пор действует, — наклонившись к роботу, тихо произнес мальчик. — Но почему?

Озри коротко рассмеялся и отошел в сторону, махнув рукой Аттону.

— Такова его суть. И он не в силах её изменить, ибо он не живой. И поэтому, — Берегонд не успел даже заметить движения руки монаха, как раздался выстрел.

Радостно пискнув, уборщик набросился на расплющенную пулю, которая, Берегонд был готов поклясться в этом, попала в него. Но на блестящем корпусе робота она не оставила и царапины.

— Ни мы, ни наши предки до нас, не в силах их уничтожить, — сказал Озри.

— Их?

— Здесь полно самых разных "роботов", — кивнул Аттон. — Просто ты их не замечаешь. И ничего удивительного, что место, кишащее неживым и вокруг которого погибают все звери, наши предки сочли дьявольским.

— И они объединили усилия разных царств, — подхватил мальчик, довольный, что знает хотя бы это. — И была Великая Битва при Эдвертайне.

— Бойня, — хмуро поправил его Озри. — Поменьше слушай менестрелей.

— Защита города не тронула наших предков, когда они ворвались сюда с огнем и мечом, — тихо подхватил Аттон. — А жители оказались настолько мягкотелы, что даже не сопротивлялись.

В полном молчании они продолжили путь, который вскоре стал столь запутан, что мальчик уже не разбирал ни поворотов, ни спусков по самодвижущимся лестницам, ни странных изображений на стенах, которым он не уставал удивляться. Однако его спутники продвигались вперед так уверенно, что у него начали возникать подозрения.

— Вы раньше бывали в городе? — наконец вырвалось у него.

— Не в этой части, — наступая на полотно очередной лестницы, ответил Озри.

— Но как…

Не дав ему договорить, монах указал на стену близ лестницы, на которой висел ряд прямоугольников со светящимися надписями. Большинство слов Берегонду были незнакомы, но он смог разобрать "север", "запад", "центр".

— Это же стандарт?!

— Да, жители Эдвертайна говорили на языке, крайне похожем на наш — проговорил монах. — И это стало ещё одной причиной обвинить их в связи с дьяволом.

Внезапно снизу донеслась яростная ругань рейтара. Поспешив к нему, они оказались в полутемной зале, освещала которую лишь одна полоска оранжевого света на потолке.

— Что случилось? — спросил Аттон рейтара.

Тот лишь указал рукой себе под ноги. Здесь лежала вековая пыль, которую давно уже никто не тревожил. И под её покровом то здесь, то там виднелись вскрытые коробки роботов. Что случилось с их содержимым, Берегонд точно сказать не мог, но, судя по хрусту под ногами, предположил, что бедолаг просто выпотрошили. На фоне общего хаоса выделялось трое роботов — огромные бочонки, нескладные "руки" — все осталось в целости в отличие от их голов, которые были словно расплавлены. Мальчик поймал себя на мысли, что будь эти бочонки пустыми, они бы с легкостью вместили двух, а то и трех взрослых.

— Идем дальше, — тихо проговорил Аттон, указывая на дверь на другой стороне залы.

— Ради твоей помеченной сотней души соваться к тому, кто это сотворил? — недоверчиво переспросил Озри. — Пыли меньше всего именно возле двери.

— Может, этого убийцы роботов здесь давно уже нет, — не меняя тон, возразил монах. — Может быть, именно его мы и ищем. Метка "сто" может указывать на любого. Я рискну.

— И сунешься прямо к неизвестному, который способен ломать роботов, — яростно прошипел рейтар. — Одумайся.

— Я иду вперед, — громко произнес Аттон. — Мне нечего бояться неизвестного.

— Совершенно правильно, — разнесся по зале глухой, скрипучий голос. — Я ведь уже не являюсь неизвестным.

Берегонд подпрыгнул на месте, монах и рейтар синхронно опустили руки на рукояти пистолетов. В дверном проеме стоял робот, весьма похожий на тех трех, что лежали нетронутыми. Лишь некоторые детали его корпуса отличались от них, длинные и гибкие руки, заканчивающиеся подобием клешней, плавно двигались вверх и вниз. Зелёный свет его "глаз" на металлической маске лица внезапно подействовал на мальчика успокаивающе.

— Робот с нами говорит! — с восторгом воскликнул он. Беззвучность и апатия неживых обитателей города успели вымотать его.

— Да. К сожалению, я больше ничего не могу сделать.

— К сожалению? — переспросил Озри. Насколько он помнил из предыдущих визитов сюда, роботу не положено было изъясняться столь эмоционально. Всё, на что были способны эти машины — реагировать на определенные слова.

Скрестив руки там, где у человека находилась бы грудь, робот склонил голову.

— Я не могу причинить вам вред, — его голос звучал раздраженно. — Как и все остальные в Эдвертайне, я скован этим дурацким запретом!

— Почему? — не удержался Берегонд.

Зелёный огонь, казалось, загорелся ещё ярче.

— Чтобы защитить Создателей от нас. Ни один робот или механизм Эдвертайна не способен причинить вред Человеку, — голос робота звенел, отлетая от стен и обломков его собратьев. — И когда пришли вы, потомки изгнанных за агрессию и невежество жителей, мы не смогли помочь Создателям. Слегка изменившееся тело, исковерканный язык — для Закона вы оставались людьми, — металлическая маска задрожала. — Хоть ваши души и прогнили насквозь.

— Кстати о душах, — прервал монолог робота Аттон. — Мы ищем здесь кое-кого живого.

— Хоть данных и недостаточно для поиска, — в глухой голос влилась печаль, — ответ крайне прост — здесь никого нет.

— В центре Эдвертайна должна быть душа, отмеченная числом сто, — настойчиво произнес Аттон. — Так предсказал один из сильнейших наших медиумов.

— Медиум. Как примитивно, — ехидно отозвался робот. — Здесь нет ни единой души, даже затерявшейся.

— Да что ты знаешь про души! — еле сдержался от крика во всю мочь монах.

— Неосязаемая сущность, связывающая воедино все процессы организма в гармоничное целое, — робот замолчал на несколько мгновений. — Таково моё любимое определение.

— Любимое?! — воскликнул Озри, ошалело мотая головой. — Да кто ты такой, чтобы иметь собственное мнение?

— Эксперимент. Надежда будущего, заложник прошлого, — робот указал на трех сломанных собратьев. — Был одним из четырех роботов, наделенных Создателем разумом. Так что можете называть меня Четвертым.

— А что случилось с ними? — встрял Берегонд, заработав недовольный взгляд рейтара.

— Я, — мелодично ответил робот, разворачивая на четырех коротких "лапах" и начиная уходить из залы.

— Зачем ты это сделал? — с легкостью догнав его посреди узкого тоннеля, спросил Аттон.

Металлическая маска повернулась к нему, но робот не остановился.

— Все мы прах. Созданные быть вечными, лишились цели. Я освободил их от страданий — но лишь трое осознавали это. И я. Уже столетия один.

Под этот монолог они вошли в небольшую комнату, опутанную веревками самых разных цветов. На стенах были… Берегонд назвал бы это картинами, если бы изображения не менялись бы постоянно.

— Смотрите, — скучающе произнес Четвертый, показывая на одну из стен. — Согласно показаниям датчиков, в Эдвертайне находится ровно три человека. То есть вы.

Аттон с размаху сел в кресло, стоящее посреди комнаты.

— Здесь обязан быть кто-то живой. С ним должно быть связано число сто, — монах закрыл лицо руками. — А ты говоришь — никого нет.

— Центр города всегда пустовала после бойни.

— А что это за штука? — перебил их Берегонд, подойдя к центру сплетения цветных веревок. Среди них виднелась небольшая коробочка с красным выступом на поверхности.

Робот подошел к нему и протянул руку к коробке, но его руку замерла в нескольких сантиметрах от выступа.

— Система уничтожения города, — тихо сказал он. — Я создал её сам в течение долгих столетий, используя энергетические установки других роботов. И не могу нажать на кнопку.

— Что тебе мешает? — не отрывая взгляда от устройства, заворожено спросил мальчик.

— Закон. Я не могу навредить самому себе.

Наступившую после слов Четвертого тишину разорвал громкий смех Аттона.

— Нет! — резко воскликнул Озри, повернувшись к монаху.

— Что такое? — дружно спросили робот и мальчик, при этом Четвертый ухитрился зафиксировать свой взгляд сразу на обоих мужчинах.

— Он собрался нажать эту твою чертову кнопку.

— Не вижу причин, — помолчав, глухо произнес Четвертый. — Её нажатие приведет к немедленной серии взрывов по всему периметру города. Ты погибнешь.

Монах наконец прекратил смеяться и пожал плечами.

— Не вижу причин не сделать этого. Всё равно моя матерь наконец ошиблась, а я провалил задание.

Берегонд оглянулся на напрягшегося как струна Озри.

— Вы должны жить!

— Ради чего? Ради кого? — с тенью улыбки спросил монах.

— Ради себя, своих близких….

Кресло с грохотом врезалось в стену. Мальчик почувствовал, как подгибаются ноги, — тот, кто стоял перед ним, действительно был Вестником Смерти. Горящий взгляд серых глаз словно пригвоздил Берегонда к стене.

— Ты хотел знать, почему Озри Булат боится собственного учителя?! — яростно прокричал монах, постепенно приближаясь. — Да потому, что по его вине заживо сгорели мои дочери и жена! По его вине я лишился всего, что имело для меня смысл! И теперь…

Внезапно пространство перед мальчиком освободилось. Оглядевшись, он увидел, как Озри с силой прижимает к сверкающей стене несопротивляющегося монаха.

— И теперь ты думаешь, что мне наплевать?! — проревел рейтар, встряхивая своего учителя. — Что мне легко с этим жить?!

Сжав губы, монах посмотрел на него пристальным взглядом.

— Легче, чем мне, — произнес он наконец.

При этих словах руки рейтара безвольно упали вдоль тела.

— Тогда я сделаю это.

— Нет, — покачал головой монах, смотря затем посмотрел прямо в глаза рейтара. — Ты ещё молод и из Берегонда выйдет толк. Тебе ещё есть куда идти, а для меня это будет отличным завершением пути.

Озри успел уже позабыть, когда видел в последний раз такой взгляд Учителя. Он означал только одно — спорить с Аттоном Вестником бесполезно и никакие аргументы его не переубедят. Рейтар вздохнул и поник.

— Дашь нам время?

— Вам хватит двух часов и шестнадцати минут, чтобы уйти из зоны поражения, — вмешался Четвертый.

Монах хмыкнул.

— У вас три с половиной часа, — робот тут же произвел какие-то манипуляции со стеной и по ней побежали красные цифры.

Когда за Озри и Берегондом закрылась дверь, Аттон вернулся в кресло и закрыл глаза.

— Подождем, — слабо улыбнулся он.

 

По стене беззвучно и неумолимо бежали красные цифры. Робот вышагивал по комнате, иногда поворачивая голову в сторону сложившего в молитвенном жесте руки человека.

— Ты его пощадил, — внезапно гулко произнес Четвертый и остановился.

— Что? — вскинул голову монах.

— Он погубил твоих близких, но остался жив.

Аттон вздохнул и протер глаза, ставшие вдруг влажными.

— Озри выполнял приказ, как я его и учил. Он был мне как сын в течении долгих пятнадцати лет,— в его голосе сквозила усталость. — Я не смог его убить, но и простить не сумел. Всё, на что меня хватило — уйти в монахи Страдания, добровольное изгнание.

— Нетипично для вашей цивилизации, — прошелестела маска, затем робот вернулся к методичному вышагиванию по комнате.

— Ты не прав, — произнес он спустя час.

Монах ничего не ответил, лишь посмотрел исподлобья на массивную фигуру робота.

— Ты сказал, что тебе нет ради кого жить. Но ты нужен Озри.

— Чего ты добиваешься? — взорвался Аттон. — Если хочешь, чтобы я нажал эту чертову кнопку, то замолчи и дай мне спокойно помолиться!

— А кому ты молишься? — с интересом спросил робот.

— Богу, — раздраженно ответил Аттон. — Тому, кто породил нас и посылает испытания на нашем пути.

— Я уже говорил — вас породили жители Эдвертайна, когда изгнали всех, кто представлял потенциальную угрозу для процветания общества.

— Не самый нравственный поступок, — заметил Аттон, откидываясь на спинку кресла.

— Согласен, — пророкотал робот. — Но мое затруднение не в том, кому ты молишься. Ни ты, ни Озри, ни тот мальчик совсем не похожи ни на тех изгнанников, ни на тех варваров, контакт с которыми состоялся тысячу сто два года назад.

— Что поделать, — пожал плечами Аттон. — Людям свойственно меняться и быть разными. Кто-то лучше, кто-то хуже. И выбор, по большому счету, делаем мы сами.

Робот замер в самом дальнем от кресла углу и больше не шевелился.

Наконец огни на стене погасли, и раздался легкий мелодичный звук.

— Пора, — вставая, негромко произнес Аттон.

— Подожди, — окликнул его Четвертый, когда монах уже занес руку над устройством. — Ты должен знать две вещи. Согласно Закону, я попытаюсь помешать тебе, так что будь готов. И я одержим гордыней.

Человек удивленно поднял брови и посмотрел на робота.

— Взрывы начнутся с окраин города и только последний произойдет здесь. Так я смогу прочувствовать исполнение своего желания в полной мере.

— И как это касается меня?

— Если поднявшись по лестнице, ты повернешь направо, то перед тобой будет аварийный выход. У тебя будет шанс выбраться.

— Зачем мне он? — криво усмехнулся Аттон. — Я уже отказался от этой жизни.

— Ты нужен Озри.

Вместо ответа Аттон решительно нажал на кнопку. В тот же миг на него налетел робот и отшвырнул к стене. Но Четвертый не успел — вдалеке послышались глухие взрывы и раздался жуткий, становящийся всё громче визг.

Вслушиваясь в их приближение, Аттон чувствовал, как с каждым мигом тает его решимость. Внезапно он встретился с зеленым огнем глаз Четвертого. Всего мгновение длилось их беззвучное противостояние, затем человек побежал. В узком коридоре со всех сторон мигали ярко-оранжевые огни, с потолка беспрерывно лилась вода, а визг стал просто невыносим. Не дожидаясь, пока лестница поднимет его, монах в три широких прыжка достиг её вершины. На этом уровне уже царил хаос — роботы самых разных форм и расцветок метались из стороны в сторону. Город спасает себя, подумал было монах, но затем понял свою ошибку. На его глазах обрушилась стена дальнего коридора и придавила с дюжину роботов, но никто не кинулся им на помощь, наоборот, их собратья постарались оказаться от места обвала как можно дальше. На миг Аттон проникся жалостью к бедолагам, но затем осознал, что тратит драгоценное время и бросился со всех ног к аварийному выходу…

… лишь затем, чтобы увидеть, как рушится проход прямо перед ним. Пространство мялось, сжималось под воздействием неведомых ему сил. На него упал небольшой камень, вырванный из потолка, но монах успел отскочить. За первым последовал второй, за ним ещё и ещё. Закусив губу, он приготовился к смерти, стараясь не обращать внимания на боль в рассеченном виске и ушибленной одним из камней руке. Но когда на плечо упал гораздо больший булыжник, он не выдержал и завопил от боли. Дальше — ничего.

Очнулся он от слабого дуновения ветра, пахнущего степными травами, и странного стрекочущего смеха.

— Я жив, — еле проговорил он, пытаясь разомкнуть глаза.

— Верно, — произнес звонкий голос, прозвучавший словно поверх беспрерывного смеха.

Когда Аттон наконец разомкнул веки, он увидел над собой трясущегося от смеха робота.

— Ты? Почему?

— Я забыл свое предназначение, но вновь обрел его.

Монах, охнув, привстал на локтях. Он и спятивший робот были неподалеку от подножия гор, среди которых валил черный дым.

— Позвольте представиться, — весело продолжил Четвертый. — Робот-спасатель в экстремальных условиях интеллектуальный, прототип четыре, сокращенно СЭУ-И4, — он наклонился ближе к человеку, обнажая содержимое своего открытого корпуса. Точнее, его пустоту — внутри ничего не было, кроме мягких даже на вид стенок. — Но друзья могут называть меня просто один-ноль-ноль. Это на нашем, машинном языке.

Несколько секунд монах с тупым выражением лица вглядывался в металлическую маску над ним, затем упал на землю, корчась от боли и смеха.

— Один-ноль-ноль, мать твою! — прорыдал он. — Сто! Сто! Я искал тебя! Но какого черта ты вытащил и меня и себя из города?!

В голосе робота появились виноватые нотки.

— Я был создан, чтобы спасать людей из самых опасных ситуаций. И когда ты закричал, сработала моя программа.

— И ты совсем не огорчен?

Один-ноль-ноль извлек откуда-то из-за спины странный мешочек и приложил к плечу монаха. Пульсирующая боль стала потихоньку уходить.

— Я впервые за свое существование выполнил свой долг. Трудно быть прототипом, промежутком. Правда, в итоге я оказался вершиной развития своего рода.

Он замолчал ненадолго.

— Но вот твой род изменился, человек. И мне будет очень интересно посмотреть на этот мир в твоей компании. И ещё Озри, и того любопытного мальчика.

— Да, — впервые за долгие годы по-настоящему улыбнулся Аттон. — Думаю, я смогу это устроить.